Забудут люди, что жила на свете такая красавица, станут друг другу занятный камень показывать, да еще сказку какую-нибудь сочинят для развлечения.
А Петро с тоски и горя, от стыда, что колдунья его, как мальчонку малого, провела, поплыл прочь с белого света, на самую глубину, где камбалам, в общем-то, жить и положено.
Чем глубже уплывает, тем темнее вода становится, будто ночь наступает. Видит Петро: что за чудо? Стоит на дне, на белом песке, дворец. Вокруг него вроде как сад насажен, водоросли всякие качаются: желтые, бурые, красные – как наши деревья осенью, листья у них - всяких фасонов. Рыбки в листве шныряют, ни дать, ни взять наши птички, только что не поют. А по низу всякие морские чудища-диковины ползают.
Петро даже страдать забыл: смотрит - дивится.
Тут морские девки его окружили: сами голорукие, гологрудые, вместо ног – рыбьи хвосты, а волосы дорогими жемчугами и кораллами изукрашены.
- Ой, сестрицы, - кричат, - глядите, какая диковина сама в наш сад приплыла. Давайте покажем ее батюшке!
А были это дочки морского царя – все красавицы и гордячки. Подхватили они Петро под плавники, повлекли в морской дворец. Там сам морской царь на троне сидит, борода его по воде вьется, из нее мелкие рыбешки глядят, заодно крошки подъедают.
Увидел морской царь рыбу-Петро.
- Сдается мне, - говорит, - это не просто рыба.
И как шарахнет своим посохом о камень, на котором трон стоял. Поверху по тихой воде большая волна пошла; корабли и лодки, в которых моряки зазевались, опрокинулись. Только Петро про это знать не знал.
Перестал он быть рыбой, встал в своем обычном виде, в синей рубахе на белом песочке перед морским царем и его дочками. Смотрит, ничего: дышать можно, и вода не давит.
- Ну, рассказывай, молодец, как до жизни такой дошел, что рыбой перекинулся и к моим дочкам в диковинный сад залез? - спрашивает морской царь, сам брови хмурит, но не сердито, а так – для порядка. Интересно же ему.
Ну Петро все и выложил. Подивился царь, посмеялись морские девки, поохали, поплакали, а потом уплыли кто куда. Они, вишь, хоть красавицы и гордячки, и вообще морские царевны, но память у них, как у золотых рыбок. Или же девичья.
Только младшая доченька, сцепила ручки в самоцветных перстнях у груди и говорит мечтательно:
- Ах, если бы кто меня так любил! Коли у тебя, Петруша, был бы рыбий хвост, не отпустила бы тебя ни за какие ракушки, но раз ты с ногами, делать с тобой нечего! Помогу твою Анельку расколдовать.
В то время золотоглазая ведьма в домишке в окно смотрела. Видит: вздымается на море великая волна, и несет эта волна на хребтине резной корабль с расписными парусами.
А плыл на том корабле заморский королевич. Корабельщики его умелые были, и завидев волну, которую морской царь ненароком своим посохом поднял, мигом развернули корабль в нужную сторону, и волна его прямиком в городскую гавань доставила.
Черноволосая ведьма, не мешкая, зеленых яблок с дерева натрясла, в спелые персики обратила, а один персик, самый бархатный и румяный, в приворотное зелье макнула и сверху положила. С этим в порт поспешила.
Вышел королевич на палубу, смотрит, куда его занесло. А народ на берег сбежался, на него глядит. Узрел королевич в толпе красавицу с золотыми глазами, да с черными кудрями, да с корзиной, полной персиков.
«Надо же, - думает, - какой благодатный край. Персики тут уже зрелые, а у нас только недавно яблони отцвели! И какая, однако, красавица корзину держит!»
Приказал юнге пригожую торговку на борт звать. Та поднялась, лучший персик протягивает.
Только надкусил королевич сочный бочок – вмиг влюбился! Приказал, не медля, паруса поднимать, домой плыть, жениться ему скорее охота.
А младшая морская царевна все это в своем волшебном зеркале видела. У них там на дне морском чудес и диковин больше, чем у нас на земле! Ведь море-то куда больше суши! И кораблей с товарами в нем утонуло немало, поди-ка, за все времена!
