Я заметила ее на скамейке – сразу, как свернула с центральной аллеи. Чайно-гибридная роза, сорт «Бургунд», полуметровый стебель, на остром срезе которого еще блестела прозрачная капля сока.
«Третья», – педантично отметила в голове.
Если считать те, что я успела заметить в чужих руках, – седьмая.
Место стратегически удачное – ряд скамеек вдоль каштановой аллеи никогда не пустовал, особенно летом, когда на прогулку в городской парк съезжались жители со всех окрестных районов, и потому цветок, возмутительно свежий для жаркого дня, притягивал взгляды прохожих, заставляя замедлять шаг и с интересом вытягивать головы. Минута-другая – и кто-нибудь поддастся порыву любопытства, унося с собой материальное доказательство моей некомпетентности и тактического провала.
А я терпеть не могла проигрывать.
Точно назло, на скамейку опустилась блондинка. В руках девушка держала книгу, но, кажется, брошенный цветок интересовал ее куда больше, чем судьба выдуманных героев на дешевых желтых страницах. Несколько секунд она колебалась, озираясь по сторонам, а потом несмело потянулась за розой, перевязанной атласной лентой.
Я успела первой.
– Простите, – смущенно пробормотала книжная блондинка. Растерянный взгляд скользнул по моему застегнутому на все пуговицы деловому костюму и туфлям на высокой шпильке, совершенно не подходящим для праздной прогулки, и замер на лице. – Я не знала, что это ваша.
– Не моя, – отрезала я хмуро, добавляя цветок к двум таким же, уже лежавшим на сгибе локтя.
Девушка с недоумением подняла брови.
– Но...
От неуместных вопросов отключилась как по щелчку – сказывался богатый опыт присутствия на скучных, но обязательных конференциях. Вместо этого придирчиво рассмотрела розу. Я не ошиблась – это действительно был «Бургунд» со скругленными красными лепестками. В розарии Греев, снабжавшем все цветочные сети города – моем розарии – популярному сорту была отведена целая теплица, ежегодно производившая до миллиона единиц товара.
Вот только эта роза, обвязанная дешевой атласной лентой, была не из их числа. На два тона ярче, в полтора раза пышнее. И стебель, прочный и крепкий, не становился тоньше у основания бутона, что гарантировало стойкость букета.
Губы сжались в тонкую ниточку. Мои селекционеры истратили годовой бюджет на попытку исправить эти изъяны, но в конце концов развели руками, списав все на скудность почвы. А идеальные цветы меж тем преспокойно росли на соседних грядках.
Как, скажите на милость, такое было возможно?
Ответ, прикрепленный к стеблю розы, болтался перед глазами. Визитная карточка – цель и первопричина появления одиноко лежащего цветка на парковой скамейке – жгла пальцы. Выведенная витиеватым почерком надпись гласила:
«Тебе, прекрасная незнакомка. Улыбнись – и мир вокруг станет чуточку ярче».
Я поморщилась. Если бы такое принес на летучку мой собственный зам по маркетингу, я рассчитала бы весь отдел не задумываясь. Почему цветок должен вызывать улыбку? И как улыбка должна была сделать мир ярче?
Глупость какая-то.
На обратной стороне визитки скромно приютился адрес цветочной лавки. И лаконичное, острым шипом засевшее в мыслях название, от одного упоминания которого сжимались зубы.
«Лепесток счастья».
«Лепесток счастья».
Заноза под кожей, которую я не могла достать уже год. Что бы ни делала, какие шаги ни предпринимала…
Первый раз упоминание «Лепестка» мелькнуло в аналитических документах маркетингового отдела, собранных в процессе поиска лучшего места для строительства цветочного магазина. Тогда я не придала значения соседству с крохотной лавочкой на противоположной улице. «Лепесток» и «Лепесток», чего тут такого. Хоть «Стебель», хоть «Корень», хоть целый «Сад». В любом случае, ни одно мелкое предприятие не выдерживало конкуренции с крупным цветочным концерном, если Греи решали открыть в перспективном районе свой магазин. Миллионные обороты, ассортимент, включающий редкие сорта, и многолетний контракт с авиаперевозчиком, способным доставить образцы товара из любой точки мира меньше чем за сутки. Что обычная цветочная лавка может противопоставить семейной империи?
