ЛИРИЧЕСКАЯ ПРЕЛЮДИЯ
Я знаю, когда-то давно, в прошлой или позапрошлой жизни, я была маленькой цветочной феей, жила в бутоне шиповника, питалась нектаром, умывалась росой и каталась на большом ворчливом шмеле. А потом услышала, как поёт дудочка, и полетела за тобой, забыв про всё, что радовало прежде. Я была с тобой каждое мгновение. Напевала вечером, чтобы к тебе пришли хорошие сны, исцеляла мигрень своими прикосновениями, нашептывала тебе мелодии лугов, чтобы, проснувшись, ты написал необыкновенную музыку. А когда мой срок истёк, я растворилась в рассветном небе.
На календаре - ноябрь. Сизые рыхлые облака обиженно сморщились и вот-вот заплачут холодным дождём. Солнце ленится выглядывать из-за тучи и, похоже, подумывает, не уйти ли ему в медвежью спячку до весны.
А я покрашу волосы в розовый.
Возьму у дочки большой прозрачный зонт, оставлю лежать тёплый вязаный берет в прихожей и выбегу на улицу. Ворвусь в поток унылых сгорбленных прохожих цветущей весенней яблоней, и любопытное солнце выглянет узнать, кто же там, внизу, так ярко радуется хмурой осенней погоде.
Я покрашу волосы в розовый. Найду в холодильнике маленький пакетик замороженной в прошлом июле душистой лесной малины, добавлю несколько ягодок в травяной чай и буду ждать.
Минут через пять, а может, семь я осторожно сниму с чайника круглую аккуратную крышечку, дотронусь до его изящного фарфорового носика и вдохну аромат лета.
Затем соберу мелкие малиновые зёрнышки, разомну их и сделаю маску для лица. Ты сперва так смешно пугался, когда видел меня с клубничной, смородиновой или черничной кашицей, а после смеялся, брал маленькое махровое полотенце и нежно стирал малиновый или фиолетовый цвет с бровей и носа. Целовал ставшие нежными после маски щёки, проводил пальцем по лбу, разглаживая морщинки и обещая быть всегда рядом.
Я покрашу волосы в розовый. Умою тёплой водой лицо, проведу по губам фркутовым прозрачным блеском. И буду ждать тебя.
Ты придёшь. Вернёшься. Вспомнишь, как мы начинали целоваться на закате, заворожено наблюдали, как рождаются первые звёзды. Забирались в темноте в стоящий у края поля стог и были счастливы, согревая друг друга робкими ласковыми прикосновениями. Розовеющее небо обнимало нас и укрывало прозрачным шарфом счастья.
ВОСПОМИНАНИЕ ПЕРВОЕ. КОЛГОТОЧНОЕ.
На самом деле я давно уже не крашу волосы в розовый. И все написанное – глупая попытка вернуть счастливые дни юности, когда казалось, что впереди бесконечность радостных (а как же иначе?) дней.
Мы познакомились с тобой абсолютно не романтично. Ты просто отдавил мне ногу в утреннем трамвае. И ладно бы, просто наступил! Нет, ты начал бестолково извиняться, задел мою коленку своим дурацким портфелем с металлической застежкой и порвал новые колготки. Как же я была зла! А ты всё бормотал свои извинения, пока мы не дошли до учебного корпуса. Схватил меня за руку и спросил, какой марки и размера надо купить колготки. Я была абсолютно уверена, что это просто попытка познакомиться и мстительно назвала самую дорогу фирму. Ты серьезно кивнул и пообещал прийти к двум часам.
Думаете, я помнила во время пар об этом? Нет, конечно. Педагоги у нас были требовательные, так что предаваться горестным раздумьям об испорченной детали гардероба мне было особенно некогда.
Наверное, если бы нас не отпустили с пятой пары, мы бы с тобой больше не встретились. Кто же будет ждать незнакомую девушку два с половиной часа? Честно, я бы и час не стала. А ты ждал. Стоял на крыльце университета и держал в одной руке небольшой прозрачный пакет, а в другой – бумажный стаканчик с кофе.
