Рядом с ней сидит Нонна, миниатюрная блондинка и тоже модница. У нее не только есть парень, но она даже собирается в ближайшем будущем выйти замуж и перевестись на заочное.
Олежка Ланин всегда любит устраиваться у окна. Красивый харизматичный мальчик, смуглый, с пронзительными голубыми глазами. Ловелас, девочек меняет как перчатки. Вчера еще он встречался со Стешей из своей группы, а сегодня уже с Таней из двадцать третьей, и бедные девчонки явно остаются с разбитыми сердцами. И в учебе он такой, не может спокойно до конца пары досидеть, не любит монотонности, нахватал долгов, только начав учиться.
Инна Геннадьевна привыкла к студентам обращаться по фамилии. Но стоит ей произнести: «Так, Ланин!», как паренек тут же вскидывается:
— Меня зовут Олег!
А на последней парте сидят Богданов с Селивановым, однофамильцы «Реальных пацанов». Они дружат, посещают все без исключения занятия, но ничего больше «тройки» заработать не могут.
Богданов — худощавый интеллигентный парень в черном длинном пальто и в очках, Селиванов — полный, коротко стриженный рыжий хохотун, а результат их учебы одинаковый.
На второй паре, постучавшись, вошли два первокурсника-судоводителя с какими-то бумажками.
— Мы разносим повестки на Детсовет.
Инна Геннадьевна чуть не села мимо стула:
— Меня вызывают на Детсовет?
— Вы Читова?
— Нет, ее кабинет дальше по коридору.
— Спасибо, — парни вежливо прикрыли за собой дверь и ушли.
Инна Геннадьевна встала со стула:
— Я вызываю вашего куратора, пусть решит вопрос с Зыряновым, — кидаться на паре предметами не позволено никому. Тем более в преподавателей!
Вскоре вошла Агата, по обыкновению, собранная, серьезная и нарядная. Оглядела своих подопечных, взгляд ее задержался на красавце Ланине. Ланин тоже посмотрел на нее с нескрываемым интересом. Она медленно перевела глаза на взъерошенного Зырянова:
— Ну что, буду звонить твоей маме? Не первый преподаватель на тебя жалуется.
— Не надо маме, — испугался Зырянов, — моей маме нельзя нервничать! У нее сердце больное.
— Тогда папе позвоню.
— Звоните, — паренек с явным облегчением откинулся на спинку стула. — Папе все равно.
Собираясь выходить, Агата опять невольно зацепилась взглядом за Олежку Ланина. Что-то неуловимо нежное было в его ответном взгляде.
Пары заканчивались в половине второго. Пока соберешься, пока то да се, — Агата выходила из дверей колледжа не раньше двух часов дня — прямо под ослепительные лучи солнца.
Путь от крыльца учебного корпуса до ворот колледжа лежал через тренажерный зал, столовую, гаражи, общежития.
Путь Олежки Ланина в эти минуты пролегал в совершенно обратном направлении: от студенческого общежития, мимо крыльца учебного корпуса, через арку — к ослепительно сияющему морю.
И два этих пути отнюдь не случайно, а совершенно закономерно — пересеклись где-то в районе столовой.
Улыбка тронула губы Олежки, и он остановился.
— А вы уже домой?
— Да, занятия закончились.
— А вам далеко добираться?
— Не очень, всего пятнадцать минут. Правда, в сопку подниматься. Слушайте, а этот... Зырянов из нашей группы, он тоже в общаге живет?
— Ну да. На одном этаже со мной, и даже в одном кубрике. Да вы не волнуйтесь, я уже провел с ним воспитательную беседу. Он понял — если еще раз так сделает, от меня получит.
Лицо Агаты моментально расслабилось и смягчилось.
Олежка между тем перешел на другую тему.
— Я, знаете ли, в военное училище поступать собирался, и документы уже туда подал. Но я комиссию не прошел, у меня нос поврежденный, видите, он у меня неровный немножко?
— Никогда не замечала! — с удивлением произнесла Агата.
