Далекий лес близь Новгорода окутан тишью в предверии Самайна. Казалось, не только звери и птицы, но и листва замерла — потому неожиданно встретить путника в этих краях. Он не низок, не высок — лишь потёртый плащ скрывал фигуру, а глубокий капюшон не позволял рассмотреть лица. Ступая осторожно и неторопливо, осматривал, иногда собирал плоды калины и бузины, реже - шиповника.
Тропинка извилиста, зачастую приходилось обходить паутину да непроходимые буреломы. Но шаг его хоть и был неторопливым, не останавливался, будто ведёт его кто.
Среди берез и дубов в копне опавшей листвы алели гроздья рябины. Путник замедлил свой шаг, а вскоре и вовсе остановился. Шорох листвы и стрекот насекомых стрихли. Порыв ветра смыхнул каплюшон да украсил листвой выбившиеся из тугой косы каштановые пряди женщины.
Немолодая — седина чуть тронула виски. А глаза словно грозовые тучи, смотрят на мир цепко и настороженно.
— Михайло, тут ты? — негромко окликнула она кого-то.
Тишина. Лишь шелест листвы да скрип голых ветвей нарушали еe покой.
— Пошто, негодник, не отвечаешь? Сам же ш время уточнял, а теперь и носу не кажешь, — сетуя на ветер, который становился холоднее, женщина куталась в плащ и искала, куда б присесть.
— Туточки я, старая, — недовольно ответили из-за спины, отчего та вздрогнула и разразилась бранью.
— Пень трухлявый, гад верткий, хтонь лесная, — казалось, она лишь распалялась с каждым словом, — чтоб нечистая тебя побрала, пошто пугать меня вздумал, так и помереть не долго!
— Окстись, Анютик, откель тут чисть увидела? Да на тебе пахать можно, а сердечко и травками поправишь, — ехидно проскрипел Михайло.
Он был никем иным, как лешим этого леса, что отряхивался от листьев, в копне которых скрывался. Сам лешак невысокого роста, покрытый мхом и пожелтевшей листвой, а кучерявую голову его гордо венчала серая поганка.
— Дались тебе мои травки, окаянный, — уже не так возмущенно, скорее по инерции пробурчала Анна, — отчего прячешься нынче, Михайло? Твои ж владения.
— Мои-то, мои, да вот девки какие-то ходить повадились, листья собирать да можжевельник рвать, тьфу ты, совсем их бесы попутали, да не прогонишь их — вроде и не дитe малое, а все туда ж, хорошо хоть не сорят, — качал головой, доставая откуда-то свеженький ствол и подзывая зверят. Бельчата шустро притащили орехи и немного ягод.
— Дааа, нынче колдовство в тренды вошло, — Анна уместилась на деревце, и-за плеча достала сумку, а из оной гостинцы, — нынче настойка не чета прошлой, по-новому рецепту, а пирог фирменный, как любишь. А, да на счёт девок — ненадолго это, да и хотел бы избавиться от шума, то давно провадил откель. Развлекаешься, трухлявый?
— А то ж, старая, - Михайло поскреб бороду, — ты б почаще приходила, а то совсем одичал — девок не пугаю, зверье от рук отбилось...
Тут леший недовольно глянул на оставшихся белок, да так, что те мигом исчезли в листве.
— Не серчай, чай мелкие, любопытные, — так, ласково улыбаясь Аннушка налила по стопкам настойку и сунула лешему, не забыв чокнуться своей, — ну-с, будем.
— Будем, — махом опрокинув стопку, крякнул да позеленел, — хорошо пошла. С малинкой небось делала?
— А то ж, с ней, родимой,— хмыкнула Анна, — не забыл ещё, нечестивый, как я сюда зелёной соплюхой сунулась?
— От чего ж забыл? Помню, разве такое забудешь — Михайло присел поближе, сцапал кусок пирога, что та разложила на стволе и начал свой сказ..
— То была пора Осенних дедов, вот почти как сейчас. В спячку мне не хотелось, молод я был, зелен, да гулял аж до той поры, пока снег покровом на землю не ляжет...
К зиме было готово почти все. Но ох уж это «почти».
Лохматых проведать, косолапого в спячку согнать, до сих пор бродит в поисках малины, бесы его пробрали что ль? Говорил же ж ему, давно уж не осталось ягод, а ему что в лоб, что по лбу.
Тааак, а тут что? Незваные гости, значитца у меня.. Надо бы глянуть кто там решил прогуляться в такое неспокойное для нечисти время..
В один момент выползая из-под могучих корней полюбившийся мне осины подманиваю ближайшую птицу. Вот ведь пакость мусорная, сколь раз прогонял эту ворону, а всё одно рядом мелькает. Ладно, коль помогать будет пущай остаётся. Но не дай водяной чего выкинет, так я ей... Ух, покажу!
