особой кровожадностью и бессердечием, а какой расчет! Столько богатств — и все его темной головой!, — ликует черт, покачивая шевелюрой и пристукивая копытом, — Очень замечательный вампир, выдающийся! Питался роскошно.
У меня трясутся колени, но я спрашиваю его, стараясь держаться спокойно:
— Вампир?
— Конечно, вампир. Какое множество живет среди людей, а они и не знаю, — говорит черт, словно не обращая на меня внимания, я же остановился взглядом на изображении холеного мужчины с жесткими, напряженными чертами лица и выраженными мышцами челюсти. Его квадратное рубленное лицо и раскрасневшиеся губы, глубоко посаженные серые глаза и черные волосы, очевидно, делали привлекательным у женщин, он был затянут в сюртук с золотыми пуговицами и рубиновыми вставками.
Он представлял так множество голов — родоначальников вампиров, людей, известных истории и неизвестных ей, но непременно великих для этого места, что они остались запечатлены. Пока я рассматривал портрет еще какого-то вампира, уж не запомнил имени, слишком у меня трепетало все внутри, черт стоял рядом, буравя меня взглядом. Его глаза упирались мне в висок, а угольные глаза худощавого мужчины с масляного изображения сверлили мой лоб. Тогда мой спутник, будто о будничных вещах, сказал мне:
— Подпиши-ка вот это, — и протянул мне лист бумаги. Я принял его из рук, пробегаясь глазами по буквам.
— Что это? — недоуменно спросил я, глядя на список из различных треволнений, ущерба и неприятностей, которые были скрупулезно подобраны от самого худшего к катастрофическому.
— Контракт, подпиши кровью, тебе это будет очень выгодно! — отвечает мне черт и его лукавый взгляд полный хитрости и какой-то удивительной веселости, следит за моим лицом, нахмуренным и мрачнеющим от каждой новой строчки. Он же продолжает:
— Подписав его, ты получишь три главных преимущества, обозначенных в верхнем столбце. И должен выбрать два дополнительных из длинного нижнего списка. Это обязательно! Есть из чего выбрать! — он улыбается, а я, вычитывая все пункты, недоуменно восклицаю:
— Какие мне тут преимущества? Болезни и несчастья одни.
— Подумаешь, подписывай! — говорит он мне нетерпеливо, просовывая в руку ручку-перо, способную вытянуть мою кровь и расписаться ею прямо на листе с дюжиной болячек и такой же дюжиной бедствий. От такого поворота событий даже я набрался наглой смелости и сунул ему в грудь дрянной лист.
— Нет, я это подписывать не буду! — воскликнул я, однако, поняв свою ошибку, попытался дружелюбно, мучаясь от пересохшего горла, навязчивого саднящего, добавить:
— Какой же от этого контракта прок?
— Ты не юли! — говорит мне черт, подбираясь ко мне поближе, а его копыта отбивают по полу, — Подписывай его, ты не уйдешь отсюда, пока не оставишь свою подпись.
— В чем тебе то толк от болячек да несчастий? — спрашиваю я, делая шаг назад, отходя прямиком в сторону виднеющейся деревянной двери, прикрытой, быть может, не на замок, а потому я старался на ощупь пятиться к ней, пока не очутился спиной прижатым в стену, держа по левую руку выход.
— Уж не твоего ума дело, — говорит он мне и его облик, лукавый, внезапно озаряется чем-то новым, искажается лицо в гримасе и глаза наполняются густой тенью, будто в нем поднимается клокочущая ярость. Он стоит напротив меня, преграждая путь, а я вжимаюсь в стену, повторяя: « Не подпишу я твой контракт, мне от него нету толку!».
