Мертвая птица
«Почему некоторые люди рождаются птицами?»
Лисса смотрела на орла, который кругами поднимался все выше и выше в небо, не шевельнув крылом. Велосипед ее при этом петлял и кренделял, но по пустой дороге можно ехать, как угодно.
Она только что миновала Зубы – ряд белых камней у самого городка, и подъезжала к Монаху – узкой скале на обочине. Дальше до самой деревни тянулись пологие холмы с белыми валунами и белыми овцами. Лисса обожала родные места.
В корзинке на руле лежали библиотечные книги для нее и мамы, бутылочка с ванильной эссенцией, коробка с двумя пирожными и багет – то, чего не купишь в деревенской лавочке. И взмахивал в такт велосипедным вихляниям пышный букет из алтейки, подаренный хозяйкой кондитерской.
Орел стал крохотным, как березовое семечко, и почти слился с тучей.
«Вот бы глянуть с такой высоты…Небось, и Англию видно!» Тут Лиссе пришлось резко отвернуть, потому что из-за Монаха прямо ей под колеса выскочили двое. Она не удержала велосипед и упала. Один мужчина вырвал руль, другой, зажав ей рот, потащил за скалу.
Девочка оторопела. Все было настолько дико, что просто не могло случиться наяву.
Ладонь омерзительно воняла табаком и кислятиной. Лисса опомнилась и стала выворачиваться. Звать на помощь не получалось, поскольку ладонь зажимала лицо от глаз до подбородка, да и никто и не услышал бы. Постепенно до нее стало доходить, насколько все страшно.
– Деньги забери! – крикнул укравший велосипед.
– У нее кое-что получше есть! Я первым буду!
– Ты, чо, дурак?!
– Мы быстро. Тут никого нет.
Ладонь была твердой, зубы скользили по ней, не кусая. Лисса мычала и брыкалась. Нога удачно залепила в мягкое, человек охнул и ударил девочку по голове.
Тут раздался свист, все заполонили пестрые перья. Упав на траву, Лисса откатилась подальше от битвы, точнее, от избиения. От насильника виднелись только ноги – все остальное закрывал огромный орел, который лупил бандита крыльями, драл клювом и когтями. Взлетел, только когда негодяй заскулил. Согнувшись и закрывая окровавленными руками лицо, стеная и всхлипывая, побитый похромал прочь.
Орел перелетел на дорогу, оттуда послышались новые вопли. Когда и они стали удаляться, орел вернулся. Встал на траву, устойчиво расставив пернатые лапы. Не успела Лисса подивиться, какие они длинные и крепкие – словно и не птичьи, как на месте орла оказался голый мужчина.
– Пардон! – Он прикрылся руками. – Ты в порядке?
Тут Лисса узнала дядю Кайла.
Он был родом из их деревни, но давно переехал в город. Девочка пискнула:
– Ага!
– Посиди, я сейчас.
В один миг Кайл-орел взлетел на Монаха, сбросил какие-то вещи. Очень скоро в джинсах, натягивая футболку, он вернулся.
– Вот сволочи! Это не наши – бродяги какие-то. Я тебя провожу.
Нетвердо ступая, Лисса выбралась на дорогу. Голова кружилась. Хорошо, что дядя Кайл отведет ее домой.
– Ты молодец! А драндулету твоему досталось. Ха! Ну и колесо! Хочешь, починю?
Лисса колебалась.
– Или дома есть кому чинить? – прищурился дядя Кайл.
– Некому, – призналась девочка.
– Линда-то меня вспоминает?
«Мама только что пальцы рожками не выставляет, если слышит ваше имя», – вертелось на языке, но она вежливо ответила:
– Иногда. Но не часто.
Некоторое время они шли молча бок о бок, потом Кайл сказал:
– Вот уж не думал, что доведется пройтись с дочкой Клауда. Ты очень похожа на мать.
Лисса дернула плечиком.
Кайл исподтишка рассматривал ее, точно хотел вызнать нечто важное. Разглядывание это не имело ничего общего с сальными взглядами, которые с недавних пор иногда ловила на себе Лисса.
– Цапля, – вдруг сказал он.
– Что?
– Да так. Мать тебе рассказала?
– А что она должна была рассказать?
