30.07.
23 декабря, среда
- Повернись.
- Нет.
- Не упрямься.
- Нет.
- Я все равно сделаю это. Ты же знаешь. А если ты немного расслабишься, все пройдет менее болезненно, чем в прошлый раз.
- Я не хочу.
- Не спорь со мной, давай же, я немного помогу тебе.
Высокий, широкоплечий, стройный. Голос глуховатый, негромкий. И старше ее, лет, эдак, на семь или даже все десять.
Он мог бы быть похож на кинозвезду, эдакого героя- любовника. Если бы не его вечная хмурость, холодность и замкнутость. Робот какой-то, а не мужчина. Вечно в своем зеленом халате, такой же шапочке, медицинских перчатках и маске, открывающей на его лице только его глаза. Она видела только их - глубоко посаженные, внимательные, и бескомпромиссные. Какая бы болезненная процедура не предстояла ей, глядя в эти глаза она понимала, что отказаться или уговорить его не сможет, он все равно выполнит то, за чем пришел. Четкими, выверенными движениями, словно автоматически выполняющими в тысячный раз одни и те же привычные действия, он провел ей уже не одну операцию.
И почему он такой холодный, словно айсберг? Разве врачи не должны проявлять к своим пациентам участие? Он так мало говорит с ней, и - то, все - по делу. Их разговоры всегда происходят в формате "вопрос" - "ответ". Он спрашивает своим умопомрачительным голосом, а она, волнуясь и сбивая дыхание, отвечает о своих здоровье, настроении, снах, - обо всем. Он внимательно слушает, порой, даже - записывает что-то, а у нее складывается впечатление, что он конспектирует ее душу.
Ей никогда не нравились эти его, словно нарочитые, официальность и отстраненность, но зачастую именно они помогали ей хоть немного справиться со своими эмоциями в присутствии него. Она ничего не могла поделать с собой - все время смущалась и робела. Впрочем, наверное, зря, ведь, за все время, что она провела здесь, она раздевала перед ним и свое тело и свою душу, уже сотни раз.
И, вот теперь, пока она терзается домыслами, он легко переворачивает ее лицом вниз, стягивает вниз шорты. Немного, ровно столько, сколько нужно. Но она, как ожог чувствует случайное прикосновение его теплых пальцев и сразу же нервно втягивает живот, пытаясь выровнять дыхание. В этот миг игла резко и уверенно входит под кожу, стирая все волнующие эмоции. Как больно. На глаза навертываются слезы. Из сжатых губ невольно вырывается сдавленный стон.
- Ай.
- Молодец, храбрая девочка. Теперь поспи.
Он аккуратно поправляет на ней одежду и уходит еще до того, как она с трудом, но уже вполне самостоятельно переворачивается на бок, тайком повторяя в своей голове запись последней фразы - "молодец, храбрая девочка". В его голосе она хочет расслышать нотки скрытой теплоты и еще чего-то, от чего сладко сжимается сердце. Но сон берет свое, и она вскоре засыпает.
С тех пор, как ей стало лучше, она стала замечать, что ждет его очередного прихода, с чем бы он ни был связан, ведь это время он посвящал только ей. Потом, когда он уходил, она весь остаток дня украдкой вспоминала, как держалась за его шею, когда он приподнимал ее, как нечаянно прикоснулась щекой к его небритой щеке. Вспоминала его запах, смешанный с запахом медикаментов, и тот ей казался самым лучшим на свете.
Но, с другой стороны, она в полной мере осознавала, что сейчас представляет собой собранный по кускам организм, который исполосован шрамами от операций, который, к тому же, еще и, порой, дурно пахнет - ему требуется, чтобы вынесли отходы его жизнедеятельности, помыли, переодели, удалили нежелательные волосы из одного места, а в другом, наоборот, их расчесали и завязали, хотя бы, в хвостик. И в такие моменты этот образец мужественности очень ответственно помогал ей во всем этом, ведь она не могла сделать ничего из перечисленного сама.
