Третий парень без слов взял бутылку Джека и глотнул из горлышка. Потом ещё и ещё.
Первый же продолжал нагло улыбаться, протягивая руку к Эму:
— Ну, так сигаретку дашь или мне самому взять?
— Ребята, шли бы вы отсюда, — очень спокойно предложил Эм. Он чувствовал, как гнев начинает закипать внутри, как крышка на кастрюле подпрыгивает, желая выпустить пар. Но ждал той последней капли, последнего знака, после которого не будет точки возврата. Просто так срываться ему не стоит. Будет очень плохо. Медленно, очень медленно он вставил рисунок в блокнот, отложил его подальше к дереву...
— Да ты чё, дядя, мы тебя не обидим! — ухмыльнулся третий, сжимая горлышко бутылки.
Эм уже понял, что они безоружны. Рассчитывают только на свою численность и наглость. И ответил, приподняв бровь:
— В этом я не сомневаюсь. За вас страшно… Молодые еще, даже не пожили как следует.
Парни переглянулись. Эм почувствовал, как ноют напрягшиеся мышцы. И увидел растерянные серые глаза. Ксюша изо всех сил пыталась защитить свое тело от наглых рук второго парня. Эм на миг прикрыл веки...
Всё случилось само собой. Он словно наблюдал за дракой со стороны. В принципе, это и дракой-то назвать было стрёмно. Три удара, три глухих звука упавшего тела, три протяжных стона. И Ксюшино дыхание, частое и со всхлипами.
— Одевайся, пошли, — скомандовал он, потирая костяшки пальцев. Девочка поспешно натянула шмотки и принялась тянуть покрывало из-под тяжелого бесчувственного тела. Эм собрал свои вещи в сумку и взял Ксюшу за плечо:
— Оставь всё это, уходим!
Она с жалостью окинула взглядом испорченный пикник и, схватив свою торбочку и мишку с сердечком, пошла за Эмом.
Он шел не спеша, придерживая Ксюшин локоть. Если бы не его пальцы, девочка бежала бы спугнутым зайцем. А так делать нельзя. Уходить надо всегда спокойно. Тем более, с банальной драки.
В машине он заметил, как Ксюша дрожит. Толкнул её легонько в плечо:
— Ну ты чего?
Она подняла на него потемневшие глаза и шепотом спросила:
— Ты… ты их… убил?
Эм усмехнулся:
— Вот еще не хватало мараться из-за гопников! Оглушил маленько.
Она слегка успокоилась, продолжая дрожать. Эм покачал головой:
— Теперь пять раз подумают, прежде чем соваться. Ну, заканчивай трястись!
— Я испугалась...
— Не надо. Всё закончилось.
— Ты… Ты такой страшный, когда… злишься!
— Вот и не зли меня, — неловко пошутил он и, увидев округлившиеся Ксюшины очи, махнул рукой: — Да не трону я тебя! Даже если ты меня выводишь иногда...
— Это как твои рисунки.
— Забудь! — строго сказал он. — Это было давно, и ты не психиатр!
Ксюша покрутила головой, прижимая к себе плюшевого мишку. Ей было не по себе, и Эм пожалел, что сказал лишнего. Чёрт, он никогда не умел разговаривать с подростками, воспринимая их как недовыросших взрослых. Но ситуацию надо исправлять. Из-за рисунков. И, ладно, признаемся самому себе, уважаемый Матвей Николаевич, из-за девчонки тоже! Жалость ли, проснувшаяся совесть или какая другая давно забытая эмоция, но ему было неприятно видеть Ксюшу в таком состоянии. Эм свернул на улицу неподалеку от хаты и неловко сказал:
— Все, Ксюш, забудь, сегодня мы с тобой будем много работать, и все будет хорошо.
Она тяжко вздохнула:
— Столько еды пропало… Жалко...
— Ещё купим! — утешил ее Эм почти радостно. Если дело только в жратве… — Ты голодная?
Она кивнула, все еще обнимая мишку.
— Хочешь, приготовлю чего-нибудь? Любишь сладкий перец?
— Мгу, — промычала девочка. — А выпить купишь?
— Ксюша! Не провоцируй меня.
— Да ладно! Ты меня завтра отвезёшь и больше никогда не увидишь! Какое тебе дело до того, как я живу?
Эм сдался. Со вздохом припарковался у магазина:
— Пива хочешь?