– Ну, раз ничего, то и я промолчу. Выросла ты. Вон, какая длинноногая да худенькая, точно камышинка. Принесу вам зайца на похлебку, когда велик пригоню. Тебе надо хорошо кушать.
– Мама не возьмет, – Лисса вздохнула, потому что при мысли о заячьей похлебке в животе сделалось тоскливо.
Дядя Кайл помолчал.
-Знаешь, давай-ка ты одна больше по дороге не езди.
– У нас здесь тихо.
– Тихо, да ты уже девушка. Ладно, вон колокольня видна, здесь тебя никто не тронет! Рад был увидеться. А драндулет твой через денек починю. Во двор переставлю. Живете все там же?
– Да.
– И забор низкий?
– И дырявый. Спасибо вам, дядя Кайл.
Пришлось рассказать маме про нападение. Иначе как объяснить ссадины, рваную одежду, пропажу покупок и велосипеда. Книги и эссенцию Лисса принесла, остальное бросила у дороги.
– Лисса, деточка! – охнула мама и кинулась то ли обнимать, то ли ощупывать дочку, чтоб убедиться, что она в порядке. – надо сказать старосте.
– Не надо! Дядя Кайл их так отделал, что они не вернутся.
– Кайл? – переспросила мама таким странным тоном, что Лиссе показалось: они обе погружаются под воду. – Он, что же, следил за тобой?
– Ничего не следил! Просто летал в небе. Это я за ним следила. Но я тогда не знала, что это дядя Кайл. Думала: просто орел.
Тут мама застыла. Она уставилась в одну точку неподвижным кошачьим взглядом.
– Мам! – окликнула Лисса.
Та не шелохнулась.
– Мам! Ну ты что? Нормально же все! Видела бы ты, как дядя Кайл их лупил. Они ничего со мной не успели сделать, только напугали и велик сломали. Хлеб растоптали. Но дядя Кайл сказал, что велик починит! Он хороший! А хлеб можно в лавочке…
Тут голова Лиссы мотнулась от оглушительной пощечины. Второй раз за день ее ударили. Это было так внезапно, больно, обидно и совершенно незаслуженно, что слезы хлынули сами собой.
Лиссу никогда не били, только в раннем детстве шлепали по попке.
Она отшатнулась. В ушах звенело, в глазах плыло, она ничего не видела, а главное – не понимала, за что получила оплеуху от родной матери, в то время как отчаянно нуждалась в ласке и утешении.
Линда порывисто кинулась обнимать дочь, они обе не удержались на ногах и упали.
– Прости, прости, прости меня, Лисса, родненькая – шептала Линда, целуя мокрое от общих слез лицо дочери. – У меня же никого нет, кроме тебя, понимаешь? Я умру, если останусь одна! Я уже потеряла мужа, я не перенесу! Это не люди! Они не должны жить на свете! Они бросают детей на камни! Ты понимаешь: на камни! Детей! Кто полетит – тот выжил! Остальные не нужны! Если ты не летаешь, то ты никто. У них все набекрень в головах, Лисса! Они не люди! Не бросай меня! Не уходи!
Ошеломленная девочка молчала. Мать, рыдая, выкрикивала непонятное.
Казалось, дядя Кайл был для нее гораздо страшнее, чем напавшие на дочь бродяги.
Лиссу так и подмывало спросить про отца, но она боялась. Линда точно обезумела. Она принялась трясти Лиссу за плечи.
– Обещай, что никогда не подойдешь к Кайлу и Лайонсам!
Лисса отвернулась, чтоб не видеть искаженного лица матери. Она думала про велосипед. Если не забрать его у дяди Кайла, то на новый копить очень долго!
«Интересно, если Кайл ко мне подойдет или подлетит, я, что, должна бежать, как дура? Это невежливо», – подумала Лисса, зная уже, что не побежит, но маме сказала:
– Конечно, не подойду.
Велосипед на следующее утро обнаружился во дворе, прислоненным к забору. Снаружи забора по серебристой от росы траве тянулся бархатисто-зеленый след: дядя Кайл пришел и ушел пешком.
«Конечно, не понесет же он велосипед в когтях!» – подумала Лисса, но из-за того, что Кайл пришел в человеческом облике, на сердце потеплело.
Велосипед оказался не только починен, но и смазан, тормоза отрегулированы, колеса накачаны. Лисса отвела ухоженную машину в сарай.
