Лёд.
В детстве я, как многие дети, любил гулять по замёрзшему лиману. Ледяная гладь, бескрайнее белое полотно, отражающее холодное небо. Это место манило своей тишиной и холодом. Я помню, как однажды прогулял школу с друзьями, чтобы покататься по льду. Но время шло, и с рождением сына я начал ждать момента, когда мы сможем разделить это удовольствие.
Этот момент наступил. Декабрь выдался тёплым, как будто природа не желала делиться зимой. Но в январе морозы наконец обрушились на город, и я, взяв с собой сына, пошёл проверять лёд лимана. Мы шли по заснеженным улицам, где снег искрился, словно мелкие зеркала, отражая слабый свет солнца. Мишка, закутанный в плед, сидел на санках, ловя снежинки и болтая что-то весёлое. В тот момент мне казалось, что день был идеален.
Однако, когда мы спустились к лиману, на нас обрушился мрак. Густой туман окутывал ледяную гладь, поглощая свет и звуки. Я невольно поёжился, но решил продолжить путь. Мы шагнули на лёд, его холод был ощутим даже сквозь обувь. Пройдя метров пятьдесят, мы остановились. Тишина здесь была пугающей, неестественной. Только вдалеке едва виднелись контуры старой крепости.
Мишка, смеясь, сделал шаг на лёд и тут же упал, звонко засмеявшись. Я присоединился к его веселью, но не смог избавиться от странного ощущения. Когда он побежал дальше, я поспешил за ним, но внезапно моя нога провалилась в старую рыбацкую прорубь. Ударившись головой о лёд, я потерял сознание.
Когда я пришёл в себя, мои ноги были зажаты в замёрзшей проруби, а туман вокруг стал ещё плотнее, поглощая всё. Голова раскалывалась от боли, и я с трудом пытался понять, где Мишка. И тут я услышал странный звук — лязг металла и тяжёлый топот. Я замер, вглядываясь в туман. Из него начали вырисовываться силуэты... люди. Они двигались медленно, словно тени, и чем ближе они подходили, тем отчётливее я видел их. Это были солдаты. Старая форма, времён Первой мировой. Рядом с ними – женщины в санитарных одеждах и повозки с раненными. Их лица были белыми, как лёд под ногами.
Я закричал, пытаясь привлечь их внимание, но они не слышали меня. Они двигались, не видя ничего вокруг, будто были призраками. Я заметил, как один из солдат прошёл прямо сквозь наши санки. Холод сковал меня, но это был не мороз – это был страх. Ужас заполнил моё сердце, когда я понял, что передо мной — не живые люди. Это тени прошлого, шедшие своим мрачным путём.
Внезапно раздался громкий хлопок — со стороны крепости раздался взрыв, разорвав туман. Я увидел вспышку, а затем ещё один удар. Снаряд попал в повозку с ранеными, и она рухнула в полынью. Я видел, как лошадь пыталась выбраться из ледяной воды, как кто-то барахтался, захлёбываясь, а кто-то уже был неподвижен. И тут, рядом со мной, словно из самого мрака, появился раненый офицер. Его лицо было бледным, как смерть, а глаза — полными отчаяния. Он медленно протянул ко мне руку, и его ледяные пальцы коснулись моего виска. В этот момент я потерял сознание вновь.
Когда я открыл глаза, надо мной стоял Мишка и весело смеялся. Прорубь снова была полна воды, а моя нога — свободна. Не оглядываясь, я схватил сына на руки и побежал к берегу, забыв про санки. Дома я никому не рассказал о том, что случилось. Слишком невероятным это казалось.
Спустя некоторое время я наткнулся на статью в газете о зимнем отступлении белых войск из Одессы в 1920 году. Описываемое совпадало с тем, что видел я. Я пытался убедить себя, что это была игра моего воображения, последствия удара головой. Но год спустя, гуляя вдоль лимана, я снова услышал этот леденящий душу лязг, доносящийся из туманной мглы.
Теперь я больше не рискую выходить на лёд в январе. И вам не советую.
