ПРОЛОГ
— Слава, заходи, — Иван Алексеевич махнул рукой, стоило мне заглянуть в его кабинет. — Присаживайся. И… может, выпьешь для начала чего-нибудь?
— Нет, спасибо.
— Имеется в виду алкоголь, — уточнил шеф, когда я опустился на гостевой стул.
— Вы предлагаете мне спиртное? У нас настолько серьезные проблемы? — тут было отчего беспокоиться — вообще-то в Федеральной службе магической безопасности или Конторе, как мы коротко ее называем, пить на работе не принято. И уж тем более подозрительно, что Иван Алексеевич предложил это мне.
— Как сказать… вообще новости скорее приятные. С одной стороны…
Длительная пауза. Недоговорки. Такого за ним раньше не водилось.
Я пристально оглядел кабинет и стол шефа. Ничего подозрительного или необычного. Видимо, придется ждать, пока сам расскажет. Пауза затянулась, но я не торопил. Если начальство так долго молчит, значит, есть весомая причина.
— Все-таки выпей, — приказал Иван Алексеевич, доставая из ящика стола плоскую бутылку с элитным коньяком и… кружку с гербом Конторы, чем озадачил меня еще больше. Сходу я даже не сумел предположить, что бы это могло означать в сочетании с обещанием приятных новостей.
— Это приказ? — уточнил я, пытаясь сообразить, можно ли отказаться.
— Считай, что да.
Примерно треть бутылки, если не больше, была вылита в кружку. Да уж… всякое у нас случалось, но не такое. Ощущение близящейся катастрофы заставило меня слегка занервничать, хотя, разумеется, виду я не подал.
— Пей! — доверху полная кружка с коньяком оказалось на моей стороне стола.
Пришлось подчиниться. Горло обожгло. В груди стало тепло. В голове слегка зашумело. Нет, разумеется, так легко меня с ног не свалить — спецподготовка, но на пустой желудок какой-никакой эффект проявился сразу.
— И как? — уточнил шеф, глядя на меня как на подопытное животное.
— «Хейнрих Парадайз», — определил я на вкус.
— Верно. Но вообще-то я о твоем состоянии, — теперь Иван Алексеевич выглядел так, будто собирался сообщить о гибели всей моей семьи… если бы таковая существовала.
— В каком смысле?
— Стало полегче? — уточнил шеф.
— Что вы имеете в виду?
— Ты готов выслушать новости?
— Разумеется. Могу я узнать, к чему такие вопросы?
Шеф вздохнул:
— В общем… Теперь мы знаем, где и когда группа «КаЭй» будет проводить аукцион запрещенных артефактов.
— Прекрасная новость! Но, как я понимаю, на него будет непросто попасть?
— Верно. Ты слышал о фестивале блогеров «Моя семья и другие животные»?
— Да.
— Аукцион пройдет на этом фестивале. Беда в том, что мы уже не успеваем подготовить легенду для участника торгов. Все случится через девять дней, а организаторы допускают лишь проверенных людей. Приглашения рассылают сами. Они так осторожны, что отдел безопасности не смог найти ни единой зацепки.
— Неужели? — спросил я, испытывая непривычное мстительное удовлетворение — еще бы, какой щелчок по носу Катрин де Колиньи, больше известной как Чума. Она, хакер мирового уровня, не смогла выполнить задание. Какой удар по самолюбию.
Наверное, это было воздействие коньяка, но даже захотелось зайти к ней и немного позлорадствовать. Разумеется, на деле ничего такого я делать не собирался — профессионалы не позволяют себе подобных выпадов. Одно непонятно — зачем Иван Алексеевич заставил меня выпить.
— Да. К сожалению, — ответил шеф. — Но мы нашли другой способ отправить тебя на этот аукцион. Он рискованный и… слегка неприятный. Увы, других нет.
— Слегка неприятный? — уточнил я.
— Да. Тебе придется принять участие в фестивале и уже там искать место проведения торгов.
— Как скажете, шеф.
Пока ничего особенно неприятного я не приметил. Да, изображать праздно шатающегося блогера — то еще занятие, но при моей работе не приходится привередничать. Всего лишь новая роль и ничего больше.
