Часть первая. От Нурмалинна до Йорма
«История наполовину рассказана, когда её рассказывает
только один человек».
~ из «Саги о Греттире Сильном»
Глава I Мирр-Даргой
Алиса Ордо
Всякий знает: как придёт Нурмалинн – за порог без нужды не ходи. В осенних сумерках кромка зримого мира крива и ненадёжна, того и гляди забредёшь куда не следует или встретишь тех, кого лучше не встречать.
Это время, когда сплетаются в тугой клубок знакомые дороги и неведомые тропы и разгораются над застывшими лесами зелёные Лисьи Огни – то Безымянный несёт свою стражу, оберегая род людской от жадной Темноты. Ткачихи связывают узлами судьбы смертных и богов, и если не хочешь помешать ненароком – не берись за пряжу и не тки полотна. Падают с чёрного неба хвостатые звёзды, а человеку одно дозволено: сидеть у тёплой печи и за страшными сказками денно и нощно жечь свечи, да побольше.
…Как раз о свечах я и забыла. Их всегда приносил Анджей, и до сегодняшнего дня я и не думала, что надо зайти в свечную лавку. Весь год мы пользовались светляками – дядя не выносил тусклого света, – и брат покупал всё положенное по нурмалиннскому обычаю перед самым праздником. Но теперь некому было позаботиться об этом, а я, может, в глубине души всё ждала: вот сейчас он переступит порог, скинет плащ и положит на край стола свёрток с можжевеловыми свечками. И скажет что-нибудь такое… Разом насмешливое и ласковое.
Но как начало темнеть – то есть сразу после обеда, по альфхёльмской злой осени, – пришлось признать очевидное. На Даргой уже спускались сумерки, когда я, путаясь в подоле юбки, мчалась домой по едва припорошённым снегом улицам. В прошлом году город и окрестности побелели ещё в середине листобоя, нынче же зима будто вовсе не собиралась приходить – даже озеро не замёрзло. Холодные ветра давно оборвали пожелтевшую листву с берёз и теперь сердито, словно от безделья, трепали ели на берегу. Старый Рамо у городских ворот качал головой и каждый день бормотал, что не припомнит такого бесснежного грудня, и это, конечно же, к гнилой зиме и большим бедам. У него всё было к бедам: и крутая радуга над озером, и всполохи Лисьих Огней в небе над Дождливой горой, и серебристые круги вокруг луны холодными ночами. Но Нурмалинн без снега, ясное дело, хуже прочего.
Свернув на Озёрную улицу, я сразу увидела долговязую фигуру, топтавшуюся у наших ворот. Не раздумывая, юркнула обратно за угол дома и ругнулась сквозь зубы. Штирр побери! Принесло ведь… Только вчера его маменька длинно, скучно и многозначительно рассуждала о недопустимости неравных браков и всяких выскочках, что стремятся попасть в дворянскую семью, а Йорик уже снова под окнами бродит. Этак нура Гант скоро наш дом подожжёт, даром что никто в их благородное семейство не рвётся. Благородства в нём на два поколения, а третье было такими же лавочниками, как мы с дядей, но разве теперь кто вспомнит об этом?
Я вздохнула, покрутила головой по сторонам. Обойти да пробраться через лавку? Так вечер уже – Алесард наверняка запер дверь. Осторожно выглянула из-за угла: стоит, снег сапогами мнёт. И не холодно же ему! Хотя в меховом плаще чего мёрзнуть… Это я, глупая, в платке выскочила – ведь только до свечников сбегать собиралась. А тут вот что...
Я ещё немного попрыгала на месте, тщетно стараясь согреться и разрываясь между жалостью и раздражением, но довольно скоро перестала чувствовать пальцы на ногах. Пришлось признать, что стоять здесь и дальше никак не получится. Я досчитала до десяти и, приготовившись к мучительному разговору, направилась к воротам.
– Алиса! – засиял рыжий Йорик. – А я вот... Вас жду. Книгу новую принёс.