Возможно, я бы гордо прошла мимо, но глаз уловил на полиэтилене название знакомого бренда. Да о таких колготках можно было просто мечтать! И, уговорив себя, что за утреннее потрясение мне просто положена компенсация, я с улыбкой подошла и позволила отдать мне подарок. Стаканчик кофе мне тоже вручили. Молча. А потом ты просто развернулся и пошел к метро.
Не знаю, что меня заставило побежать за тобой. Возможно, засоня-совесть решила проснуться и наградить меня тычком, а, может, мне просто стало жалко смотреть на твою чуть сутулую фигуру. Я уже почти подошла к тебе, но тут заметила, что ты разговариваешь с необычайно высоким мужчиной с рыжей бородкой-клинышком. Нет, я не подслушивала! Но профессор (а кто еще мог так отчитывать студента!) достаточно громко выражал тебе свое неудовольствие за пропущенный семинар, сыпал какими-то непонятными терминами. Знакомым словом оказалась «астрофизика», да еще пара названий созвездий.
А ты просто стоял и всё ниже опускал голову.
И тут я совершенно неожиданно для себя вклинилась в разговор и принялась доказывать профессору, что он не прав. И никто ничего не прогуливал, а, наоборот, совершал героический подвиг, спасая девушку, которая упала и едва не сломала ногу. И в доказательство предъявила ногу с порванной колготкой.
Такого вербального напора никто явно не ожидал. После нескольких минут молчания профессор посмотрел на нас, потом махнул рукой и, пробормотав: «Эх, молодо- зелено!» - зашагал обратно к учебным корпусам.
И тогда мы с тобой всё же познакомились. Смешно, но наши имена оказались в чем-то похожими. Твоя мама любила читать Марка Твена и дала тебе имя этого писателя, а моя обожала романтические истории. В одной из них героиню звали Мирабель. Не особо удобное имечко, надо сказать. Да и роман, прочитанный потом мною, оказался достаточно скучным и приторно-слезливым. Так что обычно я всем представлялась, как Мира. Но в этот раз отчего-то назвала полное имя.
Думала, ты засмеешься. Но нет. Я помню твои слова: «Мирабель. Имя звенит, словно хрустальный волшебный колокольчик. Он может своим пением отвлечь от печалей и подарить радость.»
Я даже опешила от неожиданности. Было ощущение, словно я увидела, как за толстой ореховой скорлупой скрывается не обычное ядрышко, а прячется маленькое солнышко.
ВОСПОМИНАНИЕ ВТОРОЕ. МОРСКОЕ.
Мы стали встречаться. Смешно, ты так долго называл меня на «вы» и полным именем. Пока я не рассердилась и не пригрозила, что мы совсем перестанем видеться. Тогда ты сократил мое имя до Бель. А у меня твое имя как-то само собой уменьшилось на одну букву. Мар – так похоже на море.
И характер у тебя тоже был, как у моря. Абсолютно непредсказуемый. Во время неторопливой прогулки по бульвару ты мог резко остановиться, схватить меня на руки и закружить. А после минут пятнадцать рассказывать, какая идея пришла тебе в голову. Причем идеи тоже были непредсказуемые. Я никогда не могла угадать, что ты скажешь. Потому что с одинаковым восторгом в голосе ты говорил и о новых исследованиях черных дыр, и о маленьком кафе, которое открылось совсем недавно и куда мы должны обязательно сходить, а после мог перейти к рецепту пирогов, которые пекла твоя бабушка, и тут же, практически без паузы, начать рассказывать, какую необычную теорию рождения вселенной выдвинул твой профессор.
Откровенно говоря, я не понимала и половины этих галактических откровений. Но мне нравилось слушать твой голос, звенящим искренним научным азартом и ловить свет неведомых звезд в твоих глазах.
Мне казалось, так будет всегда.
Но все резко и непоправимо изменилось после защиты твоего диплома. Наверное, ты действительно был гением, потому что за возможность заполучить тебя в штат всерьез боролись несколько солидных организаций, занимающихся изучением космоса. Лично мне не понравилось предложение ни одной из них. Хотя бы потому, что они все располагались не в нашем городе. Ты не хотел уезжать от меня, но и оказаться от звезд тоже не мог.