Его лицо багровеет, приобретая насыщенный оттенок красноты в смуглой коже, он приближается ко мне, цокая копытами по паркету. Его рост ниже моего, но он, оказываясь мне по грудь, возвышается рогами у моего лица, а потому я молчу, не желая оказаться нанизанным на его костяные вилы. Я пытаюсь улизнуть к двери, но он хватает меня паучьими пальцами за горло, цепко и неожиданно, сжимает и я хриплю и давлюсь под неожиданной силой костлявых, почти девичьих рук, обвешанных перстнями настолько массивными, словно переломают несчастные прутья пальцев. Он давит мои артерии и я чувствую, как у меня начинают бегать мушки перед глазами, а лицо распухает и наливается кровью настолько ,что кожа саднит и покалывает. У меня шумит в ушах, я пытаюсь ухватиться за его ладони, но вместо этого оказываюсь бессильным произвести любое осознанное действие и в отчаянии, хватая ртом воздух, я решаю расслабиться и поддаться, чтобы он понял, что я смирился со своей незавидной участью. Стоило мне перестать сопротивляться и обмякнуть, пытаясь удерживать себя от лишних трепыханий, как черт раскрыл ладони и выпустил меня на волю, рассматривая мое побагровевшее лицо, а я жалобно помышлял о побеге, мечтая убраться отсюда невредимым.
Однако он пресек мои мысли и в этот раз, отвечая на них:
— У тебя есть время подумать пока мы с тобой прогуляемся, — и, внезапно, я увидел снова его лукавую улыбку, которая до этого не сходила с его лица все наше знакомство.
Мы отравились к двери, к которой я отступал, и он распахнул ее, открыв для меня белую площадку с ковровым покрытием в котором утопали ноги. Стены были слишком простыми для обычной обстановки его особняка и мне показалось, что это какой-то лестничный пролет. Кроме массивной металлической двери перед самым носом ничего не было, голый интерьер и широкие окна да и только. Пока я осматривался, он подтолкнул меня вперед, как в самый момент створки двери отворились и появилась пожилая женщина в железного оттенка платье , расшитом кружевом и рюшами. На ней была аккуратная шляпка с сетчатой вуалью, прикрывающая седые волосы, уложенные в диковинную и свободную прическу, стянутую на затылке. Ее лицо было испещрено морщинами и омрачено излишней худобой, подчеркивающей тонкие, острые кости, готовые прорезать бледную. желтушную кожу. Она держалась очень надменно и чопорно, полностью покрытая от шеи до пят в одежды, с прямой спиной и строгими манерами. Бросив на меня свой холодный взгляд, лишенной какой либо эмоции, она произнесла сухим и повелительным тоном:
— Оставь парнишку в покое! Отведи его к выходу, хватит забавляться.
И ушла, шелестя платьем, в зал, скрывшись из виду за закрытой деревянной дверью.
Черт чертыхнулся, залившись каким-то подозрительным смехом, но повел меня к железной кабине, уводящей прямиком в бездну, как мне казалось, рассказывая о том, как очевидно неплохо было бы заключить договор, и о многом другом, о чем я старался не думать, надеясь на лучшее, трясясь изнутри всеми поджилками, которые у меня есть. Я еще чувствовал противное давление в горле от его рук и внутри все переворачивалось, когда он глядел на меня своими черными глазами, а его зрачки подпрыгивали и растягивались, будто языки пламени.
Оказавшись в холле, я внезапно ощутил почти облегчение, узнав синие убранства в комнате по левую руку от меня, лестницу с расписным ковром по правую и, конечно, золотистые вензеля на панелях стен, ведущих куда-то правее в коридор. Черт тараторил рядом со мной, снова став удивительно говорливым и улыбчивым, пока мы не настигли двери в которой я узнал знакомые мне мотивы резьбы. Я опасался, не будет ли это очередной уловкой, но он остановился подле меня и сказал:
— Иди. Я вывел тебя к выходу. Увидимся с тобой еще раз, возможно, — тогда он подтолкнул меня и я сделал шаг в открывшуюся темноту, оказавшись возле той же обтесанной пещеры в холме. Лес склонялся к сумеркам, дождь перестал моросить, но явно прошелся по лесу своей поступью, оставив лужи, мокрые листья и отчетливый запах свежей сырости. Холодок пробрался мгновенно мне под кожу и я поежился, закутываясь в куртку поглубже. Оглянувшись, я увидел обычную песчаную полость, ничем не примечательную со стороны, но не рискнул сделать шаг, догадываясь, что, возможно, даже не окажусь в том месте снова. В моей голове засела мысль, что черт пообещал однажды увидеться. Ветер в небесах нагонял темные тучи, а вместе с ними и ночь, поэтому я поспешил прочь к знакомому пути, чтобы уйти отсюда как можно быстрее. Я долго раздумывал, бредя своей дорогой, какой прок ему был с меня, но вопрос так и остался без ответа. Я запомнил это место, правда больше туда не возвращался. Оборачиваться я не стал.