Мама будто не заметила возвращения велосипеда, как не желала видеть ссадин и темных подглазий у Лиссы. Она вела себя так, словно нападения не было. Зато испекла любимый дочерью медовик и подарила бусы, которые носила в девичестве. Но Лисса чувствовала, будто меж ней и Линдой возникла трещина, и их относит все дальше друг от друга.
Неуклюжая громада дома Лайонсов стояла в стороне от деревни, над обрывом. Море подтачивало берег, казалось, еще чуть – и бок дома повиснет в воздухе. Но почерневший от старости дом дом с четырьмя фронтонами презирал опасность. Если кому-то из многочисленных Лайонсов требовалась новая комната, то с безопасной стороны пристраивали флигель, веранду или башенку – кому что нравилось.
Из двери со стороны моря выходил трамплин, похожий на нырялку, какие делают мальчишки над глубокими местами, чтоб удобней прыгать в воду. Только здесь место не было глубоким – пена под обрывом билась о камни. Упасть туда означало гибель.
Из деревенских только Лайонсы превращались в птиц. Раньше был еще дядя Кайл, но он уехал. Зато в городке издавна жили семейства людей-птиц – эти безобидные оборотни прижились в округе и никого не волновали.
Люди-птицы жили обособленно, женились на своих, храня породу.
«Наверное, у них и обычаи другие. С деревенскими о полетах и ветрах не поговоришь, нашим бы только про овец да огороды», – думала Лисса, сидя в кустах на мысу, откуда хорошо был виден дом летучих людей. Раньше она ими не особо интересовалась.
По трамплину одна за другой пробежали две фигурки, оттолкнулись и прыгнули в пустоту. Одна на взлете обернулась чайкой, а другая провалилась до самых камней – Лисса аж палец закусила в волнении – но прыгун не разбился, а взмыл из пены чайкой и помчался догонять друга. Лисса потеряла их из виду на фоне солнца.
– Следишь за нами? – весело спросили сзади.
Она обернулась. Мальчик и девочка, примерно ее возраста, стройные и худые, какие-то очень легкие, словно кости их были наполнены воздухом, стояли рядом.
Они не замечали собственной наготы.
«Конечно, – подумала Лисса, – привыкли. Ведь запутаешься крыльями в одежке, если не разденешься».
– Мы увидели тебя сверху, – сообщила девочка. Она наклонила голову вбок и глянула искоса, одним глазом.
– Я…эм… просто хотела посмотреть, как вы превращаетесь.
– Не превращаемся, а переходим, – поправил мальчик. – Меня зовут Вин. – Он протянул узкую ладонь.
Лисса осторожно пожала длинные хрупкие пальцы.
«Дядя Кайл на вид куда крепче. Но он же орел»
– А я Альбиренда. Можно просто Ренни. Мы близнецы.
Этого можно было и не объяснять.
– Я думала, близнецам дают похожие имена.
– Мы любим играть. Все должно быть интересно! Поэтому мама с папой и назвали нас по-разному – чтоб все удивлялись. Хочешь посмотреть наш дом?
– Конечно!
Лиссе хотелось поступать матери назло. Не столько пощечина обидела ее, а то, что мать непонятно почему словно не замечала беды, случившейся с дочкой. Только дядя Кайл повел себя правильно: спас, успокоил, привел домой, починил велосипед, но мать запрещала даже упоминать его, и это тоже рождало отчуждение. Страх матери пугал Лиссу. Запреты рождали злость. Она чувствовала, как наметившаяся между ними трещина разрастается в пропасть.
Посмотреть дом Лайонсов было соблазнительно.
«Ведь не заманивают же они меня, чтоб бросить с обрыва!».
– Ненавижу ходить босиком, – сказала Альбиренда, оглаживая ступню и вынимая колючку. – Ты не обидишься, если мы полетим, хоть это и невежливо? Иди к дому, там встретимся.
Они взвились чайками и вмиг умчались, затерялись среди простых птиц.
Лисса пошла меж кустами дрока, а потом по овечьему пастбищу, мстительно радуясь, что не слушается матери. Она никогда не подходила близко к дому Лайонсов. К ее удивлению, на задворках был разбит огород, в загоне толпились овцы, и всюду бродили куры. Обычное деревенское хозяйство. Старый Барт вел барана. Он уставился на Лиссу, как тот самый баран на новые ворота. Барт был обычным крестьянином, наверное, он привел барана на случку. Лисса отвернулась. Ей не хотелось, чтоб ее видели у Лайонсов.
