— Располагайтесь. Местечко, конечно, то ещё, но чем богаты.
— Мы ко всему привыкшие. — Лис двусмысленно посмотрел на меня, а я смутилась.
Ну да, случалось, запирала его в погребе. Не умер же, чего возмущаться.
— Там солома лежит, — объяснил дедушка, — чтоб помягче спать. Грызуны, правда, надоели. Поможете?
— Разумеется.
Я незамедлительно спустилась по хлипкой лестничке. Неприятный запах пробрался в ноздри и осел чужеродным комком в горле. Да, и к таким «удобствам» мы привыкшие. После склепов да болот запах — досадная мелочь.
Но чуть приторная вонь казалась знакомой. Немного отдавала паленой шерстью и гнилью. Не вспомнить…
Тонюсенькая свечка неярко светила и скорее чадила, распуская по пустому помещению сероватый дымок. Лис спустился сразу за мной и несколько раз недовольно пофыркал, стараясь свыкнуться с ароматами.
— Извините уж, — стыдливо бормотал Сомысел. — Что есть. Была бы постелька свободная — так я б с радостью одолжил.
— Нам и здесь нравится, — криком уверила его я.
— Даже слишком, — подтвердил разлегшийся на горе соломы Лис. — Спасибо вам.
— Не за что, ребятки. Я крышечку прикрою, чтоб запашок-то не распространялся?
— Не нужно, — попросила я.
И глухой удар грузной дверцы лучше слов сказал о том, что хозяин чхать хотел на согласие гостей.
Свечки погасли в тот же миг. Мы остались во мраке.
— Пойдем ловить крыс? — безо всякого желания предложила я.
— Вот ещё. Как зашуршат — так и отловим, — сонно отозвался Лис. — Или наворожи гадости какой, чтоб они её сожрали да померли.
— Лень в книге копаться.
— Значит, по ситуации и наворожишь.
Отличный вариант, так и поступим. Я пожелала Лису спокойной ночи — тот не ответил, наверное, уснул, — поворочалась с боку на бок, потому что под ребра постоянно попадали острые камешки. Солома была несвежая, прогнившая от влаги. К аромату я почти привыкла, но носом старалась не дышать.
Справа что-то зашуршало. Вначале тихо, скромно, но всё громче и раздражающе.
— Лис. — Я обернулась к предполагаемому месту нахождения спутника.
Друг не ответил. Шорохи нарастали, теперь они доносились сразу с четырех углов. Под кожу закралось некое подобие страха. Я почувствовала, как невдалеке резко вскочил варрен.
— Лис! — Негодование наполнило меня до краев. — Чем ты занимаешься?!
— Убиваю крыс, — невозмутимо отозвался друг.
— А, ну ладно.
Я вновь попыталась предаться сладкому сну.
— Нет, не ладно. Тут такое дело.
— Какое? До утра подождет? Я посплю и прихлопну этих крыс.
— Глазки приоткрой, Славочка.
Небывалая нежность пробрала до костей, поэтому я последовала совету и посмотрела в кромешную темень. Сквозь черноту с разных краев погреба на меня уставилось несколько десятков прищуренных алых огоньков.
— Э… — выдавила я.
— Угу, это крысы, Слав, — всё с тем же умиротворением уточнил Лис. — Размером с отъевшегося пса. Не знаешь случаем, кто они и чем их можно убить? Моего ножа на всех не хватит. А они из своего лаза прут и прут.
— Ты почему так спокоен?! — Я заорала и подпрыгнула, ударяясь затылком о низкий потолок.
— Ко всему привыкший, — повторил он свою же фразу.
Огоньки приближались. Шипение, сопение, скрежет усиливались. Я судорожно выискивала в памяти необходимые чары. Ой как не вовремя вспомнился источник неестественного запаха. Вот и пригодилось обучение у ведьмы да увесистые книжки со старыми набросками-рисунками.
На нас надвигалось с десяток нечестивых тварей, помощников болгов.
Итак, взять этих домашних любимцев рискнет не каждый. Быть те могут хоть крысами, хоть котами, хоть коровами; тварями становятся, когда их покусает будущий собрат. Создания раздуваются до невообразимых размеров, начинают гнить заживо и источать вонь разлагающегося тела. И подчиняются они лишь желанию питаться. А потому как при больших объемах едят мало — предпочитают вырвать внутренности жертвы, — то служат «компаньонами» для иной нежити. Например, для болгов — разумных упырей.
