Ингмар Бергман «Седьмая печать»
Есть известный род мании величия, когда человек, побывавший с религиозной миссией в Иерусалиме, начинает слышать голоса и воображает себя пророком. Теоретически, такой богоискатель может и с самой Смертью начать в шахматы играть, кто его разубедит? А Смерть всегда читерит: подглядывает, подслушивает, ходит два раза подряд, психологически угнетает, поэтому следи за своими фигурами и последовательностью ходов, жалкий смертный, и надейся, что у создателя на тебя другие планы.
Но создатель – человек решительный и безжалостный. Ведь верный путь стать великим режиссером – с самого начала думать о смерти серьезно; явить философскую, экзистенциальную трагедию про духовный поиск во время чумы. Отличный путь перестать быть великим режиссером – выдать трехчасовую мыльную клоунаду, как муж с женой собачатся перед разводом. Но, может быть, это просто возрастная деградация: волшебный кувшин иссяк, а замороченная публика любое вторсырье схавает и так.
В современном мире даже пресыщенные и избалованные зрители готовы платить за концерт какой-нибудь Тейлор Свифт миллионы. В средневековье в деревне единственное развлечение – как местный дурак в грязи измажется. Но когда к вам на час заехали артисты, всё, что они получат – кусок навоза в лицо, промискуитет в кустах и унизительный глум в таверне.
Так давно сложилось, что честный художник за свободу платил удушающей нищетой, но что ещё нужно для искреннего творчества?
Что случилось после титров
Всё смерти поддается, но артисты, циркачи всегда выживают: везеньем, нелепым чудом, на отточенной животной интуиции. Они странствуют на своем ветхом фургончике сквозь века и континенты, от города к городу, от сердца к сердцу, рожая, воспитывая и подбирая вдоль дороги все новых фокусников, танцовщиков и скоморохов, кто-то способен видеть духов, другой слышит музыку сфер; в 14-м веке в Англии они принимают священника-расстригу за его дурную пародию цапли и после ставят первый в истории true-crime, срывая скандальный аншлаг и попутно раскрывая заговор аристократов-содомитов. Доктор Парнас бессмертен (а с ним карлик-философ и дочка Воровайка), дядюшка Римус и поросенок Фунтик неуловимы (с карамелькой за щекою), Тибул и Суок неутомимы, изобретательны, пластичны, но несгибаемы. И каждый свой «Воображариум» везет с собой, портал в невидимые простому глазу долины: Мольер сочиняет на ходу комедии и фарсы по пути из Бордо в Орлеан, из Руана в Гренобль, а затем обратно в Париж; Бельмондо-Пьеро с Кариной-Коломбиной травят байки в придорожном трактире и пародируют вьетнамскую войну за пару смешков и пригоршню медяков, готовя легендарный глупый бунт 68-го года.
Артисты перерождаются и выживают, храня огонек культуры, честного творчества и цивилизованности в любые времена, даже такие страшные как сегодня.