Правильно, ничего.
Но, видимо, таинственный хозяин «Лепестка счастья» ничего не знал о маркетинговых стратегиях, планах продаж и уж тем более о здравом смысле. И потому даже в день открытия «Грей Флорис» цветочная лавка продолжила работать как раньше. Я стояла перед красной лентой с ножницами в руках, заученно улыбаясь корреспондентам и собравшимся зевакам, щелкали фотокамеры, девицы-промоутеры в коротеньких юбках раздавали подарочные карты, а в это время на противоположной стороне улицы закрывались и открывались двери «Лепестка», пропуская в тесную лавку новых клиентов.
Каждый хлопок ударял по щекам, словно пощечина.
Такого унижения я не испытывала очень давно – со времен школы, когда отец в назидание за плохую оценку у меня на глазах раздал мои новогодние подарки всем одноклассникам.
Выбросить неудачу из головы удалось лишь до следующего утра. Перебирая принесенную секретарем стопку утренних газет, я наткнулась на локальное издание, выделившее целый разворот под грандиозное открытие «Флориса». Хвалебная статья была заказной, а потому не представляла интереса, но вот фотография… Камера подловила меня в самый неудачный момент, запечатлев устремленный поверх голов взгляд и дернувшиеся уголки губ, исказившие идеальную улыбку.
В нижней части листа, отведенной под объявления, словно в насмешку, красовалась реклама «Лепестка счастья».
Газету я выбросила, а гонорар, выплаченный газете за статью, юристы Греев отсудили в двойном размере в качестве компенсации за ошибку в верстке. И, казалось бы, можно было отвернуться и успокоиться – обороты у «Грей Флорис» соответствовали запланированным показателям, а соседство с маленькой лавкой, обслуживавшей исключительно местных старожилов, почти никак не сказывалось на продажах. Рано или поздно «Лепесток» должен был закрыться – не сегодня, так завтра, не завтра, так через неделю или месяц. Я уже проходила через это не один раз, и конкуренты непременно сдавались – все до единого. Невозможно соперничать с гигантским бизнесом, поставившим на поток выращивание и продажу цветов.
Но спустя три месяца ничего не изменилось. Лавка, словно бессмысленно-упрямый одуванчик, корнями вросла в уличный грунт, не желая оставлять годами прикормленное место. И как бы ни старались специалисты по пиару переманить упрямых клиентов скидками, акциями и уникальными предложениями, поток покупателей в «Лепестке счастья» не иссякал.
Я смотрела на эту вакханалию из окна офиса и скрипела зубами, а с портрета на противоположной стене кабинета хмуро взирал отец. Серые глаза смотрели с осуждением, укоряя за слабость.
«Бизнес – это война, дочь, – повторял он, сколько я себя помнила. – А на войне все средства хороши».
Взгляд метнулся к «Лепестку счастья», откуда только что вышел улыбающийся пожилой мужчина с безвкусно-пестрым букетом в руках. В голове металлическим щелчком кассового аппарата вспыхнула сумма упущенной выгоды.
Губы сжались в тонкую линию.
«Что ж, война так война», – мысленно пообещала я портрету отца и притаившемуся в глубине магазина владельцу «Лепестка счастья».
С принятого у окна судьбоносного решения прошел почти год, и войну я, к своему стыду, проигрывала. С треском.
