Глава: Tenebris (Сирин)
Tenebris – темнота
Не светлая птица, хоть и несет радость.
Не белая птица, хоть и разгоняет печаль.
Не светлая.
Не белая.
Ничья.
Прилетает из Рая: разгоняет горечь, в уплату унося жизнь.
В промозглый холод, в самый жаркий день, в конец света и в начало времен.
Прилетает.
Хлопая крыльями, несет в своих перьях отголосок бурь, тень листопадов, отклик вьюг.
Начиная петь, обещает радость, исполняет желание, творит чудо.
И лишь позже человек понимает, на что себя обрек.
Услышав.
Она темная птица, с отблеском сиреневого пламени в перьях.
Она птица печалей, чаруя, забирает к гасящему.
Она темная.
Она печальная.
Чужая.
Помнит добро, не забывает зла, раскрывая крылья во всю длину, поглощает ночь.
Смеется над человечеством и его глупостью, поднимая прекрасную голову к небесной лазури.
В густоте деревьев, в бесконечности полета следует только своим путем, неведомым более никому.
Никогда.
И ни для кого, кроме нее.
Потому что страшно остальным.
Потому что кошмарно миру.
Потому что ужас сковывает.
Навек.
Однажды птица не вернется в Рай.
Однажды птица не вернется к людям.
Однажды оковы подземного хозяина спадут.
Что останется?
Осядут на потрескавшуюся от грехов землю черные, белые, сиреневые перья.
В прощальном даре, в последнем проклятии.
Осядут на бушующие волны, на заснеженные горные пики, на вершины скрюченных деревьев.
Как дань, как долг, как цена, что заплатить забыли все пришедшие когда-то к ней.
Птица Сирин окинет простор своим взором, что в клетку желаний замкнули.
Рассмеется – весело, заразительно, опасно, подарив последнее слово.
Эйфорию глупцам, временную иллюзию жаждущим.
И улетит прочь, чтобы после отпустить на волю беду и несчастье.
Ничья она птица.
Птица, поющая о радости.
Птица, карающая горем.
________________________________________________________________________________
Си?рин (др.-русск. сиринъ, из греч. ???????? — «сирены») — в древнерусском искусстве и легендах райская птица с головой девы. Считается, что Сирин представляет собой христианизацию языческих русалок — вил. Часто изображается вместе с другой райской птицей, Алконостом, но голова Сирина иногда оказывается непокрытой, а вокруг неё нимб.
Глава: Faciem (Баба Яга)
Faciem (лат.) – грань
Между миром мертвых и миром живых.
На грани.
И никак иначе.
Замерла в лесной чаще избушка на курьих ножках. Замерла, потому что остановленное время некому возвратить вспять, некому толкнуть вперед.
Ее лес серого цвета. Там листва подобна пеплу, травы серебру, стволы могучих великанов-деревьев окрашены в оттенки дыма. Там лишь только ее волосы горят необузданным обсидиановым пламенем, да глаза видят больше, чем необходимо. Странное видят, то, что другим не дозволено.
Под ногами вьется мокрой полосой тропа, вытоптанная зверьми и призраками, за пеленой дождя нельзя разглядеть ни отражений, ни теней.
Только нашептывают они ей что-то. Тихо, словно плачем свинцовым, рассказывают одну сотканную из бесконечности историю.
Она слышит. Слушает.
Вой мертвых.
Говор живых.
Обязана.
Где-то, куда только ей путь ведом, стоят одинокие врата без имени, без прошлого и без прощания. Там не гуляют ветра, там только тупик из молчания и двери, на которых не висит замок. Там серый мир из серого леса и руки, скованные цепями из безграничной власти.
Туда только путь мертвым дозволен, мертвым, что остаются следом в ее рваной душе: горьким шепотом, мимолетным эхом. Неизбежностью.
На вечно-юном лице древние глаза. Белоснежная кожа не знает морщин, но сердце испещрено глубокими шрамами.
Прожито много, пройдено еще больше.
Но была молодой. Наивной была когда-то.
Влюбилась когда-то.
В него влюбилась. В звон стали, в голос мечей, что на одном языке пели, в танец на острие смертно-живой грани, на которой почему-то осталась навсегда.