Прошло много времени, но и сейчас тело еще не вполне слушается свою хозяйку, хотя, это и не мешает тому всякий раз предавать ее, вводя в сильнейшее волнение, скрыть которое становится уже практически невозможным. В такие моменты она готова убежать куда-нибудь, но куда убежишь, если и сидеть на кровати ей разрешили только совсем недавно.
После его ухода она весь остаток дня мучает себя размышлениями, но потом, ей, вдруг, приходит в голову, что эти ее желания, возможно, продиктованы вовсе не неотразимостью самого мужчины и его влиянием на нее, а лишь ее собственным одиночеством - она просто ищет теплоты и участия у человека, у мужчины, который, скорее всего, даже женат и не нуждается в такого рода поклонницах. И она начинает казаться себе воровкой чужого счастья. Ей становится стыдно за свое поведение. Она дает себе обещание в дальнейшем не позволять себе ничего лишнего и просто заставить себя быть такой же холодной и рассудительной, как и он.
После трудного дня наступает ночь. Время долгожданного расслабления и приятных сновидений. Но не в ее случае.
Эти сцены повторяются практически изо дня в день. С небольшими изменениями. Она уже все выучила наизусть. Кошмары, перед которыми она бессильна, душат ее обрывками непонятных образов. Ей кажется, что она куда-то очень спешит, бежит очень быстро по дороге. Поминутно оглядывается, чувствуя преследователя. Но из-за плотного тумана, застилающего ее путь, практически ничего не видит. Во сне она кричит и мечется на больничной кровати. Вскоре наступает облегчение.
Она просыпается в слезах и открывает глаза. Он сидит рядом и молча держит ее в своих объятиях, немного покачиваясь из стороны в сторону. Она горько сознает, что опять нарушила все свои обещания. Украдкой получая столь желанную ласку, она успокаивает себя, что завтра станет сильнее и уже не позволит себе этого, и снова проваливается в сон.
Она здесь так долго. Какая-то клиника, явно частная - уж очень чисто, на полу в кадке фикус, много медицинской аппаратуры, да и в палате она одна и есть телевизор, по которому постоянно крутят федеральные новости. Есть в комнате и окно, но шторы все время опущены. Потому что ее глазам вреден яркий свет. Он так говорит.
Он также сказал, что ее привезли сюда после автоаварии, но она ничего этого не помнит. Наверное потому, что слишком долго пробыла в коме. Лечение, по словам доктора, оплатил какой-то Фонд помощи жертвам аварий на дорогах. О виновнике аварии доктору ничего не известно, личность преступника до сих пор не установлена.
Все, что она в настоящий момент знает о себе, это то, что ее зовут Женя. И то- потому только, что к ней так обращается он - этот врач - Константин Львович. Он приходит к ней в палату и подолгу сидит, не торопясь, самостоятельно делая все медицинские процедуры. Он сам делает ей массаж, разминает затекшие мышцы, втирает что-то в ее кожу, сам берет все анализы, сам относит в ванную и, вытерев насухо, возвращает в кровать. Это выглядело бы волнительно и интригующе, но он же выносит ее утки...
Все, что он делает, он делает спокойно и методично, без ненужных эмоций, как если бы она была куклой. Ее больше устроило, если бы все это делала медсестра, но он постоянно уходит от ответа.
Кроме него здесь бывает только уборщица, и то - только при нем. Не глядя на девушку, она быстро, даже торопливо все протирает и уходит. Расспросить ее о чем-то не получается.
С каждым днем, неделей, месяцем, девушке становится лучше, она уже учится самостоятельно ходить, и теперь постоянно думает о том, как уйти из этого места, связанного с болью, страхом и еще чем- то непонятным, напрасно тревожащим ее чувства. Но где ее дом? Будущее тяготит неизвестностью.