Сперва я попробовала играть честно. Экономический отдел добросовестно собрал все данные о мистере Уайте и его лавке, рассчитал приблизительную выручку и прибыль и оценил бизнес «Лепестка счастья» в неплохую по рынку сумму. Перечитав документы, я великодушно отняла от нее пятнадцать процентов, чтобы оставить простор для маневра, и с этим предложением отправила зама к цветочнику. Из окна кабинета я проследила, как мужчина перешел на противоположную сторону улицы и, звякнув колокольчиком, скрылся за деревянной дверью. И уже хотела было праздновать победу, как колокольчик зазвонил вновь.
– Продавец даже слушать меня не стал! – Зам с возмущением хлопнул по столу папкой. На выскользнувшем листе мелькнула таблица с финансовыми расчетами, где в графе «Итого» красовалась сумма, которую «Лепестку» было не заработать и за десять лет. – Я попросил передать документы владельцу, но вместо этого цветочник указал мне на дверь.
Подавив вспыхнувшее в душе раздражение, я холодно кивнула мужчине. Что ж, «Лепесток» не сдался сразу, но глупо было бы ожидать, что первая же попытка перекупить бизнес увенчается успехом.
Однако ни второе, ни третье предложение также не принесли желанного результата. Переговорщиков «Грей Флорис» не пускали дальше порога, не говоря уж о том, чтобы позволить увидеться с загадочным владельцем цветочной лавки. Бессменный цветочник за прилавком бдительно стоял на страже интересов своего хозяина, наметанным взглядом вычисляя шпионов, и давал им от ворот поворот. Отчаявшись, я уже готова была заплатить вдвое против рыночной цены «Лепестка», но это не имело значения, поскольку никто даже не потрудился его выслушать.
Досье на хозяина лавки лежало на моем столе через две недели и оказалось бесполезной тратой времени и денег. Тридцатилетний Кеннет Уайт, смотревший на меня с не слишком удачного официального черно-белого снимка, был ничем не примечательным мелким бизнесменом без тайных грешков и темного прошлого. Магазин получил по наследству, дела вел честно, налоги платил исправно. Я тщательно изучила все отчеты и документы, но прицепиться – по крайней мере, легально – здесь было не к чему. А давать взятку пожарному контролю или санитарной инспекции за сфабрикованные нарушения я всегда считала ниже своего достоинства.
Тогда я пошла дальше. Раздобыв контакты оптовиков, продававших цветочнику упаковочную бумагу, ленты и прочую мишуру для украшения букетов, я перекупила всю партию, оставив «Лепесток» без материалов. Но загадочный мистер Уайт не растерялся и тут, начав заворачивать цветы в обычные газетные страницы и сетчатый текстиль. И хоть бы один клиент возмутился, черт бы их всех побрал!
Букет чайных роз, завернутый в старую газету с фотографией, сделанной в день открытия «Грей Флорис», переполнил чашу моего терпения. Видит бог, я не хотела играть грязно, но «Лепесток» буквально вынуждал меня переходить к все более и более радикальным решениям.
Окажись в подобной ситуации отец – хотя, конечно, он бы в ней никогда не оказался, потому что добивался своего всегда и везде, не опускаясь до того, чтобы забивать целый склад никому не нужными рулонами атласных лент – я знала, что бы он сделал. В деловых кругах о таком говорить было не принято, но все знали, что существовали серые способы доходчиво объяснить несговорчивому конкуренту, когда лучше уступить ради сохранения жизни и здоровья. Я же, к вящему сожалению отца, никогда не была достаточно жесткой и беспринципной, чтобы дойти до подобных мер. Так что приходилось идти более дорогостоящими обходными путями. И, отобрав десять тысяч лучших импортных роз и десять самых привлекательных сотрудниц отдела продаж, я отправилась в городскую мэрию.
На следующий день на моем столе появился не самый выгодный контракт на озеленение улиц и административных учреждений, а тротуар со стороны «Лепестка» огородили желто-черной лентой.
«Ведутся работы по ремонту канализационной сети, – гласила оптимистичная надпись на белой табличке, перегородившей проход к магазинам. – Просим прощения за временные неудобства. Берегите обувь».