— От него толстеют, — капризно ответила Ксюша.
— Виски не получишь. Шампанское любишь?
— Ну… да… — неуверенно протянула девочка.
— Окей. Жди меня здесь, двери я заблокирую.
В дорогом и неудобном супермаркете он прежде всего купил бутылку "Джека Дениелса" и вторую — простого, знакомого с детства полусухого "Советского". Упиться не упьется, а дозу получит. Теперь об обеде. Паприка, несколько помидоров, две луковицы и пакет сметаны. Э, главное — не забыть "Вегету"! Эту приправу он попробовал впервые десять лет назад и недавно увидел на прилавках родных русских магазинов. Отечественный вариант этой смеси никогда не устраивал его. Эм любил все аутентичное.
В отделе полуфабрикатов копченых сосисок, конечно, не было. Но он попросил четыре рыбных котлеты, самое то — рыба с сатарашем! На кассе Эм притормозил. Что это с ним случилось? Никогда, ну блин никогда и всё тут, он не готовил для моделей! Ещё немного, и он попрётся в прачечную со шмотками этого ребёнка! Эм, давай придём в себя! Оно нам надо? Неужели из-за трёх удачных набросков будем девочке ноги облизывать?! В идеале вообще это Ксюша должна бы готовить, она женского пола, с сиськами. А он тут пресмыкается!
Эм глубоко вдохнул, выдохнул, пропустил перед собой старушку и бросил на ленту кассы пакет жвачки. Для Ксюши завтра, чтобы Мурзик не вопил дурным голосом.
Девочка сидела в машине вся сжавшаяся и с игрушкой в объятиях. Глядя на неё сквозь стекло, Эм почувствовал себя последним гадом. Фиг знает, кто заботится о ней, кто кормит, кто лечит, если она заболеет. Почему не потерять один день своей жизни, чтобы сделать ей что-то приятное? К тому же его жизнь вообще ничего не стоит, никогда он не станет известным или богатым, так что плевать на заказ!
Зато малая будет довольна.
Эм плюхнулся на сиденье и сунул Ксюше пакет:
— Всё, теперь на расслабоне. На хате будет спокойно, и твои не сунутся до завтра.
Она внезапно подалась к нему, не обращая внимания на звон бутылок в пакете, и шепнула на ухо:
— Ты самый лучший!
Эм растерялся, ощутив, как тонкие руки крепко обнимают его за шею, не зная, что делать, и осторожно похлопал Ксюшу по спине:
— Ладно, ладно, договорились. Давай уже приедем и успокоимся.
Она прижалась к его лицу щекой, и Эм замер, не решаясь двинуться. Ксюша сама отпустила его и села, копаясь в пакете:
— А что ты приготовишь?
— Увидишь. А будешь паинькой — даже научу.
Войдя в дом, Ксюша первым делом плюхнулась на неубранный со вчера диван и включила телевизор. Эм покачал головой, сразу проходя в кухню. Выгрузив купленные продукты, он открыл шкафчик под столом, надеясь найти кастрюлю и сковородку. Кастрюля нашлась сразу, а вот сковородки не было. Придется разогревать котлеты в микроволновке. Не решение, но другого выхода нет. Возиться с паровой баней ему в лом.
Эм налил в кастрюлю немного растительного масла и принялся чистить луковицы. Слава богу, что хозяева квартиры заботятся о снабжении. Нож был тупой, и Эм быстро прослезился. Бросив измельчённый лук жариться, он принялся чистить сладкий перец. Ксюша заглянула в кухню:
— Ням, как пахнет!
— Помогай давай, нахлебница! — буркнул Эм, вытирая слёзы.
— А что делать? — с готовностью откликнулась девочка. Он пододвинул к ней помидоры:
— Режь на мелкие кусочки!
Порезав паприку, он бросил ее в кастрюлю. Туда же отправились и помидоры. Эм посыпал всё это булькающее варево «Вегетой» и накрыл кастрюлю крышкой:
— Все, полчаса можно не заглядывать.
Ксюша аккуратно вытерла руки и деловито спросила:
— А теперь что?
— А ничего. Пошли работать. Хочешь шампанского?
— Хочу, — радостно откликнулась она. Эм нашел в шкафчике высокую кастрюлю для спагетти, налил в неё до половины холодной воды и откупорил шампанское. При хлопке Ксюша весело взвизгнула, прикрывая уши ладонями. Эм усмехнулся — точно так же вели себя все его знакомые девушки. Как будто это не хлопок пробки, а залп салюта!