3 января, вторник
Сегодня она решается на откровенный разговор. Он пришел в первый раз без маски. И она, забывшись, откровенно уставилась на него, разглядывая. Его волевое лицо с четко очерченными скулами больше подошло бы военному, чем медику, но ей все нравится, даже эта короткая стрижка и легкая небритость. Она не удивилась, почему-то предполагала, что он выглядит именно так. Его тонкие губы изгибаются иронично - заметил, что его рассматривают. Она по привычке отводит взгляд.
- Вам скоро нужно будет выписывать меня, Константин Львович.
- Да, Женя, уже скоро.
- У меня есть к вам несколько вопросов. Ответьте пожалуйста, сколько можно держать меня в неведении.
- Что тебя интересует?
Она явно не ожидает его согласия. Он никогда не соглашался. И тушуется, получив, наконец, положительный ответ. Она враз забыла все свои тщательно подготовленные вопросы. Что же спросить, пока он еще ждет? Спрашивает первое, что пришло в голову.
- Ну, например, кто я?
Он пожимает плечами, присаживается на край ее кровати и машинально поправляет на ней одеяло. Смотрит в пол.
- Почему тогда вы знаете, что я именно Женя? У меня при себе были документы?
- Нет, не было. А имя... это хорошее имя. Но я не уверен, что оно твое.
- Как вы думаете, сколько мне лет?
- Состояние организма на лет 17-18.
- Меня... Кто-нибудь спрашивал, искал за все это время?
Она боится ответа, но все равно ждет его. Надеется на чудо.
- Нет, Женя, никто.
Она предполагала это, но не теряет надежды.
- А где меня нашли? При каких обстоятельствах?
- Это было полгода назад. На дороге, точнее, на трассе по пути в город. Кстати, наш город Княжеск. Районный центр. Это название что-то говорит тебе?
-... Нет. ... нашли на трассе... я, что, проститутка?
- Судя по анализам, нет.
- Но как я там оказалась? Может, я ехала куда-то? Или скрывалась?... И...Что же мне теперь делать?
Секундная пауза, позволяющая ей решить, что одно из ее предположений, возможно, верное, и его ответ, как всегда, немного неполный, оставляющий часть вопросов нерешенными.
- Ну, ты можешь пожить у меня. Я живу один. А работать... у нас не хватает персонала. Пойдешь, например, уборщицей?
Его лицо застывает в ожидании ее ответа. Ей почему- то кажется, что он ждет ее отказа. Но в его предложении она видит хороший шанс для такой ситуации. Хотя, страшно подумать, как она будет делить с ним одну квартиру, или, вообще, общежитие, где только одна кровать, ведь не известно, где он, вообще, живет... Но она запрещает себе думать об этом. Зачем-то деланно легкомысленно пожимает плечами. Наверное для того, чтобы не показать, как рада единственному шансу. Она так часто была беспомощна перед этим человеком, а ей так хочется хоть в чем-то продемонстрировать перед ним свою гордость, показать, что у нее есть достоинство, чтобы он... Чтобы он что? Она не успевает додумать эту мысль и торопится ответить, пока он ждет, пока он еще не передумал.
- Я согласна. Спасибо вам за помощь. Я могу платить за проживание с зарплаты, как только получу первую получку.
Он кивает. Изучающе всматривается в ее лицо, словно не доверяя ее ответу. Потом сухо прощается и уходит.
- Постойте, у меня еще вопрос.
Он останавливается в дверях.
- Почему все это время... только вы лечили меня? Я никого не видела из персонала? Я могу это знать, почему вы ... ответьте мне!
Она требовательно смотрит на него и ждет ответа. Ей кажется, что ответ, каким бы он ни был, много прояснит. Он же спокойно встречает ее горящий взгляд.
- Это все, что ты хочешь знать?
- Да.
- ... Отдыхай, Женя.
И этот невозможный мужчина уходит. А она опять изводит себя - он не ответил, этот чертов доктор! Он опять промолчал! Что же делать!?
Целый час она тратит на то, чтобы прийти в себя. Нет, не потому, что она снова общалась с ним. Вернее, не только поэтому. Сегодня она снова струсила.
