Илюха, подмигивая мне, незаметно подкрадывался к Антону. Я улыбалась. Илюха собирался отмочить свою коронную шутку: будучи в метро, тихо подойти к знакомому сзади и потребовать билет. Антон ничего не замечал, продолжал тарахтеть про какую-то новую компьютерную игрушку, в которую рубился всю ночь. Голос его тонул в вагонном шуме. Так что, если бы не Илюха, к следующей остановке я уже померла бы со скуки
- Ваш билет, - строго произнес Илья и опустил тяжкую длань на плечо друга. Что тут произошло! Мы такого не ожидали. Антон подскочил, пихнул какую-то тетеньку, налетел на парня с планшетом, отчего планшет упал на колени сидящей старушки. Старушка взвизгнула. За компанию еще громче заголосила ее соседка. Все возмущенно зароптали. Антон забился в угол у закрытой двери и только тут остановился.
- А, это ты, - сказал он Илюхе. – Ну, слава богу!
- Ты чего, забыл, что в метро контролеров не бывает? Ну, ты стреманутый! Небось, все время зайцем ездишь?
- Я думал: это Шептун.
- Какой еще шептун?
Антон посмотрел на нас так, будто мы не знали, что после лета наступает осень.
- Вы, чего, шутите?
- Неет, - хором сказали мы с Илюхой и переглянулись. Ни про какого шептуна мы не знали.
Антон славился тем, что говорил только правду. На вранье у него фантазии не хватало.
- Шептун живет в метро, подходит к человеку со спины и давай шептать. Человек делается, как зомби, и идет за ним. Так люди и пропадают.
- И куда же он его уводит?
- В секретное метро. Знаете, такое построили при Сталине?
- И что там с ним делает?
- Не знаю. Может, кровь пьет, может просто съедает.
- Брехня! Ты что, веришь в эту сказочку?
Тут народ стал выходить на Пушкинской, Илюха оттеснил Антона из угла и галантно переместил меня туда, чтоб не толкали.
- Сосед видел, как он человека увел.
- А чего же сосед не остановил?
- Так он сам стал как ватный, и только потом понял, что это было.
Илья хотел сострить, но тут народ стал входить, Илюху пихнули на нас, и он замолчал.
А между головами моих друзей появилось лицо, гладкое и круглое, словно надутое. Я потом не могла вспомнить его черты. Только блеснул на мгновение острый взгляд, а потом потух. Круглолицый человек ушел в свои мысли, как все пассажиры, даже стал бормотать что-то. Некоторые думают вслух.
Поезд несся, вагон покачивался. Друзья мои молчали, и это ровное стремительное движение убаюкивало. Метро – самый надежный вид транспорта, тут можно спать. Но спать стоя мне еще не приходилось. Люди входили, выходили, как в ускоренной сьемке, но мне было параллельно. Я была будто упакована в целлофан.
Тут что-то больно ударило по ноге, и я очнулась. Из моей размякшей руки выпал пакет, а в нем была банка с консервированными сосисками. Она и попала ребром по основанию ногтя. От боли я сразу очухалась, но не вполне. Голова все еще оставалась в теплом прозрачном плену. Я посмотрела на друзей. У Антохи выражение было, как у этого бормочущего типа: сонное и осовелое, будто в режиме «завершение работы». У Ильи с отвисшей губы тянулась нитка слюны. Глаза у обоих были как пробки. А этот тип сзади все шептал, бормотал, и круглое лицо его покачивалось, прямо как шарик на веревочке.
И тут меня осенило: это ведь Шептун! Надо что-то делать!
- Сосиски, - услышала я собственный слабый шелест, даже не шепот. Мои губы произнесли первое пришедшее в голову слово: написанное на банке, которая разбудила меня. Хоть как-то надо перебить ворожбу Шептуна. Это было трудно. Такое сопротивление когда-то я преодолевала, идя вверх по горной речке.
- Сосиски, – прошептала я погромче, и поняла, что справляюсь. – Сосиски! – наддала я, с визгом в конце, и люди стали оглядываться. Голова моя прояснилась.
- Сосиски! – заорала я торжествующе на весь вагон.
Шептун зыркнул на меня злобно, посинел, раздулся – я даже испугалась, что лопнет – и исчез.
- Почем? – тронул меня за плечо незнакомый парень. Пассажиры смотрели со всех сторон.
- Безобразие какое, - сказала женщина со сложной седой прической. – Я думала с торговлей в метро покончено! Продавать сосиски летом, с рук, в неприспособленном месте, без холодильника. Я вызываю полицию! – она встала и потянулась к аварийной кнопке.
- Да нет у нее сосисок, - выступил вперед Илья. – Это она на спор кричала.
Друзья смотрели на меня ошалевшими, совершенно ясными глазами.
- Хулиганы! – Седая дама опять села.
- Сосиски… - пробормотала я по инерции.
– Ленка ты чего? С дуба рухнула? Валим скорее.
- Рязанский проспект, - объявил милый женский голос, и поезд стал тормозить.
- Не фига себе, - сказал Антон. – мы же только что Пушкинскую проехали.
- Наверное, кто-то нервным газом из баллончика пшикнул, вот мы и вырубились, а у Ленки вообще кукуха слетела. Ой, барышня, с тобой в приличном месте появляться стремно.
Мы вышли из вагона и перешли на другую сторону платформы, чтоб ехать обратно.
