ГЛАВА 1
Я проснулась незадолго до рассвета. За окном, несмотря на ранний час, было непривычно светло. Хмурая чернота осенних сумерек сменилась мягкой серостью, наполнявшей душу негой и смутным предвкушением чего-то невыразимо прекрасного.
«Неужели? Неужели?..»
Тихо, чтобы не потревожить спящую в соседней комнате служанку, я выбралась из кровати, подхватила висевшую на спинке стула шаль и, прыгая по холодным доскам пола, на цыпочках прошмыгнула к окну.
И обомлела.
Широкая аллея, еще вчера темная от размякшей грязи, была покрыта тонким покрывалом первого снега. Деревья щеголяли друг перед другом пуховыми шалями, укрывшими голые ветви-плечи. Невесомые снежинки кружились в воздухе и медленно опускались, пряча черные омуты луж, мелкие кусты вереска, старую скамейку и разноцветный ковер листвы. Как будто незримый художник легким движением кисти стер унылый и мрачный пейзаж поздней осени, щедро добавив на холст белил, чтобы потом поверх написать картину заново – обновленной, чистой.
Сердце трепетной бабочкой забилось в груди. День первого снега – это ли не лучшее время, чтобы мечтать о благих переменах и настоящих чудесах?
«Нет, – поправила я себя, не отводя взгляда от заснеженной аллеи и мысленно представляя четкие отпечатки подков на девственно-белом полотне и всадника, несущего счастливую весть. – Не о чудесах. О чуде».
О чуде. Единственном и самом желанном на свете чуде, которое должно случиться именно сегодня, в день, когда в предгорьях северного Аррейна выпал первый снег. Ведь именно так обещал Дункан О’Нилл, мой сосед, мой друг, мой возлюбленный, человек, которому я с самого раннего детства навсегда отдала свое сердце.
«Я вернусь, Хей, – сказал он, когда я, едва сдерживая слезы, провожала его, стоящего в строю среди таких же едва повзрослевших мальчишек, на войну, развязанную старым королем. – Я обязательно вернусь. Когда первый снег укроет зеленые склоны нашей родины, я вернусь, чтобы поселиться с тобой в долине Гленн-Мор среди вересковых холмов. Ты только дождись, хорошо?»
И я ждала. Писала письма, навещала престарелых родителей Дункана в Гленн-холле, помогая будущим свекру и свекрови по хозяйству, и решительно пресекала любые, даже самые невинные любопытные взгляды, коими провожали меня, только-только вошедшую в пору юности, молодые мастеровые и подрастающие соседские сыновья. Весна сменилась летом, лето – осенью, а редкие ответы Дункана и новости с далеких полей не сулили перемен и скорого мира. Но все равно я с замиранием сердца ждала первого снега и часто подолгу не могла уснуть, вглядываясь в черноту ночи.
Начало зимы не принесло ничего, кроме разочарования и тоскливой боли в сердце. Война, и без того безмерно долгая, затягивалась. Северный корпус завяз в глухой обороне с редкими удачными прорывами вроде освобождения Айденского холма, утраченного после осенних боев.
Я утешала себя тем, что Дункан жив. И училась ждать.
Так прошел год. А за ним еще один. И еще. Один за другим умерли от лихорадки старые лорд и леди О’Нилл. Я похоронила их и в первый день зимы передала документы на Гленн-холл прибывшему из столицы поверенному с бумагами от Дункана. В коротком письме, переданном мне господином Рейли, любимый извинялся, что не смог получить увольнительную, просил помолиться за родителей и вспоминал снег и вересковые холмы нашего детства.
Об обещаниях не было ни слова, но каждая торопливая строчка сквозила разочарованием и усталостью от бесконечных сражений, скудной еды и холодных сырых окопов. Я понимала и не просила о большем. И готова была ждать – столько, сколько потребуется.
Но этой зимой все должно было измениться. Старый король Готфрид умер прошлым летом, а его величество Рендал Первый, не медля ни дня, заключил мир. И с тех самых пор каждый день мое сердце замирало от предвкушения скорой встречи. Еще немного – день, два или неделя – и серо-серебристые облака принесут с гор снег, а вместе с ним в дверь Брайд-холла непременно постучится всадник и скажет, смахнув с военной фуражки невесомые белые пушинки:
– Хейзел…
***
– Леди Хейзел, пора вставать! Завтрак почти готов.
