Он припал к одному из моих зазывно торчащих сосков и слегка прикусил его, вызвав жаркий отклик внутри моего тела. Я вскрикнула. Тут же вторая упругая горошина удостоилась той же участи, и я почувствовала, как моё лоно увлажнилось, а по нему словно потекла горячая лава.
Взглянув мне в глаза, Ося, порочно улыбнулся и провёл рукой между моих ног, погладив пальцами взбудораженный шарик клитора. Я охнула и со стоном подалась навстречу ласке. Он охотно повторил свои движения, ещё больше возбуждая меня.
Остап развёл пальцами складочки, закрывавшие вход в мои глубины и плавно ввёл туда свой горячий жезл страсти, а я захлебнулась от восторга.
Откуда во мне такое влечение и нестерпимое желание обладать этим парнем?
Мне уже всё равно. Он так хорошо это делает, пусть только не останавливается!
– А-а-а-а-ах!
Жаркие волны бушевали, перекатываясь по моему телу, перерастая в шторм. Задыхаясь от вожделения, я толкалась ему навстречу, старалась, стать максимально ближе и ощутить весь напор энергии, прилившей к его пенису.
– Да! – выкрикнула я. – Да! Не останавливайся! Ещё! Ещё! Ещё!
Тело начало сотрясаться от возбуждения и близости развязки. Остап не прекращал ритмичных движений, двигая во мне членом, словно хорошо смазанный поршень.
Всё-ё-ё-о-о-о!
Остап, накрыл мой рот своей ладонью, а я захватила его палец зубками, облизала языком. Реальность взорвалась миллионами искристых брызг и огласилась моим протяжным криком.
Подождав, когда мои горячие спазмы стихнут, Остап вошёл в меня ещё раз на всю длину его мужского орудия и, вскрикнув, вышел из моего лона.
Парень отстранился от меня, тяжело дыша, поцеловал нежно и горячо. Затем встал, прошёлся по предбаннику. Остановился возле рубленой двери, упёрся в наличник руками, тряхнул головой. Он стоял ко мне спиной, и лица его видеть не могла, впрочем, понять такую странную реакцию – тоже.
Случилось и случилось, что переживать-то?
Впрочем, придётся потратить время на то, чтобы ему это объяснить. Пускай, будем напрягаться, растолковывать, подбадривать и… поощрять, пока мысль в голове не укрепиться, что сие есть норма.
Остап сел на скамью, оделся. Помог надеть платье мне и, взяв за руку, увлёк за собой из бани.
– Вода уже вскипела, чай заварился. Пойдём чаёвничать, Линка, – сказал он всё ещё хриплым голосом.
Парень шёл быстрым размашистым шагом, так что я чуть поспевала за ним, семеня рядом, как ребёнок за взрослым.
Какой такой взрослый? Я старше его на год!
Солнце стояло высоко – полдень. Я смотрела себе под ноги, торопясь угнаться за Оськой и чувствовала себя странно. Конечно, после такого удачного «забега», что мы устроили с другом в баньке, кто угодно почувствует себя необычно.
Чего уж там – дали мы жару во всех смыслах!
Но переступив порог, я почувствовала себя другой и мир вокруг изменился. Он расщепился на тысячи разных звуков, тонов и полутонов, которые раньше сочла бы просто гулом, шумом леса. Я словно слышала каждую пичугу в лесу, не в какофонии птичьих голосов, а будто она пела соло.
Ничего себе взбодрилась!
Я бы даже сказала: встряхнулась и наизнанку вывернулась. Теперь каждым нервом, каждой клеткой принимала лес, поляну, живность, солнце, воду…
Дядя Семён проводил нас задумчивым взглядом, и продолжил копаться в сарае, что-то там мастеря. Хороший человек, работящий, серьёзный. Всегда при деле, чем-то занят.
Стремительно преодолев двор, мы оказались на крыльце дома. Всё также, держа за руку, Оська втащил меня в добротную избу. Нет, дом. С трудом можно назвать этот высокий двухэтажный терем избушкой.
Я хихикнула. Мысли сегодня, как тараканы бегают в голове и щекочут лапками.