Срок окончания работ обозначен не был. Как говорится, нет ничего более постоянного, чем временное.
«Лепесток счастья», попавший в зону отчуждения, закрылся. Свет за высокими витринами больше не горел, не хлопала дверь, не звенел колокольчик.
Я смотрела на вялую возню коммунальщиков без особого энтузиазма, подсчитывала убытки от контракта с администрацией и искала одобрения в строгих серых глазах отца, взиравшего на меня со стены кабинета. Хотелось верить, что он был мною доволен, но… для того, чтобы мужчина на портрете излучал одобрение и гордость, пришлось бы заказать новую картину. Да и представить отца с улыбкой…
А потом менеджеры из отдела продаж принесли слухи о том, что «Лепесток», пусть и официально закрытый, продолжает продавать цветы. И вместо размещения объявлений и открытой рекламы выбрал самый непредсказуемый способ привлечь покупателей.
Город наводнили розы. Одинокие цветы находили на парковых лавочках и столиках в городских кафе, к каждому цветку была привязана карточка с адресом, по которому можно было приобрести букеты из временно закрытого «Лепестка счастья». Адрес был всякий раз разный и приводил к фургону, с которого торговал все тот же неизменный цветочник. Несколько раз подосланные мной сотрудники находили его, но помешать торговле на законных основаниях не могли. Оставалось лишь смотреть, как цветочник распродает весь товар и уезжает, чтобы на следующий день вернуться снова.
На короткий миг я даже позволила себе восхититься упорством, с каким хозяин «Лепестка» пытался сохранить бизнес. И впервые с того дня, как началось это безумие, подумала, что хочу встретиться лично. Посмотреть наконец в глаза человеку, целый год на равных игравшему с «Флорисом», чтобы…
Чтобы что?
Ответа я не знала. Но на следующий день попросила водителя остановить машину у центральной арки городского парка, где и нашла, точно по заказу, первую розу, положившую начало долгой прогулке в попытке пресечь розовое безумие самой странной рекламной кампании на моей памяти.
Солнце нещадно пекло. Я обливалась потом в строгом офисном костюме, мечтая о кондиционере в родном кабинете, но бросать начатое, пока в моих руках не окажутся все разложенные по парку розы, не собиралась. Проще, конечно, было, воспользовавшись отсутствием подчиненных, снять пиджак и закатать рукава рубашки, разрушая образ холодной и строгой бизнес-леди, который я неукоснительно поддерживала. Но…
«Даже любопытно, – мелькнула в голове предательская, не иначе как летним ветром занесенная мысль, – когда я в последний раз выбиралась куда-то не по делам «Грей Флорис»? Кажется, если такое и случалось, то точно еще до отцовской смерти. А может, и вовсе никогда».
Четвертый цветок я обнаружила на скамейке прогулочной аллеи. Еще одной розой – кремовой «Венделлой» – играла трехлетняя девчонка. Мама малышки заинтересованно вертела в руках карточку «Лепестка», так что пришлось с неудовольствием приплюсовать единицу конкуренту.
«Пять-четыре».
Не прошло и десяти минут, как я сравняла счет. К пятой розе – желто-розовой «Глории» с крупной головкой и удлиненным стеблем – уже примеривался бегун, заканчивавший тренировку. Но даже на каблуках я оказалась быстрее. И как я ни пыталась держать себя невозмутимо и гордо, губы все равно дрогнули в улыбке.
«Что ты знаешь об экстремальном беге, мальчик, если никогда не опаздывал к отцу на важное совещание?»
Радость, однако, продлилась недолго. Стоило, сделав полукруг, выйти к главной аллее, как я наткнулась на молодую пару – по виду, типичные нищие студенты.
Подобные индивиды, надо признать, редко становились клиентами «Флориса». Анализ рынка показал, что рентабельнее делать ставку на более обеспеченных семейных мужчин, заказывавших дежурные букеты женам, любовницам и женскому персоналу оптом по случаю профессиональных праздников.