У меня трясутся колени, но я спрашиваю его, стараясь держаться спокойно:
— Вампир?
— Конечно, вампир. Какое множество живет среди людей, а они и не знаю, — говорит черт, словно не обращая на меня внимания, я же остановился взглядом на изображении холеного мужчины с жесткими, напряженными чертами лица и выраженными мышцами челюсти. Его квадратное рубленное лицо и раскрасневшиеся губы, глубоко посаженные серые глаза и черные волосы, очевидно, делали привлекательным у женщин, он был затянут в сюртук с золотыми пуговицами и рубиновыми вставками.
Он представлял так множество голов — родоначальников вампиров, людей, известных истории и неизвестных ей, но непременно великих для этого места, что они остались запечатлены. Пока я рассматривал портрет еще какого-то вампира, уж не запомнил имени, слишком у меня трепетало все внутри, черт стоял рядом, буравя меня взглядом. Его глаза упирались мне в висок, а угольные глаза худощавого мужчины с масляного изображения сверлили мой лоб. Тогда мой спутник, будто о будничных вещах, сказал мне:
— Подпиши-ка вот это, — и протянул мне лист бумаги. Я принял его из рук, пробегаясь глазами по буквам.
— Что это? — недоуменно спросил я, глядя на список из различных треволнений, ущерба и неприятностей, которые были скрупулезно подобраны от самого худшего к катастрофическому.
— Контракт, подпиши кровью, тебе это будет очень выгодно! — отвечает мне черт и его лукавый взгляд полный хитрости и какой-то удивительной веселости, следит за моим лицом, нахмуренным и мрачнеющим от каждой новой строчки. Он же продолжает:
— Подписав его, ты получишь три главных преимущества, обозначенных в верхнем столбце. И должен выбрать два дополнительных из длинного нижнего списка. Это обязательно! Есть из чего выбрать! — он улыбается, а я, вычитывая все пункты, недоуменно восклицаю:
— Какие мне тут преимущества? Болезни и несчастья одни.
— Подумаешь, подписывай! — говорит он мне нетерпеливо, просовывая в руку ручку-перо, способную вытянуть мою кровь и расписаться ею прямо на листе с дюжиной болячек и такой же дюжиной бедствий. От такого поворота событий даже я набрался наглой смелости и сунул ему в грудь дрянной лист.
— Нет, я это подписывать не буду! — воскликнул я, однако, поняв свою ошибку, попытался дружелюбно, мучаясь от пересохшего горла, навязчивого саднящего, добавить:
— Какой же от этого контракта прок?
— Ты не юли! — говорит мне черт, подбираясь ко мне поближе, а его копыта отбивают по полу, — Подписывай его, ты не уйдешь отсюда, пока не оставишь свою подпись.
— В чем тебе то толк от болячек да несчастий? — спрашиваю я, делая шаг назад, отходя прямиком в сторону виднеющейся деревянной двери, прикрытой, быть может, не на замок, а потому я старался на ощупь пятиться к ней, пока не очутился спиной прижатым в стену, держа по левую руку выход.
— Уж не твоего ума дело, — говорит он мне и его облик, лукавый, внезапно озаряется чем-то новым, искажается лицо в гримасе и глаза наполняются густой тенью, будто в нем поднимается клокочущая ярость. Он стоит напротив меня, преграждая путь, а я вжимаюсь в стену, повторяя: « Не подпишу я твой контракт, мне от него нету толку!».
Его лицо багровеет, приобретая насыщенный оттенок красноты в смуглой коже, он приближается ко мне, цокая копытами по паркету. Его рост ниже моего, но он, оказываясь мне по грудь, возвышается рогами у моего лица, а потому я молчу, не желая оказаться нанизанным на его костяные вилы. Я пытаюсь улизнуть к двери, но он хватает меня паучьими пальцами за горло, цепко и неожиданно, сжимает и я хриплю и давлюсь под неожиданной силой костлявых, почти девичьих рук, обвешанных перстнями настолько массивными, словно переломают несчастные прутья пальцев. Он давит мои артерии и я чувствую, как у меня начинают бегать мушки перед глазами, а лицо распухает и наливается кровью настолько ,что кожа саднит и покалывает. У меня шумит в ушах, я пытаюсь ухватиться за его ладони, но вместо этого оказываюсь бессильным произвести любое осознанное действие и в отчаянии, хватая ртом воздух, я решаю расслабиться и поддаться, чтобы он понял, что я смирился со своей незавидной участью. Стоило мне перестать сопротивляться и обмякнуть, пытаясь удерживать себя от лишних трепыханий, как черт раскрыл ладони и выпустил меня на волю, рассматривая мое побагровевшее лицо, а я жалобно помышлял о побеге, мечтая убраться отсюда невредимым.
