– Ну тогда мы пошли.
Доктор вернулся с небес на землю, рассеянно посмотрел на меня и, наконец-то, вспомнил, зачем мы к нему пришли.
– Да-да, валяйте. Я пока настрою оборудование.
Как только я открыл вольер, мой пёс тут же бросился его исследовать с детским рвением. Обнюхал каждый барьер, побегал по трубе, заскочил на высокую горку – в общем, дал волю ребячеству. Мне было весело наблюдать за его беготнёй, и я задумался о том, что каждому существу нужен свой маленький уголок в этом безумном мире. Не важно, собака ты, человек или грызун – у тебя всегда должно быть место, куда ты хочешь и можешь вернуться. Для Дружка таким местом стал вольер у Потанина. Поначалу, я ходил с ним сам, но потом, он стал бегать к Грише самостоятельно, а потом и вовсе обосновался там, пока меня не было на базе или я просто был занят какой-нибудь работой.
Пока мы резвились в вольере, доктор настроил камеры, проверил соединение, добавил ещё несколько странного вида приборов и крикнул нам с Дружком, чтобы мы подошли к нему. В руках у него была схема, при помощи которой он начал объяснять суть испытаний.
– Серёга, смотри, что я придумал. Судя по твоим рассказам и внешнему виду твоего пса, обелисковые потоки до сих пор с ним, кроме того, как ты сам утверждаешь, временами, особенно во сне ты видишь, как потоки начинают сами виться вокруг его головы. Я думаю, что это естественное последствие долгого симбиоза Дружка и обелискового поля. Освободить его полностью не представляется возможным, скорее всего, он не сможет жить без поддержания плетениями. Кроме того, ты сам жаловался, что пёс начал быстрее уставать от прогулок и игр и всё больше проводить время в спокойном состоянии.
Дружок сидел рядом со мной и внимательно слушал доктора, будто понимал то, о чём он говорит. Временами он наклонял голову то в одну сторону, то в другую, наблюдая за оживлённой жестикуляцией доктора.
– Допустим так и есть, чего ты хочешь добиться?
– Моя гипотеза такова: после того, как ты освободил сознание Дружка от плетений, локальная спутанность потоков не позволила ему в той же мере, что и раньше поддерживать обелисковое поле вокруг себя. А оно служило Дружку не только клетью, но своего рода экзо скелетом, который позволял ему поддерживать скелетный костяк дополнительной группой мышц, хоть и невидимых никому, кроме тебя.
– Ты хочешь сказать, что это я виноват в его состоянии?
– И, да и нет. Если бы ты не освободил его сознание, то твой пёс просто остался бы навсегда обычным дикарём, которого рано или поздно, пристрелил бы какой-нибудь местный житель или солдат. Но в то же время, ты расслабил узлы, удерживающие его двигательный аппарат. И сейчас тебе нужно… Заплести их обратно.
– Ты с ума сошёл?
– Ты меня не понял. Тебе не нужно спутывать сознание пса и нити, которые отвечают за движение. Но должен сделать так, чтобы дружок смог сам, без твоей помощи управлять обелисковым полем вокруг себя.
Я повернул свою голову к псу и посмотрел в его бездонные глаза. Они были такими же, как и при нашей первой встрече. Бесконечно глубокими и грустными. Может быть, мне показалось, а может быть и нет, но я увидел в них некое подобие одобрения. Не могу объяснить почему, но я опять согласился на авантюру Потанина.
– Дружок ты всё слышал. Необходимо провести операцию. Гриша на этом настаивает. Что мне нужно сделать?
– Рад, что ты всё понимаешь. В первую очередь, нам необходимо замерить уровень обелискового поля во время покоя и после того, как он ослабеет от физической нагрузки. Недавно нам привезли новые установки, которые позволяют анализировать большие площади на предмет наличия концентрации обелисковых потоков. Вот сейчас-то мы их и протестируем.
