Маша Мирошкина очень любила петь.
Правда, все окружающие Машино пение не очень любили, точнее сказать, очень не любили и говорили, что Маше на ухо не один медведь наступил, а целое медвежье семейство. И ни голоса, ни слуха у неё никогда не было, нет и не будет, а потому и стараться незачем.
А Маше петь хотелось. Очень-очень.
И отправилась Маша в лес искать медведей, которые ей на ухо наступили, чтобы они отобранный слух и голос вернули.
Час ищет, два, три.
Не видно ни берлоги, ни медведей, никого не видно.
Надо заметить, что находить дорогу в незнакомых местах Маша тоже не умела, поэтому обычно по новым маршрутам одна не ходила. Но кого позовёшь искать отдавленный медведями слух?
И тогда Маша решила запеть. Вдруг медведи устыдятся и сами выйдут?
И запела.
Два медведя, три медведя
Спят в берлоге. Кто-то едет,
Кто-то-то ходит и поёт, своего медведя ждёт.
Маше казалось, что на такую песенку медведи обязательно выбегут.
И тут кусты затрещали, и из них выбрался…
Впрочем, этого Маша уже не видела
Она зажмурилась. И закричала «АААААААА» на самой высокой ноте.
Правда, громкое «А» почти сразу перешло в сиплое.
- Ну что же Вы так, деточка, голос беречь нужно. А Вы сразу на верхнее ля замахнулись.
- У меня голоса нет, - прошептала Маша и открыла глаза.
Рядом с ней стоял мужчина лет пятидесяти в резиновых сапогах, брезентовой куртке и джинсовой кепке с нарисованным смайликом.
На эту кепку Маша совершенно невежливо уставилась.
А мужчина смутился, снял кепку, повертел её в руках.
- Внучка подарила. Сказала, что смайлик – лучшее средство от хандры и старости. Сначала носил, чтобы её порадовать, а потом привык, - немного смущаясь, объяснил незнакомец. - Да что же это я! Кепка, кепка.. а представиться забыл.
Семён Петрович Медведев, профессор консерватории к Вашим услугам.
- А я Маша. Маша Мирошкина. Я тут голос ищу.
Маша посмотрела на обескураженное лицо профессора и шепотом рассказала ему про свою любовь к пению, недовольство семьи, соседей и даже случайных прохожих, услышавших, как она поёт.
- А Вы тут случайно семейство моих медведей не видели? - с надеждой спросила Маша.
-Медведей я, к счастью, тут никаких не видел. А вот голос я, пожалуй, Вам найти помочь могу.
И позвал Семён Петрович Машу в гости. Напоил чаем с мёдом и малиновым вареньем, закутал ей горло красным шерстяным шарфом и предложил поиграть.
Маша сначала удивилась. Взрослый человек, профессор, а сам про игрушки говорит. Но вставать с кресла после ароматного чая сил и желания не было, да и обижать гостеприимного хозяина не хотелось.
А игру профессор предложил странную.
Он принес два маленьких барабана. Один оставил у себя, а другой протянул Маше.
- Правила очень простые. Сначала я отбиваю ритм. Вы повторяете, а потом наоборот.
Действительно, простые, - подумала Маша.
И стали они с профессором по очереди барабанить.
Стук-стук-стук
Бам-бам-бам-бам-бам
Маша вспомнила, что у неё в детстве был похожий барабанчик с красным ободком. И Маше очень нравилось стучать по нему гладкими барабанными палочками. Но родителям и бабушке это не нравилось совсем. Они говорили, что у них болит голова, что соседи будут жаловаться, что таких рваных мелодий в природе вообще не существует, и вообще, у Маши слуха музыкального никогда не было. А потому незачем всех мучить этим ужасным бамканьем.
Маша была девочка добрая и мучить никого не хотела. Поэтому убрала барабан на дальнюю полку и доставала его только, когда оставалась дома одна. Она тихо-тихо хлопала ладошкой по барабану, и он отзывался, подбадривал, гудел, что всё получится.
А потом Маша выросла, а барабан куда-то затерялся.
Но сейчас ей никто не мешал придумывать свои барабанные ритмы. Маша так увлеклась, что даже не сразу обратила внимание, что давно не повторяет за профессором его там-там—там-там-там, да свой барабан Семён Петрович отложил в сторону и слушает, что Маша на своём барабане ладонью , кулачком и пальцами вытанцовывает.
- Ой! – Маше стало стыдно. – Наверное, у Вас голова разболелась? Вы извините, я пойду, наверное. И голос вернулся. Спасибо Вам.
- Подождите, Маша. А что за мелодию Вы сейчас выстукивали?
- Не знаю. Придумалось так.
И Маша почувствовала, что начинает краснеть, как в детстве, когда её ругали за громкое пение. Потому что была абсолютно уверена, что ей сейчас скажут, что с такими музыкальными данными даже к барабану подходить нельзя ни в коем случае.
- Маша, что с Вами? Температура поднялась?
И Маша , не ожидавшая такого внимания и участия, расплакалась. Разревелась даже.
И пробормотала сквозь слёзы:
- Я играть не умею, у меня слуха и голоса нет, и всем от моего пения плохооооо!
А профессор достал большой чистый носовой платок, дал его Маше и сказал.
- Насчет всех я, конечно, сказать, не могу. Но слух у Вас точно есть. И голос тоже. Вы в лесу такую ноту «ля» взяли, что не всякий эстрадный исполнитель сможет.
И стал профессор с Машей заниматься.
Нет, не стала она оперной дивой. И даже дивой эстрадной тоже не стала. А стала она малышей учить искать свой голос. И, что удивительно, никто от неё ни разу без голоса не уходил.