Ренни и Вир бежали навстречу. Парень оделся просто, в футболку и джинсы, а девочка нарядилась в вышитое прямое платье, голову украсила индейской повязкой с перьями.
«Мы любим играть», – вспомнилось Лиссе.
Они прошли темными переходами, где пахло старым деревом и чем-то смутно знакомым, приятным, и очутились в большом зале с камином. Потолок казался низким из-за обширности помещения.
На ковре перед камином в подушках играли дети.
«Строят гнездышко, – подумала Лисса, но тут же разглядела, что дети, разместившись со всем удобством, играют в дженгу. Не отвлекаясь от игры, они помахали Лиссе. Молодая толстушка, совсем не птичьего вида, шила у окна, покачивая ногой колыбель. Она подняла голову от работы и улыбнулась двушке. Никто не удивился ее приходу.
«У них часто бывают гости, что ли?» – Лисса представила, как птицы из далеких стран со всех сторон слетаются к дому на обрыве.
– Мы хотим показать тебе нашу коллекцию ракушек, но бабушка попросила сперва привести тебя к ней для знакомства.
– Мы подождем тебя в зале, а потом покажем ракушки.
– Мы собирали их на островах.
– Мы ныряли.
– Бабушка живет на башне – надо долго лезть по ступенькам, – наперебой щебетали близнецы.
Тут раздались вопль и смех: хлипкое сооружение из брусков рухнуло. Маленькие игроки оглянулись на гостью. На Лиссу смотрела целая полянка глаз: голубых, карих, серых, ясных, смеющихся, ласковых
«Неужели их всех скинут со скалы? И некоторые разобьются? Поэтому у них так много детей?»
Ей стало не по себе, но близнецы уже тянули прочь, в нишу, за которой начинались кривые полустертые ступени винтовой лестницы.
– Как же бабушка по ним лазает? – удивилась Лисса.
– А она и не лазает!
– Просто залетает в окошко.
– Мы тоже идем только ради тебя!
– И еще потому что это весело!
– Мы сто лет тут не были!
Брат с сестрой галдели, как воробьиная стая в весенний день.
Но Лиссе не давала покоя страшная мысль:
– А правда, что вы скидываете детей с высоты, чтоб они научились летать?
Близнецы переглянусь и стали серьезными.
– Глупость какая, – сказал Вин. – Нет, конечно. Это же опасно.
– Если они сейчас перейдут, то будут птенцами, совсем беспомощными – а какой в этом смысл?
– Когда придет время учиться летать, они научатся и переходу.
– Это как учиться ходить и говорить – никто же не учит специально. Смотрят на старших и повторяют.
– Ах, ты, наверное, говоришь про взрослых! Да, если кто-то жил один и не знал, что он – крылатый, то такому человеку для перехода нужна встряска. Чаще прыгают с высоты. Но обычно все хорошо кончается.
– Я вообще не помню несчастных случаев.
– А почему кто-то из вас чуть не разбился о камни сегодня утром? – спросила Лисса.
– А, – прорычала Ренни, – это Вин. Терпеть не могу его выкрутасов!
– Лучше сама попробуй! Знаешь, какой кайф!
Чтоб не дать разгореться перепалке, Лисса спросила:
– Вы говорите: переход, переход? А что это?
– Трудно сразу объяснить.
– Вроде как в другом мире у нас есть другое тело, и можно на время поменяться.
– А если в том мире станешь человеком в воздухе, как тогда? – растерялась Лисса.
– Нет, Вин плохо объясняет. Это скорее, как если у тебя есть одежда в шкафу, и ты одеваешь на себя другой облик, а прежний вешаешь в шкаф. Где-то в другом мире, очень быстро.
– Но этот облик живой, он растет и все такое прочее.
– У нас будто по два тела.
– Во всяком случае мы не оборачиваемся, как верфольфы в кино.
Тут оба близнеца нависли над Лиссой со скрюченными пальцами, и жутко завыли.
Лисса запищала, подыгрывая.
– Чш, – сказала Ренни, – мы пришли! – Она позвякала кольцом о железку на поцарапанной дверце с полукруглым верхом, и сразу, не дожидаясь ответа, потянула за то же кольцо.