Не знаю, понимал ли Дружок по-настоящему наш с доктором разговор, но выкладывался на полную так, будто это наша последняя с ним тренировка. Я бегал за псом, показывал ему, что делать, а тот, без лишних действий исполнял все мои команды. Весь вольер был утыкан разными датчиками и приборами – на некоторых светились лампочки, давая понять, что они активны, другие просто жужжали, словно пчёлы своими сервомоторами, а какие-то просто безмолвно регистрировали наши действия.
Проходя очередной круг, я заметил, что Дружок начал уставать – стал больше ходить пешком и перепрыгивать барьеры не с первого раза. Доктор подошёл к нам.
– Приборы фиксируют значительное ослабление потоков. Посмотри сам.
Пёс остался внутри вольера, а мы с Потаниным стали пересматривать записи. На первых минутах всё было в порядке, видно было меня и Дружка, вокруг которого витала белёсая дымка. Но уже через пятнадцать минут, дымка вокруг его лап начинала таять, а в районе загривка – наоборот, концентрироваться и становиться чётче. В самом конце, когда пёс начал уставать, дымка вокруг тела стала совсем прозрачной, а в загривке, наоборот – светилась ярким, переливающимся разными цветами, пучком.
– Странное поведение потоков.
– Согласен, пойдём глянем на Дружка.
Подходя к вольеру, я заметил, что пёс уже встал в ожидании нашего прихода. Но повернулся он зачем-то в сторону одной из камер, регистрирующих его поведение и, едва заметно рычал. Я окликнул Дружка, но тот не отзывался, хотя и повёл немного ухом в нашу сторону. Затем медленно повернулся к нам и начал медленно перебирать лапы и дёргать головой прямо как при нашей первой встрече. Перед нами стоял обычный баскердог.
– Его сознание вновь спутывается с обелисковым полем. Нужно что-то делать.
Доктор остановил меня, схватив за рукав.
– Не торопись. Если ты попытаешься ещё больше распутать его, не придумав, как закрепить нити, то, скорее всего, просто убьёшь его. Попробуй поговорить с ним.
Я начал разговаривать с Дружком, пытаясь достучаться до его сознания.
– Дружок, ну чего ты? Прислушайся, вспомни, это же я, Сергей. Сидеть! Дружок, кому говорю! Очнись, мы с тобой столько всего пережили, посмотри, какая мы с тобой команда на тренировках. Дружок, ну же.
Док сидел за техникой, сосредоточенно следя за нашими действиями.
– Продолжай, я вижу прогресс. Обелисковое поле перестаёт концентрироваться в загривке.
Увидев, что Дружок встал на месте и перестал скалить зубы, я стал медленно подходить к своему псу, опустившись на колени, на уровень его глаз.
– Малыш, давай же… Очнись, не бросай меня. Я тебя никогда не оставлю.
Наконец, я увидел в глазах рассерженного пса проблески сознания. Пёс будто стряхнул с себя оцепенение и посмотрел на меня совсем другим взглядом. Дружок поджал уши, завилял хвостом и ползком двинулся ко мне навстречу.
Потанин задумчиво оглядел успокоившегося пса.
– Это было круто! Но на будущее – Серёг, придётся найти решение этой проблемы. Представь, что будет, если Дружок съедет с катушек на прогулке или во время боя. Ищи способ, который позволит затянуть силовые линии, не затронув мозг. Кстати, я записал кучу материала и готов с уверенностью сообщить одну очень важную новость.
– Какую же?
– Мы с тобой только что доказали, что обелисковые плетения способны не только на то, чтобы создавать из них боевые удары и восстанавливающие процессы, но и для многого другого.
– Например?
– Например, при помощи плетения твоего пса можно многократно увеличить силу солдат. По сути, такой поток способен создать человеку экзо скелет, управляемый на подсознательном уровне, и позволяющий многократно увеличить силу и выносливость субъекта. Но и это ещё не всё.
– Что ещё?