Влюбилась.
Потому и слово дала.
Нерушимое.
Потому что он так желал. А она любила.
Хранить обещала. Потому что больше некому. Потому что больше никому не под силу.
Даже ему.
Велесу.
Между миром прощаний и миром встреч.
На грани.
Чтобы кто-то мог уйти, а кто-то вернуться.
Звали Бабой-Ягой. Ягихой. Ягишной. И просто Ягой звали.
Со страхом, с почитанием, с презрением и с безразличием.
Иногда благодарили, иногда проклинали.
Иногда…
Никто не спрашивал: «Как имя твое, коим нарекли при рождении?».
До боли вглядывалась в вышину из клубящихся дымом облаков, смотрела, как улетают далеко-далеко среброкрылые лебеди.
До боли стаптывала подошвы ног, когда провожала – насколько могла – уносимую на вороньих крыльях ночь.
До боли сжимала кулаки, чтобы не уйти вслед за бродягами-котами, которые гуляют сами по себе.
Оставалась на грани. Живая стихия, неуправляемая и непокоренная.
Стихия, которой некуда идти.
По имени Буря.
Переступала косолапыми ногами избушка, встречая нового героя или могучего богатыря, заблудившегося ребенка или случайного путника. Многих встречала.
Кому-то позволяла уйти, кто-то уходил сам, а кто-то оставался навечно во тьме ее кошмаров.
Все подвластно Хозяйке Леса.
Ведьме-хозяйке с именем стихийным.
Ведьме?..
Богине, что душу свою на грани оставила.
Как положено. По закону, что сама выдумала.
Стучал Иван-царевич в двери, просилась на ночлег Аленушка, спрашивал дорогу к Людмиле Руслан – менялся ее облик: смоль волос превращалась в седые космы, обезображивалось вечно-юное лицо, скрючивалось тело надломленное горбом. Никому не дозволено видеть истинный облик Бури.
Только Велесу.
Но Велеса уже давно нет рядом. Ушел давно.
Поэтому только и можно, что Иванушке-Дурачку в руки шапку-невидимку дать, погубить Финиста Ясного Сокола, да запутать пути барского сына к дочке Морозко.
Потому что право имеет.
Потому что судьба в ее руках. Их судьба.
А ее собственная давно осталась в месте, где нет выхода.
Между миром богов и миром нечисти.
На грани.
Богиня-оборотень.
Так было, есть и будет.
____________________________________________________________
* Ба?ба-яга? — персонаж славянской мифологии и фольклора (особенно волшебной сказки) славянских народов. Старуха-чародейка, наделённая магической силой. Ведунья, оборотень. По своим свойствам ближе всего к ведьме. Чаще всего — отрицательный персонаж. Помимо русских встречается в словацких и чешских сказках.
Глава: Потерянная вьюга (Снегурочка, Морозко)
Она хохочет, бросая в зазевавшихся белок снежками, прячется от ответных гранат-шишек за необъятными стволами древесных великанов.
Она откидывает за спину седую от инея косу – почти до пят – и греет заледеневшие руки в вязаных митенках* своим морозным дыханием.
Она заледенела вся: вместо души – вьюга, вместо сердца – лед.
Давно это было.
Юность назад. Юность после.
Никогда нескончаемую.
Как зима.
***
- Снега, - слышится за спиной еще более холодное, чем снежинки на ее ресницах, - Нам пора.
У него будто бездна замерзла в синих глазах – испугалась чего-то. Черные пряди, перетянутые синим шнурком, что лесная хозяйка когда-то вышила, обледенели кристальной коркой. Тяжелые руки с мозолистыми ладонями забыли, когда не держали обнаженный клинок у горла смертных.
- А куда теперь, Морозко?!
Она теперь вокруг него юлой крутится, как вечный двигатель, как ветер, как звук. Хохочет, спрашивает, песенку поет – такую веселую, на заледеневших могилах когда-то сочиненную.
- Куда, Мор? Может в Лукоморье? А может в Тридевятое Царство? Или лучше остров Буян?
Он уходит далеко вперед. И как она ни старается не догнать ей его.
- Куда ты захочешь, - доносит до нее отголосок холодного эха.