Не замечала раньше, что дом так пахнет. Сколько бывала тут, а не чувствовала стойкого аромата трав для чая, которые сушил на зиму дядя Семён, мелко порезанного укропа, расстеленного на старой газете. Запаха постиранных в мыльной воде мужских вещей.
Странно: мыло забивало дух пота, но не до конца искореняло его.
Кровь?
Точно – кровь. Несёт очень сильно, через окно.
Курица?
Воображение услужливо нарисовало картинку опускающегося на тонкую шею острия топора. Или я, правда, видела забивание птицы, топая сюда от баньки?
Нет. Соседский дом отсюда не виден – его загораживали хоромы дяди Семёна.
Остап усадил меня за большой дубовый стол в кухне, из краника самовара налил обжигающе-горячий душистый чай.
– Всё же смородина, – обронила я вслух, подтверждая свои мысли, пришедшие в бане.
Парень кивнул и в молчании налил себе чаю.
Вначале разговор совершенно не клеился. Мы пили ароматный напиток, вприкуску с пряниками и баранками, помалкивали. Тишина не тяготила, а была тёплой и уютной. В самый раз для отдыха после парной.
Я снова хихикнула.
– А помнишь, как я испугалась козы, а ты меня спас? – снова возвращаясь в детство, спросила Остапа.
– Угу, – хмыкнул он. – Пришлось лезть на ель, почти до самой её макушки, чтобы тебя снять. А потом долго очищать от иголок и смолы. Ты сама была похожа на ёлку. Маленькую и хилую, с мелкими шишками в волосах.
– Ой, кто бы говорил! – подхватила я и, посмеиваясь, парировала его шпильку: – Сам-то был не толще щепки.
Наглец расхохотался:
– Хорош, если бы не я, сидеть бы тебе там до сих пор!
– Слезла бы! – заносчиво ответила ему и показала язык. – Есть захотела б, и слезла!
В кухню вошёл хмурый дядя Семён, прервав наше веселье.
Вмиг стало неприятно, и я напряглась. Смех, как рукой сняло. От тягостного предчувствия засосало под ложечкой. Метнула испуганный взгляд на Остапа. Он тоже изменился в лице, его взор стал настороженным и внимательным.
– Вот что, ребятушки, – произнёс Семён Георгиевич, грузно садясь на стул. – Борис прислал мне СМС-ку. Собирайте-ка живо ваши вещи и уходите на дальнюю заимку. Остап, останешься с Алькой. Там переночуете и дуйте в санаторий. Лина, отец велел тебе забрать какой-то пакет у сторожа.
– У Егорыча? – сказала я, кивнув для убедительности.
– Да, – подтвердил дядя Семён. – Что внутри, я не знаю, Борька не уточнил. Мне сдаётся, что там у них стряслось что-то серьёзное. Не теряйте времени на пустые разговоры!
Я уже поднялась, собираясь бежать в комнату, как запиликал мой телефон, лежащий на подоконнике. Мазнула пальчиком по экрану, активировав его, открыла сообщение.
– Что за абра-кадабра? – с натянутой улыбкой произнесла я. – Это шифр папы.
Повторно прочитала короткое письмо с номера телефона отца.
Мне стало странно, плохо и хорошо одновременно. Будто я долго собирала пазл и он сложился. Я обрела ясность ума. Мороз прошёлся по коже – пробрал до костей. В глазах потемнело, а кухня исчезла, осталась только чернота...
Я пришла в себя от резкого противного запаха. Было мягко и жарко. Кто-то бережно сжимал меня в своих объятиях.
– Остап? – позвала я, садясь и растирая лицо руками, чтобы смахнуть неясную пелену с глаз.
– Я тут, – раздался его голос над моим ухом.
Дыхание парня обдало теплом ушную раковину. Остап поддерживал меня сзади, видимо, чтобы я снова не грохнулась. Тут же обретался и дядя Семён. Он убрал от моего носа ватку с нашатырём.
– Очнулась, – облегчённо выдохнул друг отца. – Как ты, дочка?
В голосе слышалась усталость.
– Н-нормально… Наверное, – растерянно ответила я, чуть заикаясь и всё ещё пытаясь понять, что произошло.
Мы уже находились в гостиной. Тихо работал телевизор, вещая народу новости мира и страны. Ося сидел, облокотившись на спинку дивана, и нежно прижимал меня к себе.
