Я нёсся на персональном сити-найт
[1]
– Восемьдесят восьмой, немедленно остановитесь! – поступил сигнал.
– Ага, как же, – я сосредоточился на плещущихся во мне энергиях, придавая новый импульс поезду.
Но крылатый отряд настиг состав и начал облеплять, гася скорость. А чего я хотел? Бражники [2]
Думай, Клим! Думай! Отчаяние колотилось во мне ударами мотыльков-стражей, разрушающих поезд, состоящий из сверкающих полосок стекловаты, что я соединил особой магией бабочек-климен [3]
Взмах моих полосатых, словно зебра, крыльев, и всполохи чародейства накрыли преследователей. Снаружи раздались вопли боли и ругань. Ещё взмах – обшивка накалилась. Бражники со злым шипением отцепились и, моргнув вспышкой, исчезли.
Я закрыл глаза, восстанавливая потоки магии, и увидел город Ночи, откуда рискнул бежать. Наполненный античными строениями и бесчисленными уровнями-ступенями. Углубляющийся к истокам тепла жизни и возвышающийся переходами к грани. Освещённый белыми огнями обвораживающего Света. Он манил и искушал невероятным волшебством. Пожелавшие остаться раскрывали вместе с крыльями за спиной сокрытый ранее Дар. А после отрабатывали пожалованную силу, изменяя пространство обретённого мира в сторону первобытной чистоты и красоты. И на первую пору этого вполне хватало, чтобы ощущать себя счастливым.
В городе Ночи было возможно ВСЁ. Кроме возвращения.
Яркие огни «гармошки» вернули меня в реальность. Минисапсан с возможностью коррекции размеров управлялся униками-стекляшками, чьи прозрачные крылья делали их невидимыми и крайне опасными [4]
Мой волокнистый сити-найт резко остановился и погрузился во тьму. Проклятые стекляшки!
Зажмурившись, я распахнул крылья, призывая могущественную кровавую стихию. Лучше погибнуть, чем опять перерабатывать бесконечную гниль, творя красоту!
– Стоп, – раздался нежный женский голос рядом.
Я распахнул глаза и поражённо замер. Сильфина! Вот кого доставили стекляшки. Невозможная девичья красота соединялась в ней с великолепием черт бабочки. Получив крылья и Дар, мы становились двуедины. И видели друг друга также: в человеческом облике, окутанном волшебством и крыльями.
Сильфины находились в верхушке иерархии и просто так не являлись.
– Я не остановлюсь, – честно выдал я.
А сам понимал, что «пропал»: изящные и плавные изгибы женского стана, волны светлых волос и взор глаз оттенка серенити мне никогда не забыть.
– Я знаю, – даже её голос вызывал трепет во мне.
Я впервые оценил иронию фразы «порхание бабочек в животе». Ничего подобного! Меня накрывало страстью с головы до ног. Разве враг может быть столь очаровательным?
Чуть повернув голову и пленяя хрупким и гордым профилем, красавица всматривалась в линию движения ожившего поезда. Я знал, ей доступно более моего.
– Мы почти у грани. Должны успеть до зова Света.
Она мне помогает?! Коридор лиан мигнул, и поезд выскочил в белый туман.
– Что происходит? – я закашлялся.
– Полигон горит, – пояснила Сильфина.
Я перевёл поезд в вертикальное движение, и мы выскочили из ядовитых клубов. В обычный человеческий день.
Я вскрикнул, заслоняя девушку. Солнце! Наш Дар – мы оба сгорим заживо. Она поняла меня:
– Нет! Это ложь во избежание побегов.
– Что? – я был потрясён.
– Да, – подтвердила она мои мысли. – Куда ты хочешь?
– К дочери, – озвучил я цель побега.
И мы очутились в парке, где на пледе сидела девушка. В её золотисто-рыжих волосах плясали солнечные зайчики. Бирюзовые, как и у меня, глаза вскрыли в моём сознании слои запретных воспоминаний.
Как возвращаясь с работы, откуда меня уволили, я с горя напился в баре. Как по дороге домой был избит и ограблен. Как стекали капли крови из моего пробитого черепа. Каким холодным был мокрый асфальт. Как перед глазами застыло лицо дочурки, что ждала дома. А в следующее мгновение я очутился в городе Ночи и забыл всё. Кроме родного личика.
Я не сражался за место под солнцем в человеческой жизни, я впал в уныние. Потушил свой Свет. В городе Ночи мне дали второй шанс. Трудом исцелить отчаяние. И я вкалывал вместе с остальными: сороконожками, тараканами и даже бактериями. На городской свалке. Перерабатывая когда-то нажитые нами и другими людьми отходы. Мы возвращали изгаженный мир к его изначальной чистоте.
И тут я понял, почему увидел Сильфину. Ангела Сильфину. Именно так назывались бабочки её вида. Она ласково улыбнулась:
– Я твоя спутница к Свету.
– Дочка, – мой голос сорвался на хрип, – я хочу...
Сильфина кивнула.
Я подлетел ближе. Заметив меня, дочурка выставила вперёд руку, и я опустился на её ладонь. Яркий полосатый мотылёк.
Я хотел столько всего рассказать ей. Пустое! Я остро осознал, как именно упустил все свои шансы на Жизнь. Как раз за разом проигрывал своему единственному и самому лучшему врагу – себе самому. Поэтому прошептал:
– Будь счастлива. Борись!
Закрыть
, выжимая максимум из его волокон. Сам себе пассажир, сам себе машинист, сам себе спасатель. Из лиан туннелей, искрящихся магией Света, уйти от преследующих меня ночных «гончих» – бражников – было не так-то легко.Поезд, относящийся к категории City Night Line - городской ночной линии
– Восемьдесят восьмой, немедленно остановитесь! – поступил сигнал.