Я подскочила на широком подоконнике, где задремала, предавшись сладким грезам, и со всех ног бросилась к замершей на пороге спальни служанке.
– Доброе утро, Мойра! – Подхватив бывшую няню, а теперь личную камеристку и компаньонку в одном лице, под полные руки, я затащила ее в комнату и закружила в вихре снежного вальса. – Доброе, доброе утро!
– Ох и шустрая же вы сегодня, миледи, – хохотнула Мойра, включаясь в игру. – Иной раз до обеда не добудишься, а тут, вон, вскочили ни свет ни заря.
– Первый снег выпал, – рассмеялась я. – Первый снег.
– Это вы все о лорде Дункане грезите, миледи? Сколько уж лет прошло с тех пор, как вы расстались?
Шесть. Почти две дюжины раз по сто долгих тягостных дней. Но разве сейчас это имело значение?
– Не важно, Мойра, не важно. Главное, чтобы вернулся.
– Главное, чтобы из ваших грез на землю грешную спускаться не так больно было, – шутливо пригрозила служанка пухлым пальцем. – Реальность-то она обычно ох как отличается от девичьих фантазий.
Но портить прекрасное утро долгими нравоучениями Мойра не стала и даже согласилась достать из сундука мое любимое теплое платье в традиционный для северных провинций тартановый – клетчатый – узор. И корсет, повинуясь моим настойчивым просьбам, затянула потуже – так, что даже дышать было тяжело.
Я хотела, чтобы Дункан увидел, как сильно я изменилась за шесть лет. Чтобы понял, что я уже не та нескладная плоскогрудая девчонка, которая бежала по холмам за уходящими вдаль колоннами молодых солдат, а юная привлекательная девушка, в которую не грех снова влюбиться – на этот раз по-взрослому, по-настоящему.
Как же долго я мечтала об этом!
В гостиную спускалась величественно, словно королева, открывающая Зимний бал, и за завтраком была сама любезность и учтивость, чем немало удивила отца и матушку, привыкших, что обычно из меня и слова лишнего не вытянешь. Но что поделать, если звенящая хмельная радость так и плескалась через край, требуя выхода. Я была уверена: этот первый снег непременно принесет в мою жизнь что-то хорошее. Знала – и все тут!
Скорее бы, скорее!
Но чудо не торопилось в Брайд-холл. Вместо долгожданного Дункана по заснеженной аллее проскакал почтальон, привезший отцу свежую газету и документы. Я с любопытством наблюдала за тем, как всадник достает из кожаной сумки желтые конверты, ища взглядом заветное письмо – хотя бы его! – но ничего не было.
Не страшно. Предчувствие редко подводило меня. Рано унывать и разочаровываться.
– И вот еще что, лорд Макбрайд, – донесся из холла голос почтальона, – вы уже слышали, что в Гленн-холле появились люди? Сегодня нескольких слуг видели на городской ярмарке. А по дороге к поместью движутся две кареты и с полдюжины обозов с вещами. Так что, похоже, у вас скоро снова будет сосед.
Что ответил отец, не разобрала. Сердце застучало так, что, казалось, еще немного – и выпрыгнет из груди.
Гленн-холл – мой любимый Гленн-холл – вновь оживает после двух лет в запустении и мраке. И это может означать лишь одно…
Я знала! Я так и знала!
Ну конечно! Глупо было бы ожидать, что Дункан первым же делом, как вернется, поедет ко мне – не проверив родительский дом, не разобрав вещи. Но ничего на белом свете не помешает мне нанести визит молодому хозяину Гленн-холла.
– Мойра! – едва дождавшись, когда почтальон уедет, а отец удалится от домашней суеты в кабинет, кликнула я служанку. – Собирайся! Мы едем на прогулку!