– Напугала-то как! – пожурил меня отец Остапа, поднимаясь с табуретки, стоявшей рядом.
– Я больше так не буду…, скорее всего, – неуверенно пообещала я. – Постараюсь.
Дядя Семён подал мне стакан с травянистым отваром и пояснил:
– Держи. Успокоительное.
– Я вам не барышня какая-то! – взбрыкнула, пытаясь отодвинуть ёмкость с травой.
– Пей, пей, – понукая, словно ребёнка, сказал Оська, подталкивая мою руку к губам и принуждая употребить снадобье.
Поняв, что сопротивление бесполезно, залпом выпила щедрое подношение.
– Умница, – похвалил друг отца, отбирая стакан.
– …Сегодня в своей квартире были обнаружены два трупа: мужчина и женщина. –
На экране появилось изображение моего дома и подъезда. Его ни с чем не перепутаешь – постройка начала прошлого века, стиль – Классицизм. Крупным планом выхватили адрес на фасаде. Мы хоть и жили в Латвии, но на месяц – два приезжали в квартиру в Москве. Папа обычно шутил, что хотел надышаться воздухом родины, чтобы потом снова отбывать «повинность» на фирме, в которой работал.
– Они были зверски убиты. Преступникам удалось скрыться. Личности убитых установлены. Это известная предпринимательница и её муж – учёный, биолог. На видеозаписи, снятой камерой в подъезде дома, хорошо видно, что преступники вошли в дом и поднялись на седьмой этаж. Один из бандитов – девушка. Описание соседей, видевших парочку, подходит под описание дочери предпринимательницы и её мужа.
В кадре показалась дверь с номером моей квартиры. Я занервничала. Не знаю, на что надеялась, может на ошибку? Может, это совпадение? Мало ли домов и квартир с таким же номером…
Вездесущий оператор прошёл внутрь, показывая разруху, кровь, лохмотья, обрывки. Словно там побывал Джек-Потрошитель и порубил всё, что двигалось и не двигалось, гигантским топором. Я с ужасом узнавала и не узнавала очертания своего родного и теперь такого недосягаемого, отчего дома.
Камера остановилась на расколотом надвое компьютерном кресле, залитом чьей-то кровью, и с очерченным мелом силуэтом. В кадре рядом с креслом, на полу – такой же силуэт. И море… Нет – океан крови.
Я тяжело сглотнула. Глаза вновь застлала пелена, а по щекам текли слёзы. Меня затошнило, и стала бить крупная дрожь.
Нет! Пусть будет так, что родителей не было дома в тот страшный миг!
Жаль тех, кто погиб!
– Это были не мои родители! – оказывается, я кричала во весь голос.
Остап сдавил меня в тисках стальных объятий. Он держал меня, а я вырывалась, билась в его руках, сопротивлялась. Хотела убежать, куда глаза глядят… Или не глядят… Как этого хотела я.
Надолго меня не хватило – обессилила. Остап положил меня на диван, вытер ладонью мои щёки. Я смотрела в потолок, пытаясь отрешиться от всего, выкинуть из головы страшный сюжет.
Мои родители живы. Это убили кого-то другого. Они живы.
– Оська, живо собирайся сам и вещи Альки прихвати, – резко скомандовал бледный дядя Семён. – С минуту на минуту тут могут быть полицейские. Бегите, дети, я вас прикрою. Отвлеку их. Скажу, что вы на охоту ушли, будете лишь завтра.
Остап метнулся наверх в наши комнаты. Я слышала топот, на ступенях. Всё никак не могла взять в толк, чего они с отцом переполошились? Зачем нам уходить? Убили не моих родителей. Папа мне смс-ку прислал – значит жив. И мама жива, как она может умереть? Никак.
– Давай, вставай, детонька, спеши, – поднимая меня за плечи и усаживая, сказал дядя Семён.
– На охоту? – спросила я.
Ося нахмурился. Почему? На охоту ведь пойдём. Или опять будет припоминать мне что-то из детства? Он снова стоял в гостиной, уже с двумя рюкзаками, и протягивал мне походную экипировку.
– На охоту, деточка, на охоту.