Однако он пресек мои мысли и в этот раз, отвечая на них:
— У тебя есть время подумать пока мы с тобой прогуляемся, — и, внезапно, я увидел снова его лукавую улыбку, которая до этого не сходила с его лица все наше знакомство.
Мы отравились к двери, к которой я отступал, и он распахнул ее, открыв для меня белую площадку с ковровым покрытием в котором утопали ноги. Стены были слишком простыми для обычной обстановки его особняка и мне показалось, что это какой-то лестничный пролет. Кроме массивной металлической двери перед самым носом ничего не было, голый интерьер и широкие окна да и только. Пока я осматривался, он подтолкнул меня вперед, как в самый момент створки двери отворились и появилась пожилая женщина в железного оттенка платье , расшитом кружевом и рюшами. На ней была аккуратная шляпка с сетчатой вуалью, прикрывающая седые волосы, уложенные в диковинную и свободную прическу, стянутую на затылке. Ее лицо было испещрено морщинами и омрачено излишней худобой, подчеркивающей тонкие, острые кости, готовые прорезать бледную. желтушную кожу. Она держалась очень надменно и чопорно, полностью покрытая от шеи до пят в одежды, с прямой спиной и строгими манерами. Бросив на меня свой холодный взгляд, лишенной какой либо эмоции, она произнесла сухим и повелительным тоном:
— Оставь парнишку в покое! Отведи его к выходу, хватит забавляться.
И ушла, шелестя платьем, в зал, скрывшись из виду за закрытой деревянной дверью.
Черт чертыхнулся, залившись каким-то подозрительным смехом, но повел меня к железной кабине, уводящей прямиком в бездну, как мне казалось, рассказывая о том, как очевидно неплохо было бы заключить договор, и о многом другом, о чем я старался не думать, надеясь на лучшее, трясясь изнутри всеми поджилками, которые у меня есть. Я еще чувствовал противное давление в горле от его рук и внутри все переворачивалось, когда он глядел на меня своими черными глазами, а его зрачки подпрыгивали и растягивались, будто языки пламени.
Оказавшись в холле, я внезапно ощутил почти облегчение, узнав синие убранства в комнате по левую руку от меня, лестницу с расписным ковром по правую и, конечно, золотистые вензеля на панелях стен, ведущих куда-то правее в коридор. Черт тараторил рядом со мной, снова став удивительно говорливым и улыбчивым, пока мы не настигли двери в которой я узнал знакомые мне мотивы резьбы. Я опасался, не будет ли это очередной уловкой, но он остановился подле меня и сказал:
— Иди. Я вывел тебя к выходу. Увидимся с тобой еще раз, возможно, — тогда он подтолкнул меня и я сделал шаг в открывшуюся темноту, оказавшись возле той же обтесанной пещеры в холме. Лес склонялся к сумеркам, дождь перестал моросить, но явно прошелся по лесу своей поступью, оставив лужи, мокрые листья и отчетливый запах свежей сырости. Холодок пробрался мгновенно мне под кожу и я поежился, закутываясь в куртку поглубже. Оглянувшись, я увидел обычную песчаную полость, ничем не примечательную со стороны, но не рискнул сделать шаг, догадываясь, что, возможно, даже не окажусь в том месте снова. В моей голове засела мысль, что черт пообещал однажды увидеться. Ветер в небесах нагонял темные тучи, а вместе с ними и ночь, поэтому я поспешил прочь к знакомому пути, чтобы уйти отсюда как можно быстрее. Я долго раздумывал, бредя своей дорогой, какой прок ему был с меня, но вопрос так и остался без ответа. Я запомнил это место, правда больше туда не возвращался. Оборачиваться я не стал.