В детстве я, как многие дети, любил гулять по замёрзшему лиману. Ледяная гладь, бескрайнее белое полотно, отражающее холодное небо. Это место манило своей тишиной и холодом. Я помню, как однажды прогулял школу с друзьями, чтобы покататься по льду. Но время шло, и с рождением сына я начал ждать момента, когда мы сможем разделить это удовольствие.
Этот момент наступил. Декабрь выдался тёплым, как будто природа не желала делиться зимой. Но в январе морозы наконец обрушились на город, и я, взяв с собой сына, пошёл проверять лёд лимана. Мы шли по заснеженным улицам, где снег искрился, словно мелкие зеркала, отражая слабый свет солнца. Мишка, закутанный в плед, сидел на санках, ловя снежинки и болтая что-то весёлое. В тот момент мне казалось, что день был идеален.
Однако, когда мы спустились к лиману, на нас обрушился мрак. Густой туман окутывал ледяную гладь, поглощая свет и звуки. Я невольно поёжился, но решил продолжить путь. Мы шагнули на лёд, его холод был ощутим даже сквозь обувь. Пройдя метров пятьдесят, мы остановились. Тишина здесь была пугающей, неестественной. Только вдалеке едва виднелись контуры старой крепости.
Мишка, смеясь, сделал шаг на лёд и тут же упал, звонко засмеявшись. Я присоединился к его веселью, но не смог избавиться от странного ощущения. Когда он побежал дальше, я поспешил за ним, но внезапно моя нога провалилась в старую рыбацкую прорубь. Ударившись головой о лёд, я потерял сознание.
Когда я пришёл в себя, мои ноги были зажаты в замёрзшей проруби, а туман вокруг стал ещё плотнее, поглощая всё. Голова раскалывалась от боли, и я с трудом пытался понять, где Мишка. И тут я услышал странный звук — лязг металла и тяжёлый топот. Я замер, вглядываясь в туман. Из него начали вырисовываться силуэты... люди. Они двигались медленно, словно тени, и чем ближе они подходили, тем отчётливее я видел их. Это были солдаты. Старая форма, времён Первой мировой. Рядом с ними – женщины в санитарных одеждах и повозки с раненными. Их лица были белыми, как лёд под ногами.
Я закричал, пытаясь привлечь их внимание, но они не слышали меня. Они двигались, не видя ничего вокруг, будто были призраками. Я заметил, как один из солдат прошёл прямо сквозь наши санки. Холод сковал меня, но это был не мороз – это был страх. Ужас заполнил моё сердце, когда я понял, что передо мной — не живые люди. Это тени прошлого, шедшие своим мрачным путём.
Внезапно раздался громкий хлопок — со стороны крепости раздался взрыв, разорвав туман. Я увидел вспышку, а затем ещё один удар. Снаряд попал в повозку с ранеными, и она рухнула в полынью. Я видел, как лошадь пыталась выбраться из ледяной воды, как кто-то барахтался, захлёбываясь, а кто-то уже был неподвижен. И тут, рядом со мной, словно из самого мрака, появился раненый офицер. Его лицо было бледным, как смерть, а глаза — полными отчаяния. Он медленно протянул ко мне руку, и его ледяные пальцы коснулись моего виска. В этот момент я потерял сознание вновь.
Когда я открыл глаза, надо мной стоял Мишка и весело смеялся. Прорубь снова была полна воды, а моя нога — свободна. Не оглядываясь, я схватил сына на руки и побежал к берегу, забыв про санки. Дома я никому не рассказал о том, что случилось. Слишком невероятным это казалось.
Спустя некоторое время я наткнулся на статью в газете о зимнем отступлении белых войск из Одессы в 1920 году. Описываемое совпадало с тем, что видел я. Я пытался убедить себя, что это была игра моего воображения, последствия удара головой. Но год спустя, гуляя вдоль лимана, я снова услышал этот леденящий душу лязг, доносящийся из туманной мглы.
Теперь я больше не рискую выходить на лёд в январе. И вам не советую.