Что я помнила про последних? Да ничего, честно говоря. Упырями так же становятся после укуса. А дальше, как ляжет монета. Или станет совершенно неразумным существом, ошивающимся по сельским кладбищам да дремучим лесам. Если же повезет, и разум не покинет обратившегося хозяина, то болг останется вполне человечным. Правда, чтобы не появились признаки гниения, питаться он должен исключительно человеческой плотью. Другого ему и не хочется.
Сам по себе болг слаб, обычно они хилее ребенка. Без помощников такому не прожить.
— Слава! — из долгой цепочки воспоминаний меня вывел Лис. — Погрезишь позже! Я не справляюсь.
Я и не представляла, как он умудрялся сражаться. Единственным источником света служили налитые кровью огоньки, да и то, глаза лишь указывали на их обладателей, но не освещали погреб. И если варрен лавировал между крысами и стенами и иногда всаживал кинжал в очередную тварь, то я тупо прижалась к стене, пытаясь вспомнить собственные действия при первой встрече с нечестивыми. Воды не боятся, огня — пожалуй, но если нечаянно подожгу солому, то обреку себя на бесславную смерть в запертом погребе.
Лис загородил меня спиной. Он запыхался, потерял прежнюю ловкость. Ему требовалась нешуточная поддержка.
И тут я завопила. Пронзительно, во весь голос, так, что у самой зазвенело в ушах сотнями набатных звонов. Крик заполнил подвал, как вода — тонущий корабль. Варрен в одно движение повалил меня на солому и встревожено закричал:
— Они укусили тебя?!
— А-а-а! — немногословно ответила я, отпихивая друга коленкой.
Нечестивые твари остановились. Угольки их глаз сощурились до едва различимых щелочек. Я сбивалась с дыхания, из горла вырывался свист вместе с душераздирающим хрипом.
— Лис, — из последних сил позвала я, — они утихают при громких звуках. Убивай, скольких сможешь.
Повторять дважды не пришлось. Пока я набирала воздуха для новой волны визга, варрен прибил аж двух явно обескураженных происходящим крыс — иначе бы те сопротивлялись. Они просто стояли, скребя по полу длинными когтями.
Вой спас меня в прошлый раз, когда я так испугалась зараженных овец, что не могла сложить вместе двух слов. Орать-то мне никто не мешал. После ведьма подтвердила, что сей способ хоть и попахивает бестолковостью, но вполне действенный. Конечно, лучше не орать на тварей, а оглушать их иначе: скрежетом, воем, чередой звонких ударов.
В любом случае, я нашла верный способ, потому что вспомнить нужные чары была неспособна, а на обращение к ведьмовскому искусству не осталось физических сил — оживление утопленника до сих пор отдавалось ноющими висками и ломотой в конечностях.
Вот и получилось, что я создавала фон, добавив к оранью постукивание книгой по крышке погреба, а Лис метался из угла в угол, разрезая тельца умелыми ударами под живот.
Сверху послышались шаркающие шажки. Вероятно, хлебосольный дедушка решил убедиться, что питомцы справляются с гостями. Да так удачно, что те визжат от ужаса и отчаяния.
Сомнения в нечистой сущности Сомысла отпали сами по себе, иначе бы нас предупредили, например, о размере крыс.
Уши окончательно оглохли, голос в третий раз сорвался, и я замолкла, сползая по стеночке. Никогда бы не подумала, что худенький, жилистый Лис способен прибить как минимум пятнадцать огромных созданий. Никто больше не шевелился, не лез из щелей. Только тяжелое пыхтение разрезало тишину.
Аккуратно приоткрылась крышечка. Натужно, долго. Мы замерли. Сверху появился малюсенький просвет от свечи. Лис махнул по ступенькам вверх и рывком ударил в дверцу плечом. Та с громким хлопком откинулась, а Сомысл дико заверещал, составляя неплохую конкуренцию моему вокалу.