***
Свежий снег весело поскрипывал под колесами кареты. За окном мелькали припорошенные деревья, а дальше – до самого горизонта – раскинулись бескрайние вересковые холмы, переходящие в высокие пики гор. Солнце, озарявшее долину Гленн-Мор бело-желтым светом, играло на острых гранях снежинок, и оттого казалось, будто по земле щедрой рукой рассыпаны мириады драгоценных камней, сверкавших ярче алмазов.
Я тихо улыбнулась собственным мыслям. Для нас, коренных жителей северного Аррейна, каждая травинка, каждая высокая сосна, каждый куст вереска были ценнее любых сокровищ. Я была влюблена в родной край так же сильно, как в Дункана, а Гленн-холл с самого детства считала вторым домом.
Еще бы! Старая гадалка Маретта, про которую говорили, что она была потомственной заклинательницей разума, умела видеть будущее и читать человеческие души, много лет назад предсказала мне стать хозяйкой верескового дома из серого камня, что стоит на высоком холме окнами на восток и запад. Вглядываясь подслеповатыми глазами в линии моей ладони, она поведала, что счастье будет ждать меня зимой под зеленым деревом у прирученного огня. И будет оно такое… такое…
Встряхнув седой головой с вплетенными в косы звенящими колокольцами, старуха хитро улыбнулась и потерла пальцами друг о друга, недвусмысленно намекая, что нужно доплатить за продолжение рассказа. Но у меня был всего один серебряный ар, который мама дала на ленты для шляпки, а не ради сомнительных, по ее мнению, предсказаний ярмарочной гадалки. И он уже давно исчез в узловатой ладони Маретты.
Так что пришлось уходить, так и не узнав ничего о внешности суженого. Но мне было достаточно и того, что удалось выведать у мудрой гадалки. Я узнала описанный дом с первого же слова – конечно же, это был мой любимый Гленн-холл. Холмы, серый камень, окна на запад и на восток – все сходилось один к одному. А значит, незачем тратить лишний ар, которого у меня к тому же и не было. Ведь у хозяина Гленн-холла всего один сын – мой друг и сосед Дункан О’Нилл.
И вот он, счастливый день…
Обогнув холм, карета выехала на широкую аллею, ведущую к центральному входу в поместье, и я убедилась, что почтовый работник был прав. Гленн-холл больше не пустовал. На широкой подъездной площадке скопилось не меньше полудюжины крытых экипажей и вдвое больше повозок. Слуги сновали вверх-вниз по парадной лестнице, затаскивая в дом вещи, хлопали ставнями, впуская в комнаты свежий воздух и выпуская затхлость и пыль. Вокруг царила суета, слышались оживленные голоса, ржание лошадей и лай хозяйских собак, скакавших между карет и добавлявших веселого хаоса в людские хлопоты.
Они и заметили нас первыми. Спрыгнув с крыльца, два сеттера и мохнатая черно-белая северная бородатая овчарка наперегонки помчались к новым гостям, оглашая округу заливистым лаем, и возбужденно заплясали вокруг кареты, норовя подпрыгнуть и заглянуть внутрь. Мойра, с опаской относившаяся к чужим животным, испуганно сжалась на сидении, я же, наоборот, бесстрашно приникла к окну, ловя через стекло собачьи взгляды.
Какие же холеные красавцы! Сразу видно, что Дункан великолепно заботился о своих четвероногих друзьях.
Сопровождаемая собаками, карета подъехала к дому, остановившись на почтительном расстоянии от хозяйских экипажей. Я пружинисто спрыгнула на покрытую первым снегом землю и тут же попала в окружение из сеттеров и овчарки. Собаки придирчиво обнюхали меня и, видимо, удовлетворившись осмотром, миролюбиво лизнули подставленную ладонь и позволили зарыться пальцами в мягкую шерсть на холках.
– Где ваш хозяин? – спросила я зверей. – Вы ведь проводите меня к нему, да?
– Вуф-ф, – важно ответил за товарищей черно-белый мохнатый бородач. Покосился на выбиравшуюся из кареты служанку и потрусил к поместью. Охочие до ласки сеттеры пристроились по обе стороны от меня, и такой необычной компанией мы и отправились на поиски Дункана.