Дождалась морская девка, когда корабль на самую глубину заплывет, стала особым криком кричать, ведьму звать. Ну, та вышла, потому что никакая девушка против того зова не устоит; свесилась за борт, смотрит.
А младшая дочка всех своих сестер собрала, велела им золото да самоцветные каменья щедрой рукой кидать, а сама посреди этого драгоценной круговерти портрет самого невероятного красавца с потонувшего восточного корабля подняла - куда там королевичу!
Помутился ведьмин разум от блеска богатств, помстилось ей, что красавец на портрете – живой, и сиганула она за борт! Сестрицы-русалки ее тут же с хохотом на дно увлекли, а меньшая сестричка гребень с молодостью из волос выдернула и к Петро поспешила.
Ну в скорости, конечно, дельфины в большой раковине Петруху к Анеле доставили.
Бедняжка ни жива, ни мертва на камне сидела, от горя сама почти в камень обратясь.
Стал Петруша костяным ведьминым гребнем волосы Анелюшке чесать. Стали серебряные волосья золотыми кудрями завиваться, стала Анелюшка оживать да хорошеть! Обнялись они с Петрушей и поплыли на лодке домой. Там и свадебку сыграли.
А гребень этот проклятый Петро на самом глубоком месте в воду бросил – чтоб никто больше им чужую молодость не воровал.
Тут бы и сказке конец, ан нет! Морские сестрички ведьме утонуть не дали, поселили ее в пещере в саду с диковинами. Вишь, забавным им показалось, чтобы в саду у них настоящая колдунья жила.
Ведьма на дне прижилась, много колдовского добра с утонувших кораблей к себе в пещеру натаскала, и гребешок, который простодушный и смелый Петруха когда-то выбросил, однажды среди ракушек подобрала. То-то обрадовалась!
С тех пор она то там, то здесь на берег из моря выходит, да у зазевавшихся девушек молодость ворует. Но берет помаленьку, чтоб незаметно было.
А люди говорят – от загара, дескать, кожа старится. Ох, не в загаре тут дело, совсем не в загаре - сами понимаете! Так что осторожнее будьте, девушки, коли гуляете на морском берегу!
А Петро с тоски и горя, от стыда, что колдунья его, как мальчонку малого, провела, поплыл прочь с белого света, на самую глубину, где камбалам, в общем-то, жить и положено.
Чем глубже уплывает, тем темнее вода становится, будто ночь наступает. Видит Петро: что за чудо? Стоит на дне, на белом песке, дворец. Вокруг него вроде как сад насажен, водоросли всякие качаются: желтые, бурые, красные – как наши деревья осенью, листья у них - всяких фасонов. Рыбки в листве шныряют, ни дать, ни взять наши птички, только что не поют. А по низу всякие морские чудища-диковины ползают.
Петро даже страдать забыл: смотрит - дивится.
Тут морские девки его окружили: сами голорукие, гологрудые, вместо ног – рыбьи хвосты, а волосы дорогими жемчугами и кораллами изукрашены.
- Ой, сестрицы, - кричат, - глядите, какая диковина сама в наш сад приплыла. Давайте покажем ее батюшке!
А были это дочки морского царя – все красавицы и гордячки. Подхватили они Петро под плавники, повлекли в морской дворец. Там сам морской царь на троне сидит, борода его по воде вьется, из нее мелкие рыбешки глядят, заодно крошки подъедают.
Увидел морской царь рыбу-Петро.
- Сдается мне, - говорит, - это не просто рыба.
И как шарахнет своим посохом о камень, на котором трон стоял. Поверху по тихой воде большая волна пошла; корабли и лодки, в которых моряки зазевались, опрокинулись. Только Петро про это знать не знал.
Перестал он быть рыбой, встал в своем обычном виде, в синей рубахе на белом песочке перед морским царем и его дочками. Смотрит, ничего: дышать можно, и вода не давит.
- Ну, рассказывай, молодец, как до жизни такой дошел, что рыбой перекинулся и к моим дочкам в диковинный сад залез? - спрашивает морской царь, сам брови хмурит, но не сердито, а так – для порядка. Интересно же ему.