Девушка пошарила рукой под подушкой и вытащила брелок, в который раз всматриваясь в затейливую гравировку. На ней четко угадываются два символа А и Б. Она нашла его давно, почти сразу, как научилась едва-едва передвигаться по комнате. Он лежал на полу, у самого порога, там, где протерлась небольшая дырка в напольном покрытии. Стоило больших трудов поднять его, но она смогла.
- А и Б сидели на трубе. А упало, Б пропало. Кто остался на трубе? Чей ты, брелочек, кто тебя потерял, может Константин Львович? Тогда почему он ни разу о тебе не спрашивал? А, может, я?...
Этот брелок не выходил у нее из головы уже много времени. Конечно, если бы она спросила о нем у Константина Львовича, скорее всего, он нашел бы ему рациональное объяснение. Но почему- то так страшно это сделать. Хотя, чего она так боится, ведь, это простая безделушка? Может, стоило просить его об этом сейчас, напрямую? Ах, да, она, ведь, снова струсила.
Вдруг, дверь открылась, и на пороге снова появился Константин Львович.
- Женя, я тут забыл тебе сказать кое- что...
Он сбился на полуслове, когда его взгляд упал на ее руки, в которых в свете включенного в коридоре электричества, блеснула ее находка.
- Постой, а что там у тебя?
- Да это ничего...
- Ну как это ничего, я же вижу - что-то блеснуло, покажи мне...
Пока она собиралась с мыслями и готовилась ответить, Константин Львович быстро подошел к ней и взял из ее рук брелок. Забыв о том, что хотел сообщить девушке что-то важное, он погрузился в размышления, подкидывая вещицу на ладони.
- Откуда у тебя это?
- Я нашла это здесь в палате, у порога. А что это?
- Это брелок, Женя, разве ты не видишь сама? Почему ты мне раньше ничего не говорила о своей находке?
- Я все думала, чей он, думала спросить, но все как-то не было случая.
- Думала, что он твой?
- Да.
- Вспомнила что-то?- глядя на зашторенное окно, спросил он. Что он там увидел такого интересного? Смотрит не отрываясь.
- Нет, к сожалению, и я решила, что нужно отдать... но все как-то не решалась.
- Женечка, ну что ты все усложняешь, у нас уборщица недавно жаловалась мне на пропажу. Надо ее спросить.
- Я так и знала, - прошептала она упавшим голосом.
В этот момент в полуоткрытую дверь, гремя ведром и шваброй, зашла уборщица.
- А вот и вы, легки на помине. Сейчас мы все и узнаем от вас, - с каким-то нервным весельем в голосе сказал Константин Львович, и продолжил:
- Вот, Зоя Семеновна, вы спрашивали у меня на днях, не находился ли брелок. Не этот ли вы искали?
Женщина удивленно уставилась на Константина Львовича, а он и Женя, в свою очередь, с надеждой - на нее. Потом лицо уборщицы расцвело пониманием и узнаванием.
- Ох, точно, а я и запамятовала уже. Думала, что потеряла, когда убиралась. Спасибо, что нашли. Это мой брелок, от ключей. Внуки подарили.
Она взяла брелок и, сразу забыв про свои обязанности, вышла из палаты.
Константин Львович выразительно посмотрел на Женю, как бы говоря, ну, что тут поделаешь, такая растяпа у них работает, нашла одно, а о другом забыла.
Женя не удержалась и хихикнула.
- Пойду, верну ее, в палате нужно все-таки помыть полы.
Константин Львович ушел, а Женя, оставшись одна, стала думать о том, что так, должно быть, приятно, когда кто-то обретает утраченное. Вот бы и ей как-нибудь вернуть свою жизнь!
Под конец дня, уже засыпая, она все думала о брелоке. И Жене приснился сон. Во сне она сидела на кровати, а Константин Львович передал уборщице брелок.