Я еле-еле выбралась наружу, хватаясь ослабшими пальцами за поломанные ступени и вонзая в кожу занозу за занозой, а когда вдохнула свежего — по сравнению с подвалом — воздуха, увидала чудную картинку: Лис поднял дедка за ворот рубахи и держал его на расстоянии локтя над полом. Старичок дрыгался, плакался и скалился в полные два ряда выросших упырьих клыков.
— Драсте, уважаемый болг, — проворчала я. — А мы тут работку выполнили, крыс прикончили.
— Гады! — визжал Сомысл, которого Лис, во избежание пинков, умудрился держать на вытянутых руках. — Ненавижу!
— Сам такой. Ты чего на ведьму-то полез?
Я угрюмо скрестила руки. Болг завертелся с удвоенным упорством, но варрен держал его крепко. Со стороны это выглядело смешно и малость странновато. Молодой круглоглазый парень зачем-то схватил несчастного седовласого старца. Интересно, скольких этот благопристойный дедуля схарчил до нас?
— Не ведьму… — оправдывалась разумная нежить. — Чародейку! Ты себя как кликала? Именно что кудесницей, ворожеей! Ваш род слабый, ничего сделать не можете! Всегда выходило мозги задурить… А вы ещё и хилые попались, если б я знал… Отпустите.
— Обязательно, — усмехнулся Лис. — Слава, чем болги убиваются?
— Всем. Но огнем надежнее, — безразлично отозвалась я.
В руке насмешливо зажегся небольшой рыжий шарик. Мне и не верилось, что я создала его без поджигания дома. Огонек лизал кожу теплыми язычками, пощипывая только-только запекшуюся рану.
— Бросай его, — посоветовала я, с недоверием перекатывая шарик от пальцев до запястья. Тот держался, не собираясь вылетать без моей на то воли. Расту, надо же.
Лис подчинился приказу, и старичок плюхнулся на деревянный настил. Болг суетливо отполз прочь, зарыдал и принялся уверять в чистоте любых помыслов, но шарик уже летел точно в цель. Вскоре огонь разошелся по одежде, упырь зашипел, зацарапал себя отросшими когтями. Я в отвращении отвернулась. Запах горелого мяса оповестил о кончине нежити. Пламя не переметнулось на стены, погаснув ровно тогда, когда от болга осталась гора праха.
— Хорошо, что у тебя мужа нет; вот бы он настрадался. Вечером спасла охотника на ведьм, теперь едва не стала ужином крыс. — Лис подобрал свечу и пристально осмотрел пепел. — Как в городе не заметили промышляющего… Кстати, а кто это?
— Упырь. — Я присела, вытягивая ноги во всю длину, на лавку. — Как-как, он сам объяснил. Искал путников в базарные дни, приглашал к себе. Никто не знает приезжих и счета им не ведет. Ушли и ушли, пропали или нет — никому нет дела. В чем подозревать дедушку?
— Нас не обвинят в его сожжении?
Друг настежь распахнул ставни. Яростный ночной ветер пробрался внутрь, закружил, засвистел. Огонек на огарке свечи испуганно заплясал. По спине пробежали стайки мурашек.
В горле першило, а по макушке било, словно по жестяным тазам каплями дождя. Тянули занозы.
— Если смотаемся вовремя, не обвинят. Да и помнит ли кто-то этого Сомысла? Жил, небось, одинокий, не лез ни к кому. Короче говоря, Лис, я спать.
— Тебя проводить до погреба? — прыснул юноша, заботливо обтирающий кинжал о найденную тряпку.
— Я, пожалуй, останусь наверху. Запах почти выветрился.
И, не дожидаясь ответа, я свернулась калачиком на лавке. Последней мыслью перед тяжелым провалом в объятия сна было: «Зато мы нашли неплохой домик. И крыс убили. Всё четко по договору».
Утро началось с надоедливого стука в дверь. Я легонько приподнялась на локтях, протерла уголки глаз и увидела прислонившегося к створке Лиса. Сонный, встрепанный варрен прижал ухо к щелке, разделяющей косяк с дверью, а затем со вздохом отпер защелку.
Я не видела стоящего на пороге, но кто-то говорил с Лисом писклявым, тоненьким голосочком.
— А от кого? — удивленно отвечал друг. — Да ну. Точно? Не обманываешь? Ладно, спасибо тебе. Эй, не наглей. Медянки в самый раз будет.