Клацая зубами, я стала судорожно натягивать на себя штаны и гимнастёрку, хлопковые носки и боты на шнуровке. Мне было всё равно, отвернулись мужики, или смотрят на то, как я негнущимися пальцами пытаюсь завязать бантики на шнурках.
Я не могла поверить в реальность происходившего. Ещё недавно казавшаяся мирной и безмятежной жизнь, сделав резкий финт, повернулась ко мне своим филейным местом. Рухнуло всё, что долгие десятилетия выстраивал мой отец, о чём заботилась моя мать...
В нашем московском доме произошло убийство и я – подозреваемая. Не я, конечно, а девушка похожая на меня. Родители, наверное, переполошились. Столько крови… Бедная мама, она не сможет там ночевать. Папа о гостинице, думаю, позаботится. Они всегда друг о друге заботились.
Почему я говорю в прошедшем времени? Мои родители живы.
Живы, чёрт возьми!
Присев «на дорожку», прощаясь, мы обнялись с дядей Семёном. Увидимся ли мы ещё когда-нибудь? Наверное, нет! В новостях объявили, что я под подозрением и в бегах! Стиснув зубы, подавила слёзы жалости к себе. Дождавшись Остапа, вышла следом. Мы направились по тропе, уводящей в лес, в безопасность.
Оська снова взвалил оба наших рюкзака на себя, а я шла налегке, только туесок из берёсты болтался на бедре. Куда же в лес, да без него? Ни я год, ни грибов не набрать.
В голове снова возникла страшная картина из репортажа: кровь, очерченные мелом силуэты…
Нет! Мои родители живы!
Не думать о том, что произошло в квартире! Следствие проведут, и мы встретимся.
После яркого солнечного дня полумрак леса, мерзко давил на нервы и отражал моё внутреннее состояние. Надо же, уже стемнело. Странно, когда пили чай, был полдень. Ничего себе я отключилась. Теперь понимаю, отчего дядя Семён таким бледным выглядел. Побелеешь тут, когда гости в обмороки падают.
Я принюхалась. Пахло кострами, затопленной соседской баней, еловыми шишками, телом Остапа. Он шёл впереди, без фонарика. Впрочем, какой фонарик, если луна в полнеба? Только в таёжной глуши можно увидеть настолько яркие звёзды, а ещё, пожалуй, на море. До моря далеко, а тайга – вот она, тут.
Мы двигались в сторону оврага. Собирался провести Линку по его дну, а потом вскарабкаться наверх. Далее – правее и прямо, примерно пару километров. Жаль топали в ночь, могли бы сразу в санаторий махнуть. Там хорошо, уединённо. Давно прикрыли территорию за ненадобностью, никто денег вкладывать не хотел. Владелец – местное здравоохранение, но и ему дела нет. Всего персонала: директор, да смотритель. Корпуса стоят в хорошем состоянии: Егорыч следит, чтобы не растащили добро.
Отец Алины часто к нему наведывался и мы за компанию. Оказывается, знали друг друга мой отец, дядя Боря и местный сторож сто лет: вместе работали. Потом контору закрыли в девяностые, Егорыч подался в наши края, как и мой отец, а дядя Борис ушёл годом раньше – его пригласили работать в Латвию, на немецкий концерн.
М-да. По старику сейчас и не скажешь, что был он когда-то научным сотрудником, да ещё и степени какие-то там имел. Любитель ватников, валенок, и губной гармошки. Ему лет семьдесят, наверное… Бодро держится: на лице почти нет морщин, подтянут. Зимой и летом купается в прудах, возле деревни.
Егорычу, конечно, сейчас хорошо – духовная терапия. Плохо, что не сразу к нему.
Хотя… Какая разница, После того, что пришлось услышать по телевизору, с Алиной не дошли бы по любому. Сейчас пусть медленно, но передвигаемся и то ладно.
Я остановился и обернулся. Девушка шла неторопливо – сказывался терапевтический эффект от отцова отвара. Набухал он ей, будто мужику здоровому – теперь вот будем плестись, точно заблудившиеся в лесу козы. Что за спешка такая? Ей бы отлежаться, выспаться… Такой стресс пережила, что не каждому по силам.
Попёрлись к лешему на рога, на заимку! Здрассьте, я ваша тётя!
Ладно, отоспится, в поселении. Я туда ходил три дня назад, всё вроде в порядке, на месте, нормально устроимся.