Они вернулись в комнату, и Эм велел девочке:
— Садись на диван, смотри телевизор, а я буду зарисовки делать.
— По телику в это время ничего нет, — вздохнула Ксюша. — Поставь музыку...
Эм покрутил головой. У неё невероятный дар доводить его до бешенства в короткие сроки. Музыку ей поставь! Кофе свари, кушать приготовь… Колыбельную тоже спеть что ли?
Тем не менее он взял телефон и нашёл свою песню. Хочет музыку — пусть слушает Миладина.
Тёплый звон гитарных струн обжёг его душу, точнее то, что от неё осталось. Эм закрыл глаза, позволяя всему телу вибрировать вместе с голосом певца.
Эту песню он услышал в девяносто девятом году, когда вместе с другими десантниками помогал сербской армии в войне за Косово. Там он нашёл и потерял свою единственную настоящую любовь, Милену. Там он нашёл единственного настоящего друга, ставшего впоследствии отцом Никодимом. Там Матвей Белинский принял свой псевдоним, Эм, заглавную букву, с которой начиналось его имя и имя его погибшей любимой. Косово стало концом юности и началом взрослой жизни.
Ксюша снова влезла в его мысли:
— А о чём он поёт?
Эм поморщился, но вспомнил недавние добрые намерения по отношению к своей модели. И ответил:
— Обо мне.
— Как это? Ты его знаешь?
— Нет. Но песня обо мне.
— Я вообще слов не понимаю.
— От друга до друга, это-то понятно? Од драги до драги — от дорогой до дорогой. От бабы к бабе, короче! Од града до града — из города в город.
— Это ещё вроде понятно, — кивнула Ксюша. — А вот дальше...
— Разбит на кусочки, держусь только на песне, себе и жизни ищу смысл и лекарство...
— Как-то странно… Ты так живешь?
Эм нехотя кивнул. Сказал А — придется говорить и остальные буквы… Плевать, всё равно он её больше не увидит!
— А почему?
Эм взглянул на неё. Ксюша лежала на животе, потягивая шампанское из обычного стакана, подпирая подбородок ладонями, и в глазах её светился неподдельный интерес. Эм вздохнул. Рука подрисовывала тени и детали сама по себе, ведомая инстинктом, а он слушал песню и думал над простым в сущности вопросом.
А правда, почему он живёт как неприкаянный? Почему столько лет не открыл дверь в свою питерскую квартиру? Там всё, наверное, уже покрыто пылью и паутиной… Эму иногда хотелось вернуться туда, сделать генеральную уборку и остаться навсегда, со своими картинами, с бутылкой виски и с любимой музыкой. Но он не решался. Знал, что воспоминания о Милене возьмут верх, что жизнь станет пустой и скучной, что он быстро умрёт от этиленовой комы один на один с телевизором.
Ксюша терпеливо ждала ответа на вопрос. Эм пожал плечами:
— Да не знаю я. Мне так легче. Все равно меня дома никто не ждёт.
Его равнодушный тон, похоже, не обманул Ксюшу. Она подлила себе ещё шампанского и сказала, вроде и не ему вообще:
— Нет ничего важнее дома, даже если там никого нету.
Во блин! Философские беседы пошли. Эм протянул руку, нащупывая бутылку виски, аккуратно свернул пробку и ответил:
— Зависит от дома. А я привык. Всё своё ношу с собой. Всё, что нужно, куплю. А рисунки в голове.
Ксюша принюхалась:
— Слушай, а обед не сгорит?
— Заболтала меня! — строго сказал Эм, поднимаясь. — Мои модели много не разговаривают!
— И что ж они делают, пока ты рисуешь?
— Телик смотрят. По телефону чирикают. Или просто молчат.
Эм помешал будущий сатараш, попробовал. Добавил ложечку «Вегеты» и зубами оторвал уголок у пакета сметаны. Ксюша любопытно спросила от двери:
— И как это называется?
— Сатараш.
— Это какая кухня, интересно? Китайская?
Он только покачал головой:
— Балда ты! Югославская.
— Ты что, югослав, что ли?
— Служил там.
— Ааааааа, — протянула она и затихла.