— Легенду уже разработали?
— Может, еще коньячку? — вдруг предложил Иван Алексеевич.
— Шеф, давайте начистоту. Что происходит? — спросил я. — Зачем вы пытаетесь меня споить и почему не запасли ящик чего-нибудь менее дорогого, если вдруг стоит такая задача?
— Да. Ты прав, — кивнул шеф. — В общем… один наш сотрудник слегка нарушил протокол и, конечно же, получит строгий выговор, но правда в том, что этот проступок мы можем использовать в своих целях. Точнее, должны использовать в своих целях, — сказал Иван Алексеевич, доставая мобильный голопроектор. — Ты только дыши поглубже, хорошо? Если что, готов тебе налить еще коньяка…
Он нажал на несколько кнопок. Появилась голограмма… с этим…
— Синдром Чернышова?! — Дар речи ко мне вернулся лишь спустя пару секунд: — Она совсем свихнулась, эта маленькая… французская с… дрянь?!
Кажется, последние слова я уже проревел на весь этаж.
— Слава, выдыхай. Ей сделают выговор с занесением в личное дело!
— Три миллиона подписчиков?! — голос сорвался и вторую часть «подписчиков» я проорал фальцетом.
Мне показалось, что Иван Алексеевич еле сдерживает смех.
Я полностью протрезвел.
Отлично! Великолепно! Эта с… Колиньи выставила меня посмешищем перед всей Конторой. Засветила мое лицо перед тремя миллионами своих подписчиков! Синдром Чернышова… Я просто не знаю, что с ней сделаю! Все. Довольно. Хватит! Это просто невозможно!
— Слава, выпей! — перед моим носом появилась еще одна кружка, доверху полная коньяком. — И дыши давай, дыши.
Отказываться не стал, хотя толку в том было немного. Еще одна кружка коньяка приятно согрела грудь и позволила снизить желание открутить голову Катрин с уровня «непереносимо» до «выше среднего».
— Сейчас пойдешь домой и никаких планов мести. Ты меня понял?! — сурово посмотрел на меня шеф. — В миссии участвуют трое — ты, Катрин и Плут. Подробности обсудим завтра.
— Это невозможно!
— Это приказ. Он не обсуждается, агент Чернышов, — посуровел Иван Алексеевич. — Иногда задачи требуют жертв. Таких — тоже. Смотри на это так. Ты профессионал и должен справиться.
ГЛАВА 1 — Синдром Чернышова
«Как это мило!»
«Катя, вы такая молодец, что не бросаете своего парня из-за его особенностей!»
«Вы оба так хорошо получились! Ничего, что ваш Слава не умеет улыбаться, зато у него от счастья светятся глаза. Синдром Чернышова — не препятствие на пути к счастью!»
Прочитав последний коммент, я прыснула и расхохоталась в голос, вспомнив, от какого «счастья» светились Славкины глаза на исходной голограмме. В тот день он был в таком бешенстве!
— Что, опять над Чернышовым глумишься? — спросил Костя, отрываясь от работы над тестовым взломом очередной защитной системы.
— Ага! — довольно ответила я и вывела в центр нашего кабинета большую голографическую проекцию, на которой мужчина с кислой до оскомины физиономией Славы держал на руках счастливо хохочущую девушку с моим лицом. Поменять головы с моей-то квалификацией — дело пяти минут. Никакая экспертиза потом не изобличит.
— Главное, чтобы Чернышов не увидел твоих развлечений. Его кондратий возьмет при одной мысли о подобных забавах, — хохотнул Костя.
— Не знаю, кто такой этот твой Кондратий, но было бы неплохо, чтобы он забрал с собой Чернышова куда-нибудь подальше, — кивнула я, убирая голограмму.
— Мне даже интересно, за что ты так «любишь» бедного Славу? В последнее время мне кажется, что у вас это какое-то слишком личное, — заметил Костя, не отрывая взгляда от мерцающей перед ним в воздухе голографической дорожки рун и символов.
— Личное. Еще какое. Я ведь тебе рассказывала, как мы познакомились?