Однако первый же разговор с прибывшими людьми привел меня в полное замешательство.
– Лорд О’Нилл, миледи? – переспросил незнакомый слуга в ответ на мой вопрос о хозяине дома. – Никогда о таком не слышал.
В груди заворочалось недоброе предчувствие.
– В таком случае, что вы здесь делаете?
– А то не видите, – нахмурился мужчина, разом растеряв половину прежней любезности. – Заселяемся. Хозяин изволит провести зиму в Айрширском предгорье.
– Хозяин?
– Лорд Синклер, – еще сильнее свел рыжие брови слуга. – А вы к кому, стало быть, приехали, миледи, раз с хозяином не знакомы?..
Но я уже не слушала, бросившись к ближайшей служанке, вытаскивавшей из повозки упакованные в бумагу картины. Разумеется, девушка тоже ничего не знала ни о каком Дункане О’Нилле. И ее соседка с ящиком столового серебра – тоже. И извозчик, отгонявший карету в сарай.
Бессмыслица какая-то!
– Миледи, – горячо зашептала Мойра, схватив меня за рукав, прежде чем я, движимая желанием разобраться в происходящем, решилась подняться в дом. – Постойте! Что, если это опять… ну, вы понимаете…
Я похолодела, взбудораженная ужасной догадкой. Еще до окончания войны находились желающие незаконно поселиться в пустующих поместьях. А уж в прошедшую осень только в Айршире подобное случалось трижды. Отец рассказывал, как ему лично удалось спугнуть мародеров, нацелившихся разграбить Гленн-холл. Тогда все обошлось. Бандитов поймали и отправили в тюремные застенки Маннрока, самого крупного города наших земель.
А сейчас…
Мимо меня прошли двое слуг, несущие свернутый в трубочку огромный ковер, и я едва не задохнулась от возмущения. Каков нахал этот Синклер! Мало того, что самым возмутительным образом поселился в чужом поместье, так еще и обживался как у себя дома! Красовался перед почтовыми работниками, искал знакомства с соседями.
Нет уж, так просто я этого не оставлю!
Не слушая предостережений Мойры, я решительно вошла в дом и с порога потребовала позвать стюарда.
– Кого? – смерил меня недоверчивым взглядом хорошо одетый слуга, прикрикивавший на наводящих чистоту в холле горничных. Наверное, если бы не собаки, он без разговоров выставил бы меня вон, но два хозяйских сеттера, прильнувшие к бокам, добавляли мне значимости в глазах мужчины. – Нет у нас никаких Стюартов, миледи. Вы, верно, обознались. Поищите своего знакомого в другом месте.
Я раздраженно топнула ногой. Одним словом, чужаки, даже никаких доказательств не требуется! Ох и выскажу же потом Дункану все, что думаю о его слугах! Хамить леди, пусть даже она явилась без приглашения – неслыханная дерзость!
– Стюарда, – повторила я, сделав акцент на «д». – Дворецкого. Управляющего. Того, кто отвечает за слуг и состояние дома в отсутствие хозяина. Или вы и таких элементарных вещей не знаете?
– Что-то не припомню, чтобы хозяин ждал сегодня гостей, – подозрительно сощурился мужчина. – Так, может, вам домой вернуться, миледи, вместо того, чтобы приставать с вопросами к честным людям?
– А может, лучше сразу в гарнизон к полковнику Макварресу и майору Маклейну? – не осталась в долгу я. – И пусть уже они разбираются, честные вы люди или нет.
– Да что вы себе позволяете!
– Этот же вопрос я хочу задать вам. Что здесь происходит и где хозяин Гленн-холла Дункан О’Нилл?
– Я…
– Финли, довольно, – раздался с верхней площадки лестницы низкий мужской голос. – Можешь быть свободен. Я сам займусь нашей гостьей.
Слуга поклонился и скрылся в глубине дома. Раскрасневшаяся от пылающего в груди злого огня, я резко развернулась на каблуках, обжигая подлого захватчика чужих домов негодующим взглядом. Никакая я здесь не гостья. А он… он…
Что ж, надо признать, впечатление мужчина производил внушительное. Высокий, широкоплечий,