Часть 1, которая познакомит Вас с девушкой Женей, хотя она и не Женя вовсе.
23 декабря, среда
- Повернись.
- Нет.
- Не упрямься.
- Нет.
- Я все равно сделаю это. Ты же знаешь. А если ты немного расслабишься, все пройдет менее болезненно, чем в прошлый раз.
- Я не хочу.
- Не спорь со мной, давай же, я немного помогу тебе.
Высокий, широкоплечий, стройный. Голос глуховатый, негромкий. И старше ее, лет, эдак, на семь или даже все десять.
Он мог бы быть похож на кинозвезду, эдакого героя- любовника. Если бы не его вечная хмурость, холодность и замкнутость. Робот какой-то, а не мужчина. Вечно в своем зеленом халате, такой же шапочке, медицинских перчатках и маске, открывающей на его лице только его глаза. Она видела только их - глубоко посаженные, внимательные, и бескомпромиссные. Какая бы болезненная процедура не предстояла ей, глядя в эти глаза она понимала, что отказаться или уговорить его не сможет, он все равно выполнит то, за чем пришел. Четкими, выверенными движениями, словно автоматически выполняющими в тысячный раз одни и те же привычные действия, он провел ей уже не одну операцию.
И почему он такой холодный, словно айсберг? Разве врачи не должны проявлять к своим пациентам участие? Он так мало говорит с ней, и - то, все - по делу. Их разговоры всегда происходят в формате "вопрос" - "ответ". Он спрашивает своим умопомрачительным голосом, а она, волнуясь и сбивая дыхание, отвечает о своих здоровье, настроении, снах, - обо всем. Он внимательно слушает, порой, даже - записывает что-то, а у нее складывается впечатление, что он конспектирует ее душу.
Ей никогда не нравились эти его, словно нарочитые, официальность и отстраненность, но зачастую именно они помогали ей хоть немного справиться со своими эмоциями в присутствии него. Она ничего не могла поделать с собой - все время смущалась и робела. Впрочем, наверное, зря, ведь, за все время, что она провела здесь, она раздевала перед ним и свое тело и свою душу, уже сотни раз.
И, вот теперь, пока она терзается домыслами, он легко переворачивает ее лицом вниз, стягивает вниз шорты. Немного, ровно столько, сколько нужно. Но она, как ожог чувствует случайное прикосновение его теплых пальцев и сразу же нервно втягивает живот, пытаясь выровнять дыхание. В этот миг игла резко и уверенно входит под кожу, стирая все волнующие эмоции. Как больно. На глаза навертываются слезы. Из сжатых губ невольно вырывается сдавленный стон.
- Ай.
- Молодец, храбрая девочка. Теперь поспи.
Он аккуратно поправляет на ней одежду и уходит еще до того, как она с трудом, но уже вполне самостоятельно переворачивается на бок, тайком повторяя в своей голове запись последней фразы - "молодец, храбрая девочка". В его голосе она хочет расслышать нотки скрытой теплоты и еще чего-то, от чего сладко сжимается сердце. Но сон берет свое, и она вскоре засыпает.
С тех пор, как ей стало лучше, она стала замечать, что ждет его очередного прихода, с чем бы он ни был связан, ведь это время он посвящал только ей. Потом, когда он уходил, она весь остаток дня украдкой вспоминала, как держалась за его шею, когда он приподнимал ее, как нечаянно прикоснулась щекой к его небритой щеке. Вспоминала его запах, смешанный с запахом медикаментов, и тот ей казался самым лучшим на свете.
Но, с другой стороны, она в полной мере осознавала, что сейчас представляет собой собранный по кускам организм, который исполосован шрамами от операций, который, к тому же, еще и, порой, дурно пахнет - ему требуется, чтобы вынесли отходы его жизнедеятельности, помыли, переодели, удалили нежелательные волосы из одного места, а в другом, наоборот, их расчесали и завязали, хотя бы, в хвостик. И в такие моменты этот образец мужественности очень ответственно помогал ей во всем этом, ведь она не могла сделать ничего из перечисленного сама.