Полгода без тебя. Короткие разговоры по телефону и скайпу с неопределяемых номеров.
Я сходила с ума. Мир стал блеклым. В сердце образовалась гулкая пустота. Я то не слышала абсолютно ничего на лекциях и семинарах, то начинала дневать и ночевать в библиотеке, чтобы пройти полностью программу курса и заранее сдать экзамены.
В день твоего появления я решила покрасить волосы в розовый.
И едва услышала звонок дверь. Замотав мокрые волосы в полотенце, я посмотрела в глазок. Ты стоял с небольшой сумкой и улыбался.
Эти наши три дня были абсолютно сумасшедшие. Я не помню, что мы ели и пили, о чем разговаривали. Но я точно знала, что если мы сейчас не будем вместе, в мою жизнь не войдет что-то очень важное. И мы не отпускали друг друга ни на секунду.
Перед отъездом ты поцеловал меня в челку и сказал, что теперь розовый для тебя цвет счастья.
Про важное я выяснила месяца два спустя. А потом еще три месяца не могла с тобой связаться. Старые номера не отвечали, а выяснить было не у кого. На электронные письма приходил стандартный ответ, что письмо получено и будет прочитано при первой возможности. Но эта возможность, похоже, потерялась где-то на бесконечных просторах вселенной.
Да, ты говорил, что ожидаются какие-то важные испытания. Но не полгода же!
Мне говорили, что организму нужны витамины, и в рацион необходимо включать больше фруктов, твердили про важность кальция и заботливо ставили рядом со мной тарелку с домашним творогом. А мне кусок не лез в горло. И это было вовсе не образное выражение.
Мне говорили, что нужно поберечь волосы, но я упорно красила их в розовый. В цвет нашего счастья.
Ты появился, как и в прошлый раз, без предупреждения. Увидел исхудавшую меня, перевел взгляд на выросший животик, уронил свою сумку и нежно прижал меня к себе, пробормотав: «Дочка красавица будет, как мама».
А потом меня подхватил вихрь и понес.
Не знаю, как, кого и о чем просил Мар, чем грозил и на какие рычаги нажимал, но через три дня у меня на пальце было обручальное кольцо и штамп в паспорте.
Ребенок, убедившись, что папа рядом, резко перестал мучить токсикозом. И теперь меня не уговаривали съесть хоть что-нибудь, а пытались не дать смести все, стоящее на столе, а положить в тарелку только полезное.
Переезд в другой город я не заметила. Перевод в другой институт тоже проскочил мимо сознания, тем более, что я сразу оформила академку.
Пять лет счастья.
Не знаю, как ты угадал, но у нас, действительно, родилась дочка. Ты предложил назвать её Бель или Беллой, чтобы дома звучал еще один колокольчик. Но тут уж я воспротивилась. Мне хотелось, чтобы в её имени звучало твое. Мар. Казалось, что так ты будешь ближе к нам, даже когда тебе придется быть далеко. Сошлись на морском варианте. Мара. Рина. Марина.
Дочку ты обожал. И баловал безмерно. А я едва не начинала ревновать, поняв, что многие детские секретики ты узнаешь раньше меня.
ВОСПОМИНАНИЕ ТРЕТЬЕ. МУЗЫКАЛЬНОЕ
Когда Маришке было три, ты внезапно начал писать музыку. Мы тогда с дочкой обе простудились. А я еще и потеряла голос. Капризность в доме повысилась на порядок. И ты на неделю забросил работу. Варил нам морс. Растирал гусиным жиром. Укутывал ноги в пуховые носки. И то уговаривал, то заставлял пить лекарства и полоскать горло.
Когда дочке стало получше, она потребовала песню. Новую. Тогда я первый раз увидела, как ты растерялся.
Музыкой в нашем доме всегда заведовала я. И дело не только в профессии. Мне просто нравилось это таинство звуков. Я слышала музыку везде. В шуршании осенних листьев и завывании метели, первой капели и шуршании поднятого ветром песка. Легко могла записать ноты только что услышанной мелодии. Каждый вечер я садилась за рояль и играла. И пыталась сочинять. Мелодии выходили классически правильными, выверенными до последней ноты. Только мне они казались искусственными.