Ну Петро все и выложил. Подивился царь, посмеялись морские девки, поохали, поплакали, а потом уплыли кто куда. Они, вишь, хоть красавицы и гордячки, и вообще морские царевны, но память у них, как у золотых рыбок. Или же девичья.
Только младшая доченька, сцепила ручки в самоцветных перстнях у груди и говорит мечтательно:
- Ах, если бы кто меня так любил! Коли у тебя, Петруша, был бы рыбий хвост, не отпустила бы тебя ни за какие ракушки, но раз ты с ногами, делать с тобой нечего! Помогу твою Анельку расколдовать.
В то время золотоглазая ведьма в домишке в окно смотрела. Видит: вздымается на море великая волна, и несет эта волна на хребтине резной корабль с расписными парусами.
А плыл на том корабле заморский королевич. Корабельщики его умелые были, и завидев волну, которую морской царь ненароком своим посохом поднял, мигом развернули корабль в нужную сторону, и волна его прямиком в городскую гавань доставила.
Черноволосая ведьма, не мешкая, зеленых яблок с дерева натрясла, в спелые персики обратила, а один персик, самый бархатный и румяный, в приворотное зелье макнула и сверху положила. С этим в порт поспешила.
Вышел королевич на палубу, смотрит, куда его занесло. А народ на берег сбежался, на него глядит. Узрел королевич в толпе красавицу с золотыми глазами, да с черными кудрями, да с корзиной, полной персиков.
«Надо же, - думает, - какой благодатный край. Персики тут уже зрелые, а у нас только недавно яблони отцвели! И какая, однако, красавица корзину держит!»
Приказал юнге пригожую торговку на борт звать. Та поднялась, лучший персик протягивает.
Только надкусил королевич сочный бочок – вмиг влюбился! Приказал, не медля, паруса поднимать, домой плыть, жениться ему скорее охота.
А младшая морская царевна все это в своем волшебном зеркале видела. У них там на дне морском чудес и диковин больше, чем у нас на земле! Ведь море-то куда больше суши! И кораблей с товарами в нем утонуло немало, поди-ка, за все времена!
Дождалась морская девка, когда корабль на самую глубину заплывет, стала особым криком кричать, ведьму звать. Ну, та вышла, потому что никакая девушка против того зова не устоит; свесилась за борт, смотрит.
А младшая дочка всех своих сестер собрала, велела им золото да самоцветные каменья щедрой рукой кидать, а сама посреди этого драгоценной круговерти портрет самого невероятного красавца с потонувшего восточного корабля подняла - куда там королевичу!
Помутился ведьмин разум от блеска богатств, помстилось ей, что красавец на портрете – живой, и сиганула она за борт! Сестрицы-русалки ее тут же с хохотом на дно увлекли, а меньшая сестричка гребень с молодостью из волос выдернула и к Петро поспешила.
Ну в скорости, конечно, дельфины в большой раковине Петруху к Анеле доставили.
Бедняжка ни жива, ни мертва на камне сидела, от горя сама почти в камень обратясь.
Стал Петруша костяным ведьминым гребнем волосы Анелюшке чесать. Стали серебряные волосья золотыми кудрями завиваться, стала Анелюшка оживать да хорошеть! Обнялись они с Петрушей и поплыли на лодке домой. Там и свадебку сыграли.
А гребень этот проклятый Петро на самом глубоком месте в воду бросил – чтоб никто больше им чужую молодость не воровал.
Тут бы и сказке конец, ан нет! Морские сестрички ведьме утонуть не дали, поселили ее в пещере в саду с диковинами. Вишь, забавным им показалось, чтобы в саду у них настоящая колдунья жила.
Ведьма на дне прижилась, много колдовского добра с утонувших кораблей к себе в пещеру натаскала, и гребешок, который простодушный и смелый Петруха когда-то выбросил, однажды среди ракушек подобрала. То-то обрадовалась!
С тех пор она то там, то здесь на берег из моря выходит, да у зазевавшихся девушек молодость ворует. Но берет помаленьку, чтоб незаметно было.
А люди говорят – от загара, дескать, кожа старится. Ох, не в загаре тут дело, совсем не в загаре - сами понимаете! Так что осторожнее будьте, девушки, коли гуляете на морском берегу!