Отвлекся малехонько. Злоумышленник. Да какой из неё злоумышленник, девчонка совсем. Полвершка росточком, костлява да босонога. Як по поздней осени? Так и лихорадку подхватить недолго, а ей хоть бы хны — бежит, да о корни спотыкается, падает, встаёт и так по округу.
А за нею стайка собак приблудных. Злобные твари, да вот тколь загрызть её хотели — давно б загрызли. Потешаются над малохольной напоследок — всё одно никуда не денется.
Спасать или не спасать.
Я шо, царевич какой? Тьфу, поменьше с водяным водиться да россказни его слухать. Так не то шо царевичем, домовым стану, тьфу трижды. Али сносить самодурство мохнатых? Не дело это, непотребство творить да в моём хозяйстве.
Девчонка ногой цепляется за ежевику и падает ничком. И не встает. Авось успеется. Подозвать лохматых? Или косолапого. Он как раз недалече шатается, малину, чтоб его кикиморы побрали, рышет.
Шуганул значитца эту свору, а приблудная все не поднимается. Странно, вроде бойкой почудилась. Ан нет, живехонька, только на косолапого поглядывает да не шелохнется.
Да, что-то совсем мхом пророс по саму маковку. Тут же согнал баловника малинки подальше, в берлогу его.
— А спустя пару деньков ты с угощением вернулась, обратилась как надобно, — изрядно захмелевший Михайло потянулся за пирогом да вот только того и след простыл.
Аннушка не долго думая достала из сумки ещё один тыквенный пирог.
— А показался ты мне только после того раза, как я у тебя ногу в лесу подвернула, пока по землянику ходила, — хмыкнула она, — ладно, не скучай, плешивый, пойду я до дому. А то идти больше часу, внучка волноваться будет.
— А сама-то нынче старуха-старухой, не то что в былое время, — ничуть не обидевшись леший пригладил бородку и коротко свистнул. Зверята явились не с пустыми руками - полная корзина клюквы да груздей.
— Внучку-то когда в лес приведёшь? Али страшиться она у тебя? — леший встал первым подавая руку.
— Ох, спасибочки, за угощения, Михайло. А на счёт внучки сам понимаешь, мала она по лесам шастать, четыре лета только будет. Вот как шестой пойдет приведу по ягоды. А ты не хворай, Михайло, — Анна напоследок посмотрела на него да чуть приобняла.
— И тебе здоровица, — буркнул вслед.
Тропинка стелилась ей под ноги, сумка с гостинцами приятно оттягивала плечо, а путь до дома занял всего полчаса.
Тропинка извилиста, зачастую приходилось обходить паутину да непроходимые буреломы. Но шаг его хоть и был неторопливым, не останавливался, будто ведёт его кто.
Среди берез и дубов в копне опавшей листвы алели гроздья рябины. Путник замедлил свой шаг, а вскоре и вовсе остановился. Шорох листвы и стрекот насекомых стрихли. Порыв ветра смыхнул каплюшон да украсил листвой выбившиеся из тугой косы каштановые пряди женщины.
Немолодая — седина чуть тронула виски. А глаза словно грозовые тучи, смотрят на мир цепко и настороженно.
— Михайло, тут ты? — негромко окликнула она кого-то.
Тишина. Лишь шелест листвы да скрип голых ветвей нарушали еe покой.
— Пошто, негодник, не отвечаешь? Сам же ш время уточнял, а теперь и носу не кажешь, — сетуя на ветер, который становился холоднее, женщина куталась в плащ и искала, куда б присесть.
— Туточки я, старая, — недовольно ответили из-за спины, отчего та вздрогнула и разразилась бранью.
— Пень трухлявый, гад верткий, хтонь лесная, — казалось, она лишь распалялась с каждым словом, — чтоб нечистая тебя побрала, пошто пугать меня вздумал, так и помереть не долго!
— Окстись, Анютик, откель тут чисть увидела? Да на тебе пахать можно, а сердечко и травками поправишь, — ехидно проскрипел Михайло.
Он был никем иным, как лешим этого леса, что отряхивался от листьев, в копне которых скрывался. Сам лешак невысокого роста, покрытый мхом и пожелтевшей листвой, а кучерявую голову его гордо венчала серая поганка.
— Дались тебе мои травки, окаянный, — уже не так возмущенно, скорее по инерции пробурчала Анна, — отчего прячешься нынче, Михайло? Твои ж владения.
— Мои-то, мои, да вот девки какие-то ходить повадились, листья собирать да можжевельник рвать, тьфу ты, совсем их бесы попутали, да не прогонишь их — вроде и не дитe малое, а все туда ж, хорошо хоть не сорят, — качал головой, доставая откуда-то свеженький ствол и подзывая зверят. Бельчата шустро притащили орехи и немного ягод.