А у тебя музыка была живой.
Ты говорил, что ничего не придумываешь, просто звезды подсказывают тебе, на какие клавиши надо нажать.
Я успела записать почти все. Кроме той, первой. Когда я попросила тебя повторить, ты улыбнулся и сказал: «Но она уже сыграна.»
Как будто это что-то объясняло! Но с тех пор я всегда ходила с нотным блокнотом и карандашом.
ВОСПОМИНАНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ. ОЖИДАНИЕ ЧУДА
30 мелодий.
И пять лет ожидания чуда.
Пять лет я ненавидела Новогодние праздники.
Второго января тебя срочно вызвали на работу. Ты успел позвонить, сказать, что эксперимент перевернет все наше представление о звездах, пообещал, что через пару дней вернешься, чмокнул в трубку и отключился.
А через два дня пришли двое твоих «коллег» в безликих серых костюмах и долго говорили, как много ты сделал для науки, какие прорывы благодаря тебе произошли в астрофизике, обещали, что не оставят семью без поддержки, а я слышала только глаголы прошедшего времени.
Какие-то компоненты повели себя в связке совсем не так, как планировалось в теории, и часть лаборатории перестала существовать. Две капли оказались слишком антагонистичными по отношению к друг другу. И за один миг перевернули мою жизнь.
Нет, ты не умер. Глубокая кома. Врачи разводили руками и, отводя глаза, говорили, что надежда есть, и надо молиться и верить.
А что нам еще оставалось?
Я была готова молиться всем божествам мира, лишь бы получить хотя бы малейший намек, подсказку, что или кто сможет прервать этот сон моего любимого. Я бы отдала свою жизнь, но боги не торопились требовать от меня такой жертвы. А, может, моя душа казалась им слишком мелкой по сравнением с душой Марка? А потому не подходила для обмена.
Материальных проблем у нас с дочкой не возникло. Люди в сером обещание сдержали, и на мою карточку ежемесячно падала солидная сумма. Только к чему? Я бы отдала любые деньги, лишь бы вернуть Мара. Но никто из медицинских светил не давал никаких прогнозов. Странно, но люди, именующие себя народными целителями, экстрасенсами и даже говорящими с душами, даже не доходили до палаты. Они останавливались в больничном коридоре и говорили, что их что-то не пускает дальше.
Пять лет мы каждый день приходили к тебе с дочкой. Рассказывали наши нехитрые новости. Приносили домашнюю еду (кто-то сказал, что это навеет воспоминания о доме и поспособствует выходу из комы).
Я брала тебя за руку, и иногда мне казалось, что ты пожимаешь мои пальцы в ответ. Но твои глаза по-прежнему были закрыты, а врачи начали осторожно говорить о возможности отключения от приборов.
Я была против. Нет, я была КАТЕГОРИЧЕСКИ ПРОТИВ. А без моего согласия тебя отключить не могли. Юридически. А на самом деле… И мы с дочкой практически стали жить в твоей палате.
Не знаю, как бы я справилась одна, но кто-то из богов все же услышал мои молитвы и послал мне ангела.
Ангелина. Студентка медвуза. Волонтер, ухаживающая за тяжело больными. Однажды она пришла помочь на несколько дней в клинике. И осталась с нами на всё время, пока мы ждали пробуждения Марка.
Не знаю, как, но она могла уговорить кого угодно. Её голос журчал, словно весенний ручеек, успокаивал, радовал, дарил надежду. Только с ней я оставляла Марка, абсолютно уверенная, что за это время с моим любимым ничего не случится.
Именно Ангелина привела нас в маленький музыкальный зал, где иногда проходили благотворительные концерты.
Это был день десятилетия дочки. Ангелина подвела её к роялю и попросила сыграть.
- Что сыграть? – спросила дочка.
- То, что хочет твоя душа и твоё сердце. Сядь. Положи руки на клавиши. Закрой глаза. И ты поймешь, какая мелодия тебе нужна.