Прищурившись, она внимательно посмотрела на его нос. Точеный носик, очень аккуратный и красивый, к чему там можно было придраться? В профиль, правда, видно, что он с горбинкой, но это только придает очарования, да и на здоровье носа влиять не должно. А подбородок, а овал лица? Боже мой, да он же красавец, этому мальчику хоть сейчас можно идти в модельный бизнес!
Голубые пронзительные глаза между тем не отрываясь смотрели на молодую женщину. И в ту же секунду глаза их встретились. Агата обомлела от этого взгляда. Она смотрела испуганно, недоуменно, в то время как мальчик смотрел на нее ласково, и совершенно не по-детски.
В актовом зале яблоку некуда было упасть — еще бы, первый Детсовет! Зал рассчитан всего на двести пятьдесят человек, разумеется, на посадочных местах вальяжно развалились старшекурсники. Младшим пришлось устраиваться стоя, в проходах, у окон.
На сцене в президиуме восседали: председатель Максим Семендяев, назначенный руководством колледжа, рядом с ним — его замы и другие ответственные, которых назначил уже он. Над сценой красовался баннер с надписью: «Главное — дети!»
Через толпу любопытствующих, толкавшихся в дверях, с трудом просочился кругленький лысенький преподаватель механики по фамилии Тырин. Со своей обычной лисьей улыбочкой он подошел к сцене, посмотрел снизу — вверх на президиум, на баннер.
— И кто тут у нас сегодня самый главный ребенок? Максим, ты, что ли?
— Выйдите, Сергей Николаевич, — на преподавателя смотрел совсем не тот обаятельный и свойский парень, весь вид Семендяева теперь был мрачным и строгим. — Здесь находятся только члены Детсовета и преподаватели, которых вызвали на заседание. А за неуважение к Детсовету вам объявляется замечание! — Максим ударил молоточком по специальной небольшой дощечке.
— У-ух, как тут все серьезно, — попытался отшутиться Тырин, но обычная лисья улыбочка все же сползла с его физиономии, и он удалился.
— Вы думаете, я слишком строг? — от Максима не укрылись смущенные взгляды заместителей. — Ничего страшного, лучше сразу поставить их на место.
Ответственные за сегодняшнее заседание из числа первокурсников тем временем закрыли дверь прямо перед носами любопытствующих и начали призывать присутствующих к тишине.
— Тишину поймали! — орали они. — Тишина!
В установившейся тишине один из дежурных подошел к сцене и отрапортовал:
— Уважаемые председатель и его заместители! Детсовет к открытию готов!
Максим заговорил в микрофон, не вставая со своего места:
— Уважаемые члены Детсовета! Первым делом хочу вас поздравить с таким знаменательным событием. — Зал взорвался аплодисментами, и дежурным вновь пришлось устанавливать тишину.
А Максим продолжал:
— Впервые в истории человечества, обучающиеся получили равные права с преподавателями, и это справедливое решение приняли структуры власти в нашей стране. Раз в месяц мы будем с вами собираться и разбирать провинившихся преподавателей и воспитателей. Отныне не только они будут делать нам замечания и выговоры, но и мы им, — припечатал председатель.
Теперь в зале царила такая тишина — муха пролетит, будет слышно. Студенты, которые даже во время концертов самодеятельности сидели в этом зале, уставившись в свои телефоны, теперь смотрели на сцену широко раскрытыми глазами.
— За первый проступок преподавателю будет вынесено замечание, — повысил голос Максим, — если он не сделает выводы и попадет к нам во второй раз — выговор, ну а на третий раз последует увольнение. Кстати, в трудовой кодекс уже внесена поправка, статья восемьдесят первая, пункт десятый: «За несоблюдение преподавательской этики». С такой записью в трудовой книжке ни в какое учебное заведение на работу уже не примут.