– Линка, чего ползёшь, как черепаха? Волк за задницу цапнет. Давай уже, время поджимает!
Взглянув мне в глаза, Ося, порочно улыбнулся и провёл рукой между моих ног, погладив пальцами взбудораженный шарик клитора. Я охнула и со стоном подалась навстречу ласке. Он охотно повторил свои движения, ещё больше возбуждая меня.
Остап развёл пальцами складочки, закрывавшие вход в мои глубины и плавно ввёл туда свой горячий жезл страсти, а я захлебнулась от восторга.
Откуда во мне такое влечение и нестерпимое желание обладать этим парнем?
Мне уже всё равно. Он так хорошо это делает, пусть только не останавливается!
– А-а-а-а-ах!
Жаркие волны бушевали, перекатываясь по моему телу, перерастая в шторм. Задыхаясь от вожделения, я толкалась ему навстречу, старалась, стать максимально ближе и ощутить весь напор энергии, прилившей к его пенису.
– Да! – выкрикнула я. – Да! Не останавливайся! Ещё! Ещё! Ещё!
Тело начало сотрясаться от возбуждения и близости развязки. Остап не прекращал ритмичных движений, двигая во мне членом, словно хорошо смазанный поршень.
Всё-ё-ё-о-о-о!
Остап, накрыл мой рот своей ладонью, а я захватила его палец зубками, облизала языком. Реальность взорвалась миллионами искристых брызг и огласилась моим протяжным криком.
Подождав, когда мои горячие спазмы стихнут, Остап вошёл в меня ещё раз на всю длину его мужского орудия и, вскрикнув, вышел из моего лона.
Парень отстранился от меня, тяжело дыша, поцеловал нежно и горячо. Затем встал, прошёлся по предбаннику. Остановился возле рубленой двери, упёрся в наличник руками, тряхнул головой. Он стоял ко мне спиной, и лица его видеть не могла, впрочем, понять такую странную реакцию – тоже.
Случилось и случилось, что переживать-то?
Впрочем, придётся потратить время на то, чтобы ему это объяснить. Пускай, будем напрягаться, растолковывать, подбадривать и… поощрять, пока мысль в голове не укрепиться, что сие есть норма.
Остап сел на скамью, оделся. Помог надеть платье мне и, взяв за руку, увлёк за собой из бани.
– Вода уже вскипела, чай заварился. Пойдём чаёвничать, Линка, – сказал он всё ещё хриплым голосом.
Парень шёл быстрым размашистым шагом, так что я чуть поспевала за ним, семеня рядом, как ребёнок за взрослым.
Какой такой взрослый? Я старше его на год!
Солнце стояло высоко – полдень. Я смотрела себе под ноги, торопясь угнаться за Оськой и чувствовала себя странно. Конечно, после такого удачного «забега», что мы устроили с другом в баньке, кто угодно почувствует себя необычно.
Чего уж там – дали мы жару во всех смыслах!
Но переступив порог, я почувствовала себя другой и мир вокруг изменился. Он расщепился на тысячи разных звуков, тонов и полутонов, которые раньше сочла бы просто гулом, шумом леса. Я словно слышала каждую пичугу в лесу, не в какофонии птичьих голосов, а будто она пела соло.
Ничего себе взбодрилась!
Я бы даже сказала: встряхнулась и наизнанку вывернулась. Теперь каждым нервом, каждой клеткой принимала лес, поляну, живность, солнце, воду…
Дядя Семён проводил нас задумчивым взглядом, и продолжил копаться в сарае, что-то там мастеря. Хороший человек, работящий, серьёзный. Всегда при деле, чем-то занят.
Стремительно преодолев двор, мы оказались на крыльце дома. Всё также, держа за руку, Оська втащил меня в добротную избу. Нет, дом. С трудом можно назвать этот высокий двухэтажный терем избушкой.
Я хихикнула. Мысли сегодня, как тараканы бегают в голове и щекочут лапками.
Не замечала раньше, что дом так пахнет. Сколько бывала тут, а не чувствовала стойкого аромата трав для чая, которые сушил на зиму дядя Семён, мелко порезанного укропа, расстеленного на старой газете. Запаха постиранных в мыльной воде мужских вещей.