— В общих чертах.
— Ну вот. Чернышов еще во время знакомства показал себя настоящим шовинистом. Я такую шикарную рунную схему придумала буквально за считанные минуты, а он: «Сразу видно, Катрин, что вы только университет закончили и с практикой еще не знакомы». Мы с ним тогда чуть не поубивали друг друга. А в итоге я все равно права оказалась. Схему мы потом доработали вместе, но ведь главное — принцип! И теперь Слава не может забыть, что я утерла ему нос. Высокомерный самовлюбленный индюк! А потом, когда моя задумка удалась, он еще и заявил, представляешь: «Неплохо для девушки». И таким покровительственным тоном, за который и убить мало!
— Знаешь, Катрин, ты бы поговорила с ним, что ли. Вообще Чернышов неплохой мужик, толковый. Только серьезный. Думаю, он не хотел тебя обидеть. От него такие фразы — это похвала, а не наезд, — задумчиво пробормотал Костя, продолжая выискивать слабые места в плетениях. — Ты все в штыки воспринимаешь. Я даже понимаю почему так. Сам был на твоем месте. Сверстники раздражают, а взрослые — не воспринимают всерьез.
— Ты так говоришь, будто мне восемнадцать, — обиделась я.
— А тебе целых двадцать?
— Двадцать три!
— А Чернышову уже за тридцать, но он и в твоем возрасте был сама сдержанность.
В чем-то Костя был, конечно, прав. Если бы не одно «но» — Слава принадлежал к такому типу коллег, которые раздражают самим фактом своего присутствия на работе. Они могут даже не подходить к вам. Могут находиться на другом этаже или в другом помещении, но вы всегда точно знаете, что они где-то неподалеку. Это заметно по гнетущей атмосфере, которой эти коллеги наполняют пространство вокруг себя. Большое такое пространство размером, например, с многоэтажный офисный центр. И даже простой звонок от такого человека вполне может испортить настроение.
Мне стоит только подумать про Чернышова с его вечно застывшей физиономией голема и комплексом отличника, так и подмывает сделать гадость.
Между прочим, я легко могла подмочить его имидж безукоризненного спецагента, если бы разболтала в Конторе набранный за это время компромат. Но мне запретили. И сделал это самолично шеф — Иван Злотник. С таким условием он и взял меня на работу. Даже гражданство в Содружестве обеспечил. Хотя что ему еще оставалось делать — я взломала базу данных федералов и при этом выказала полную готовность сотрудничать. С моей стороны грешно было не воспользоваться такой отличной возможностью удрать с исторической родины и от моих слишком заботливых родителей.
И вот теперь я придумала синдром Чернышова. Бедненький Слава… он и не знает, что болен редкостным заболеванием, при котором мимические мышцы, отвечающие за возможность улыбаться, работают не так, как надо, и чем больше человек пытается улыбнуться, тем агрессивней или депрессивней он выглядит. Поэтому, несмотря на царящую между нами ментаграмную «любовь», на всех голограммах Слава смотрится странно. То кажется несчастным, то раздраженным, но в основном — взбешенным. И, разумеется, последнее следует трактовать как однозначный признак бесконечного счастья. Главное, чтобы он не пронюхал про это свое бесконечное счастье, а то превратится в огнедышащего берсерка.
Со мной хваленое спокойствие Чернышова то и дело дает трещину. Обожаю моменты, когда он с твердокаменным лицом и горящими глазами пытается заставить меня признать мою неправоту. Учитывая, что я всегда права, ему это никогда не удается. Вот он и бесится еще больше. Надеюсь, мое присутствие в здании Конторы раздражает Славу не меньше, чем меня — его соседство. Иначе было бы обидно.
— Кэт, к шефу. На ковер, — в кабинет заглянул Сан Саныч — наше с Костиком непосредственное начальство. — Не знаю, зачем тебе понадобился блог с Чернышовым, но идея была не лучшей, — строго заметил он, а потом, вздохнув, обреченно произнес: — Ох, вылетишь ты, Чума, с волчьим билетом, несмотря на свою гениальность. Где я замену искать буду?