Чеканя каждое слово, председатель обвел хмурым взглядом зал и закончил свою речь словами:
— Таким образом, совсем скоро мы искореним преступное отношение к нам педагогов, в том числе грубость, повышение голоса и другое. От вас, от членов Детсовета, мы ждем регулярных донесений о проступках преподавателей. На основании ваших донесений мы будем составлять списки тех, кто подлежит вызову и разбирательству. Если есть вопросы, задавайте.
Из первых рядов поднялся старшина третьего курса судоводителей:
— У нас такой вопрос. Наказывать преподавателей мы можем только за плохое поведение? А как же насчет оценок? Ведь оценки часто занижают!
Многие его поддержали, встал еще один курсант:
— В самом деле, вот станем мы их наказывать за неуважительное отношение, так они станут вести себя хорошо, а на оценках отыграются!
— Насколько я понял, такого права нам не давали, — начал Семендяев, но в этот момент его слегка толкнул сидевший справа Ланин, — но вот товарищи подсказывают, что на самом деле мы можем рассматривать любую несправедливость. Поэтому сделаем так: кто считает, что оценки ему ставят не заслуженные, пусть тоже доносит, и мы разберемся. Допустим, студент может доказать, что ответил на «четыре», а ему почему-то поставили «три», разумеется, такие действия преподавателя мы пресечем.
— Тогда еще вопрос, — не унимался активист, — как доказать Детсовету, что ты заслуживаешь «четверку»? Записывать на диктофон, приносить тетради?
— Ну вот вы сами и ответили на свой вопрос, конечно же, приносите любые доказательства, мы их все рассмотрим! — выкрутился председатель, избегая щекотливой и непонятной пока темы.
Подняла руку одна из девочек-логистов:
— Одна наша преподша сказала, что если ей сделают на Детсовете хоть одно замечание, то она уволится, и тогда мы не сможем закончить учебу — потому что некому будет вести пары. Скажите, возможно ли на самом деле такое, что все они разбегутся, и мы останемся без диплома?
Максим язвительно улыбнулся:
— Поверьте, она блефует. Если люди здесь работают, то явно какая-то причина для этого у них имеется. Самая первая причина — они больше ничего не умеют. С многолетним опытом работы в колледже их не возьмут в другие сферы. А деньги, как известно, нужны всем. Многие работают здесь по призванию и готовы будут пойти на что угодно, лишь бы продолжать выполнять свою «миссию». Напишите рапорт на эту преподшу, мы ее вызовем и спросим, по какому праву она вас запугивает.
Когда вопросы закончились, поднялся Ланин и объявил:
— Начинаем первое заседание Детсовета! Дежурные, пригласите нашего первого фигуранта — физрука Сидорова Павла Петровича!
По залу пронесся гул — уж с выходками физрука были знакомы все. И матерился он, и обзывался, это верно. Но зачеты ведь ставил, даже тем, кто пропускал пары — достаточно было купить новый мячик для спортзала. Так что отношение к нему студентов было не совсем однозначным. Многие пропускали мимо ушей его странные шутки, а кто-то просто посмеивался.
В актовый зал в сопровождении дежурных вошел среднего роста человек в спортивной форме, с лицом явно бойцовским — многочисленные шрамы и сломанный нос давали понять, что физрук занимается контактными видами спорта, в частности, боксом. Он выглядел монолитно, с движениями плавными, но полными силы — будь сейчас другой век, смело можно было бы сказать, что перед залом стоит воин.
— Сидоров Павел Петрович перед строем назвал одного из курсантов «самый русский», а другого «чудище татарское», — зачитал с листочка Ланин. — Объясните, пожалуйста, Детсовету, свои действия. Что за нацизм по отношению к учащимся?
Павел Петрович развел руками:
— Ну «самый русский» — это Дмитриев Иван, вы все его знаете. Лицо у него откровенно китайское, а фамилия и имя полностью русские. Я решил пошутить.
— С какой целью вы шутите на такие темы? Вы националист? Шовинист? Ксенофоб? Зачем такие шуточки при всей группе? Вы не подумали, что такими шутками привлекаете всеобщее внимание к национальности Дмитриева? Вам известно, что в современном мире есть такое понятие, как толерантность? — нахмурился председатель.