– Ага, как же, – я сосредоточился на плещущихся во мне энергиях, придавая новый импульс поезду.
Но крылатый отряд настиг состав и начал облеплять, гася скорость. А чего я хотел? Бражники [2]
Закрыть
делают до пяти тысяч взмахов в минуту. Гадство! До грани ещё далеко. Cемейство бабочек, преимущественно сумеречных и ночных
Думай, Клим! Думай! Отчаяние колотилось во мне ударами мотыльков-стражей, разрушающих поезд, состоящий из сверкающих полосок стекловаты, что я соединил особой магией бабочек-климен [3]
Закрыть
. Яркие бабочки полосатой чёрно-белой окраски с красными вкраплениями. Из-за двух узоров в виде восьмёрок климен иногда называют просто - «88»
Взмах моих полосатых, словно зебра, крыльев, и всполохи чародейства накрыли преследователей. Снаружи раздались вопли боли и ругань. Ещё взмах – обшивка накалилась. Бражники со злым шипением отцепились и, моргнув вспышкой, исчезли.
Я закрыл глаза, восстанавливая потоки магии, и увидел город Ночи, откуда рискнул бежать. Наполненный античными строениями и бесчисленными уровнями-ступенями. Углубляющийся к истокам тепла жизни и возвышающийся переходами к грани. Освещённый белыми огнями обвораживающего Света. Он манил и искушал невероятным волшебством. Пожелавшие остаться раскрывали вместе с крыльями за спиной сокрытый ранее Дар. А после отрабатывали пожалованную силу, изменяя пространство обретённого мира в сторону первобытной чистоты и красоты. И на первую пору этого вполне хватало, чтобы ощущать себя счастливым.
В городе Ночи было возможно ВСЁ. Кроме возвращения.
Яркие огни «гармошки» вернули меня в реальность. Минисапсан с возможностью коррекции размеров управлялся униками-стекляшками, чьи прозрачные крылья делали их невидимыми и крайне опасными [4]
Закрыть
. Стеклянные бабочки получили своё название за прозрачные крылья с коричневыми или черными краями
Мой волокнистый сити-найт резко остановился и погрузился во тьму. Проклятые стекляшки!
Зажмурившись, я распахнул крылья, призывая могущественную кровавую стихию. Лучше погибнуть, чем опять перерабатывать бесконечную гниль, творя красоту!
– Стоп, – раздался нежный женский голос рядом.
Я распахнул глаза и поражённо замер. Сильфина! Вот кого доставили стекляшки. Невозможная девичья красота соединялась в ней с великолепием черт бабочки. Получив крылья и Дар, мы становились двуедины. И видели друг друга также: в человеческом облике, окутанном волшебством и крыльями.
Сильфины находились в верхушке иерархии и просто так не являлись.
– Я не остановлюсь, – честно выдал я.
А сам понимал, что «пропал»: изящные и плавные изгибы женского стана, волны светлых волос и взор глаз оттенка серенити мне никогда не забыть.
– Я знаю, – даже её голос вызывал трепет во мне.
Я впервые оценил иронию фразы «порхание бабочек в животе». Ничего подобного! Меня накрывало страстью с головы до ног. Разве враг может быть столь очаровательным?
Чуть повернув голову и пленяя хрупким и гордым профилем, красавица всматривалась в линию движения ожившего поезда. Я знал, ей доступно более моего.
– Мы почти у грани. Должны успеть до зова Света.
Она мне помогает?! Коридор лиан мигнул, и поезд выскочил в белый туман.
– Что происходит? – я закашлялся.
– Полигон горит, – пояснила Сильфина.
Я перевёл поезд в вертикальное движение, и мы выскочили из ядовитых клубов. В обычный человеческий день.
Я вскрикнул, заслоняя девушку. Солнце! Наш Дар – мы оба сгорим заживо. Она поняла меня:
– Нет! Это ложь во избежание побегов.
– Что? – я был потрясён.
– Да, – подтвердила она мои мысли. – Куда ты хочешь?
– К дочери, – озвучил я цель побега.
И мы очутились в парке, где на пледе сидела девушка. В её золотисто-рыжих волосах плясали солнечные зайчики. Бирюзовые, как и у меня, глаза вскрыли в моём сознании слои запретных воспоминаний.
Как возвращаясь с работы, откуда меня уволили, я с горя напился в баре. Как по дороге домой был избит и ограблен. Как стекали капли крови из моего пробитого черепа. Каким холодным был мокрый асфальт. Как перед глазами застыло лицо дочурки, что ждала дома. А в следующее мгновение я очутился в городе Ночи и забыл всё. Кроме родного личика.
Я не сражался за место под солнцем в человеческой жизни, я впал в уныние. Потушил свой Свет. В городе Ночи мне дали второй шанс. Трудом исцелить отчаяние. И я вкалывал вместе с остальными: сороконожками, тараканами и даже бактериями. На городской свалке. Перерабатывая когда-то нажитые нами и другими людьми отходы. Мы возвращали изгаженный мир к его изначальной чистоте.
И тут я понял, почему увидел Сильфину. Ангела Сильфину. Именно так назывались бабочки её вида. Она ласково улыбнулась:
– Я твоя спутница к Свету.
– Дочка, – мой голос сорвался на хрип, – я хочу...
Сильфина кивнула.
Я подлетел ближе. Заметив меня, дочурка выставила вперёд руку, и я опустился на её ладонь. Яркий полосатый мотылёк.
Я хотел столько всего рассказать ей. Пустое! Я остро осознал, как именно упустил все свои шансы на Жизнь. Как раз за разом проигрывал своему единственному и самому лучшему врагу – себе самому. Поэтому прошептал:
– Будь счастлива. Борись!