Лис передал кому-то монетку и развернулся к моей «постели». Я зажмурилась, но притворный сон не помог, потому как меня за шиворот насильно выволокли с теплого места.
В отлежанном боку покалывало, невыносимо ныла затекшая шея. И я бы хотела немного размяться, но варрен нетерпеливо тянул меня за рукав к выходу.
— Лис! — сипло возмутилась я. — Я ж ничего не натворила, почему ты меня выгоняешь?
— Иди за мной, — напористо убеждал друг.
Он вытолкнул меня за порог. Я скромно поправила выбившуюся прядь и осмотрелась.
Солнышко неохотно поднималось из-за смутной линии горизонта. Ветерок задувал под одежду, и я ежилась, не понимая, на кой Лису понадобилось выпроваживать меня с уютной лавки в неприлично ранний час.
Причина рассветной побудки нашлась лишь после того, как варрен нетерпеливо ткнул вниз.
Я опустила взор и обомлела. Сердце замерло, перестало отсчитывать удары. И снова забилось в утроенном темпе. К щекам прилил румянец.
У порога стояли те самые сапоги. Высокие, с перекрестной шнуровкой и тоненьким каблучком. Они будто искрились сотнями крошечных чешуек при свете восходящего солнца. Они были прекрасны. И они, по всей видимости да при отсутствии иных хозяев, принадлежали мне.
Я зажмурилась, посчитала до десяти, но находка не исчезла. Лис по-хозяйски осматривал сапоги.
— Как блестят-то! — присвистнул он. — И кожа чешуйками. Вот повезло же, Слав. Мне б принесли поутру какой-нибудь ножичек.
— Откуда они здесь? — лепетала я, выхватив один сапожек.
Пальцы скользили по гладкой поверхности. На слабом ветерке колыхались завязки из тесемочки. Я влезла в обновку и только собралась прогуляться по окрестностям, как Лис впихнул меня обратно в дом.
— Пришел мальчонка. Сказал, будто торговец передал их в подарок.
— Глупость несусветная, — откликнулась я, покачиваясь на непривычной высоте.
Каблучок постукивал едва заметно. Голенище, идеально облегающее ногу, заканчивалось ровно под коленкой и не мешало ей сгибаться. Я с восхищением ускорилась, переходя разве что не на бег.
— Почему это? — Лис отвлекся от созерцания моей пробежки и закопался в рюкзаке. — Да где вся еда?!
— А она была? — Я недоверчиво посмотрела на варрена. — Так вот, почему? Потому что, во-первых, откуда продавец знал, где мы остановились? Во-вторых, сапоги стоят огромных денег, и на его месте я не стала бы отдавать их задарма неизвестно кому.
Друг откинул сумку и начал бесцельно разгуливать по сеням. Сомневаюсь, что та еда, которую он отыскал бы тут, оказалась питательной, вкусной и не грозящей нам людоедством. Но Лис умудрился даже залезть за выщербленную печь, откуда с отвращением выпрыгнул буквально спустя мгновение.
— Отвечая на твои вопросы: ну, узнал. Мало ли, кто нас видел.
— Лис! — Я от возмущения не заметила щели между половицами и зацепилась за нее каблуком. Почти поцеловалась с грязным полом, но повезло, устояла. — Ты не думаешь, что тогда мы становимся преступниками? Кто-то знает, где я остановилась, вдруг зайдет в гости. А мы уже успели прихлопнуть дедульку.
— Не мы, а ты, — деловито поправил юноша. — Не волнуйся. Сегодня же смотаемся из Выгодска. Далее, насчет денег. Может, он докумекал, как малы шансы продать дорогущие сапоги, а так их поносит та, которой они подошли? Всякое случается.
— Он мог бы хоть монетку да выручить.
— А предпочел подарить тебе.
Звучало слишком натянуто. Вроде и возможно, но кто бы так поступил? Не знаю ни одного приличного торговца, который добровольно променял бы свой заработок на чье-то счастье.
— Не верю столь добрым жестам.
— Радовалась бы. — Лис вырыл из-под груды тряпья незапертый ларь, куда безрассудно полез. — Вчера всю дорогу ныла о неразделенной любви, а теперь нос воротишь.