– Как ты заметил, плетение вмешивается в работу сознания животного. Думаю, что существует способ создать такое плетение, которое вмешается в сознание человека. На мой взгляд, это довольно негуманно, но, если создать такие плетения, которые заставят врага думать, что на него нападает не один боец, а пятьдесят или на какое-то время позволят усыпить вражеский отряд с целью уменьшения кровопролития, думаю, что такие средства вполне оправданы.
– Боюсь, что рано или поздно, таким оправданиям не будет предела.
– Да, ты прав Серёга. Только вот уже ничего не изменишь. Не мы сегодня, так кто-то другой завтра откроет то же самое. И когда такое случится, я хотел бы быть на стороне первооткрывателей.
– Гриша, я не осуждаю тебя. В том, что твои изобретения используются во вред твоей вины нет. Прометей тоже подарил людям огонь, чтобы они могли согреться и куда этот огонь привёл всё человечество? Бремя ответственности должны нести все, а не изобретатель. Не посыпай зря голову пеплом, нельзя быть в ответе за всех людей на свете.
– Хотелось бы верить Серёга. Хотелось бы верить.
Лучи солнца. Сестра, убегающая на кухню. Письмо на тумбе. Слёзы на глазах. Опять слёзы. Я вновь и вновь возвращаюсь в это мгновение. Я снова дома, там, где умерла вся моя семья. Нет. Там, где умер я сам. В тот день, я остался там навсегда, в тёплом родительском доме. Уютном, светлом, родном. Я не выберусь оттуда никогда. Не потому, что не могу, а потому что просто не хочу оттуда уходить. Там хорошо, тепло и светло. Письменный стол, моя кровать, солнечный свет из-за штор. Письмо… Я не хочу его брать, но должен это сделать. Читаю, а к горлу подступает комок, перечитываю, сжимаю в руке.
– Сссссергеееей…
Опять мама. Перестань кричать, пожалуйста. Что делать? Бежать вниз? Звонок в дверь – осталось всего тридцать секунд, но я не могу пошевелиться. Я боюсь того, что сейчас произойдёт! Я бросаюсь к двери, хватаюсь за ручку.
– Мама, Варвара, Папа, бегите!
Опять взрыв, опять на проклятой кухне. Почему не в моей комнате? Стену разносит на мелкие куски, ударная волна толкает дверь и меня. Как в замедленной съёмке я вижу пролетающие мимо осколки, я лечу вслед за ними. Приближается противоположная стена и я ударяюсь об неё всем телом. Запрокидываю назад по инерции голову, больно бьюсь затылком. И вновь, слышу свой собственный отчаянный крик.
Выйдя из своего номера, я решил, то сегодня хочу прогуляться один. Улица встретила меня полуденным жарящим солнцем, и, в противовес ему, приятным морским бризом. Я шёл и вспоминал то, как я попал сюда. Началось всё в части, после того как мы узнали, что начальство одобрило наше совместное с друзьями прошение об очередном отпуске. Миша был просто вне себя от радости.
– Наконец-то мы выберемся на свободу! Чёрт, да я не отдыхал целых два года, представляешь!
Как ни странно, но на этот раз, я полностью разделял восторг Миши и искренне радовался тому, что нас всех троих, вместе с Лидой отправили в отпуск. Свой заслуженный отдых мы решили провести совместно, предварительно выбрав место, куда отправимся.
Споров было много, Миша рвался в тепло и на море, я хотел проехаться по Скандинавии, а Лиде очень хотелось побывать в азиатском регионе. В итоге, мы все решили тянуть жребий и победила, как обычно бывает в таких случаях, Лида. Иногда мне даже кажется, что у неё есть особый дар подкручивать удачу, но доказать и, тем более проверить, я это никак не могу.
Тем не менее, чтобы никому не было обидно, Лида составила очень интересную программу путешествия, включающую в себя двадцать один день отдыха. Первые семь дней мы должны были провести в Тайване, чему несказанно обрадовался Миша, вторую неделю по нашим планам, мы посещали Китай – с острова на материк вёл огромный мост, который был построен правительством Китайской Народной Республики незадолго до появления обелисков, ну а третья неделя, на радость мне, была посвящена Скандинавской Социалистической Республике.