Странно: мыло забивало дух пота, но не до конца искореняло его.
Кровь?
Точно – кровь. Несёт очень сильно, через окно.
Курица?
Воображение услужливо нарисовало картинку опускающегося на тонкую шею острия топора. Или я, правда, видела забивание птицы, топая сюда от баньки?
Нет. Соседский дом отсюда не виден – его загораживали хоромы дяди Семёна.
Остап усадил меня за большой дубовый стол в кухне, из краника самовара налил обжигающе-горячий душистый чай.
– Всё же смородина, – обронила я вслух, подтверждая свои мысли, пришедшие в бане.
Парень кивнул и в молчании налил себе чаю.
Вначале разговор совершенно не клеился. Мы пили ароматный напиток, вприкуску с пряниками и баранками, помалкивали. Тишина не тяготила, а была тёплой и уютной. В самый раз для отдыха после парной.
Я снова хихикнула.
– А помнишь, как я испугалась козы, а ты меня спас? – снова возвращаясь в детство, спросила Остапа.
– Угу, – хмыкнул он. – Пришлось лезть на ель, почти до самой её макушки, чтобы тебя снять. А потом долго очищать от иголок и смолы. Ты сама была похожа на ёлку. Маленькую и хилую, с мелкими шишками в волосах.
– Ой, кто бы говорил! – подхватила я и, посмеиваясь, парировала его шпильку: – Сам-то был не толще щепки.
Наглец расхохотался:
– Хорош, если бы не я, сидеть бы тебе там до сих пор!
– Слезла бы! – заносчиво ответила ему и показала язык. – Есть захотела б, и слезла!
В кухню вошёл хмурый дядя Семён, прервав наше веселье.
Вмиг стало неприятно, и я напряглась. Смех, как рукой сняло. От тягостного предчувствия засосало под ложечкой. Метнула испуганный взгляд на Остапа. Он тоже изменился в лице, его взор стал настороженным и внимательным.
– Вот что, ребятушки, – произнёс Семён Георгиевич, грузно садясь на стул. – Борис прислал мне СМС-ку. Собирайте-ка живо ваши вещи и уходите на дальнюю заимку. Остап, останешься с Алькой. Там переночуете и дуйте в санаторий. Лина, отец велел тебе забрать какой-то пакет у сторожа.
– У Егорыча? – сказала я, кивнув для убедительности.
– Да, – подтвердил дядя Семён. – Что внутри, я не знаю, Борька не уточнил. Мне сдаётся, что там у них стряслось что-то серьёзное. Не теряйте времени на пустые разговоры!
Я уже поднялась, собираясь бежать в комнату, как запиликал мой телефон, лежащий на подоконнике. Мазнула пальчиком по экрану, активировав его, открыла сообщение.
– Что за абра-кадабра? – с натянутой улыбкой произнесла я. – Это шифр папы.
Повторно прочитала короткое письмо с номера телефона отца.
Мне стало странно, плохо и хорошо одновременно. Будто я долго собирала пазл и он сложился. Я обрела ясность ума. Мороз прошёлся по коже – пробрал до костей. В глазах потемнело, а кухня исчезла, осталась только чернота...
Я пришла в себя от резкого противного запаха. Было мягко и жарко. Кто-то бережно сжимал меня в своих объятиях.
– Остап? – позвала я, садясь и растирая лицо руками, чтобы смахнуть неясную пелену с глаз.
– Я тут, – раздался его голос над моим ухом.
Дыхание парня обдало теплом ушную раковину. Остап поддерживал меня сзади, видимо, чтобы я снова не грохнулась. Тут же обретался и дядя Семён. Он убрал от моего носа ватку с нашатырём.
– Очнулась, – облегчённо выдохнул друг отца. – Как ты, дочка?
В голосе слышалась усталость.
– Н-нормально… Наверное, – растерянно ответила я, чуть заикаясь и всё ещё пытаясь понять, что произошло.
Мы уже находились в гостиной. Тихо работал телевизор, вещая народу новости мира и страны. Ося сидел, облокотившись на спинку дивана, и нежно прижимал меня к себе.
– Напугала-то как! – пожурил меня отец Остапа, поднимаясь с табуретки, стоявшей рядом.
– Я больше так не буду…, скорее всего, – неуверенно пообещала я. – Постараюсь.