- Неважно куда, - улыбается вечно-юная дикарка с глазами, в которых старые чудеса ледяным сном спят, – Главное с тобой.
И бежит к нему – коса развевается, сапоги, прошедшие тысячи верст, утопают в снегу, белых щек не трогает румянец.
Вьюжит метель, догоняя зимнего хозяина – рисует белыми узорами по плоти земной лезвием из мерзлых кошмаров.
***
Она щурит серебряные глаза, в которых снегопад падает, и заглядывает в окна человеческого мира.
Там девчонка с мальчишкой розы выращивают, и которым долгий путь предназначен, а вот маленькая Королева прячется в платяном шкафу, чтобы встретится под одиноким фонарным столбом с мистером Тумносом, а еще в одном окне мелькает силуэт бедной падчерицы, выгнанной в буран за подснежниками.
Она щурит серебряные глаза и, взмахнув белым хвостом, мчится по лунным дорогам меняющегося мира с неизменной зимой в сердце.
Сказок много.
Она помнит их все: те, которые были, и, которых не было, те, которым предстоит произойти, и те, которые так никогда и не начнутся.
Она сохранит их.
Как всегда.
- Что-то интересное увидела? – Прерывает ее бег любимый голос: хрипловатый, ледяной. Так ураган приходит на землю: незаметно, снежно, навсегда.
Замирает седая волчица на полпути, оборачивается радостно – может век прошел с их последней встречи, может больше минуло.
Не помнит уже. Его помнит.
Вмиг девчонкой оборачивается, с косой растрепанной и в одежде на размер больше. В сапогах прохудившихся и сумкой серой, тряпичной.
Дикая она, нездешняя.
Волчица неприкаянная, вьюга бродяжная.
Откуда взялась? Куда уйдет после?
За ним.
На руки бросается владыке, который зиму и пагубу** приносит миру оледеневшему.
Обнимает крепко, целует обжигающе.
Зарывается он ей в волосы – как в последний раз в руках держит, как прощается навсегда.
- Так нашла что-то?
- Сказки: интересные, долгие. Не все чудеса из мира уходят, многие чудеса рождаются.
- А свою сказку нашла?
- Потеряла. Давно, уже не помню.
- Продолжишь ее искать?
- Всегда. Там где-то костер белый горит и снежные волки поют. Для меня, быть может…
- Куда теперь?
- С тобой. Всегда с тобой.
Уходят. Далеко.
Туда нет пути ни богам, ни дьяволам.
Волчица седая, что сказки собирает, и зимний хозяин, которому нет места нигде, кроме как рядом с потерявшейся вьюгой.
***
Она, наверно, когда-то рыжей была, а может русой, а может чернявой. У нее, наверно, когда-то глаза точно трава весенняя были, или лазурные, как небо. Может быть, у нее осиная талия была, или пышкой родилась с теплой улыбкой.
Она, наверно, когда-то была.
Все же была.
Может быть?..
Или…
Когда-то не в том мире, не в той истории, не той сказке.
Снежинки кружат, вьюга поет, а она потеряшкой была, потеряшкой и осталась.
Только…
Руку перехватывают: обжигающе-ледяная ладонь прикасается к ее, в узорах заснеженных, пальцы с пальцами переплетаются.
Он когда-то ее в белой мгле повстречал: босую и замерзшую.
Мертвую.
Он душу ее, вьюжную, разбудил, за собой увел, в зимы владения.
- Куда теперь, Морозко? – смотрит она на него: волчица, что сказку потеряла.
- С тобой, Снега. Куда угодно, - отвечает, насмешливо: владыка, выбросивший корону.
***
Она хохочет: в белок кидается снежками, к зайцам задирается.
Она дикая, случайная, ненужная.
Идущая.
Своя. Его.
Как зима.
___________________________________________________
* Ми?тенки, мите?нки (ед. ч. — митенка фр. mitaines) — перчатки без пальцев, удерживающиеся на руке с помощью перемычек между пальцами или за счёт пластических свойств материала, из которого они сделаны.
** Пагуба – устар. Погибель, большой вред.
Глава: Полдень
Подобно лезвию косы грань полдня режет чужие жизнь.
Неслышно шагает по пшеничным полям полуденная хозяйка, неслышно и неизбежно.