Дружок остался в части. Хоть мне и грустно было оставлять его одного, но я знал, что за ним приглядит Потанин – тот был от него просто в восторге. Более того, сдаётся мне, что мой пёс наберёт несколько лишних килограммов в моё отсутствие – уж очень любит доктор закармливать того косточками.
Я вышел в одиночестве, потому что хотел поразмыслить над своими снами. Почему-то после той самой встречи со стражами, я начал хорошо запоминать свои сны, особенно те, в которых я возвращался в тот роковой день. Боль давно приутихла, я давно отпустил своих родных, давно уже жил своей новой жизнью. Но сны вновь возвращали тоску, хоть теперь, по прошествии стольких лет, она не была такой сильной, как раньше. Поначалу я хотел вернуться туда, плакал по ночам, всей своей сущностью мечтал предотвратить то, что случилось, попросить родителей пойти прогуляться или хотя бы оставить сестрёнку в комнате. Но потом, обретя новых друзей, познакомившись со своим отрядом, пережив с ними все тяготы и невзгоды, та жизнь стала какой-то далёкой. Стало казаться, что трагедия произошла с каким-то другим человеком. Не со мной. С какой-то стороны это так и было. Тот я остался там. Навеки погребён под обломками своего дома вместе со своими родными.
Из задумчивости меня вывел какой-то человек, выросший прямо передо мной во весь рост. Он преграждал мне путь, и, от растерянности я оглянулся по сторонам, в поисках его возможной цели. Поняв, что кроме меня никого вокруг нет, я вопросительно поднял брови и попытался обойти преграду, но мужчина не собирался сдаваться. Меня смутило его полное молчание.
– Извините, могу ли я пройти?
Ответом на мой вопрос была тишина. Мужчина наклонил голову, посмотрел мне в глаза, еле заметно кивнул и потянул руку в карман пиджака. Тут я и увидел еле заметное свечение от кармана. Он потянулся за чем-то, явно заряженным обелисковым полем. Повинуясь инстинкту, я вошёл в стазис и потянулся к невидимому устройству. Аккуратно отодвинув полу пиджака, я понял, что в руке у мужчины находится шприц с неизвестной мне жидкостью. Обелисковые нити витали вокруг этой жидкости, но не растворялись в окружающем пространстве, как обычно, а затягивались обратно, хитро закручивались, создавая ленты Мёбиуса.
Я попытался ухватиться за ушки данных нитей, но мои пальцы обожгло сильной болью. Это не было обычным онемением, ударом тока, ожогом или обморожением. Это была очень сильная, прямая, ничем не замаскированная боль. Концентрат боли в одном небольшом шприце. От этого понимания по моей спине пробежал холодок. Обелисковую боль, по всей видимости, хотели вколоть в меня. Не представляю, что могло тогда случиться. Времени для раздумий не оставалось, единственное, что пришло мне в голову, – схватить нити и очень быстро перекинуть их на пальцы злоумышленника. Выйдя из стазиса, я увидел, как мужик резко отдёрнул руку и выбросил шприц, а затем схватился за пальцы, скривив их в неестественном движении.
– Bruxa! Desgracado!
Судя по ругательству, я понял, что на меня напал кто-то из кладоискателей. Не ожидая, пока боец придёт в себя, я бросился дальше по набережной, в поисках более-менее открытого места, надеясь, что на оживлённой площади меня не будут ловить. В свой след я услышал ещё несколько ругательств и, обернувшись, увидел, что за мной гонятся уже двое бойцов, одетых в довольно яркие рубашки и шорты. Страх придал мне сил, я перепрыгнул небольшое заграждение и направился в центр города. К сожалению, прямой дороги в центр не было и мне пришлось свернуть в улочки Тайчжуна, плотно заставленные мелкими лавочками. Я начал продираться через неизвестно откуда взявшуюся толпу туристов, вырвался из мелкой улочки, свернул в следующую. Мне уже начало казаться, что я наконец-то оторвался, как вдруг получил мощный удар локтем в лицо.