— Я не нацист и не шовинист, — ответил физрук, — просто это мой метод работы — отвлекать студентов шутками и анекдотами. Не все же время ходить с серьезными минами.
— То есть вы хотели, чтобы всем стало весело, особенно Дмитриеву. Он тоже смеялся со всеми?
— Нет, он не смеялся, — стушевался преподаватель, ведь до него в полной мере дошло, что Детсовет — не игра.
— Почему-то меня это не удивляет. Хафизова вы назвали «чудищем татарским» с этой же целью — развеселить студентов?
— Ну конечно, — физрук опять развел руками.
Максим посмотрел в притихший зал.
— Уважаемые члены Детсовета, выносите свои предложения — какого наказания заслуживает многоуважаемый преподаватель Сидоров. Только, пожалуйста, по очереди, не создавая шума.
Один за другим вставали студенты:
— Пусть он начнет шутить про себя самого, например, про свой возраст, про искривленный нос.
— Пусть извинится перед Дмитриевым и Хафизовым!
— Просто вынести замечание и проследить, сделает ли он выводы.
— Начинаем голосование! — объявил председатель. — Дежурные, подсчитывайте голоса!
Вскоре секретарь поднес Максиму листочек с количеством голосов.
— Итак, большинство голосов за то, что шутить вы, Павел Петрович, отныне будете над собой. Так что ждем на парах ваших юмористических рассказов, как вы остались с разбитым носом, как лишились обоняния, и как давно это было. — Максим ударил молоточком.
— Я могу идти? — Павел Петрович испытывал явное облегчение.
— Конечно. Дежурные, пригласите преподавателя географии Осипенко Таисию Петровну!
Перед залом предстала невысокая худая женщина в очках, с лицом, усыпанным веснушками.
— Итак, Таисия Петровна выгнала с пары студента Иванникова, что само по себе недопустимо, — начал зачитывать Ланин, — при этом она схватила его рюкзак и выбросила в коридор. Объясните Детсовету свои действия.
— Я вела урок, рассказывала ребятам про Мировой океан — из чего он состоит, сколько площади занимает. Студент Иванников в это время начал разговор с соседом по парте, причем в полный голос, как будто он не в колледже находится, а где-то на базаре. Я попросила прекратить разговор, но через минуту болтовня возобновилась. Я опять попросила замолчать, тогда Иванников разрезал канцелярским ножиком стул, на котором сидел, и начал вытаскивать из него поролон — прямо у меня на глазах.
— Не так было! — подпрыгнул со своего места Иванников. — Стул уже был разрезан, лучше надо следить за своим кабинетом! И ножика у меня не было, вы мне его сами дали, помните? Чтобы я аккуратно вырезал из другой тетрадки конспект и вклеил в новую! Да, есть у меня грех — в одной тетрадке все предметы подряд записывать, — добавил он под всеобщий смех.
— За всем не уследишь, может, и был разрезан, — пожала плечами преподавательница. — Однако, для чего было вытаскивать поролон? Я подумала, что он сейчас начнет кидаться кусками в других студентов, подобные случаи приходилось видеть. Конечно, я попросила нарушителя дисциплины выйти.
— А почему я должен выходить? — заорал Иванников. — Она рассказывает неинтересно, мне было скучно! Пусть заинтересует меня своим предметом, тогда и буду сидеть молча!
— Тишина в зале! — председатель стукнул молоточком. — Еще раз крикните с места, и я вас удалю. Рассказывайте дальше, Таисия Петровна.
— Иванников продолжал сидеть, не реагируя на просьбу выйти. Я стала сама не своя, меня трясло и колотило. Как так — я требую выйти, а он сидит, как ни в чем не бывало? Всю пару мне испортил! Все внимание на себя перетянул! Как мне учить других? Что они потом вспомнят на экзамене — как мы препирались с Иванниковым? В общем, я схватила его рюкзак и выбросила за дверь. Только так мне удалось добиться, чтобы он наконец вышел. Вот, собственно, и все.