Илья с Антохой все время ржали, в лицах изображая, как я орала про сосиски. Объяснять этим дуракам, что я своими воплями прогнала Шептуна и спасла их от неминуемой смерти, я не стала, иначе они вообще лопнули бы от смеха. Да и то правда: сложно поверить в эту историю.
- Ваш билет, - строго произнес Илья и опустил тяжкую длань на плечо друга. Что тут произошло! Мы такого не ожидали. Антон подскочил, пихнул какую-то тетеньку, налетел на парня с планшетом, отчего планшет упал на колени сидящей старушки. Старушка взвизгнула. За компанию еще громче заголосила ее соседка. Все возмущенно зароптали. Антон забился в угол у закрытой двери и только тут остановился.
- А, это ты, - сказал он Илюхе. – Ну, слава богу!
- Ты чего, забыл, что в метро контролеров не бывает? Ну, ты стреманутый! Небось, все время зайцем ездишь?
- Я думал: это Шептун.
- Какой еще шептун?
Антон посмотрел на нас так, будто мы не знали, что после лета наступает осень.
- Вы, чего, шутите?
- Неет, - хором сказали мы с Илюхой и переглянулись. Ни про какого шептуна мы не знали.
Антон славился тем, что говорил только правду. На вранье у него фантазии не хватало.
- Шептун живет в метро, подходит к человеку со спины и давай шептать. Человек делается, как зомби, и идет за ним. Так люди и пропадают.
- И куда же он его уводит?
- В секретное метро. Знаете, такое построили при Сталине?
- И что там с ним делает?
- Не знаю. Может, кровь пьет, может просто съедает.
- Брехня! Ты что, веришь в эту сказочку?
Тут народ стал выходить на Пушкинской, Илюха оттеснил Антона из угла и галантно переместил меня туда, чтоб не толкали.
- Сосед видел, как он человека увел.
- А чего же сосед не остановил?
- Так он сам стал как ватный, и только потом понял, что это было.
Илья хотел сострить, но тут народ стал входить, Илюху пихнули на нас, и он замолчал.
А между головами моих друзей появилось лицо, гладкое и круглое, словно надутое. Я потом не могла вспомнить его черты. Только блеснул на мгновение острый взгляд, а потом потух. Круглолицый человек ушел в свои мысли, как все пассажиры, даже стал бормотать что-то. Некоторые думают вслух.
Поезд несся, вагон покачивался. Друзья мои молчали, и это ровное стремительное движение убаюкивало. Метро – самый надежный вид транспорта, тут можно спать. Но спать стоя мне еще не приходилось. Люди входили, выходили, как в ускоренной сьемке, но мне было параллельно. Я была будто упакована в целлофан.
Тут что-то больно ударило по ноге, и я очнулась. Из моей размякшей руки выпал пакет, а в нем была банка с консервированными сосисками. Она и попала ребром по основанию ногтя. От боли я сразу очухалась, но не вполне. Голова все еще оставалась в теплом прозрачном плену. Я посмотрела на друзей. У Антохи выражение было, как у этого бормочущего типа: сонное и осовелое, будто в режиме «завершение работы». У Ильи с отвисшей губы тянулась нитка слюны. Глаза у обоих были как пробки. А этот тип сзади все шептал, бормотал, и круглое лицо его покачивалось, прямо как шарик на веревочке.
И тут меня осенило: это ведь Шептун! Надо что-то делать!
- Сосиски, - услышала я собственный слабый шелест, даже не шепот. Мои губы произнесли первое пришедшее в голову слово: написанное на банке, которая разбудила меня. Хоть как-то надо перебить ворожбу Шептуна. Это было трудно. Такое сопротивление когда-то я преодолевала, идя вверх по горной речке.
- Сосиски, – прошептала я погромче, и поняла, что справляюсь. – Сосиски! – наддала я, с визгом в конце, и люди стали оглядываться. Голова моя прояснилась.
- Сосиски! – заорала я торжествующе на весь вагон.
Шептун зыркнул на меня злобно, посинел, раздулся – я даже испугалась, что лопнет – и исчез.
- Почем? – тронул меня за плечо незнакомый парень. Пассажиры смотрели со всех сторон.
- Безобразие какое, - сказала женщина со сложной седой прической. – Я думала с торговлей в метро покончено! Продавать сосиски летом, с рук, в неприспособленном месте, без холодильника. Я вызываю полицию! – она встала и потянулась к аварийной кнопке.
- Да нет у нее сосисок, - выступил вперед Илья. – Это она на спор кричала.
Друзья смотрели на меня ошалевшими, совершенно ясными глазами.
- Хулиганы! – Седая дама опять села.
- Сосиски… - пробормотала я по инерции.
– Ленка ты чего? С дуба рухнула? Валим скорее.
- Рязанский проспект, - объявил милый женский голос, и поезд стал тормозить.
- Не фига себе, - сказал Антон. – мы же только что Пушкинскую проехали.
- Наверное, кто-то нервным газом из баллончика пшикнул, вот мы и вырубились, а у Ленки вообще кукуха слетела. Ой, барышня, с тобой в приличном месте появляться стремно.
Мы вышли из вагона и перешли на другую сторону платформы, чтоб ехать обратно.
Илья с Антохой все время ржали, в лицах изображая, как я орала про сосиски. Объяснять этим дуракам, что я своими воплями прогнала Шептуна и спасла их от неминуемой смерти, я не стала, иначе они вообще лопнули бы от смеха. Да и то правда: сложно поверить в эту историю.