Он неизменно говорил мне «вы», хотя мы были знакомы, сколько я себя помнила. В детстве с одного берега прыгали в озеро и на одно болото бегали за клюквой, и была я «Алиска-сосиска», но года два назад вдруг стала «Алисонька» и непременно на «вы».
– Здравствуй, Йорик, – прохладно улыбнулась я, стараясь не смотреть на книгу, бережно завёрнутую в край плаща. Вон, толстая какая… Корешок тёмно-красный, с золочёным краешком. Сразу видно – новенькая, недавно напечатанная.
Я проскользнула в калитку, едва не выронив свечи. Йорик, зашедший следом, глянул отчаянно и протянул книгу. Я, подавив вздох, приняла её и погладила обложку с затейливой вязью названия – «Сказания Доэрганских земель». Сказания... Знает, что приносить.
– Сам ещё не читал, – пробормотал Йорик.
Книги были, пожалуй, главной причиной, по которой я до сих пор не сказала ему, что не следует навещать наш дом. Деньги у дяди водились, но в городке вроде Даргоя новые книги достать затруднительно – действительно новые, а не написанные десять лет назад и только теперь добравшиеся до Северной провинции. Юрген, появляясь у нас, обычно приносил с собой несколько, но надолго мне их не хватало, и потому всякий раз, когда Йорик показывался с очередным свёртком в руках, я не могла устоять. Его родители, как и полагается благородным шляхтичам, исправно пополняли семейную библиотеку, но поскольку они ничего не смыслили в книгах, на полках оказывались и научные труды, и описания далёких земель, и черхатские сказки, и приторные романы толщиной с ногу взрослого человека – они Йорику нравились особенно.
– Наверное, хорошая, – неловко предположил Йорик, видя, что я молчу.
Хорошая, конечно. И картинки красивые: красно-чёрные, аккуратные, не размытые.
…Но, Алиса, это ведь нечестно. Вон как радостно улыбается, а тебе лишь бы книжку забрать да со двора спровадить.
– Славно, что ты зашёл, но дел невпроворот – Нурмалинн всё-таки, – сказала я, загораживая ему дорогу.
Водянистые глаза сияли надеждой.
– А вы не переживайте, Алиса, я посижу в уголке и подожду сколько потребуется.
Именно об этом я и переживала. Мне совсем не хотелось, чтобы Йорик шёл в дом и сидел на лавке у печи, глядя преданно и вздыхая печально.
– Хлопот не доставлю, к ночи уйду – маменька ужинать ждёт.
Он неловко улыбнулся и пригладил рыжие чуть вьющиеся волосы. Всегда эти его кудри меня раздражали. Дурацкие они какие-то.
– Может, завтра? – я бочком поднялась на три ступеньки крыльца, и только тогда наши лица оказались на одном уровне. – Завтра работы мало, времени много... Книгу можешь оставить, перед сном полистаю, а потом и обсудим.
Быть честной до конца не получалось.
– Да? – Йорик сник, но сказания забирать, конечно, не стал.
…Ну и пусть – в конце концов, замуж не зовёт, а лишнее нечего придумывать.
Я пихнула дверь ногой и юркнула в дом.
– До свидания! – крикнул Йорик, но я не оглянулась.
Защемила дверью косу и край подола и была вынуждена снова высунуться на крыльцо, сделав вид, что решила кивнуть на прощание.
В кухне пахло табаком и смородиной. Алесард, устроившись у окна, курил трубку и осуждающе качал головой.
– Гостям на Нурмалинн не отказывают, – насмешливо сощурился он.
– Продрогшим путникам, – уточнила я, скидывая платок на лавку. – А не сытому Йорику.
Алесард хмыкнул и, выпустив колечко дыма к потолку, проследил взглядом его полёт.
– Не измывалась бы над беднягой, Алиса. Ничего парню не светит, а он тут каждый день, как на службе. А родители его? Мать при встрече уже не здоровается. Сболтнёт на рынке какую-нибудь дурость, и люди перестанут ходить к нам.