— Мы ко всему привыкшие. — Лис двусмысленно посмотрел на меня, а я смутилась.
Ну да, случалось, запирала его в погребе. Не умер же, чего возмущаться.
— Там солома лежит, — объяснил дедушка, — чтоб помягче спать. Грызуны, правда, надоели. Поможете?
— Разумеется.
Я незамедлительно спустилась по хлипкой лестничке. Неприятный запах пробрался в ноздри и осел чужеродным комком в горле. Да, и к таким «удобствам» мы привыкшие. После склепов да болот запах — досадная мелочь.
Но чуть приторная вонь казалась знакомой. Немного отдавала паленой шерстью и гнилью. Не вспомнить…
Тонюсенькая свечка неярко светила и скорее чадила, распуская по пустому помещению сероватый дымок. Лис спустился сразу за мной и несколько раз недовольно пофыркал, стараясь свыкнуться с ароматами.
— Извините уж, — стыдливо бормотал Сомысел. — Что есть. Была бы постелька свободная — так я б с радостью одолжил.
— Нам и здесь нравится, — криком уверила его я.
— Даже слишком, — подтвердил разлегшийся на горе соломы Лис. — Спасибо вам.
— Не за что, ребятки. Я крышечку прикрою, чтоб запашок-то не распространялся?
— Не нужно, — попросила я.
И глухой удар грузной дверцы лучше слов сказал о том, что хозяин чхать хотел на согласие гостей.
Свечки погасли в тот же миг. Мы остались во мраке.
— Пойдем ловить крыс? — безо всякого желания предложила я.
— Вот ещё. Как зашуршат — так и отловим, — сонно отозвался Лис. — Или наворожи гадости какой, чтоб они её сожрали да померли.
— Лень в книге копаться.
— Значит, по ситуации и наворожишь.
Отличный вариант, так и поступим. Я пожелала Лису спокойной ночи — тот не ответил, наверное, уснул, — поворочалась с боку на бок, потому что под ребра постоянно попадали острые камешки. Солома была несвежая, прогнившая от влаги. К аромату я почти привыкла, но носом старалась не дышать.
Справа что-то зашуршало. Вначале тихо, скромно, но всё громче и раздражающе.
— Лис. — Я обернулась к предполагаемому месту нахождения спутника.
Друг не ответил. Шорохи нарастали, теперь они доносились сразу с четырех углов. Под кожу закралось некое подобие страха. Я почувствовала, как невдалеке резко вскочил варрен.
— Лис! — Негодование наполнило меня до краев. — Чем ты занимаешься?!
— Убиваю крыс, — невозмутимо отозвался друг.
— А, ну ладно.
Я вновь попыталась предаться сладкому сну.
— Нет, не ладно. Тут такое дело.
— Какое? До утра подождет? Я посплю и прихлопну этих крыс.
— Глазки приоткрой, Славочка.
Небывалая нежность пробрала до костей, поэтому я последовала совету и посмотрела в кромешную темень. Сквозь черноту с разных краев погреба на меня уставилось несколько десятков прищуренных алых огоньков.
— Э… — выдавила я.
— Угу, это крысы, Слав, — всё с тем же умиротворением уточнил Лис. — Размером с отъевшегося пса. Не знаешь случаем, кто они и чем их можно убить? Моего ножа на всех не хватит. А они из своего лаза прут и прут.
— Ты почему так спокоен?! — Я заорала и подпрыгнула, ударяясь затылком о низкий потолок.
— Ко всему привыкший, — повторил он свою же фразу.
Огоньки приближались. Шипение, сопение, скрежет усиливались. Я судорожно выискивала в памяти необходимые чары. Ой как не вовремя вспомнился источник неестественного запаха. Вот и пригодилось обучение у ведьмы да увесистые книжки со старыми набросками-рисунками.
На нас надвигалось с десяток нечестивых тварей, помощников болгов.
Итак, взять этих домашних любимцев рискнет не каждый. Быть те могут хоть крысами, хоть котами, хоть коровами; тварями становятся, когда их покусает будущий собрат. Создания раздуваются до невообразимых размеров, начинают гнить заживо и источать вонь разлагающегося тела. И подчиняются они лишь желанию питаться. А потому как при больших объемах едят мало — предпочитают вырвать внутренности жертвы, — то служат «компаньонами» для иной нежити. Например, для болгов — разумных упырей.