«Почему некоторые люди рождаются птицами?»
Лисса смотрела на орла, который кругами поднимался все выше и выше в небо, не шевельнув крылом. Велосипед ее при этом петлял и кренделял, но по пустой дороге можно ехать, как угодно.
Она только что миновала Зубы – ряд белых камней у самого городка, и подъезжала к Монаху – узкой скале на обочине. Дальше до самой деревни тянулись пологие холмы с белыми валунами и белыми овцами. Лисса обожала родные места.
В корзинке на руле лежали библиотечные книги для нее и мамы, бутылочка с ванильной эссенцией, коробка с двумя пирожными и багет – то, чего не купишь в деревенской лавочке. И взмахивал в такт велосипедным вихляниям пышный букет из алтейки, подаренный хозяйкой кондитерской.
Орел стал крохотным, как березовое семечко, и почти слился с тучей.
«Вот бы глянуть с такой высоты…Небось, и Англию видно!» Тут Лиссе пришлось резко отвернуть, потому что из-за Монаха прямо ей под колеса выскочили двое. Она не удержала велосипед и упала. Один мужчина вырвал руль, другой, зажав ей рот, потащил за скалу.
Девочка оторопела. Все было настолько дико, что просто не могло случиться наяву.
Ладонь омерзительно воняла табаком и кислятиной. Лисса опомнилась и стала выворачиваться. Звать на помощь не получалось, поскольку ладонь зажимала лицо от глаз до подбородка, да и никто и не услышал бы. Постепенно до нее стало доходить, насколько все страшно.
– Деньги забери! – крикнул укравший велосипед.
– У нее кое-что получше есть! Я первым буду!
– Ты, чо, дурак?!
– Мы быстро. Тут никого нет.
Ладонь была твердой, зубы скользили по ней, не кусая. Лисса мычала и брыкалась. Нога удачно залепила в мягкое, человек охнул и ударил девочку по голове.
Тут раздался свист, все заполонили пестрые перья. Упав на траву, Лисса откатилась подальше от битвы, точнее, от избиения. От насильника виднелись только ноги – все остальное закрывал огромный орел, который лупил бандита крыльями, драл клювом и когтями. Взлетел, только когда негодяй заскулил. Согнувшись и закрывая окровавленными руками лицо, стеная и всхлипывая, побитый похромал прочь.
Орел перелетел на дорогу, оттуда послышались новые вопли. Когда и они стали удаляться, орел вернулся. Встал на траву, устойчиво расставив пернатые лапы. Не успела Лисса подивиться, какие они длинные и крепкие – словно и не птичьи, как на месте орла оказался голый мужчина.
– Пардон! – Он прикрылся руками. – Ты в порядке?
Тут Лисса узнала дядю Кайла.
Он был родом из их деревни, но давно переехал в город. Девочка пискнула:
– Ага!
– Посиди, я сейчас.
В один миг Кайл-орел взлетел на Монаха, сбросил какие-то вещи. Очень скоро в джинсах, натягивая футболку, он вернулся.
– Вот сволочи! Это не наши – бродяги какие-то. Я тебя провожу.
Нетвердо ступая, Лисса выбралась на дорогу. Голова кружилась. Хорошо, что дядя Кайл отведет ее домой.
– Ты молодец! А драндулету твоему досталось. Ха! Ну и колесо! Хочешь, починю?
Лисса колебалась.
– Или дома есть кому чинить? – прищурился дядя Кайл.
– Некому, – призналась девочка.
– Линда-то меня вспоминает?
«Мама только что пальцы рожками не выставляет, если слышит ваше имя», – вертелось на языке, но она вежливо ответила:
– Иногда. Но не часто.
Некоторое время они шли молча бок о бок, потом Кайл сказал:
– Вот уж не думал, что доведется пройтись с дочкой Клауда. Ты очень похожа на мать.
Лисса дернула плечиком.
Кайл исподтишка рассматривал ее, точно хотел вызнать нечто важное. Разглядывание это не имело ничего общего с сальными взглядами, которые с недавних пор иногда ловила на себе Лисса.
– Цапля, – вдруг сказал он.
– Что?
– Да так. Мать тебе рассказала?
– А что она должна была рассказать?
– Ну, раз ничего, то и я промолчу. Выросла ты. Вон, какая длинноногая да худенькая, точно камышинка. Принесу вам зайца на похлебку, когда велик пригоню. Тебе надо хорошо кушать.