Я знаю, когда-то давно, в прошлой или позапрошлой жизни, я была маленькой цветочной феей, жила в бутоне шиповника, питалась нектаром, умывалась росой и каталась на большом ворчливом шмеле. А потом услышала, как поёт дудочка, и полетела за тобой, забыв про всё, что радовало прежде. Я была с тобой каждое мгновение. Напевала вечером, чтобы к тебе пришли хорошие сны, исцеляла мигрень своими прикосновениями, нашептывала тебе мелодии лугов, чтобы, проснувшись, ты написал необыкновенную музыку. А когда мой срок истёк, я растворилась в рассветном небе.
На календаре - ноябрь. Сизые рыхлые облака обиженно сморщились и вот-вот заплачут холодным дождём. Солнце ленится выглядывать из-за тучи и, похоже, подумывает, не уйти ли ему в медвежью спячку до весны.
А я покрашу волосы в розовый.
Возьму у дочки большой прозрачный зонт, оставлю лежать тёплый вязаный берет в прихожей и выбегу на улицу. Ворвусь в поток унылых сгорбленных прохожих цветущей весенней яблоней, и любопытное солнце выглянет узнать, кто же там, внизу, так ярко радуется хмурой осенней погоде.
Я покрашу волосы в розовый. Найду в холодильнике маленький пакетик замороженной в прошлом июле душистой лесной малины, добавлю несколько ягодок в травяной чай и буду ждать.
Минут через пять, а может, семь я осторожно сниму с чайника круглую аккуратную крышечку, дотронусь до его изящного фарфорового носика и вдохну аромат лета.
Затем соберу мелкие малиновые зёрнышки, разомну их и сделаю маску для лица. Ты сперва так смешно пугался, когда видел меня с клубничной, смородиновой или черничной кашицей, а после смеялся, брал маленькое махровое полотенце и нежно стирал малиновый или фиолетовый цвет с бровей и носа. Целовал ставшие нежными после маски щёки, проводил пальцем по лбу, разглаживая морщинки и обещая быть всегда рядом.
Я покрашу волосы в розовый. Умою тёплой водой лицо, проведу по губам фркутовым прозрачным блеском. И буду ждать тебя.
Ты придёшь. Вернёшься. Вспомнишь, как мы начинали целоваться на закате, заворожено наблюдали, как рождаются первые звёзды. Забирались в темноте в стоящий у края поля стог и были счастливы, согревая друг друга робкими ласковыми прикосновениями. Розовеющее небо обнимало нас и укрывало прозрачным шарфом счастья.
ВОСПОМИНАНИЕ ПЕРВОЕ. КОЛГОТОЧНОЕ.
На самом деле я давно уже не крашу волосы в розовый. И все написанное – глупая попытка вернуть счастливые дни юности, когда казалось, что впереди бесконечность радостных (а как же иначе?) дней.
Мы познакомились с тобой абсолютно не романтично. Ты просто отдавил мне ногу в утреннем трамвае. И ладно бы, просто наступил! Нет, ты начал бестолково извиняться, задел мою коленку своим дурацким портфелем с металлической застежкой и порвал новые колготки. Как же я была зла! А ты всё бормотал свои извинения, пока мы не дошли до учебного корпуса. Схватил меня за руку и спросил, какой марки и размера надо купить колготки. Я была абсолютно уверена, что это просто попытка познакомиться и мстительно назвала самую дорогу фирму. Ты серьезно кивнул и пообещал прийти к двум часам.
Думаете, я помнила во время пар об этом? Нет, конечно. Педагоги у нас были требовательные, так что предаваться горестным раздумьям об испорченной детали гардероба мне было особенно некогда.
Наверное, если бы нас не отпустили с пятой пары, мы бы с тобой больше не встретились. Кто же будет ждать незнакомую девушку два с половиной часа? Честно, я бы и час не стала. А ты ждал. Стоял на крыльце университета и держал в одной руке небольшой прозрачный пакет, а в другой – бумажный стаканчик с кофе.