Дядя Семён подал мне стакан с травянистым отваром и пояснил:
– Держи. Успокоительное.
– Я вам не барышня какая-то! – взбрыкнула, пытаясь отодвинуть ёмкость с травой.
– Пей, пей, – понукая, словно ребёнка, сказал Оська, подталкивая мою руку к губам и принуждая употребить снадобье.
Поняв, что сопротивление бесполезно, залпом выпила щедрое подношение.
– Умница, – похвалил друг отца, отбирая стакан.
– …Сегодня в своей квартире были обнаружены два трупа: мужчина и женщина. –
На экране появилось изображение моего дома и подъезда. Его ни с чем не перепутаешь – постройка начала прошлого века, стиль – Классицизм. Крупным планом выхватили адрес на фасаде. Мы хоть и жили в Латвии, но на месяц – два приезжали в квартиру в Москве. Папа обычно шутил, что хотел надышаться воздухом родины, чтобы потом снова отбывать «повинность» на фирме, в которой работал.
– Они были зверски убиты. Преступникам удалось скрыться. Личности убитых установлены. Это известная предпринимательница и её муж – учёный, биолог. На видеозаписи, снятой камерой в подъезде дома, хорошо видно, что преступники вошли в дом и поднялись на седьмой этаж. Один из бандитов – девушка. Описание соседей, видевших парочку, подходит под описание дочери предпринимательницы и её мужа.
В кадре показалась дверь с номером моей квартиры. Я занервничала. Не знаю, на что надеялась, может на ошибку? Может, это совпадение? Мало ли домов и квартир с таким же номером…
Вездесущий оператор прошёл внутрь, показывая разруху, кровь, лохмотья, обрывки. Словно там побывал Джек-Потрошитель и порубил всё, что двигалось и не двигалось, гигантским топором. Я с ужасом узнавала и не узнавала очертания своего родного и теперь такого недосягаемого, отчего дома.
Камера остановилась на расколотом надвое компьютерном кресле, залитом чьей-то кровью, и с очерченным мелом силуэтом. В кадре рядом с креслом, на полу – такой же силуэт. И море… Нет – океан крови.
Я тяжело сглотнула. Глаза вновь застлала пелена, а по щекам текли слёзы. Меня затошнило, и стала бить крупная дрожь.
Нет! Пусть будет так, что родителей не было дома в тот страшный миг!
Жаль тех, кто погиб!
– Это были не мои родители! – оказывается, я кричала во весь голос.
Остап сдавил меня в тисках стальных объятий. Он держал меня, а я вырывалась, билась в его руках, сопротивлялась. Хотела убежать, куда глаза глядят… Или не глядят… Как этого хотела я.
Надолго меня не хватило – обессилила. Остап положил меня на диван, вытер ладонью мои щёки. Я смотрела в потолок, пытаясь отрешиться от всего, выкинуть из головы страшный сюжет.
Мои родители живы. Это убили кого-то другого. Они живы.
– Оська, живо собирайся сам и вещи Альки прихвати, – резко скомандовал бледный дядя Семён. – С минуту на минуту тут могут быть полицейские. Бегите, дети, я вас прикрою. Отвлеку их. Скажу, что вы на охоту ушли, будете лишь завтра.
Остап метнулся наверх в наши комнаты. Я слышала топот, на ступенях. Всё никак не могла взять в толк, чего они с отцом переполошились? Зачем нам уходить? Убили не моих родителей. Папа мне смс-ку прислал – значит жив. И мама жива, как она может умереть? Никак.
– Давай, вставай, детонька, спеши, – поднимая меня за плечи и усаживая, сказал дядя Семён.
– На охоту? – спросила я.
Ося нахмурился. Почему? На охоту ведь пойдём. Или опять будет припоминать мне что-то из детства? Он снова стоял в гостиной, уже с двумя рюкзаками, и протягивал мне походную экипировку.
– На охоту, деточка, на охоту.
Клацая зубами, я стала судорожно натягивать на себя штаны и гимнастёрку, хлопковые носки и боты на шнуровке. Мне было всё равно, отвернулись мужики, или смотрят на то, как я негнущимися пальцами пытаюсь завязать бантики на шнурках.