«Третья», – педантично отметила в голове.
Если считать те, что я успела заметить в чужих руках, – седьмая.
Место стратегически удачное – ряд скамеек вдоль каштановой аллеи никогда не пустовал, особенно летом, когда на прогулку в городской парк съезжались жители со всех окрестных районов, и потому цветок, возмутительно свежий для жаркого дня, притягивал взгляды прохожих, заставляя замедлять шаг и с интересом вытягивать головы. Минута-другая – и кто-нибудь поддастся порыву любопытства, унося с собой материальное доказательство моей некомпетентности и тактического провала.
А я терпеть не могла проигрывать.
Точно назло, на скамейку опустилась блондинка. В руках девушка держала книгу, но, кажется, брошенный цветок интересовал ее куда больше, чем судьба выдуманных героев на дешевых желтых страницах. Несколько секунд она колебалась, озираясь по сторонам, а потом несмело потянулась за розой, перевязанной атласной лентой.
Я успела первой.
– Простите, – смущенно пробормотала книжная блондинка. Растерянный взгляд скользнул по моему застегнутому на все пуговицы деловому костюму и туфлям на высокой шпильке, совершенно не подходящим для праздной прогулки, и замер на лице. – Я не знала, что это ваша.
– Не моя, – отрезала я хмуро, добавляя цветок к двум таким же, уже лежавшим на сгибе локтя.
Девушка с недоумением подняла брови.
– Но...
От неуместных вопросов отключилась как по щелчку – сказывался богатый опыт присутствия на скучных, но обязательных конференциях. Вместо этого придирчиво рассмотрела розу. Я не ошиблась – это действительно был «Бургунд» со скругленными красными лепестками. В розарии Греев, снабжавшем все цветочные сети города – моем розарии – популярному сорту была отведена целая теплица, ежегодно производившая до миллиона единиц товара.
Вот только эта роза, обвязанная дешевой атласной лентой, была не из их числа. На два тона ярче, в полтора раза пышнее. И стебель, прочный и крепкий, не становился тоньше у основания бутона, что гарантировало стойкость букета.
Губы сжались в тонкую ниточку. Мои селекционеры истратили годовой бюджет на попытку исправить эти изъяны, но в конце концов развели руками, списав все на скудность почвы. А идеальные цветы меж тем преспокойно росли на соседних грядках.
Как, скажите на милость, такое было возможно?
Ответ, прикрепленный к стеблю розы, болтался перед глазами. Визитная карточка – цель и первопричина появления одиноко лежащего цветка на парковой скамейке – жгла пальцы. Выведенная витиеватым почерком надпись гласила:
«Тебе, прекрасная незнакомка. Улыбнись – и мир вокруг станет чуточку ярче».
Я поморщилась. Если бы такое принес на летучку мой собственный зам по маркетингу, я рассчитала бы весь отдел не задумываясь. Почему цветок должен вызывать улыбку? И как улыбка должна была сделать мир ярче?
Глупость какая-то.
На обратной стороне визитки скромно приютился адрес цветочной лавки. И лаконичное, острым шипом засевшее в мыслях название, от одного упоминания которого сжимались зубы.
«Лепесток счастья».
***
«Лепесток счастья».
Заноза под кожей, которую я не могла достать уже год. Что бы ни делала, какие шаги ни предпринимала…
Первый раз упоминание «Лепестка» мелькнуло в аналитических документах маркетингового отдела, собранных в процессе поиска лучшего места для строительства цветочного магазина. Тогда я не придала значения соседству с крохотной лавочкой на противоположной улице. «Лепесток» и «Лепесток», чего тут такого. Хоть «Стебель», хоть «Корень», хоть целый «Сад». В любом случае, ни одно мелкое предприятие не выдерживало конкуренции с крупным цветочным концерном, если Греи решали открыть в перспективном районе свой магазин. Миллионные обороты, ассортимент, включающий редкие сорта, и многолетний контракт с авиаперевозчиком, способным доставить образцы товара из любой точки мира меньше чем за сутки. Что обычная цветочная лавка может противопоставить семейной империи?