Возможно, я бы гордо прошла мимо, но глаз уловил на полиэтилене название знакомого бренда. Да о таких колготках можно было просто мечтать! И, уговорив себя, что за утреннее потрясение мне просто положена компенсация, я с улыбкой подошла и позволила отдать мне подарок. Стаканчик кофе мне тоже вручили. Молча. А потом ты просто развернулся и пошел к метро.
Не знаю, что меня заставило побежать за тобой. Возможно, засоня-совесть решила проснуться и наградить меня тычком, а, может, мне просто стало жалко смотреть на твою чуть сутулую фигуру. Я уже почти подошла к тебе, но тут заметила, что ты разговариваешь с необычайно высоким мужчиной с рыжей бородкой-клинышком. Нет, я не подслушивала! Но профессор (а кто еще мог так отчитывать студента!) достаточно громко выражал тебе свое неудовольствие за пропущенный семинар, сыпал какими-то непонятными терминами. Знакомым словом оказалась «астрофизика», да еще пара названий созвездий.
А ты просто стоял и всё ниже опускал голову.
И тут я совершенно неожиданно для себя вклинилась в разговор и принялась доказывать профессору, что он не прав. И никто ничего не прогуливал, а, наоборот, совершал героический подвиг, спасая девушку, которая упала и едва не сломала ногу. И в доказательство предъявила ногу с порванной колготкой.
Такого вербального напора никто явно не ожидал. После нескольких минут молчания профессор посмотрел на нас, потом махнул рукой и, пробормотав: «Эх, молодо- зелено!» - зашагал обратно к учебным корпусам.
И тогда мы с тобой всё же познакомились. Смешно, но наши имена оказались в чем-то похожими. Твоя мама любила читать Марка Твена и дала тебе имя этого писателя, а моя обожала романтические истории. В одной из них героиню звали Мирабель. Не особо удобное имечко, надо сказать. Да и роман, прочитанный потом мною, оказался достаточно скучным и приторно-слезливым. Так что обычно я всем представлялась, как Мира. Но в этот раз отчего-то назвала полное имя.
Думала, ты засмеешься. Но нет. Я помню твои слова: «Мирабель. Имя звенит, словно хрустальный волшебный колокольчик. Он может своим пением отвлечь от печалей и подарить радость.»
Я даже опешила от неожиданности. Было ощущение, словно я увидела, как за толстой ореховой скорлупой скрывается не обычное ядрышко, а прячется маленькое солнышко.
ВОСПОМИНАНИЕ ВТОРОЕ. МОРСКОЕ.
Мы стали встречаться. Смешно, ты так долго называл меня на «вы» и полным именем. Пока я не рассердилась и не пригрозила, что мы совсем перестанем видеться. Тогда ты сократил мое имя до Бель. А у меня твое имя как-то само собой уменьшилось на одну букву. Мар – так похоже на море.
И характер у тебя тоже был, как у моря. Абсолютно непредсказуемый. Во время неторопливой прогулки по бульвару ты мог резко остановиться, схватить меня на руки и закружить. А после минут пятнадцать рассказывать, какая идея пришла тебе в голову. Причем идеи тоже были непредсказуемые. Я никогда не могла угадать, что ты скажешь. Потому что с одинаковым восторгом в голосе ты говорил и о новых исследованиях черных дыр, и о маленьком кафе, которое открылось совсем недавно и куда мы должны обязательно сходить, а после мог перейти к рецепту пирогов, которые пекла твоя бабушка, и тут же, практически без паузы, начать рассказывать, какую необычную теорию рождения вселенной выдвинул твой профессор.
Откровенно говоря, я не понимала и половины этих галактических откровений. Но мне нравилось слушать твой голос, звенящим искренним научным азартом и ловить свет неведомых звезд в твоих глазах.
Мне казалось, так будет всегда.
Но все резко и непоправимо изменилось после защиты твоего диплома. Наверное, ты действительно был гением, потому что за возможность заполучить тебя в штат всерьез боролись несколько солидных организаций, занимающихся изучением космоса. Лично мне не понравилось предложение ни одной из них. Хотя бы потому, что они все располагались не в нашем городе. Ты не хотел уезжать от меня, но и оказаться от звезд тоже не мог.