Правда, все окружающие Машино пение не очень любили, точнее сказать, очень не любили и говорили, что Маше на ухо не один медведь наступил, а целое медвежье семейство. И ни голоса, ни слуха у неё никогда не было, нет и не будет, а потому и стараться незачем.
А Маше петь хотелось. Очень-очень.
И отправилась Маша в лес искать медведей, которые ей на ухо наступили, чтобы они отобранный слух и голос вернули.
Час ищет, два, три.
Не видно ни берлоги, ни медведей, никого не видно.
Надо заметить, что находить дорогу в незнакомых местах Маша тоже не умела, поэтому обычно по новым маршрутам одна не ходила. Но кого позовёшь искать отдавленный медведями слух?
И тогда Маша решила запеть. Вдруг медведи устыдятся и сами выйдут?
И запела.
Два медведя, три медведя
Спят в берлоге. Кто-то едет,
Кто-то-то ходит и поёт, своего медведя ждёт.
Маше казалось, что на такую песенку медведи обязательно выбегут.
И тут кусты затрещали, и из них выбрался…
Впрочем, этого Маша уже не видела
Она зажмурилась. И закричала «АААААААА» на самой высокой ноте.
Правда, громкое «А» почти сразу перешло в сиплое.
- Ну что же Вы так, деточка, голос беречь нужно. А Вы сразу на верхнее ля замахнулись.
- У меня голоса нет, - прошептала Маша и открыла глаза.
Рядом с ней стоял мужчина лет пятидесяти в резиновых сапогах, брезентовой куртке и джинсовой кепке с нарисованным смайликом.
На эту кепку Маша совершенно невежливо уставилась.
А мужчина смутился, снял кепку, повертел её в руках.
- Внучка подарила. Сказала, что смайлик – лучшее средство от хандры и старости. Сначала носил, чтобы её порадовать, а потом привык, - немного смущаясь, объяснил незнакомец. - Да что же это я! Кепка, кепка.. а представиться забыл.
Семён Петрович Медведев, профессор консерватории к Вашим услугам.
- А я Маша. Маша Мирошкина. Я тут голос ищу.
Маша посмотрела на обескураженное лицо профессора и шепотом рассказала ему про свою любовь к пению, недовольство семьи, соседей и даже случайных прохожих, услышавших, как она поёт.
- А Вы тут случайно семейство моих медведей не видели? - с надеждой спросила Маша.
-Медведей я, к счастью, тут никаких не видел. А вот голос я, пожалуй, Вам найти помочь могу.
И позвал Семён Петрович Машу в гости. Напоил чаем с мёдом и малиновым вареньем, закутал ей горло красным шерстяным шарфом и предложил поиграть.
Маша сначала удивилась. Взрослый человек, профессор, а сам про игрушки говорит. Но вставать с кресла после ароматного чая сил и желания не было, да и обижать гостеприимного хозяина не хотелось.
А игру профессор предложил странную.
Он принес два маленьких барабана. Один оставил у себя, а другой протянул Маше.
- Правила очень простые. Сначала я отбиваю ритм. Вы повторяете, а потом наоборот.
Действительно, простые, - подумала Маша.
И стали они с профессором по очереди барабанить.
Стук-стук-стук
Бам-бам-бам-бам-бам
Маша вспомнила, что у неё в детстве был похожий барабанчик с красным ободком. И Маше очень нравилось стучать по нему гладкими барабанными палочками. Но родителям и бабушке это не нравилось совсем. Они говорили, что у них болит голова, что соседи будут жаловаться, что таких рваных мелодий в природе вообще не существует, и вообще, у Маши слуха музыкального никогда не было. А потому незачем всех мучить этим ужасным бамканьем.
Маша была девочка добрая и мучить никого не хотела. Поэтому убрала барабан на дальнюю полку и доставала его только, когда оставалась дома одна. Она тихо-тихо хлопала ладошкой по барабану, и он отзывался, подбадривал, гудел, что всё получится.
А потом Маша выросла, а барабан куда-то затерялся.
Но сейчас ей никто не мешал придумывать свои барабанные ритмы. Маша так увлеклась, что даже не сразу обратила внимание, что давно не повторяет за профессором его там-там—там-там-там, да свой барабан Семён Петрович отложил в сторону и слушает, что Маша на своём барабане ладонью , кулачком и пальцами вытанцовывает.
- Ой! – Маше стало стыдно. – Наверное, у Вас голова разболелась? Вы извините, я пойду, наверное. И голос вернулся. Спасибо Вам.
- Подождите, Маша. А что за мелодию Вы сейчас выстукивали?
- Не знаю. Придумалось так.
И Маша почувствовала, что начинает краснеть, как в детстве, когда её ругали за громкое пение. Потому что была абсолютно уверена, что ей сейчас скажут, что с такими музыкальными данными даже к барабану подходить нельзя ни в коем случае.
- Маша, что с Вами? Температура поднялась?
И Маша , не ожидавшая такого внимания и участия, расплакалась. Разревелась даже.
И пробормотала сквозь слёзы:
- Я играть не умею, у меня слуха и голоса нет, и всем от моего пения плохооооо!
А профессор достал большой чистый носовой платок, дал его Маше и сказал.
- Насчет всех я, конечно, сказать, не могу. Но слух у Вас точно есть. И голос тоже. Вы в лесу такую ноту «ля» взяли, что не всякий эстрадный исполнитель сможет.
И стал профессор с Машей заниматься.
Нет, не стала она оперной дивой. И даже дивой эстрадной тоже не стала. А стала она малышей учить искать свой голос. И, что удивительно, никто от неё ни разу без голоса не уходил.