Я не могла поверить в реальность происходившего. Ещё недавно казавшаяся мирной и безмятежной жизнь, сделав резкий финт, повернулась ко мне своим филейным местом. Рухнуло всё, что долгие десятилетия выстраивал мой отец, о чём заботилась моя мать...
В нашем московском доме произошло убийство и я – подозреваемая. Не я, конечно, а девушка похожая на меня. Родители, наверное, переполошились. Столько крови… Бедная мама, она не сможет там ночевать. Папа о гостинице, думаю, позаботится. Они всегда друг о друге заботились.
Почему я говорю в прошедшем времени? Мои родители живы.
Живы, чёрт возьми!
Присев «на дорожку», прощаясь, мы обнялись с дядей Семёном. Увидимся ли мы ещё когда-нибудь? Наверное, нет! В новостях объявили, что я под подозрением и в бегах! Стиснув зубы, подавила слёзы жалости к себе. Дождавшись Остапа, вышла следом. Мы направились по тропе, уводящей в лес, в безопасность.
Оська снова взвалил оба наших рюкзака на себя, а я шла налегке, только туесок из берёсты болтался на бедре. Куда же в лес, да без него? Ни я год, ни грибов не набрать.
В голове снова возникла страшная картина из репортажа: кровь, очерченные мелом силуэты…
Нет! Мои родители живы!
Не думать о том, что произошло в квартире! Следствие проведут, и мы встретимся.
После яркого солнечного дня полумрак леса, мерзко давил на нервы и отражал моё внутреннее состояние. Надо же, уже стемнело. Странно, когда пили чай, был полдень. Ничего себе я отключилась. Теперь понимаю, отчего дядя Семён таким бледным выглядел. Побелеешь тут, когда гости в обмороки падают.
Я принюхалась. Пахло кострами, затопленной соседской баней, еловыми шишками, телом Остапа. Он шёл впереди, без фонарика. Впрочем, какой фонарик, если луна в полнеба? Только в таёжной глуши можно увидеть настолько яркие звёзды, а ещё, пожалуй, на море. До моря далеко, а тайга – вот она, тут.
ГЛАВА 3. ОСТАП
Мы двигались в сторону оврага. Собирался провести Линку по его дну, а потом вскарабкаться наверх. Далее – правее и прямо, примерно пару километров. Жаль топали в ночь, могли бы сразу в санаторий махнуть. Там хорошо, уединённо. Давно прикрыли территорию за ненадобностью, никто денег вкладывать не хотел. Владелец – местное здравоохранение, но и ему дела нет. Всего персонала: директор, да смотритель. Корпуса стоят в хорошем состоянии: Егорыч следит, чтобы не растащили добро.
Отец Алины часто к нему наведывался и мы за компанию. Оказывается, знали друг друга мой отец, дядя Боря и местный сторож сто лет: вместе работали. Потом контору закрыли в девяностые, Егорыч подался в наши края, как и мой отец, а дядя Борис ушёл годом раньше – его пригласили работать в Латвию, на немецкий концерн.
М-да. По старику сейчас и не скажешь, что был он когда-то научным сотрудником, да ещё и степени какие-то там имел. Любитель ватников, валенок, и губной гармошки. Ему лет семьдесят, наверное… Бодро держится: на лице почти нет морщин, подтянут. Зимой и летом купается в прудах, возле деревни.
Егорычу, конечно, сейчас хорошо – духовная терапия. Плохо, что не сразу к нему.
Хотя… Какая разница, После того, что пришлось услышать по телевизору, с Алиной не дошли бы по любому. Сейчас пусть медленно, но передвигаемся и то ладно.
Я остановился и обернулся. Девушка шла неторопливо – сказывался терапевтический эффект от отцова отвара. Набухал он ей, будто мужику здоровому – теперь вот будем плестись, точно заблудившиеся в лесу козы. Что за спешка такая? Ей бы отлежаться, выспаться… Такой стресс пережила, что не каждому по силам.
Попёрлись к лешему на рога, на заимку! Здрассьте, я ваша тётя!
Ладно, отоспится, в поселении. Я туда ходил три дня назад, всё вроде в порядке, на месте, нормально устроимся.
– Линка, чего ползёшь, как черепаха? Волк за задницу цапнет. Давай уже, время поджимает!