Я посмотрела на Костю. Тот виноватым не выглядел. Значит, выдал меня не он. Интересно, а кто тогда?
Нет, страшно мне не было. Шеф может ругаться сколько хочет, но увольнять он меня не станет. И уж тем более за такую мелочь. Я слишком хорошо знаю устав и правила, чтобы проколоться на их нарушении. По сути им даже нечего мне предъявить, поэтому на ковер я шла, довольно мурлыкая себе под нос милую романтичную песенку про страстную ненависть и клятву убить кровного врага. В этот день даже такое содержание вполне удавалось переложить на легкомысленную мелодию.
— Шеф, вы меня вызывали? — зайдя в кабинет к начальству, я использовала самую сокрушительную из своих улыбок.
— Вызывал, агент де Колиньи, — Иван Алексеевич указал рукой на кресло и хмуро на меня посмотрел, но видно было, что вовсе он не так зол, как пытается показать. — Ваших рук дело? — он вызвал в центр комнаты одну из моих лучших голограмм, где Чернышов в гавайской рубашке и на палубе яхты выглядел так, словно вот-вот придушит улыбающуюся меня. Разумеется, для подписчиков это означало влюбленный до одури взгляд и желание продолжить более тесное общение. Но вы бы видели с какой ненавистью он смотрел на самом деле…
В день, когда сделали этот снимок, мне казалось, что Славу наконец-то хватит инсульт или инфаркт, или еще что-то в таком роде, а причина-то была самая невинная — в его выходной я немного подправила данные ежегодной сдачи нормативов по стендовой стрельбе. В отделе кадров мгновенно «обнаружили», что Чернышов дважды провалил сдачу и вызвали его в срочном порядке в тир — у нас с этим строго. Ну и кто виноват, что случилось все аккурат во время приятного времяпровождения Славы с девушкой? Честное слово, я была не в курсе его планов. Почти. Ну, разве что, самую малость… Хорошо! Я специально это сделала. Чтобы позлить Чернышова.
Но он тоже молодец! Спрашивается, зачем было прилетать потом, бешено вращая глазами, в наш с Костей скромный кабинет, обвиняя меня во всех грехах, не имея никаких доказательств?
В итоге я указала Славе на дверь и написала докладную шефу за преследование на почве личной и магической неприязни. Да, магической. Потому что потомки лунных магов, одним из которых являюсь и я, всегда окружены сплетнями и выдумками злопыхателей. К счастью, живем мы отнюдь не в смутные века. В наше время чуть более острые, чем обычно, клыки — не основание обзывать человека вампиром и считать его ожившим покойником.
Непереносимость солнечного света, целый список аллергий, специфическая диета и особый дар к трансформации еще не означают, что мы не люди. Так что да, я вполне имела право обвинить Славу в магической неприязни. Тем более, что он в порыве гнева обещал вынести меня загорать на солнце без защитного амулета, а перед этим — напоить чаем с вербеной. Паразит такой.
— Агент де Колиньи! — прервал мои размышления шеф. — Вам, что же, до такой степени небезразличен коллега, что вы готовы нарушать устав?
— У нас Чернышовым взаимная антипатия, но никакого устава я не нарушаю, — сделав честные глаза, приготовилась к обороне.
— Размещение голографических изображений специального агента в сети — это разглашение конфиденциальной информации.
— Ни в коем случае, — сказала я, пародируя занудный тон Чернышова. — Если вы имеете в виду сведения, позволяющие однозначно идентифицировать нашего сотрудника и узнать его персональные данные, то мною ничего не нарушено. Славу однозначно идентифицировать невозможно. Я скрыла его фамилию, изменила возраст и рост, немного — комплекцию, добавила заболевание, которым он не страдает, а наслаждается. Имя Слава редким не является и его можно получить из разных имен, таких как Вячеслав, Святослав, Ярослав… А еще парень из моего блога — искусствовед, а вовсе не артефактор и не специальный агент. Внешность ему тоже подкорректировала. Он у меня намного симпатичней, чем в жизни, и эта милая родинка над бровью — настоящая находка. Видите? — я ткнула пальцем в голограмму.