Что я помнила про последних? Да ничего, честно говоря. Упырями так же становятся после укуса. А дальше, как ляжет монета. Или станет совершенно неразумным существом, ошивающимся по сельским кладбищам да дремучим лесам. Если же повезет, и разум не покинет обратившегося хозяина, то болг останется вполне человечным. Правда, чтобы не появились признаки гниения, питаться он должен исключительно человеческой плотью. Другого ему и не хочется.
Сам по себе болг слаб, обычно они хилее ребенка. Без помощников такому не прожить.
— Слава! — из долгой цепочки воспоминаний меня вывел Лис. — Погрезишь позже! Я не справляюсь.
Я и не представляла, как он умудрялся сражаться. Единственным источником света служили налитые кровью огоньки, да и то, глаза лишь указывали на их обладателей, но не освещали погреб. И если варрен лавировал между крысами и стенами и иногда всаживал кинжал в очередную тварь, то я тупо прижалась к стене, пытаясь вспомнить собственные действия при первой встрече с нечестивыми. Воды не боятся, огня — пожалуй, но если нечаянно подожгу солому, то обреку себя на бесславную смерть в запертом погребе.
Лис загородил меня спиной. Он запыхался, потерял прежнюю ловкость. Ему требовалась нешуточная поддержка.
И тут я завопила. Пронзительно, во весь голос, так, что у самой зазвенело в ушах сотнями набатных звонов. Крик заполнил подвал, как вода — тонущий корабль. Варрен в одно движение повалил меня на солому и встревожено закричал:
— Они укусили тебя?!
— А-а-а! — немногословно ответила я, отпихивая друга коленкой.
Нечестивые твари остановились. Угольки их глаз сощурились до едва различимых щелочек. Я сбивалась с дыхания, из горла вырывался свист вместе с душераздирающим хрипом.
— Лис, — из последних сил позвала я, — они утихают при громких звуках. Убивай, скольких сможешь.
Повторять дважды не пришлось. Пока я набирала воздуха для новой волны визга, варрен прибил аж двух явно обескураженных происходящим крыс — иначе бы те сопротивлялись. Они просто стояли, скребя по полу длинными когтями.
Вой спас меня в прошлый раз, когда я так испугалась зараженных овец, что не могла сложить вместе двух слов. Орать-то мне никто не мешал. После ведьма подтвердила, что сей способ хоть и попахивает бестолковостью, но вполне действенный. Конечно, лучше не орать на тварей, а оглушать их иначе: скрежетом, воем, чередой звонких ударов.
В любом случае, я нашла верный способ, потому что вспомнить нужные чары была неспособна, а на обращение к ведьмовскому искусству не осталось физических сил — оживление утопленника до сих пор отдавалось ноющими висками и ломотой в конечностях.
Вот и получилось, что я создавала фон, добавив к оранью постукивание книгой по крышке погреба, а Лис метался из угла в угол, разрезая тельца умелыми ударами под живот.
Сверху послышались шаркающие шажки. Вероятно, хлебосольный дедушка решил убедиться, что питомцы справляются с гостями. Да так удачно, что те визжат от ужаса и отчаяния.
Сомнения в нечистой сущности Сомысла отпали сами по себе, иначе бы нас предупредили, например, о размере крыс.
Уши окончательно оглохли, голос в третий раз сорвался, и я замолкла, сползая по стеночке. Никогда бы не подумала, что худенький, жилистый Лис способен прибить как минимум пятнадцать огромных созданий. Никто больше не шевелился, не лез из щелей. Только тяжелое пыхтение разрезало тишину.
Аккуратно приоткрылась крышечка. Натужно, долго. Мы замерли. Сверху появился малюсенький просвет от свечи. Лис махнул по ступенькам вверх и рывком ударил в дверцу плечом. Та с громким хлопком откинулась, а Сомысл дико заверещал, составляя неплохую конкуренцию моему вокалу.
Я еле-еле выбралась наружу, хватаясь ослабшими пальцами за поломанные ступени и вонзая в кожу занозу за занозой, а когда вдохнула свежего — по сравнению с подвалом — воздуха, увидала чудную картинку: Лис поднял дедка за ворот рубахи и держал его на расстоянии локтя над полом. Старичок дрыгался, плакался и скалился в полные два ряда выросших упырьих клыков.