– Мама не возьмет, – Лисса вздохнула, потому что при мысли о заячьей похлебке в животе сделалось тоскливо.
Дядя Кайл помолчал.
-Знаешь, давай-ка ты одна больше по дороге не езди.
– У нас здесь тихо.
– Тихо, да ты уже девушка. Ладно, вон колокольня видна, здесь тебя никто не тронет! Рад был увидеться. А драндулет твой через денек починю. Во двор переставлю. Живете все там же?
– Да.
– И забор низкий?
– И дырявый. Спасибо вам, дядя Кайл.
Пришлось рассказать маме про нападение. Иначе как объяснить ссадины, рваную одежду, пропажу покупок и велосипеда. Книги и эссенцию Лисса принесла, остальное бросила у дороги.
– Лисса, деточка! – охнула мама и кинулась то ли обнимать, то ли ощупывать дочку, чтоб убедиться, что она в порядке. – надо сказать старосте.
– Не надо! Дядя Кайл их так отделал, что они не вернутся.
– Кайл? – переспросила мама таким странным тоном, что Лиссе показалось: они обе погружаются под воду. – Он, что же, следил за тобой?
– Ничего не следил! Просто летал в небе. Это я за ним следила. Но я тогда не знала, что это дядя Кайл. Думала: просто орел.
Тут мама застыла. Она уставилась в одну точку неподвижным кошачьим взглядом.
– Мам! – окликнула Лисса.
Та не шелохнулась.
– Мам! Ну ты что? Нормально же все! Видела бы ты, как дядя Кайл их лупил. Они ничего со мной не успели сделать, только напугали и велик сломали. Хлеб растоптали. Но дядя Кайл сказал, что велик починит! Он хороший! А хлеб можно в лавочке…
Тут голова Лиссы мотнулась от оглушительной пощечины. Второй раз за день ее ударили. Это было так внезапно, больно, обидно и совершенно незаслуженно, что слезы хлынули сами собой.
Лиссу никогда не били, только в раннем детстве шлепали по попке.
Она отшатнулась. В ушах звенело, в глазах плыло, она ничего не видела, а главное – не понимала, за что получила оплеуху от родной матери, в то время как отчаянно нуждалась в ласке и утешении.
Линда порывисто кинулась обнимать дочь, они обе не удержались на ногах и упали.
– Прости, прости, прости меня, Лисса, родненькая – шептала Линда, целуя мокрое от общих слез лицо дочери. – У меня же никого нет, кроме тебя, понимаешь? Я умру, если останусь одна! Я уже потеряла мужа, я не перенесу! Это не люди! Они не должны жить на свете! Они бросают детей на камни! Ты понимаешь: на камни! Детей! Кто полетит – тот выжил! Остальные не нужны! Если ты не летаешь, то ты никто. У них все набекрень в головах, Лисса! Они не люди! Не бросай меня! Не уходи!
Ошеломленная девочка молчала. Мать, рыдая, выкрикивала непонятное.
Казалось, дядя Кайл был для нее гораздо страшнее, чем напавшие на дочь бродяги.
Лиссу так и подмывало спросить про отца, но она боялась. Линда точно обезумела. Она принялась трясти Лиссу за плечи.
– Обещай, что никогда не подойдешь к Кайлу и Лайонсам!
Лисса отвернулась, чтоб не видеть искаженного лица матери. Она думала про велосипед. Если не забрать его у дяди Кайла, то на новый копить очень долго!
«Интересно, если Кайл ко мне подойдет или подлетит, я, что, должна бежать, как дура? Это невежливо», – подумала Лисса, зная уже, что не побежит, но маме сказала:
– Конечно, не подойду.
Велосипед на следующее утро обнаружился во дворе, прислоненным к забору. Снаружи забора по серебристой от росы траве тянулся бархатисто-зеленый след: дядя Кайл пришел и ушел пешком.
«Конечно, не понесет же он велосипед в когтях!» – подумала Лисса, но из-за того, что Кайл пришел в человеческом облике, на сердце потеплело.
Велосипед оказался не только починен, но и смазан, тормоза отрегулированы, колеса накачаны. Лисса отвела ухоженную машину в сарай.