Полгода без тебя. Короткие разговоры по телефону и скайпу с неопределяемых номеров.
Я сходила с ума. Мир стал блеклым. В сердце образовалась гулкая пустота. Я то не слышала абсолютно ничего на лекциях и семинарах, то начинала дневать и ночевать в библиотеке, чтобы пройти полностью программу курса и заранее сдать экзамены.
В день твоего появления я решила покрасить волосы в розовый.
И едва услышала звонок дверь. Замотав мокрые волосы в полотенце, я посмотрела в глазок. Ты стоял с небольшой сумкой и улыбался.
Эти наши три дня были абсолютно сумасшедшие. Я не помню, что мы ели и пили, о чем разговаривали. Но я точно знала, что если мы сейчас не будем вместе, в мою жизнь не войдет что-то очень важное. И мы не отпускали друг друга ни на секунду.
Перед отъездом ты поцеловал меня в челку и сказал, что теперь розовый для тебя цвет счастья.
Про важное я выяснила месяца два спустя. А потом еще три месяца не могла с тобой связаться. Старые номера не отвечали, а выяснить было не у кого. На электронные письма приходил стандартный ответ, что письмо получено и будет прочитано при первой возможности. Но эта возможность, похоже, потерялась где-то на бесконечных просторах вселенной.
Да, ты говорил, что ожидаются какие-то важные испытания. Но не полгода же!
Мне говорили, что организму нужны витамины, и в рацион необходимо включать больше фруктов, твердили про важность кальция и заботливо ставили рядом со мной тарелку с домашним творогом. А мне кусок не лез в горло. И это было вовсе не образное выражение.
Мне говорили, что нужно поберечь волосы, но я упорно красила их в розовый. В цвет нашего счастья.
Ты появился, как и в прошлый раз, без предупреждения. Увидел исхудавшую меня, перевел взгляд на выросший животик, уронил свою сумку и нежно прижал меня к себе, пробормотав: «Дочка красавица будет, как мама».
А потом меня подхватил вихрь и понес.
Не знаю, как, кого и о чем просил Мар, чем грозил и на какие рычаги нажимал, но через три дня у меня на пальце было обручальное кольцо и штамп в паспорте.
Ребенок, убедившись, что папа рядом, резко перестал мучить токсикозом. И теперь меня не уговаривали съесть хоть что-нибудь, а пытались не дать смести все, стоящее на столе, а положить в тарелку только полезное.
Переезд в другой город я не заметила. Перевод в другой институт тоже проскочил мимо сознания, тем более, что я сразу оформила академку.
Пять лет счастья.
Не знаю, как ты угадал, но у нас, действительно, родилась дочка. Ты предложил назвать её Бель или Беллой, чтобы дома звучал еще один колокольчик. Но тут уж я воспротивилась. Мне хотелось, чтобы в её имени звучало твое. Мар. Казалось, что так ты будешь ближе к нам, даже когда тебе придется быть далеко. Сошлись на морском варианте. Мара. Рина. Марина.
Дочку ты обожал. И баловал безмерно. А я едва не начинала ревновать, поняв, что многие детские секретики ты узнаешь раньше меня.
ВОСПОМИНАНИЕ ТРЕТЬЕ. МУЗЫКАЛЬНОЕ
Когда Маришке было три, ты внезапно начал писать музыку. Мы тогда с дочкой обе простудились. А я еще и потеряла голос. Капризность в доме повысилась на порядок. И ты на неделю забросил работу. Варил нам морс. Растирал гусиным жиром. Укутывал ноги в пуховые носки. И то уговаривал, то заставлял пить лекарства и полоскать горло.
Когда дочке стало получше, она потребовала песню. Новую. Тогда я первый раз увидела, как ты растерялся.
Музыкой в нашем доме всегда заведовала я. И дело не только в профессии. Мне просто нравилось это таинство звуков. Я слышала музыку везде. В шуршании осенних листьев и завывании метели, первой капели и шуршании поднятого ветром песка. Легко могла записать ноты только что услышанной мелодии. Каждый вечер я садилась за рояль и играла. И пыталась сочинять. Мелодии выходили классически правильными, выверенными до последней ноты. Только мне они казались искусственными.