— Драсте, уважаемый болг, — проворчала я. — А мы тут работку выполнили, крыс прикончили.
— Гады! — визжал Сомысл, которого Лис, во избежание пинков, умудрился держать на вытянутых руках. — Ненавижу!
— Сам такой. Ты чего на ведьму-то полез?
Я угрюмо скрестила руки. Болг завертелся с удвоенным упорством, но варрен держал его крепко. Со стороны это выглядело смешно и малость странновато. Молодой круглоглазый парень зачем-то схватил несчастного седовласого старца. Интересно, скольких этот благопристойный дедуля схарчил до нас?
— Не ведьму… — оправдывалась разумная нежить. — Чародейку! Ты себя как кликала? Именно что кудесницей, ворожеей! Ваш род слабый, ничего сделать не можете! Всегда выходило мозги задурить… А вы ещё и хилые попались, если б я знал… Отпустите.
— Обязательно, — усмехнулся Лис. — Слава, чем болги убиваются?
— Всем. Но огнем надежнее, — безразлично отозвалась я.
В руке насмешливо зажегся небольшой рыжий шарик. Мне и не верилось, что я создала его без поджигания дома. Огонек лизал кожу теплыми язычками, пощипывая только-только запекшуюся рану.
— Бросай его, — посоветовала я, с недоверием перекатывая шарик от пальцев до запястья. Тот держался, не собираясь вылетать без моей на то воли. Расту, надо же.
Лис подчинился приказу, и старичок плюхнулся на деревянный настил. Болг суетливо отполз прочь, зарыдал и принялся уверять в чистоте любых помыслов, но шарик уже летел точно в цель. Вскоре огонь разошелся по одежде, упырь зашипел, зацарапал себя отросшими когтями. Я в отвращении отвернулась. Запах горелого мяса оповестил о кончине нежити. Пламя не переметнулось на стены, погаснув ровно тогда, когда от болга осталась гора праха.
— Хорошо, что у тебя мужа нет; вот бы он настрадался. Вечером спасла охотника на ведьм, теперь едва не стала ужином крыс. — Лис подобрал свечу и пристально осмотрел пепел. — Как в городе не заметили промышляющего… Кстати, а кто это?
— Упырь. — Я присела, вытягивая ноги во всю длину, на лавку. — Как-как, он сам объяснил. Искал путников в базарные дни, приглашал к себе. Никто не знает приезжих и счета им не ведет. Ушли и ушли, пропали или нет — никому нет дела. В чем подозревать дедушку?
— Нас не обвинят в его сожжении?
Друг настежь распахнул ставни. Яростный ночной ветер пробрался внутрь, закружил, засвистел. Огонек на огарке свечи испуганно заплясал. По спине пробежали стайки мурашек.
В горле першило, а по макушке било, словно по жестяным тазам каплями дождя. Тянули занозы.
— Если смотаемся вовремя, не обвинят. Да и помнит ли кто-то этого Сомысла? Жил, небось, одинокий, не лез ни к кому. Короче говоря, Лис, я спать.
— Тебя проводить до погреба? — прыснул юноша, заботливо обтирающий кинжал о найденную тряпку.
— Я, пожалуй, останусь наверху. Запах почти выветрился.
И, не дожидаясь ответа, я свернулась калачиком на лавке. Последней мыслью перед тяжелым провалом в объятия сна было: «Зато мы нашли неплохой домик. И крыс убили. Всё четко по договору».
***
Утро началось с надоедливого стука в дверь. Я легонько приподнялась на локтях, протерла уголки глаз и увидела прислонившегося к створке Лиса. Сонный, встрепанный варрен прижал ухо к щелке, разделяющей косяк с дверью, а затем со вздохом отпер защелку.
Я не видела стоящего на пороге, но кто-то говорил с Лисом писклявым, тоненьким голосочком.
— А от кого? — удивленно отвечал друг. — Да ну. Точно? Не обманываешь? Ладно, спасибо тебе. Эй, не наглей. Медянки в самый раз будет.