Олежка Ланин всегда любит устраиваться у окна. Красивый харизматичный мальчик, смуглый, с пронзительными голубыми глазами. Ловелас, девочек меняет как перчатки. Вчера еще он встречался со Стешей из своей группы, а сегодня уже с Таней из двадцать третьей, и бедные девчонки явно остаются с разбитыми сердцами. И в учебе он такой, не может спокойно до конца пары досидеть, не любит монотонности, нахватал долгов, только начав учиться.
Инна Геннадьевна привыкла к студентам обращаться по фамилии. Но стоит ей произнести: «Так, Ланин!», как паренек тут же вскидывается:
— Меня зовут Олег!
А на последней парте сидят Богданов с Селивановым, однофамильцы «Реальных пацанов». Они дружат, посещают все без исключения занятия, но ничего больше «тройки» заработать не могут.
Богданов — худощавый интеллигентный парень в черном длинном пальто и в очках, Селиванов — полный, коротко стриженный рыжий хохотун, а результат их учебы одинаковый.
На второй паре, постучавшись, вошли два первокурсника-судоводителя с какими-то бумажками.
— Мы разносим повестки на Детсовет.
Инна Геннадьевна чуть не села мимо стула:
— Меня вызывают на Детсовет?
— Вы Читова?
— Нет, ее кабинет дальше по коридору.
— Спасибо, — парни вежливо прикрыли за собой дверь и ушли.
Инна Геннадьевна встала со стула:
— Я вызываю вашего куратора, пусть решит вопрос с Зыряновым, — кидаться на паре предметами не позволено никому. Тем более в преподавателей!
Вскоре вошла Агата, по обыкновению, собранная, серьезная и нарядная. Оглядела своих подопечных, взгляд ее задержался на красавце Ланине. Ланин тоже посмотрел на нее с нескрываемым интересом. Она медленно перевела глаза на взъерошенного Зырянова:
— Ну что, буду звонить твоей маме? Не первый преподаватель на тебя жалуется.
— Не надо маме, — испугался Зырянов, — моей маме нельзя нервничать! У нее сердце больное.
— Тогда папе позвоню.
— Звоните, — паренек с явным облегчением откинулся на спинку стула. — Папе все равно.
Собираясь выходить, Агата опять невольно зацепилась взглядом за Олежку Ланина. Что-то неуловимо нежное было в его ответном взгляде.
Пары заканчивались в половине второго. Пока соберешься, пока то да се, — Агата выходила из дверей колледжа не раньше двух часов дня — прямо под ослепительные лучи солнца.
Путь от крыльца учебного корпуса до ворот колледжа лежал через тренажерный зал, столовую, гаражи, общежития.
Путь Олежки Ланина в эти минуты пролегал в совершенно обратном направлении: от студенческого общежития, мимо крыльца учебного корпуса, через арку — к ослепительно сияющему морю.
И два этих пути отнюдь не случайно, а совершенно закономерно — пересеклись где-то в районе столовой.
Улыбка тронула губы Олежки, и он остановился.
— А вы уже домой?
— Да, занятия закончились.
— А вам далеко добираться?
— Не очень, всего пятнадцать минут. Правда, в сопку подниматься. Слушайте, а этот... Зырянов из нашей группы, он тоже в общаге живет?
— Ну да. На одном этаже со мной, и даже в одном кубрике. Да вы не волнуйтесь, я уже провел с ним воспитательную беседу. Он понял — если еще раз так сделает, от меня получит.
Лицо Агаты моментально расслабилось и смягчилось.
Олежка между тем перешел на другую тему.
— Я, знаете ли, в военное училище поступать собирался, и документы уже туда подал. Но я комиссию не прошел, у меня нос поврежденный, видите, он у меня неровный немножко?
— Никогда не замечала! — с удивлением произнесла Агата.