Доктор вернулся с небес на землю, рассеянно посмотрел на меня и, наконец-то, вспомнил, зачем мы к нему пришли.
– Да-да, валяйте. Я пока настрою оборудование.
Как только я открыл вольер, мой пёс тут же бросился его исследовать с детским рвением. Обнюхал каждый барьер, побегал по трубе, заскочил на высокую горку – в общем, дал волю ребячеству. Мне было весело наблюдать за его беготнёй, и я задумался о том, что каждому существу нужен свой маленький уголок в этом безумном мире. Не важно, собака ты, человек или грызун – у тебя всегда должно быть место, куда ты хочешь и можешь вернуться. Для Дружка таким местом стал вольер у Потанина. Поначалу, я ходил с ним сам, но потом, он стал бегать к Грише самостоятельно, а потом и вовсе обосновался там, пока меня не было на базе или я просто был занят какой-нибудь работой.
Пока мы резвились в вольере, доктор настроил камеры, проверил соединение, добавил ещё несколько странного вида приборов и крикнул нам с Дружком, чтобы мы подошли к нему. В руках у него была схема, при помощи которой он начал объяснять суть испытаний.
– Серёга, смотри, что я придумал. Судя по твоим рассказам и внешнему виду твоего пса, обелисковые потоки до сих пор с ним, кроме того, как ты сам утверждаешь, временами, особенно во сне ты видишь, как потоки начинают сами виться вокруг его головы. Я думаю, что это естественное последствие долгого симбиоза Дружка и обелискового поля. Освободить его полностью не представляется возможным, скорее всего, он не сможет жить без поддержания плетениями. Кроме того, ты сам жаловался, что пёс начал быстрее уставать от прогулок и игр и всё больше проводить время в спокойном состоянии.
Дружок сидел рядом со мной и внимательно слушал доктора, будто понимал то, о чём он говорит. Временами он наклонял голову то в одну сторону, то в другую, наблюдая за оживлённой жестикуляцией доктора.
– Допустим так и есть, чего ты хочешь добиться?
– Моя гипотеза такова: после того, как ты освободил сознание Дружка от плетений, локальная спутанность потоков не позволила ему в той же мере, что и раньше поддерживать обелисковое поле вокруг себя. А оно служило Дружку не только клетью, но своего рода экзо скелетом, который позволял ему поддерживать скелетный костяк дополнительной группой мышц, хоть и невидимых никому, кроме тебя.
– Ты хочешь сказать, что это я виноват в его состоянии?
– И, да и нет. Если бы ты не освободил его сознание, то твой пёс просто остался бы навсегда обычным дикарём, которого рано или поздно, пристрелил бы какой-нибудь местный житель или солдат. Но в то же время, ты расслабил узлы, удерживающие его двигательный аппарат. И сейчас тебе нужно… Заплести их обратно.
– Ты с ума сошёл?
– Ты меня не понял. Тебе не нужно спутывать сознание пса и нити, которые отвечают за движение. Но должен сделать так, чтобы дружок смог сам, без твоей помощи управлять обелисковым полем вокруг себя.
Я повернул свою голову к псу и посмотрел в его бездонные глаза. Они были такими же, как и при нашей первой встрече. Бесконечно глубокими и грустными. Может быть, мне показалось, а может быть и нет, но я увидел в них некое подобие одобрения. Не могу объяснить почему, но я опять согласился на авантюру Потанина.
– Дружок ты всё слышал. Необходимо провести операцию. Гриша на этом настаивает. Что мне нужно сделать?
– Рад, что ты всё понимаешь. В первую очередь, нам необходимо замерить уровень обелискового поля во время покоя и после того, как он ослабеет от физической нагрузки. Недавно нам привезли новые установки, которые позволяют анализировать большие площади на предмет наличия концентрации обелисковых потоков. Вот сейчас-то мы их и протестируем.