– Ты единственный аптекарь на округу. Куда им ещё ходить?
Алесард только хмыкнул.
Я бережно положила книгу на полку, вынула из свёртка свечи. По кухне поплыл горький аромат – я не удержалась, купила не простые восковые, а те, в которые нура Врени добавила тёмно-синие ягоды можжевельника.
Дядя посмотрел на книгу и понимающе заулыбался, закусив трубку.
– Порой я думаю, что напрасно научил тебя читать.
– Напрасно ты учил меня вязать – вот из этого точно ничего путного не вышло.
…А ещё вышивать и готовить. Эх.
Я сдула пыль с подсвечников и расставила их по окнам. Едва ли кому из незримых захочется бродить по городским улицам, но… Пусть горят. Да и уютнее, со свечами-то. А уж слушать сумрачные сказки при ярком светляке и вовсе неинтересно.
Дядя поправил колючую ветку над дверью. Наутро он положит её в печь, хотя считается, что следует оставить можжевельник до самого Йорма, чтобы защититься от приходящих с Изнанки.
– Что ж, мы почти управились, – Алесард оглядел кухню. – Дело за малым…
– За страшными историями, – быстро сказала я.
– За черёмуховыми пирожками, – весело сощурился дядя.
Увидел моё кислое лицо и улыбнулся:
– Не волнуйся, помогу. И даже Фарии рассказывать не буду.
Я хотела было согласиться, но посмотрела, как он украдкой потирает правое колено, и отрицательно покачала головой:
– Управлюсь.
Достала короб с сушёными ягодами, вымыла руки и насыпала в миску муки – не многовато ли? – плюхнула простокваши и осторожно стукнула яйцо о глиняный край. Желток вылился вместе с кусочками скорлупы, я тихонько ругнулась.
За выпечкой надо думать о хорошем, иначе недоразумение получится, а не пироги, но мысли мои не были светлы. Про Нурмалинн думать не хотелось, даром что раньше я его любила. Все говорили: «Тёмное время, добра не жди», а мне нравилось запираться в доме, сидеть у огня между дядей и братом, и, потягивая из шершавой кружки ягодный сбитень, слушать завораживающие истории о героях, драконах и тех, кто хозяйничает в золотых лиственничных рощах. Алесард таких историй знал бессчётное множество, и, сколько я себя помнила, ни разу не повторился. Может, потому что сам их выдумывал, хоть и не признавался в этом.
В самых страшных местах рассказа я ойкала и вздрагивала, и Анджей всегда дразнился, а иногда и нарочно пугал, внезапно разражаясь совиным хохотом или волчьим воем. Я в отместку дёргала его за ухо, хоть с каждым годом приходилось тянуться всё выше и выше.
…Только нынче некому пугать меня.
Я вздохнула и от души сыпанула в черёмуху соли, запоздало сообразив, что начинка должна быть сладкой. Искоса глянула на дядю, но тот махнул рукой:
– Не так уж много.
Лучше думать про Йорм – полторы луны до него. Весь Даргой украсится свечками и фонариками, а мы будем пить морошковое вино, есть брусничные пироги и водить хороводы до самого утра. Наступит новый год, и – как знать? – может, случится со мной что-нибудь эдакое, какое-нибудь приключение… Чтобы свои истории рассказывать, а не только чужие слушать.
Впрочем, дядя разве позволит, чтобы со мной, да приключение?
– Может, яблок добавим? – предложил Алесард, поглядывая на лиловую размазню в плошке. – Давай схожу в погреб.
Он погасил трубку и поднялся с лавки, но я возразила:
– Сама спущусь. У тебя нога болит, я ведь вижу. Не тревожь колено понапрасну.
Оглянулась на него и в который раз испугалась, как страшно дядя постарел за последние луны: едва встретил пятьдесят зим, а кажется, будто все семьдесят. Прежде всегда весёлый и уверенный в себе, после смерти сына он начал сутулиться, углубились горестные складки между бровей и в уголках рта, а в тёмных волосах прибавилось седины – будто просыпался на его голову снег, да так и не растаял.