Прищурившись, она внимательно посмотрела на его нос. Точеный носик, очень аккуратный и красивый, к чему там можно было придраться? В профиль, правда, видно, что он с горбинкой, но это только придает очарования, да и на здоровье носа влиять не должно. А подбородок, а овал лица? Боже мой, да он же красавец, этому мальчику хоть сейчас можно идти в модельный бизнес!
Голубые пронзительные глаза между тем не отрываясь смотрели на молодую женщину. И в ту же секунду глаза их встретились. Агата обомлела от этого взгляда. Она смотрела испуганно, недоуменно, в то время как мальчик смотрел на нее ласково, и совершенно не по-детски.
Глава 4. Детсовет
В актовом зале яблоку некуда было упасть — еще бы, первый Детсовет! Зал рассчитан всего на двести пятьдесят человек, разумеется, на посадочных местах вальяжно развалились старшекурсники. Младшим пришлось устраиваться стоя, в проходах, у окон.
На сцене в президиуме восседали: председатель Максим Семендяев, назначенный руководством колледжа, рядом с ним — его замы и другие ответственные, которых назначил уже он. Над сценой красовался баннер с надписью: «Главное — дети!»
Через толпу любопытствующих, толкавшихся в дверях, с трудом просочился кругленький лысенький преподаватель механики по фамилии Тырин. Со своей обычной лисьей улыбочкой он подошел к сцене, посмотрел снизу — вверх на президиум, на баннер.
— И кто тут у нас сегодня самый главный ребенок? Максим, ты, что ли?
— Выйдите, Сергей Николаевич, — на преподавателя смотрел совсем не тот обаятельный и свойский парень, весь вид Семендяева теперь был мрачным и строгим. — Здесь находятся только члены Детсовета и преподаватели, которых вызвали на заседание. А за неуважение к Детсовету вам объявляется замечание! — Максим ударил молоточком по специальной небольшой дощечке.
— У-ух, как тут все серьезно, — попытался отшутиться Тырин, но обычная лисья улыбочка все же сползла с его физиономии, и он удалился.
— Вы думаете, я слишком строг? — от Максима не укрылись смущенные взгляды заместителей. — Ничего страшного, лучше сразу поставить их на место.
Ответственные за сегодняшнее заседание из числа первокурсников тем временем закрыли дверь прямо перед носами любопытствующих и начали призывать присутствующих к тишине.
— Тишину поймали! — орали они. — Тишина!
В установившейся тишине один из дежурных подошел к сцене и отрапортовал:
— Уважаемые председатель и его заместители! Детсовет к открытию готов!
Максим заговорил в микрофон, не вставая со своего места:
— Уважаемые члены Детсовета! Первым делом хочу вас поздравить с таким знаменательным событием. — Зал взорвался аплодисментами, и дежурным вновь пришлось устанавливать тишину.
А Максим продолжал:
— Впервые в истории человечества, обучающиеся получили равные права с преподавателями, и это справедливое решение приняли структуры власти в нашей стране. Раз в месяц мы будем с вами собираться и разбирать провинившихся преподавателей и воспитателей. Отныне не только они будут делать нам замечания и выговоры, но и мы им, — припечатал председатель.
Теперь в зале царила такая тишина — муха пролетит, будет слышно. Студенты, которые даже во время концертов самодеятельности сидели в этом зале, уставившись в свои телефоны, теперь смотрели на сцену широко раскрытыми глазами.
— За первый проступок преподавателю будет вынесено замечание, — повысил голос Максим, — если он не сделает выводы и попадет к нам во второй раз — выговор, ну а на третий раз последует увольнение. Кстати, в трудовой кодекс уже внесена поправка, статья восемьдесят первая, пункт десятый: «За несоблюдение преподавательской этики». С такой записью в трудовой книжке ни в какое учебное заведение на работу уже не примут.
Чеканя каждое слово, председатель обвел хмурым взглядом зал и закончил свою речь словами:
— Таким образом, совсем скоро мы искореним преступное отношение к нам педагогов, в том числе грубость, повышение голоса и другое. От вас, от членов Детсовета, мы ждем регулярных донесений о проступках преподавателей. На основании ваших донесений мы будем составлять списки тех, кто подлежит вызову и разбирательству. Если есть вопросы, задавайте.