Прошло много времени, но и сейчас тело еще не вполне слушается свою хозяйку, хотя, это и не мешает тому всякий раз предавать ее, вводя в сильнейшее волнение, скрыть которое становится уже практически невозможным. В такие моменты она готова убежать куда-нибудь, но куда убежишь, если и сидеть на кровати ей разрешили только совсем недавно.
После его ухода она весь остаток дня мучает себя размышлениями, но потом, ей, вдруг, приходит в голову, что эти ее желания, возможно, продиктованы вовсе не неотразимостью самого мужчины и его влиянием на нее, а лишь ее собственным одиночеством - она просто ищет теплоты и участия у человека, у мужчины, который, скорее всего, даже женат и не нуждается в такого рода поклонницах. И она начинает казаться себе воровкой чужого счастья. Ей становится стыдно за свое поведение. Она дает себе обещание в дальнейшем не позволять себе ничего лишнего и просто заставить себя быть такой же холодной и рассудительной, как и он.
После трудного дня наступает ночь. Время долгожданного расслабления и приятных сновидений. Но не в ее случае.
Эти сцены повторяются практически изо дня в день. С небольшими изменениями. Она уже все выучила наизусть. Кошмары, перед которыми она бессильна, душат ее обрывками непонятных образов. Ей кажется, что она куда-то очень спешит, бежит очень быстро по дороге. Поминутно оглядывается, чувствуя преследователя. Но из-за плотного тумана, застилающего ее путь, практически ничего не видит. Во сне она кричит и мечется на больничной кровати. Вскоре наступает облегчение.
Она просыпается в слезах и открывает глаза. Он сидит рядом и молча держит ее в своих объятиях, немного покачиваясь из стороны в сторону. Она горько сознает, что опять нарушила все свои обещания. Украдкой получая столь желанную ласку, она успокаивает себя, что завтра станет сильнее и уже не позволит себе этого, и снова проваливается в сон.
Она здесь так долго. Какая-то клиника, явно частная - уж очень чисто, на полу в кадке фикус, много медицинской аппаратуры, да и в палате она одна и есть телевизор, по которому постоянно крутят федеральные новости. Есть в комнате и окно, но шторы все время опущены. Потому что ее глазам вреден яркий свет. Он так говорит.
Он также сказал, что ее привезли сюда после автоаварии, но она ничего этого не помнит. Наверное потому, что слишком долго пробыла в коме. Лечение, по словам доктора, оплатил какой-то Фонд помощи жертвам аварий на дорогах. О виновнике аварии доктору ничего не известно, личность преступника до сих пор не установлена.
Все, что она в настоящий момент знает о себе, это то, что ее зовут Женя. И то- потому только, что к ней так обращается он - этот врач - Константин Львович. Он приходит к ней в палату и подолгу сидит, не торопясь, самостоятельно делая все медицинские процедуры. Он сам делает ей массаж, разминает затекшие мышцы, втирает что-то в ее кожу, сам берет все анализы, сам относит в ванную и, вытерев насухо, возвращает в кровать. Это выглядело бы волнительно и интригующе, но он же выносит ее утки...
Все, что он делает, он делает спокойно и методично, без ненужных эмоций, как если бы она была куклой. Ее больше устроило, если бы все это делала медсестра, но он постоянно уходит от ответа.
Кроме него здесь бывает только уборщица, и то - только при нем. Не глядя на девушку, она быстро, даже торопливо все протирает и уходит. Расспросить ее о чем-то не получается.
***
С каждым днем, неделей, месяцем, девушке становится лучше, она уже учится самостоятельно ходить, и теперь постоянно думает о том, как уйти из этого места, связанного с болью, страхом и еще чем- то непонятным, напрасно тревожащим ее чувства. Но где ее дом? Будущее тяготит неизвестностью.