Алесард молча вздохнул, но всё же сел обратно. Рассеянно погладил аккуратную бороду и спросил:
– Как ты будешь без меня?
Я вздохнула. После Лунара он заговаривал об этом чуть не каждый день, и я неизменно улыбалась в ответ и глупо отшучивалась. Как и теперь:
– Не бойся, не пропаду. Но ты не торопись в Светлые рощи. Выпихни меня замуж, полюбуйся внуками...
– Котятами! – расхохотался дядя.
Я закатила глаза. С дурацкого гадания, подсунувшего мне соседского кота вместо имени жениха, уже почти год прошёл, а Алесард всё веселится. И половина Даргоя тоже: «Кошачья невеста».
– Раньше двадцати не вздумай, – отсмеявшись, он сделался серьёзным. – Ни за что не разрешу.
Он всегда это говорил, уж не знаю почему. И чтоб ни в коем случае не за мага, но в Даргое их и не было – не считая старого, как мир, нура Гимая.
– Даже если захотела бы – за четыре луны нипочём не успеть, – отозвалась я.
– Это только кажется так, – хмыкнул дядя. – А потом – раз! – и на руке уже красный узор.
– С котами вокруг чаши не водят, – фыркнула я. Разминала рвущееся в лохмотья тесто и недоумевала: муки много, что ли?
– О, напрасно ты так думаешь. Юрген рассказывал, как один кузнец в Регенаре…
Я навострила уши, ожидая услышать новую историю, но дядя запнулся:
– Впрочем, знаешь, благовоспитанным девушкам такое не рассказывают.
– Значит, самого Юргена спрошу, как придёт, – поддразнила я.
– Давай-ка я лучше расскажу о Мартине, – предложил Алесард.
И стал вспоминать, как они с моим отцом оказались на границе с Тамирганом: бродили по горам, разыскивая дом старого отшельника, чтобы вручить королевское предписание явиться во дворец. Я слушала, месила тесто и представляла туманные горы и холодные реки, непроходимые чащи и их диковатых обитателей, смеялась над отцовскими приключениями и удивлялась дядиному красноречию.
…И – разрывалась от любви и жалости к этому человеку.
Пироги у меня, конечно же, не получились.
Автор иллюстрации: Вета Антонова
Карл Румару
На Мирр ложился снег.
Оседал на черепичных крышах Серого квартала, задерживался на ветвях яблонь, таял на камнях мостовых. Было это несвоевременно и безнадёжно: всё равно растает, да ещё и непролазная грязища получится.
За спиной поднимались стены Дома Гильдии – насколько привычные, настолько же и ненавистные. Стрельчатые окна парадного зала вытянулись почти до самой крыши, над которой шумели галки. Изваяния псов в полтора человеческих роста по обе стороны от входа медленно покрывались ледяной шерстью. Я сидел на постаменте левого и размышлял, что хуже: морозить зад холодным камнем или стоять. Голова после вчерашнего гудела, и по всему выходило, что стоять хуже, чем мёрзнуть.
Из внутреннего двора доносились крики – там осваивали клинковый бой младшие. Я прислушался и различил, как Наставник Рамзо – говорят, лучший мечник во всём королевстве, – хрипло костерит очередное поколение учеников: «Мешок! Тюфяк! Колода!» Сколько ему лет, никто не знал, но, во всяком случае, мы уже четыре года как прошли через экзамен и покинули жилое крыло, а Рамзо ни капли не изменился – всё так же беспощадно гонял мальчишек в любую погоду: кого с деревянными мечами, а кого – с настоящими.
Стрелка часов на Висельной башне вплотную подобралась к золочёной фигурке солнца – почти полдень. Тайле опаздывали.
– Улам, да? – мрачно спросил Кот, возникая из снегопада. Вопреки обыкновению, вид у него был помятый. Он отчаянно зевал и устало щурился.