Не знаю, понимал ли Дружок по-настоящему наш с доктором разговор, но выкладывался на полную так, будто это наша последняя с ним тренировка. Я бегал за псом, показывал ему, что делать, а тот, без лишних действий исполнял все мои команды. Весь вольер был утыкан разными датчиками и приборами – на некоторых светились лампочки, давая понять, что они активны, другие просто жужжали, словно пчёлы своими сервомоторами, а какие-то просто безмолвно регистрировали наши действия.
Проходя очередной круг, я заметил, что Дружок начал уставать – стал больше ходить пешком и перепрыгивать барьеры не с первого раза. Доктор подошёл к нам.
– Приборы фиксируют значительное ослабление потоков. Посмотри сам.
Пёс остался внутри вольера, а мы с Потаниным стали пересматривать записи. На первых минутах всё было в порядке, видно было меня и Дружка, вокруг которого витала белёсая дымка. Но уже через пятнадцать минут, дымка вокруг его лап начинала таять, а в районе загривка – наоборот, концентрироваться и становиться чётче. В самом конце, когда пёс начал уставать, дымка вокруг тела стала совсем прозрачной, а в загривке, наоборот – светилась ярким, переливающимся разными цветами, пучком.
– Странное поведение потоков.
– Согласен, пойдём глянем на Дружка.
Подходя к вольеру, я заметил, что пёс уже встал в ожидании нашего прихода. Но повернулся он зачем-то в сторону одной из камер, регистрирующих его поведение и, едва заметно рычал. Я окликнул Дружка, но тот не отзывался, хотя и повёл немного ухом в нашу сторону. Затем медленно повернулся к нам и начал медленно перебирать лапы и дёргать головой прямо как при нашей первой встрече. Перед нами стоял обычный баскердог.
– Его сознание вновь спутывается с обелисковым полем. Нужно что-то делать.
Доктор остановил меня, схватив за рукав.
– Не торопись. Если ты попытаешься ещё больше распутать его, не придумав, как закрепить нити, то, скорее всего, просто убьёшь его. Попробуй поговорить с ним.
Я начал разговаривать с Дружком, пытаясь достучаться до его сознания.
– Дружок, ну чего ты? Прислушайся, вспомни, это же я, Сергей. Сидеть! Дружок, кому говорю! Очнись, мы с тобой столько всего пережили, посмотри, какая мы с тобой команда на тренировках. Дружок, ну же.
Док сидел за техникой, сосредоточенно следя за нашими действиями.
– Продолжай, я вижу прогресс. Обелисковое поле перестаёт концентрироваться в загривке.
Увидев, что Дружок встал на месте и перестал скалить зубы, я стал медленно подходить к своему псу, опустившись на колени, на уровень его глаз.
– Малыш, давай же… Очнись, не бросай меня. Я тебя никогда не оставлю.
Наконец, я увидел в глазах рассерженного пса проблески сознания. Пёс будто стряхнул с себя оцепенение и посмотрел на меня совсем другим взглядом. Дружок поджал уши, завилял хвостом и ползком двинулся ко мне навстречу.
Потанин задумчиво оглядел успокоившегося пса.
– Это было круто! Но на будущее – Серёг, придётся найти решение этой проблемы. Представь, что будет, если Дружок съедет с катушек на прогулке или во время боя. Ищи способ, который позволит затянуть силовые линии, не затронув мозг. Кстати, я записал кучу материала и готов с уверенностью сообщить одну очень важную новость.
– Какую же?
– Мы с тобой только что доказали, что обелисковые плетения способны не только на то, чтобы создавать из них боевые удары и восстанавливающие процессы, но и для многого другого.
– Например?
– Например, при помощи плетения твоего пса можно многократно увеличить силу солдат. По сути, такой поток способен создать человеку экзо скелет, управляемый на подсознательном уровне, и позволяющий многократно увеличить силу и выносливость субъекта. Но и это ещё не всё.
– Что ещё?
– Как ты заметил, плетение вмешивается в работу сознания животного. Думаю, что существует способ создать такое плетение, которое вмешается в сознание человека. На мой взгляд, это довольно негуманно, но, если создать такие плетения, которые заставят врага думать, что на него нападает не один боец, а пятьдесят или на какое-то время позволят усыпить вражеский отряд с целью уменьшения кровопролития, думаю, что такие средства вполне оправданы.