Из первых рядов поднялся старшина третьего курса судоводителей:
— У нас такой вопрос. Наказывать преподавателей мы можем только за плохое поведение? А как же насчет оценок? Ведь оценки часто занижают!
Многие его поддержали, встал еще один курсант:
— В самом деле, вот станем мы их наказывать за неуважительное отношение, так они станут вести себя хорошо, а на оценках отыграются!
— Насколько я понял, такого права нам не давали, — начал Семендяев, но в этот момент его слегка толкнул сидевший справа Ланин, — но вот товарищи подсказывают, что на самом деле мы можем рассматривать любую несправедливость. Поэтому сделаем так: кто считает, что оценки ему ставят не заслуженные, пусть тоже доносит, и мы разберемся. Допустим, студент может доказать, что ответил на «четыре», а ему почему-то поставили «три», разумеется, такие действия преподавателя мы пресечем.
— Тогда еще вопрос, — не унимался активист, — как доказать Детсовету, что ты заслуживаешь «четверку»? Записывать на диктофон, приносить тетради?
— Ну вот вы сами и ответили на свой вопрос, конечно же, приносите любые доказательства, мы их все рассмотрим! — выкрутился председатель, избегая щекотливой и непонятной пока темы.
Подняла руку одна из девочек-логистов:
— Одна наша преподша сказала, что если ей сделают на Детсовете хоть одно замечание, то она уволится, и тогда мы не сможем закончить учебу — потому что некому будет вести пары. Скажите, возможно ли на самом деле такое, что все они разбегутся, и мы останемся без диплома?
Максим язвительно улыбнулся:
— Поверьте, она блефует. Если люди здесь работают, то явно какая-то причина для этого у них имеется. Самая первая причина — они больше ничего не умеют. С многолетним опытом работы в колледже их не возьмут в другие сферы. А деньги, как известно, нужны всем. Многие работают здесь по призванию и готовы будут пойти на что угодно, лишь бы продолжать выполнять свою «миссию». Напишите рапорт на эту преподшу, мы ее вызовем и спросим, по какому праву она вас запугивает.
Когда вопросы закончились, поднялся Ланин и объявил:
— Начинаем первое заседание Детсовета! Дежурные, пригласите нашего первого фигуранта — физрука Сидорова Павла Петровича!
По залу пронесся гул — уж с выходками физрука были знакомы все. И матерился он, и обзывался, это верно. Но зачеты ведь ставил, даже тем, кто пропускал пары — достаточно было купить новый мячик для спортзала. Так что отношение к нему студентов было не совсем однозначным. Многие пропускали мимо ушей его странные шутки, а кто-то просто посмеивался.
В актовый зал в сопровождении дежурных вошел среднего роста человек в спортивной форме, с лицом явно бойцовским — многочисленные шрамы и сломанный нос давали понять, что физрук занимается контактными видами спорта, в частности, боксом. Он выглядел монолитно, с движениями плавными, но полными силы — будь сейчас другой век, смело можно было бы сказать, что перед залом стоит воин.
— Сидоров Павел Петрович перед строем назвал одного из курсантов «самый русский», а другого «чудище татарское», — зачитал с листочка Ланин. — Объясните, пожалуйста, Детсовету, свои действия. Что за нацизм по отношению к учащимся?
Павел Петрович развел руками:
— Ну «самый русский» — это Дмитриев Иван, вы все его знаете. Лицо у него откровенно китайское, а фамилия и имя полностью русские. Я решил пошутить.
— С какой целью вы шутите на такие темы? Вы националист? Шовинист? Ксенофоб? Зачем такие шуточки при всей группе? Вы не подумали, что такими шутками привлекаете всеобщее внимание к национальности Дмитриева? Вам известно, что в современном мире есть такое понятие, как толерантность? — нахмурился председатель.