Лис передал кому-то монетку и развернулся к моей «постели». Я зажмурилась, но притворный сон не помог, потому как меня за шиворот насильно выволокли с теплого места.
В отлежанном боку покалывало, невыносимо ныла затекшая шея. И я бы хотела немного размяться, но варрен нетерпеливо тянул меня за рукав к выходу.
— Лис! — сипло возмутилась я. — Я ж ничего не натворила, почему ты меня выгоняешь?
— Иди за мной, — напористо убеждал друг.
Он вытолкнул меня за порог. Я скромно поправила выбившуюся прядь и осмотрелась.
Солнышко неохотно поднималось из-за смутной линии горизонта. Ветерок задувал под одежду, и я ежилась, не понимая, на кой Лису понадобилось выпроваживать меня с уютной лавки в неприлично ранний час.
Причина рассветной побудки нашлась лишь после того, как варрен нетерпеливо ткнул вниз.
Я опустила взор и обомлела. Сердце замерло, перестало отсчитывать удары. И снова забилось в утроенном темпе. К щекам прилил румянец.
У порога стояли те самые сапоги. Высокие, с перекрестной шнуровкой и тоненьким каблучком. Они будто искрились сотнями крошечных чешуек при свете восходящего солнца. Они были прекрасны. И они, по всей видимости да при отсутствии иных хозяев, принадлежали мне.
Глава 4. Пункт четвертый. Вотритесь к ведьме в доверие; клинок легче всадить исподтишка да в спину.
Я зажмурилась, посчитала до десяти, но находка не исчезла. Лис по-хозяйски осматривал сапоги.
— Как блестят-то! — присвистнул он. — И кожа чешуйками. Вот повезло же, Слав. Мне б принесли поутру какой-нибудь ножичек.
— Откуда они здесь? — лепетала я, выхватив один сапожек.
Пальцы скользили по гладкой поверхности. На слабом ветерке колыхались завязки из тесемочки. Я влезла в обновку и только собралась прогуляться по окрестностям, как Лис впихнул меня обратно в дом.
— Пришел мальчонка. Сказал, будто торговец передал их в подарок.
— Глупость несусветная, — откликнулась я, покачиваясь на непривычной высоте.
Каблучок постукивал едва заметно. Голенище, идеально облегающее ногу, заканчивалось ровно под коленкой и не мешало ей сгибаться. Я с восхищением ускорилась, переходя разве что не на бег.
— Почему это? — Лис отвлекся от созерцания моей пробежки и закопался в рюкзаке. — Да где вся еда?!
— А она была? — Я недоверчиво посмотрела на варрена. — Так вот, почему? Потому что, во-первых, откуда продавец знал, где мы остановились? Во-вторых, сапоги стоят огромных денег, и на его месте я не стала бы отдавать их задарма неизвестно кому.
Друг откинул сумку и начал бесцельно разгуливать по сеням. Сомневаюсь, что та еда, которую он отыскал бы тут, оказалась питательной, вкусной и не грозящей нам людоедством. Но Лис умудрился даже залезть за выщербленную печь, откуда с отвращением выпрыгнул буквально спустя мгновение.
— Отвечая на твои вопросы: ну, узнал. Мало ли, кто нас видел.
— Лис! — Я от возмущения не заметила щели между половицами и зацепилась за нее каблуком. Почти поцеловалась с грязным полом, но повезло, устояла. — Ты не думаешь, что тогда мы становимся преступниками? Кто-то знает, где я остановилась, вдруг зайдет в гости. А мы уже успели прихлопнуть дедульку.
— Не мы, а ты, — деловито поправил юноша. — Не волнуйся. Сегодня же смотаемся из Выгодска. Далее, насчет денег. Может, он докумекал, как малы шансы продать дорогущие сапоги, а так их поносит та, которой они подошли? Всякое случается.
— Он мог бы хоть монетку да выручить.
— А предпочел подарить тебе.
Звучало слишком натянуто. Вроде и возможно, но кто бы так поступил? Не знаю ни одного приличного торговца, который добровольно променял бы свой заработок на чье-то счастье.
— Не верю столь добрым жестам.
— Радовалась бы. — Лис вырыл из-под груды тряпья незапертый ларь, куда безрассудно полез. — Вчера всю дорогу ныла о неразделенной любви, а теперь нос воротишь.