Мама будто не заметила возвращения велосипеда, как не желала видеть ссадин и темных подглазий у Лиссы. Она вела себя так, словно нападения не было. Зато испекла любимый дочерью медовик и подарила бусы, которые носила в девичестве. Но Лисса чувствовала, будто меж ней и Линдой возникла трещина, и их относит все дальше друг от друга.
Неуклюжая громада дома Лайонсов стояла в стороне от деревни, над обрывом. Море подтачивало берег, казалось, еще чуть – и бок дома повиснет в воздухе. Но почерневший от старости дом дом с четырьмя фронтонами презирал опасность. Если кому-то из многочисленных Лайонсов требовалась новая комната, то с безопасной стороны пристраивали флигель, веранду или башенку – кому что нравилось.
Из двери со стороны моря выходил трамплин, похожий на нырялку, какие делают мальчишки над глубокими местами, чтоб удобней прыгать в воду. Только здесь место не было глубоким – пена под обрывом билась о камни. Упасть туда означало гибель.
Из деревенских только Лайонсы превращались в птиц. Раньше был еще дядя Кайл, но он уехал. Зато в городке издавна жили семейства людей-птиц – эти безобидные оборотни прижились в округе и никого не волновали.
Люди-птицы жили обособленно, женились на своих, храня породу.
«Наверное, у них и обычаи другие. С деревенскими о полетах и ветрах не поговоришь, нашим бы только про овец да огороды», – думала Лисса, сидя в кустах на мысу, откуда хорошо был виден дом летучих людей. Раньше она ими не особо интересовалась.
По трамплину одна за другой пробежали две фигурки, оттолкнулись и прыгнули в пустоту. Одна на взлете обернулась чайкой, а другая провалилась до самых камней – Лисса аж палец закусила в волнении – но прыгун не разбился, а взмыл из пены чайкой и помчался догонять друга. Лисса потеряла их из виду на фоне солнца.
– Следишь за нами? – весело спросили сзади.
Она обернулась. Мальчик и девочка, примерно ее возраста, стройные и худые, какие-то очень легкие, словно кости их были наполнены воздухом, стояли рядом.
Они не замечали собственной наготы.
«Конечно, – подумала Лисса, – привыкли. Ведь запутаешься крыльями в одежке, если не разденешься».
– Мы увидели тебя сверху, – сообщила девочка. Она наклонила голову вбок и глянула искоса, одним глазом.
– Я…эм… просто хотела посмотреть, как вы превращаетесь.
– Не превращаемся, а переходим, – поправил мальчик. – Меня зовут Вин. – Он протянул узкую ладонь.
Лисса осторожно пожала длинные хрупкие пальцы.
«Дядя Кайл на вид куда крепче. Но он же орел»
– А я Альбиренда. Можно просто Ренни. Мы близнецы.
Этого можно было и не объяснять.
– Я думала, близнецам дают похожие имена.
– Мы любим играть. Все должно быть интересно! Поэтому мама с папой и назвали нас по-разному – чтоб все удивлялись. Хочешь посмотреть наш дом?
– Конечно!
Лиссе хотелось поступать матери назло. Не столько пощечина обидела ее, а то, что мать непонятно почему словно не замечала беды, случившейся с дочкой. Только дядя Кайл повел себя правильно: спас, успокоил, привел домой, починил велосипед, но мать запрещала даже упоминать его, и это тоже рождало отчуждение. Страх матери пугал Лиссу. Запреты рождали злость. Она чувствовала, как наметившаяся между ними трещина разрастается в пропасть.
Посмотреть дом Лайонсов было соблазнительно.
«Ведь не заманивают же они меня, чтоб бросить с обрыва!».
– Ненавижу ходить босиком, – сказала Альбиренда, оглаживая ступню и вынимая колючку. – Ты не обидишься, если мы полетим, хоть это и невежливо? Иди к дому, там встретимся.
Они взвились чайками и вмиг умчались, затерялись среди простых птиц.
Лисса пошла меж кустами дрока, а потом по овечьему пастбищу, мстительно радуясь, что не слушается матери. Она никогда не подходила близко к дому Лайонсов. К ее удивлению, на задворках был разбит огород, в загоне толпились овцы, и всюду бродили куры. Обычное деревенское хозяйство. Старый Барт вел барана. Он уставился на Лиссу, как тот самый баран на новые ворота. Барт был обычным крестьянином, наверное, он привел барана на случку. Лисса отвернулась. Ей не хотелось, чтоб ее видели у Лайонсов.