— Дааа, нынче колдовство в тренды вошло, — Анна уместилась на деревце, и-за плеча достала сумку, а из оной гостинцы, — нынче настойка не чета прошлой, по-новому рецепту, а пирог фирменный, как любишь. А, да на счёт девок — ненадолго это, да и хотел бы избавиться от шума, то давно провадил откель. Развлекаешься, трухлявый?
— А то ж, старая, - Михайло поскреб бороду, — ты б почаще приходила, а то совсем одичал — девок не пугаю, зверье от рук отбилось...
Тут леший недовольно глянул на оставшихся белок, да так, что те мигом исчезли в листве.
— Не серчай, чай мелкие, любопытные, — так, ласково улыбаясь Аннушка налила по стопкам настойку и сунула лешему, не забыв чокнуться своей, — ну-с, будем.
— Будем, — махом опрокинув стопку, крякнул да позеленел, — хорошо пошла. С малинкой небось делала?
— А то ж, с ней, родимой,— хмыкнула Анна, — не забыл ещё, нечестивый, как я сюда зелёной соплюхой сунулась?
— От чего ж забыл? Помню, разве такое забудешь — Михайло присел поближе, сцапал кусок пирога, что та разложила на стволе и начал свой сказ..
— То была пора Осенних дедов, вот почти как сейчас. В спячку мне не хотелось, молод я был, зелен, да гулял аж до той поры, пока снег покровом на землю не ляжет...
*** Михайло. 32 года назад. Новгородский край***
К зиме было готово почти все. Но ох уж это «почти».
Лохматых проведать, косолапого в спячку согнать, до сих пор бродит в поисках малины, бесы его пробрали что ль? Говорил же ж ему, давно уж не осталось ягод, а ему что в лоб, что по лбу.
Тааак, а тут что? Незваные гости, значитца у меня.. Надо бы глянуть кто там решил прогуляться в такое неспокойное для нечисти время..
В один момент выползая из-под могучих корней полюбившийся мне осины подманиваю ближайшую птицу. Вот ведь пакость мусорная, сколь раз прогонял эту ворону, а всё одно рядом мелькает. Ладно, коль помогать будет пущай остаётся. Но не дай водяной чего выкинет, так я ей... Ух, покажу!
Отвлекся малехонько. Злоумышленник. Да какой из неё злоумышленник, девчонка совсем. Полвершка росточком, костлява да босонога. Як по поздней осени? Так и лихорадку подхватить недолго, а ей хоть бы хны — бежит, да о корни спотыкается, падает, встаёт и так по округу.
А за нею стайка собак приблудных. Злобные твари, да вот тколь загрызть её хотели — давно б загрызли. Потешаются над малохольной напоследок — всё одно никуда не денется.
Спасать или не спасать.
Я шо, царевич какой? Тьфу, поменьше с водяным водиться да россказни его слухать. Так не то шо царевичем, домовым стану, тьфу трижды. Али сносить самодурство мохнатых? Не дело это, непотребство творить да в моём хозяйстве.
Девчонка ногой цепляется за ежевику и падает ничком. И не встает. Авось успеется. Подозвать лохматых? Или косолапого. Он как раз недалече шатается, малину, чтоб его кикиморы побрали, рышет.
Шуганул значитца эту свору, а приблудная все не поднимается. Странно, вроде бойкой почудилась. Ан нет, живехонька, только на косолапого поглядывает да не шелохнется.
Да, что-то совсем мхом пророс по саму маковку. Тут же согнал баловника малинки подальше, в берлогу его.
*** Михайло. Наше время. ***
— А спустя пару деньков ты с угощением вернулась, обратилась как надобно, — изрядно захмелевший Михайло потянулся за пирогом да вот только того и след простыл.
Аннушка не долго думая достала из сумки ещё один тыквенный пирог.
— А показался ты мне только после того раза, как я у тебя ногу в лесу подвернула, пока по землянику ходила, — хмыкнула она, — ладно, не скучай, плешивый, пойду я до дому. А то идти больше часу, внучка волноваться будет.
— А сама-то нынче старуха-старухой, не то что в былое время, — ничуть не обидевшись леший пригладил бородку и коротко свистнул. Зверята явились не с пустыми руками - полная корзина клюквы да груздей.
— Внучку-то когда в лес приведёшь? Али страшиться она у тебя? — леший встал первым подавая руку.
— Ох, спасибочки, за угощения, Михайло. А на счёт внучки сам понимаешь, мала она по лесам шастать, четыре лета только будет. Вот как шестой пойдет приведу по ягоды. А ты не хворай, Михайло, — Анна напоследок посмотрела на него да чуть приобняла.
— И тебе здоровица, — буркнул вслед.
Тропинка стелилась ей под ноги, сумка с гостинцами приятно оттягивала плечо, а путь до дома занял всего полчаса.