– Боюсь, что рано или поздно, таким оправданиям не будет предела.
– Да, ты прав Серёга. Только вот уже ничего не изменишь. Не мы сегодня, так кто-то другой завтра откроет то же самое. И когда такое случится, я хотел бы быть на стороне первооткрывателей.
– Гриша, я не осуждаю тебя. В том, что твои изобретения используются во вред твоей вины нет. Прометей тоже подарил людям огонь, чтобы они могли согреться и куда этот огонь привёл всё человечество? Бремя ответственности должны нести все, а не изобретатель. Не посыпай зря голову пеплом, нельзя быть в ответе за всех людей на свете.
– Хотелось бы верить Серёга. Хотелось бы верить.
Глава 15. Отпуск
Лучи солнца. Сестра, убегающая на кухню. Письмо на тумбе. Слёзы на глазах. Опять слёзы. Я вновь и вновь возвращаюсь в это мгновение. Я снова дома, там, где умерла вся моя семья. Нет. Там, где умер я сам. В тот день, я остался там навсегда, в тёплом родительском доме. Уютном, светлом, родном. Я не выберусь оттуда никогда. Не потому, что не могу, а потому что просто не хочу оттуда уходить. Там хорошо, тепло и светло. Письменный стол, моя кровать, солнечный свет из-за штор. Письмо… Я не хочу его брать, но должен это сделать. Читаю, а к горлу подступает комок, перечитываю, сжимаю в руке.
– Сссссергеееей…
Опять мама. Перестань кричать, пожалуйста. Что делать? Бежать вниз? Звонок в дверь – осталось всего тридцать секунд, но я не могу пошевелиться. Я боюсь того, что сейчас произойдёт! Я бросаюсь к двери, хватаюсь за ручку.
– Мама, Варвара, Папа, бегите!
Опять взрыв, опять на проклятой кухне. Почему не в моей комнате? Стену разносит на мелкие куски, ударная волна толкает дверь и меня. Как в замедленной съёмке я вижу пролетающие мимо осколки, я лечу вслед за ними. Приближается противоположная стена и я ударяюсь об неё всем телом. Запрокидываю назад по инерции голову, больно бьюсь затылком. И вновь, слышу свой собственный отчаянный крик.
***
Выйдя из своего номера, я решил, то сегодня хочу прогуляться один. Улица встретила меня полуденным жарящим солнцем, и, в противовес ему, приятным морским бризом. Я шёл и вспоминал то, как я попал сюда. Началось всё в части, после того как мы узнали, что начальство одобрило наше совместное с друзьями прошение об очередном отпуске. Миша был просто вне себя от радости.
– Наконец-то мы выберемся на свободу! Чёрт, да я не отдыхал целых два года, представляешь!
Как ни странно, но на этот раз, я полностью разделял восторг Миши и искренне радовался тому, что нас всех троих, вместе с Лидой отправили в отпуск. Свой заслуженный отдых мы решили провести совместно, предварительно выбрав место, куда отправимся.
Споров было много, Миша рвался в тепло и на море, я хотел проехаться по Скандинавии, а Лиде очень хотелось побывать в азиатском регионе. В итоге, мы все решили тянуть жребий и победила, как обычно бывает в таких случаях, Лида. Иногда мне даже кажется, что у неё есть особый дар подкручивать удачу, но доказать и, тем более проверить, я это никак не могу.
Тем не менее, чтобы никому не было обидно, Лида составила очень интересную программу путешествия, включающую в себя двадцать один день отдыха. Первые семь дней мы должны были провести в Тайване, чему несказанно обрадовался Миша, вторую неделю по нашим планам, мы посещали Китай – с острова на материк вёл огромный мост, который был построен правительством Китайской Народной Республики незадолго до появления обелисков, ну а третья неделя, на радость мне, была посвящена Скандинавской Социалистической Республике.