А у тебя музыка была живой.
Ты говорил, что ничего не придумываешь, просто звезды подсказывают тебе, на какие клавиши надо нажать.
Я успела записать почти все. Кроме той, первой. Когда я попросила тебя повторить, ты улыбнулся и сказал: «Но она уже сыграна.»
Как будто это что-то объясняло! Но с тех пор я всегда ходила с нотным блокнотом и карандашом.
ВОСПОМИНАНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ. ОЖИДАНИЕ ЧУДА
30 мелодий.
И пять лет ожидания чуда.
Пять лет я ненавидела Новогодние праздники.
Второго января тебя срочно вызвали на работу. Ты успел позвонить, сказать, что эксперимент перевернет все наше представление о звездах, пообещал, что через пару дней вернешься, чмокнул в трубку и отключился.
А через два дня пришли двое твоих «коллег» в безликих серых костюмах и долго говорили, как много ты сделал для науки, какие прорывы благодаря тебе произошли в астрофизике, обещали, что не оставят семью без поддержки, а я слышала только глаголы прошедшего времени.
Какие-то компоненты повели себя в связке совсем не так, как планировалось в теории, и часть лаборатории перестала существовать. Две капли оказались слишком антагонистичными по отношению к друг другу. И за один миг перевернули мою жизнь.
Нет, ты не умер. Глубокая кома. Врачи разводили руками и, отводя глаза, говорили, что надежда есть, и надо молиться и верить.
А что нам еще оставалось?
Я была готова молиться всем божествам мира, лишь бы получить хотя бы малейший намек, подсказку, что или кто сможет прервать этот сон моего любимого. Я бы отдала свою жизнь, но боги не торопились требовать от меня такой жертвы. А, может, моя душа казалась им слишком мелкой по сравнением с душой Марка? А потому не подходила для обмена.
Материальных проблем у нас с дочкой не возникло. Люди в сером обещание сдержали, и на мою карточку ежемесячно падала солидная сумма. Только к чему? Я бы отдала любые деньги, лишь бы вернуть Мара. Но никто из медицинских светил не давал никаких прогнозов. Странно, но люди, именующие себя народными целителями, экстрасенсами и даже говорящими с душами, даже не доходили до палаты. Они останавливались в больничном коридоре и говорили, что их что-то не пускает дальше.
Пять лет мы каждый день приходили к тебе с дочкой. Рассказывали наши нехитрые новости. Приносили домашнюю еду (кто-то сказал, что это навеет воспоминания о доме и поспособствует выходу из комы).
Я брала тебя за руку, и иногда мне казалось, что ты пожимаешь мои пальцы в ответ. Но твои глаза по-прежнему были закрыты, а врачи начали осторожно говорить о возможности отключения от приборов.
Я была против. Нет, я была КАТЕГОРИЧЕСКИ ПРОТИВ. А без моего согласия тебя отключить не могли. Юридически. А на самом деле… И мы с дочкой практически стали жить в твоей палате.
Не знаю, как бы я справилась одна, но кто-то из богов все же услышал мои молитвы и послал мне ангела.
Ангелина. Студентка медвуза. Волонтер, ухаживающая за тяжело больными. Однажды она пришла помочь на несколько дней в клинике. И осталась с нами на всё время, пока мы ждали пробуждения Марка.
Не знаю, как, но она могла уговорить кого угодно. Её голос журчал, словно весенний ручеек, успокаивал, радовал, дарил надежду. Только с ней я оставляла Марка, абсолютно уверенная, что за это время с моим любимым ничего не случится.
Именно Ангелина привела нас в маленький музыкальный зал, где иногда проходили благотворительные концерты.
Это был день десятилетия дочки. Ангелина подвела её к роялю и попросила сыграть.
- Что сыграть? – спросила дочка.
- То, что хочет твоя душа и твоё сердце. Сядь. Положи руки на клавиши. Закрой глаза. И ты поймешь, какая мелодия тебе нужна.