Правильно, ничего.
Но, видимо, таинственный хозяин «Лепестка счастья» ничего не знал о маркетинговых стратегиях, планах продаж и уж тем более о здравом смысле. И потому даже в день открытия «Грей Флорис» цветочная лавка продолжила работать как раньше. Я стояла перед красной лентой с ножницами в руках, заученно улыбаясь корреспондентам и собравшимся зевакам, щелкали фотокамеры, девицы-промоутеры в коротеньких юбках раздавали подарочные карты, а в это время на противоположной стороне улицы закрывались и открывались двери «Лепестка», пропуская в тесную лавку новых клиентов.
Каждый хлопок ударял по щекам, словно пощечина.
Такого унижения я не испытывала очень давно – со времен школы, когда отец в назидание за плохую оценку у меня на глазах раздал мои новогодние подарки всем одноклассникам.
Выбросить неудачу из головы удалось лишь до следующего утра. Перебирая принесенную секретарем стопку утренних газет, я наткнулась на локальное издание, выделившее целый разворот под грандиозное открытие «Флориса». Хвалебная статья была заказной, а потому не представляла интереса, но вот фотография… Камера подловила меня в самый неудачный момент, запечатлев устремленный поверх голов взгляд и дернувшиеся уголки губ, исказившие идеальную улыбку.
В нижней части листа, отведенной под объявления, словно в насмешку, красовалась реклама «Лепестка счастья».
Газету я выбросила, а гонорар, выплаченный газете за статью, юристы Греев отсудили в двойном размере в качестве компенсации за ошибку в верстке. И, казалось бы, можно было отвернуться и успокоиться – обороты у «Грей Флорис» соответствовали запланированным показателям, а соседство с маленькой лавкой, обслуживавшей исключительно местных старожилов, почти никак не сказывалось на продажах. Рано или поздно «Лепесток» должен был закрыться – не сегодня, так завтра, не завтра, так через неделю или месяц. Я уже проходила через это не один раз, и конкуренты непременно сдавались – все до единого. Невозможно соперничать с гигантским бизнесом, поставившим на поток выращивание и продажу цветов.
Но спустя три месяца ничего не изменилось. Лавка, словно бессмысленно-упрямый одуванчик, корнями вросла в уличный грунт, не желая оставлять годами прикормленное место. И как бы ни старались специалисты по пиару переманить упрямых клиентов скидками, акциями и уникальными предложениями, поток покупателей в «Лепестке счастья» не иссякал.
Я смотрела на эту вакханалию из окна офиса и скрипела зубами, а с портрета на противоположной стене кабинета хмуро взирал отец. Серые глаза смотрели с осуждением, укоряя за слабость.
«Бизнес – это война, дочь, – повторял он, сколько я себя помнила. – А на войне все средства хороши».
Взгляд метнулся к «Лепестку счастья», откуда только что вышел улыбающийся пожилой мужчина с безвкусно-пестрым букетом в руках. В голове металлическим щелчком кассового аппарата вспыхнула сумма упущенной выгоды.
Губы сжались в тонкую линию.
«Что ж, война так война», – мысленно пообещала я портрету отца и притаившемуся в глубине магазина владельцу «Лепестка счастья».
***
С принятого у окна судьбоносного решения прошел почти год, и войну я, к своему стыду, проигрывала. С треском.
Сперва я попробовала играть честно. Экономический отдел добросовестно собрал все данные о мистере Уайте и его лавке, рассчитал приблизительную выручку и прибыль и оценил бизнес «Лепестка счастья» в неплохую по рынку сумму. Перечитав документы, я великодушно отняла от нее пятнадцать процентов, чтобы оставить простор для маневра, и с этим предложением отправила зама к цветочнику. Из окна кабинета я проследила, как мужчина перешел на противоположную сторону улицы и, звякнув колокольчиком, скрылся за деревянной дверью. И уже хотела было праздновать победу, как колокольчик зазвонил вновь.