Ренни и Вир бежали навстречу. Парень оделся просто, в футболку и джинсы, а девочка нарядилась в вышитое прямое платье, голову украсила индейской повязкой с перьями.
«Мы любим играть», – вспомнилось Лиссе.
Они прошли темными переходами, где пахло старым деревом и чем-то смутно знакомым, приятным, и очутились в большом зале с камином. Потолок казался низким из-за обширности помещения.
На ковре перед камином в подушках играли дети.
«Строят гнездышко, – подумала Лисса, но тут же разглядела, что дети, разместившись со всем удобством, играют в дженгу. Не отвлекаясь от игры, они помахали Лиссе. Молодая толстушка, совсем не птичьего вида, шила у окна, покачивая ногой колыбель. Она подняла голову от работы и улыбнулась двушке. Никто не удивился ее приходу.
«У них часто бывают гости, что ли?» – Лисса представила, как птицы из далеких стран со всех сторон слетаются к дому на обрыве.
– Мы хотим показать тебе нашу коллекцию ракушек, но бабушка попросила сперва привести тебя к ней для знакомства.
– Мы подождем тебя в зале, а потом покажем ракушки.
– Мы собирали их на островах.
– Мы ныряли.
– Бабушка живет на башне – надо долго лезть по ступенькам, – наперебой щебетали близнецы.
Тут раздались вопль и смех: хлипкое сооружение из брусков рухнуло. Маленькие игроки оглянулись на гостью. На Лиссу смотрела целая полянка глаз: голубых, карих, серых, ясных, смеющихся, ласковых
«Неужели их всех скинут со скалы? И некоторые разобьются? Поэтому у них так много детей?»
Ей стало не по себе, но близнецы уже тянули прочь, в нишу, за которой начинались кривые полустертые ступени винтовой лестницы.
– Как же бабушка по ним лазает? – удивилась Лисса.
– А она и не лазает!
– Просто залетает в окошко.
– Мы тоже идем только ради тебя!
– И еще потому что это весело!
– Мы сто лет тут не были!
Брат с сестрой галдели, как воробьиная стая в весенний день.
Но Лиссе не давала покоя страшная мысль:
– А правда, что вы скидываете детей с высоты, чтоб они научились летать?
Близнецы переглянусь и стали серьезными.
– Глупость какая, – сказал Вин. – Нет, конечно. Это же опасно.
– Если они сейчас перейдут, то будут птенцами, совсем беспомощными – а какой в этом смысл?
– Когда придет время учиться летать, они научатся и переходу.
– Это как учиться ходить и говорить – никто же не учит специально. Смотрят на старших и повторяют.
– Ах, ты, наверное, говоришь про взрослых! Да, если кто-то жил один и не знал, что он – крылатый, то такому человеку для перехода нужна встряска. Чаще прыгают с высоты. Но обычно все хорошо кончается.
– Я вообще не помню несчастных случаев.
– А почему кто-то из вас чуть не разбился о камни сегодня утром? – спросила Лисса.
– А, – прорычала Ренни, – это Вин. Терпеть не могу его выкрутасов!
– Лучше сама попробуй! Знаешь, какой кайф!
Чтоб не дать разгореться перепалке, Лисса спросила:
– Вы говорите: переход, переход? А что это?
– Трудно сразу объяснить.
– Вроде как в другом мире у нас есть другое тело, и можно на время поменяться.
– А если в том мире станешь человеком в воздухе, как тогда? – растерялась Лисса.
– Нет, Вин плохо объясняет. Это скорее, как если у тебя есть одежда в шкафу, и ты одеваешь на себя другой облик, а прежний вешаешь в шкаф. Где-то в другом мире, очень быстро.
– Но этот облик живой, он растет и все такое прочее.
– У нас будто по два тела.
– Во всяком случае мы не оборачиваемся, как верфольфы в кино.
Тут оба близнеца нависли над Лиссой со скрюченными пальцами, и жутко завыли.
Лисса запищала, подыгрывая.
– Чш, – сказала Ренни, – мы пришли! – Она позвякала кольцом о железку на поцарапанной дверце с полукруглым верхом, и сразу, не дожидаясь ответа, потянула за то же кольцо.