***
3 января, вторник
Сегодня она решается на откровенный разговор. Он пришел в первый раз без маски. И она, забывшись, откровенно уставилась на него, разглядывая. Его волевое лицо с четко очерченными скулами больше подошло бы военному, чем медику, но ей все нравится, даже эта короткая стрижка и легкая небритость. Она не удивилась, почему-то предполагала, что он выглядит именно так. Его тонкие губы изгибаются иронично - заметил, что его рассматривают. Она по привычке отводит взгляд.
- Вам скоро нужно будет выписывать меня, Константин Львович.
- Да, Женя, уже скоро.
- У меня есть к вам несколько вопросов. Ответьте пожалуйста, сколько можно держать меня в неведении.
- Что тебя интересует?
Она явно не ожидает его согласия. Он никогда не соглашался. И тушуется, получив, наконец, положительный ответ. Она враз забыла все свои тщательно подготовленные вопросы. Что же спросить, пока он еще ждет? Спрашивает первое, что пришло в голову.
- Ну, например, кто я?
Он пожимает плечами, присаживается на край ее кровати и машинально поправляет на ней одеяло. Смотрит в пол.
- Почему тогда вы знаете, что я именно Женя? У меня при себе были документы?
- Нет, не было. А имя... это хорошее имя. Но я не уверен, что оно твое.
- Как вы думаете, сколько мне лет?
- Состояние организма на лет 17-18.
- Меня... Кто-нибудь спрашивал, искал за все это время?
Она боится ответа, но все равно ждет его. Надеется на чудо.
- Нет, Женя, никто.
Она предполагала это, но не теряет надежды.
- А где меня нашли? При каких обстоятельствах?
- Это было полгода назад. На дороге, точнее, на трассе по пути в город. Кстати, наш город Княжеск. Районный центр. Это название что-то говорит тебе?
-... Нет. ... нашли на трассе... я, что, проститутка?
- Судя по анализам, нет.
- Но как я там оказалась? Может, я ехала куда-то? Или скрывалась?... И...Что же мне теперь делать?
Секундная пауза, позволяющая ей решить, что одно из ее предположений, возможно, верное, и его ответ, как всегда, немного неполный, оставляющий часть вопросов нерешенными.
- Ну, ты можешь пожить у меня. Я живу один. А работать... у нас не хватает персонала. Пойдешь, например, уборщицей?
Его лицо застывает в ожидании ее ответа. Ей почему- то кажется, что он ждет ее отказа. Но в его предложении она видит хороший шанс для такой ситуации. Хотя, страшно подумать, как она будет делить с ним одну квартиру, или, вообще, общежитие, где только одна кровать, ведь не известно, где он, вообще, живет... Но она запрещает себе думать об этом. Зачем-то деланно легкомысленно пожимает плечами. Наверное для того, чтобы не показать, как рада единственному шансу. Она так часто была беспомощна перед этим человеком, а ей так хочется хоть в чем-то продемонстрировать перед ним свою гордость, показать, что у нее есть достоинство, чтобы он... Чтобы он что? Она не успевает додумать эту мысль и торопится ответить, пока он ждет, пока он еще не передумал.
- Я согласна. Спасибо вам за помощь. Я могу платить за проживание с зарплаты, как только получу первую получку.
Он кивает. Изучающе всматривается в ее лицо, словно не доверяя ее ответу. Потом сухо прощается и уходит.
- Постойте, у меня еще вопрос.
Он останавливается в дверях.
- Почему все это время... только вы лечили меня? Я никого не видела из персонала? Я могу это знать, почему вы ... ответьте мне!
Она требовательно смотрит на него и ждет ответа. Ей кажется, что ответ, каким бы он ни был, много прояснит. Он же спокойно встречает ее горящий взгляд.
- Это все, что ты хочешь знать?
- Да.
- ... Отдыхай, Женя.
И этот невозможный мужчина уходит. А она опять изводит себя - он не ответил, этот чертов доктор! Он опять промолчал! Что же делать!?