Дружок остался в части. Хоть мне и грустно было оставлять его одного, но я знал, что за ним приглядит Потанин – тот был от него просто в восторге. Более того, сдаётся мне, что мой пёс наберёт несколько лишних килограммов в моё отсутствие – уж очень любит доктор закармливать того косточками.
Я вышел в одиночестве, потому что хотел поразмыслить над своими снами. Почему-то после той самой встречи со стражами, я начал хорошо запоминать свои сны, особенно те, в которых я возвращался в тот роковой день. Боль давно приутихла, я давно отпустил своих родных, давно уже жил своей новой жизнью. Но сны вновь возвращали тоску, хоть теперь, по прошествии стольких лет, она не была такой сильной, как раньше. Поначалу я хотел вернуться туда, плакал по ночам, всей своей сущностью мечтал предотвратить то, что случилось, попросить родителей пойти прогуляться или хотя бы оставить сестрёнку в комнате. Но потом, обретя новых друзей, познакомившись со своим отрядом, пережив с ними все тяготы и невзгоды, та жизнь стала какой-то далёкой. Стало казаться, что трагедия произошла с каким-то другим человеком. Не со мной. С какой-то стороны это так и было. Тот я остался там. Навеки погребён под обломками своего дома вместе со своими родными.
Из задумчивости меня вывел какой-то человек, выросший прямо передо мной во весь рост. Он преграждал мне путь, и, от растерянности я оглянулся по сторонам, в поисках его возможной цели. Поняв, что кроме меня никого вокруг нет, я вопросительно поднял брови и попытался обойти преграду, но мужчина не собирался сдаваться. Меня смутило его полное молчание.
– Извините, могу ли я пройти?
Ответом на мой вопрос была тишина. Мужчина наклонил голову, посмотрел мне в глаза, еле заметно кивнул и потянул руку в карман пиджака. Тут я и увидел еле заметное свечение от кармана. Он потянулся за чем-то, явно заряженным обелисковым полем. Повинуясь инстинкту, я вошёл в стазис и потянулся к невидимому устройству. Аккуратно отодвинув полу пиджака, я понял, что в руке у мужчины находится шприц с неизвестной мне жидкостью. Обелисковые нити витали вокруг этой жидкости, но не растворялись в окружающем пространстве, как обычно, а затягивались обратно, хитро закручивались, создавая ленты Мёбиуса.
Я попытался ухватиться за ушки данных нитей, но мои пальцы обожгло сильной болью. Это не было обычным онемением, ударом тока, ожогом или обморожением. Это была очень сильная, прямая, ничем не замаскированная боль. Концентрат боли в одном небольшом шприце. От этого понимания по моей спине пробежал холодок. Обелисковую боль, по всей видимости, хотели вколоть в меня. Не представляю, что могло тогда случиться. Времени для раздумий не оставалось, единственное, что пришло мне в голову, – схватить нити и очень быстро перекинуть их на пальцы злоумышленника. Выйдя из стазиса, я увидел, как мужик резко отдёрнул руку и выбросил шприц, а затем схватился за пальцы, скривив их в неестественном движении.
– Bruxa! Desgracado!
Судя по ругательству, я понял, что на меня напал кто-то из кладоискателей. Не ожидая, пока боец придёт в себя, я бросился дальше по набережной, в поисках более-менее открытого места, надеясь, что на оживлённой площади меня не будут ловить. В свой след я услышал ещё несколько ругательств и, обернувшись, увидел, что за мной гонятся уже двое бойцов, одетых в довольно яркие рубашки и шорты. Страх придал мне сил, я перепрыгнул небольшое заграждение и направился в центр города. К сожалению, прямой дороги в центр не было и мне пришлось свернуть в улочки Тайчжуна, плотно заставленные мелкими лавочками. Я начал продираться через неизвестно откуда взявшуюся толпу туристов, вырвался из мелкой улочки, свернул в следующую. Мне уже начало казаться, что я наконец-то оторвался, как вдруг получил мощный удар локтем в лицо.