— Я не нацист и не шовинист, — ответил физрук, — просто это мой метод работы — отвлекать студентов шутками и анекдотами. Не все же время ходить с серьезными минами.
— То есть вы хотели, чтобы всем стало весело, особенно Дмитриеву. Он тоже смеялся со всеми?
— Нет, он не смеялся, — стушевался преподаватель, ведь до него в полной мере дошло, что Детсовет — не игра.
— Почему-то меня это не удивляет. Хафизова вы назвали «чудищем татарским» с этой же целью — развеселить студентов?
— Ну конечно, — физрук опять развел руками.
Максим посмотрел в притихший зал.
— Уважаемые члены Детсовета, выносите свои предложения — какого наказания заслуживает многоуважаемый преподаватель Сидоров. Только, пожалуйста, по очереди, не создавая шума.
Один за другим вставали студенты:
— Пусть он начнет шутить про себя самого, например, про свой возраст, про искривленный нос.
— Пусть извинится перед Дмитриевым и Хафизовым!
— Просто вынести замечание и проследить, сделает ли он выводы.
— Начинаем голосование! — объявил председатель. — Дежурные, подсчитывайте голоса!
Вскоре секретарь поднес Максиму листочек с количеством голосов.
— Итак, большинство голосов за то, что шутить вы, Павел Петрович, отныне будете над собой. Так что ждем на парах ваших юмористических рассказов, как вы остались с разбитым носом, как лишились обоняния, и как давно это было. — Максим ударил молоточком.
— Я могу идти? — Павел Петрович испытывал явное облегчение.
— Конечно. Дежурные, пригласите преподавателя географии Осипенко Таисию Петровну!
Перед залом предстала невысокая худая женщина в очках, с лицом, усыпанным веснушками.
— Итак, Таисия Петровна выгнала с пары студента Иванникова, что само по себе недопустимо, — начал зачитывать Ланин, — при этом она схватила его рюкзак и выбросила в коридор. Объясните Детсовету свои действия.
— Я вела урок, рассказывала ребятам про Мировой океан — из чего он состоит, сколько площади занимает. Студент Иванников в это время начал разговор с соседом по парте, причем в полный голос, как будто он не в колледже находится, а где-то на базаре. Я попросила прекратить разговор, но через минуту болтовня возобновилась. Я опять попросила замолчать, тогда Иванников разрезал канцелярским ножиком стул, на котором сидел, и начал вытаскивать из него поролон — прямо у меня на глазах.
— Не так было! — подпрыгнул со своего места Иванников. — Стул уже был разрезан, лучше надо следить за своим кабинетом! И ножика у меня не было, вы мне его сами дали, помните? Чтобы я аккуратно вырезал из другой тетрадки конспект и вклеил в новую! Да, есть у меня грех — в одной тетрадке все предметы подряд записывать, — добавил он под всеобщий смех.
— За всем не уследишь, может, и был разрезан, — пожала плечами преподавательница. — Однако, для чего было вытаскивать поролон? Я подумала, что он сейчас начнет кидаться кусками в других студентов, подобные случаи приходилось видеть. Конечно, я попросила нарушителя дисциплины выйти.
— А почему я должен выходить? — заорал Иванников. — Она рассказывает неинтересно, мне было скучно! Пусть заинтересует меня своим предметом, тогда и буду сидеть молча!
— Тишина в зале! — председатель стукнул молоточком. — Еще раз крикните с места, и я вас удалю. Рассказывайте дальше, Таисия Петровна.
— Иванников продолжал сидеть, не реагируя на просьбу выйти. Я стала сама не своя, меня трясло и колотило. Как так — я требую выйти, а он сидит, как ни в чем не бывало? Всю пару мне испортил! Все внимание на себя перетянул! Как мне учить других? Что они потом вспомнят на экзамене — как мы препирались с Иванниковым? В общем, я схватила его рюкзак и выбросила за дверь. Только так мне удалось добиться, чтобы он наконец вышел. Вот, собственно, и все.