– Продавец даже слушать меня не стал! – Зам с возмущением хлопнул по столу папкой. На выскользнувшем листе мелькнула таблица с финансовыми расчетами, где в графе «Итого» красовалась сумма, которую «Лепестку» было не заработать и за десять лет. – Я попросил передать документы владельцу, но вместо этого цветочник указал мне на дверь.
Подавив вспыхнувшее в душе раздражение, я холодно кивнула мужчине. Что ж, «Лепесток» не сдался сразу, но глупо было бы ожидать, что первая же попытка перекупить бизнес увенчается успехом.
Однако ни второе, ни третье предложение также не принесли желанного результата. Переговорщиков «Грей Флорис» не пускали дальше порога, не говоря уж о том, чтобы позволить увидеться с загадочным владельцем цветочной лавки. Бессменный цветочник за прилавком бдительно стоял на страже интересов своего хозяина, наметанным взглядом вычисляя шпионов, и давал им от ворот поворот. Отчаявшись, я уже готова была заплатить вдвое против рыночной цены «Лепестка», но это не имело значения, поскольку никто даже не потрудился его выслушать.
Досье на хозяина лавки лежало на моем столе через две недели и оказалось бесполезной тратой времени и денег. Тридцатилетний Кеннет Уайт, смотревший на меня с не слишком удачного официального черно-белого снимка, был ничем не примечательным мелким бизнесменом без тайных грешков и темного прошлого. Магазин получил по наследству, дела вел честно, налоги платил исправно. Я тщательно изучила все отчеты и документы, но прицепиться – по крайней мере, легально – здесь было не к чему. А давать взятку пожарному контролю или санитарной инспекции за сфабрикованные нарушения я всегда считала ниже своего достоинства.
Тогда я пошла дальше. Раздобыв контакты оптовиков, продававших цветочнику упаковочную бумагу, ленты и прочую мишуру для украшения букетов, я перекупила всю партию, оставив «Лепесток» без материалов. Но загадочный мистер Уайт не растерялся и тут, начав заворачивать цветы в обычные газетные страницы и сетчатый текстиль. И хоть бы один клиент возмутился, черт бы их всех побрал!
Букет чайных роз, завернутый в старую газету с фотографией, сделанной в день открытия «Грей Флорис», переполнил чашу моего терпения. Видит бог, я не хотела играть грязно, но «Лепесток» буквально вынуждал меня переходить к все более и более радикальным решениям.
Окажись в подобной ситуации отец – хотя, конечно, он бы в ней никогда не оказался, потому что добивался своего всегда и везде, не опускаясь до того, чтобы забивать целый склад никому не нужными рулонами атласных лент – я знала, что бы он сделал. В деловых кругах о таком говорить было не принято, но все знали, что существовали серые способы доходчиво объяснить несговорчивому конкуренту, когда лучше уступить ради сохранения жизни и здоровья. Я же, к вящему сожалению отца, никогда не была достаточно жесткой и беспринципной, чтобы дойти до подобных мер. Так что приходилось идти более дорогостоящими обходными путями. И, отобрав десять тысяч лучших импортных роз и десять самых привлекательных сотрудниц отдела продаж, я отправилась в городскую мэрию.
На следующий день на моем столе появился не самый выгодный контракт на озеленение улиц и административных учреждений, а тротуар со стороны «Лепестка» огородили желто-черной лентой.
«Ведутся работы по ремонту канализационной сети, – гласила оптимистичная надпись на белой табличке, перегородившей проход к магазинам. – Просим прощения за временные неудобства. Берегите обувь».
Срок окончания работ обозначен не был. Как говорится, нет ничего более постоянного, чем временное.