Целый час она тратит на то, чтобы прийти в себя. Нет, не потому, что она снова общалась с ним. Вернее, не только поэтому. Сегодня она снова струсила.
Девушка пошарила рукой под подушкой и вытащила брелок, в который раз всматриваясь в затейливую гравировку. На ней четко угадываются два символа А и Б. Она нашла его давно, почти сразу, как научилась едва-едва передвигаться по комнате. Он лежал на полу, у самого порога, там, где протерлась небольшая дырка в напольном покрытии. Стоило больших трудов поднять его, но она смогла.
- А и Б сидели на трубе. А упало, Б пропало. Кто остался на трубе? Чей ты, брелочек, кто тебя потерял, может Константин Львович? Тогда почему он ни разу о тебе не спрашивал? А, может, я?...
Этот брелок не выходил у нее из головы уже много времени. Конечно, если бы она спросила о нем у Константина Львовича, скорее всего, он нашел бы ему рациональное объяснение. Но почему- то так страшно это сделать. Хотя, чего она так боится, ведь, это простая безделушка? Может, стоило просить его об этом сейчас, напрямую? Ах, да, она, ведь, снова струсила.
Вдруг, дверь открылась, и на пороге снова появился Константин Львович.
- Женя, я тут забыл тебе сказать кое- что...
Он сбился на полуслове, когда его взгляд упал на ее руки, в которых в свете включенного в коридоре электричества, блеснула ее находка.
- Постой, а что там у тебя?
- Да это ничего...
- Ну как это ничего, я же вижу - что-то блеснуло, покажи мне...
Пока она собиралась с мыслями и готовилась ответить, Константин Львович быстро подошел к ней и взял из ее рук брелок. Забыв о том, что хотел сообщить девушке что-то важное, он погрузился в размышления, подкидывая вещицу на ладони.
- Откуда у тебя это?
- Я нашла это здесь в палате, у порога. А что это?
- Это брелок, Женя, разве ты не видишь сама? Почему ты мне раньше ничего не говорила о своей находке?
- Я все думала, чей он, думала спросить, но все как-то не было случая.
- Думала, что он твой?
- Да.
- Вспомнила что-то?- глядя на зашторенное окно, спросил он. Что он там увидел такого интересного? Смотрит не отрываясь.
- Нет, к сожалению, и я решила, что нужно отдать... но все как-то не решалась.
- Женечка, ну что ты все усложняешь, у нас уборщица недавно жаловалась мне на пропажу. Надо ее спросить.
- Я так и знала, - прошептала она упавшим голосом.
В этот момент в полуоткрытую дверь, гремя ведром и шваброй, зашла уборщица.
- А вот и вы, легки на помине. Сейчас мы все и узнаем от вас, - с каким-то нервным весельем в голосе сказал Константин Львович, и продолжил:
- Вот, Зоя Семеновна, вы спрашивали у меня на днях, не находился ли брелок. Не этот ли вы искали?
Женщина удивленно уставилась на Константина Львовича, а он и Женя, в свою очередь, с надеждой - на нее. Потом лицо уборщицы расцвело пониманием и узнаванием.
- Ох, точно, а я и запамятовала уже. Думала, что потеряла, когда убиралась. Спасибо, что нашли. Это мой брелок, от ключей. Внуки подарили.
Она взяла брелок и, сразу забыв про свои обязанности, вышла из палаты.
Константин Львович выразительно посмотрел на Женю, как бы говоря, ну, что тут поделаешь, такая растяпа у них работает, нашла одно, а о другом забыла.
Женя не удержалась и хихикнула.
- Пойду, верну ее, в палате нужно все-таки помыть полы.
Константин Львович ушел, а Женя, оставшись одна, стала думать о том, что так, должно быть, приятно, когда кто-то обретает утраченное. Вот бы и ей как-нибудь вернуть свою жизнь!
Под конец дня, уже засыпая, она все думала о брелоке. И Жене приснился сон. Во сне она сидела на кровати, а Константин Львович передал уборщице брелок.