Эм вылил полпакета сметаны в паприку и уменьшил огонь до минимума:
— Всё, через пять минут можно есть.
Рыбные котлеты разогрелись почти мгновенно, издавая восхитительный запах общепита, сатараш дымился в тарелках. Ксюша вдохнула полным носом и зажмурилась:
— Прям как в детстве!
Эм сел со своим обедом в кресло и неопределённо заметил:
— Ольфактивная память...
— Эт чё за зверь такой? — поинтересовалась девочка.
— Ты что, школу сачкуешь? Или учиться забыла?
— Ну вот не знаю такого слова! — с вызовом ответила Ксюша. — Не всем же быть умными, как ты!
— Мозги пропьёшь скоро, — Эм покосился на бутылку шампанского, и девочка фыркнула:
— О своих позаботься! Кто виски глушит без перерыва?!
— Ксюша, блин! — с досадой откликнулся Эм. — Ну мне тридцать скоро! А тебе?
— Эм, блин! — Ксюша отправила в рот вилку сатараша и замычала: — Вкусноооооо!
— А то, — сам он ел без удовольствия. Только, чтобы наполнить желудок и не дать "доктору Джеку" полностью разрушить слизистую.
— А как тебя по-настоящему зовут? — с набитым ртом спросила девочка.
— Ну и нафига тебе знать?
— Просто так. Вот хочется, пока мозги не пропила! — Ксюша почти вызывающе допила полстакана шампанского и налила ещё пузырящегося напитка.
Эм покачал головой:
— Ты слишком много знаешь.
— Ага, потом тебе придется меня убить?
Шампанское явно отзывалось у неё в голове. Эм поднял глаза к небу — господи, сделай так чтобы она напилась и уснула, а он будет её рисовать!
— Ксения, ты ещё подросток и какие-то вещи не понимаешь. Если я решил всем представляться псевдонимом, то на это имею свои основания.
— Тебя разыскивает полиция?! — восторженно спросила она. Серые глаза блестели, и это был не просто блеск. А пьяный блеск.
— Ты маньяк-убийца? — она перешла на шепот, и Эм едва удержался от смеха. — Ты убьёшь меня и нарисуешь моё тело с кровью повсюду?
Нет, это уже не смешно. Ксюша проглотила ещё полстакана шампанского, и Эм решительно встал, отобрал у неё из-под носа бутылку. Ксюша, почти давясь, выпила остатки и швырнула в него стаканом:
— Не подходи! Маньяк!
— Опомнись, сумасшедшая!
— Кто, я? Это ты ненормальный! — Ксюша встала, пошатнувшись, глаза её были тёмными из-за расширенных зрачков. Эм нахмурился — что ещё выкинет этот ребёнок?!
— Это не я девочек голышом рисую! И не у меня в телефоне рисунки мёртвых ручек!
— Ксюша, уймись! Ты ничего не поняла!
Он отвернулся к телевизору, нашёл любимый алкоголь и отхлебнул порядочный глоток. Постоял, смакуя его во рту — так обычно быстрее забирает, потом обернулся:
— Идиотка ты малолет...
Ксюши в комнате не было. Хорошо, что он оглянулся, иначе болтал бы в пустоту. Торбочка и туфли стояли у дивана, не хватало только бутылки "Советского", и Эм потер ладонью лоб. Неужели пошла допивать в туалет? Руку бы отбить об её задницу! И самому себе врезать хорошенько. Ну нафига он ей купил шампанского?!
Эм прислушался, но вопреки ожиданию не услышал звуков блевания из туалета. А блевать она будет и не один раз. Ладно, подождём.
Он доел свой обед, спрятал в холодильник Ксюшину порцию, выпил два глотка виски и решил постучаться в клозет. Хоть бы не померла, засранка, с неё станется!
Поскрёбся в дверь и прислушался. Молчание. В голове включилась пожарная сирена. Для порядку Эм ещё раз позвал:
— Ксюша, я вхожу!
И распахнул дверь.
Ксюши в туалете не было.
— У ёпть...
Эм запустил руки в волосы и хорошенько дернул. Боль отрезвила его. Девчонка ушла, босиком, без сумки и с полупустой бутылкой. Пьяная. Не дай бог, под машину попадет! Эм вернулся в комнату, схватил ключи, бумажник и потянулся было за виски, но отдёрнул руку. Нет уж, на них двоих достаточно одной алкоголички!