«Лепесток счастья», попавший в зону отчуждения, закрылся. Свет за высокими витринами больше не горел, не хлопала дверь, не звенел колокольчик.
Я смотрела на вялую возню коммунальщиков без особого энтузиазма, подсчитывала убытки от контракта с администрацией и искала одобрения в строгих серых глазах отца, взиравшего на меня со стены кабинета. Хотелось верить, что он был мною доволен, но… для того, чтобы мужчина на портрете излучал одобрение и гордость, пришлось бы заказать новую картину. Да и представить отца с улыбкой…
А потом менеджеры из отдела продаж принесли слухи о том, что «Лепесток», пусть и официально закрытый, продолжает продавать цветы. И вместо размещения объявлений и открытой рекламы выбрал самый непредсказуемый способ привлечь покупателей.
Город наводнили розы. Одинокие цветы находили на парковых лавочках и столиках в городских кафе, к каждому цветку была привязана карточка с адресом, по которому можно было приобрести букеты из временно закрытого «Лепестка счастья». Адрес был всякий раз разный и приводил к фургону, с которого торговал все тот же неизменный цветочник. Несколько раз подосланные мной сотрудники находили его, но помешать торговле на законных основаниях не могли. Оставалось лишь смотреть, как цветочник распродает весь товар и уезжает, чтобы на следующий день вернуться снова.
На короткий миг я даже позволила себе восхититься упорством, с каким хозяин «Лепестка» пытался сохранить бизнес. И впервые с того дня, как началось это безумие, подумала, что хочу встретиться лично. Посмотреть наконец в глаза человеку, целый год на равных игравшему с «Флорисом», чтобы…
Чтобы что?
Ответа я не знала. Но на следующий день попросила водителя остановить машину у центральной арки городского парка, где и нашла, точно по заказу, первую розу, положившую начало долгой прогулке в попытке пресечь розовое безумие самой странной рекламной кампании на моей памяти.
***
Солнце нещадно пекло. Я обливалась потом в строгом офисном костюме, мечтая о кондиционере в родном кабинете, но бросать начатое, пока в моих руках не окажутся все разложенные по парку розы, не собиралась. Проще, конечно, было, воспользовавшись отсутствием подчиненных, снять пиджак и закатать рукава рубашки, разрушая образ холодной и строгой бизнес-леди, который я неукоснительно поддерживала. Но…
«Даже любопытно, – мелькнула в голове предательская, не иначе как летним ветром занесенная мысль, – когда я в последний раз выбиралась куда-то не по делам «Грей Флорис»? Кажется, если такое и случалось, то точно еще до отцовской смерти. А может, и вовсе никогда».
Четвертый цветок я обнаружила на скамейке прогулочной аллеи. Еще одной розой – кремовой «Венделлой» – играла трехлетняя девчонка. Мама малышки заинтересованно вертела в руках карточку «Лепестка», так что пришлось с неудовольствием приплюсовать единицу конкуренту.
«Пять-четыре».
Не прошло и десяти минут, как я сравняла счет. К пятой розе – желто-розовой «Глории» с крупной головкой и удлиненным стеблем – уже примеривался бегун, заканчивавший тренировку. Но даже на каблуках я оказалась быстрее. И как я ни пыталась держать себя невозмутимо и гордо, губы все равно дрогнули в улыбке.
«Что ты знаешь об экстремальном беге, мальчик, если никогда не опаздывал к отцу на важное совещание?»
Радость, однако, продлилась недолго. Стоило, сделав полукруг, выйти к главной аллее, как я наткнулась на молодую пару – по виду, типичные нищие студенты.
Подобные индивиды, надо признать, редко становились клиентами «Флориса». Анализ рынка показал, что рентабельнее делать ставку на более обеспеченных семейных мужчин, заказывавших дежурные букеты женам, любовницам и женскому персоналу оптом по случаю профессиональных праздников.