Пронзил хлебную жару младенческий плач - вот и первая душа попалась в силки нечисти.
Глава: Покойники и их убийцы
Лишь в самую темную ночь отпускают овраги заложных покойников на свободу. Бродят те по городам и деревням в поисках своих убийц. Не найдут - возвращаются в свою вечную тюрьму, найдут - заместо себя в могилу на откуп сводят.
Глава: Обида
Решили юные да глупые девицы и молодцы погадать после полуночи в бане. До утра доносились из-за ее стен смех и шум, а поутру их всех удушенных нашли. Не стерпел обиды банник, навеки украсив их шеи прутьями от веников.
Глава: Две души
Проснулась однажды ночью Настенька посреди деревни: обнаженная, с врастающими под кожу вороньими перьями. Испугалась, вовремя у себя в избе спряталась, никому не рассказав о произошедшем.
Но с тех пор каждую ночь темная сила в ней пробуждалась, оборачивая черной птицей.
Не знали односельчане, что среди них поселился двоедушник, что однажды горе с собой принесет.
Глава: Без дверей
- Лихо! Лихо идет! - разносился по деревне надсадный крик.
Страшное, жестокое, оно шло по улице, волоча кривую ногу, смотря вокруг одним белесым глазом.
Замолкали псы, прятались в домах люди, бежали прочь крысы.
Но поздно было - навек несчастья пленяли деревню.
Глава: Дети
Повадился водяной воровать красавиц, купающихся в озере. Сначала подглядывает, потом очаровывает, и новая невеста в его подводном царстве делит с ним ложе. Зато детей своих он к бабкам и дедам отправляет, такую ораву одному не прокормить.
Глава: Болота
Осторожно ступай по зыбкой земле, не оступись, не теряй бдительности. Ведь гиблые топи никогда не упустят шанса сожрать тебя и порадовать своего хозяина.
Болотник ждет.
Глава: Заигралась
Со смехом выскочила Аленушка из-за стройных березок и пушистых ив, убегая от подружек. Выскочила, огляделась и смех стих, стихло все вокруг.
Нельзя быть столь беззаботной, особенно в Русальную Неделю, особенно среди ив.
На их ветвях сидели прекрасные девы, расчесывающие свои бесконечные волосы. Новую сестру они встретили и забыла Аленушка свое имя, свою жизнь и то, что человеком некогда была.
Глава: Коровья Смерть
В самую темную для деревни пору селяне вывозили на телегах рогатый скот, издохший от неизвестной заразы. Вывозили, чтобы сжечь, сохранив хотя бы немногих, кто выжил. А приезжая на поле, где складывался погребальный костер, содрогались от ужаса и омерзения. Ведь танцевала на трупах и пепле Коровья Смерть, танцевал коровий скелет, несущий погибель
Глава: Самое ценное
Лихорадка придет ко всем: к крестьянину, к боярину, к царю. Ни пропустит ни одну избу и ни один терем. Войдет неслышно и без спросу отнимет самое ценное - жизнь.
Глава: Души
Из аэропорта Лос-Анджелеса уверенно вышел красивый, черноволосый мужчина. Он неизменно привлекал внимание: женщины замирали перед ним изваяниями, мужчин пронзало желание бежать без оглядки.
На солнце сверкнули багрянцем глаза незнакомца, рогато-хвостатая тень на миг сменила обычную.
- Ну что ж, - промурлыкал он, - посмотрим, сколько душ я соберу здесь.
Глава: Унесенная
Наташа спешила домой летним вечером и как назло приходилось идти вдоль гаражей по безлюдной тропинке. Внезапно ее едва не сбил с ног порыв ветра, пронзительный, вязкий. Второй порыв жесткого воздуха, заставил испуганно замереть. Он сковывал, подавлял, со всех сторон ее окружили дикие голоса, уводящие в неизвестность. Третий порыв ветра не оставил от присутствия человеческой девушки даже следов.
Иногда бродит по земле вихрь, безжалостный и голодный. То ли нечисть сливается в единое целое, чтобы нести несчастья, то ли где-то рождается воплощение нечистой ярости. Никто не знает ответа. Но неизменно вихрь берет свою дань.
