ГЛАВА 1
Я открыла глаза и резко села на постели. Разница между ощущениями тела и знаниями мозга испугала. Сердце рванулось из груди, руки затряслись. Что-то не так. Неправильно. По-другому. Медленно, боясь проснуться, обвела до одури знакомую комнату. Такого просто не может быть! Но, Единый, всё совпадает до мелочей. Как такое возможно? Рука принялась поглаживать некогда любимое постельное белье в желтый цветочек. Подняла дрожащую ладонь и прикоснулась к лицу: шрама не было, а шея была свободна от магического ошейника. Если это сон, то я не желаю просыпаться. Никогда! Я просидела, не двигаясь, минут двадцать, но ничего не происходило, сон не пошел рябью. Осторожно спустила ноги с кровати, почувствовав мягкий ворс бежевого ковра. Прошлась по комнате, заглядывая в свои тайные места. Всё на месте. Долго оттягивала момент, стоя сбоку от трюмо. Мне необходимо это сделать. Я должна убедиться. Спотыкаясь на ровном месте, подошла и села на пуфик, не поднимая глаз. Время шло, а я так и сидела, боясь двинуться. Я не понимала, что происходит, но очень боялась, что все окружающее меня — всего лишь галлюцинация от перенесенной боли. Но ведь раньше такого со мной не случалось. Бросила короткий взгляд на настенные часы: время полпятого утра.
— Просто посмотри, — прокаркала себе и резко подняла голову. Горло сдавило. В зеркале отражалась я, но семнадцатилетняя: нежный овал лица, большие зеленые глаза, густые каштановые волосы, заплетенные в косу. Пухлые губы скривились от сдерживаемых рыданий, глаза наполнились влагой. Я еще раз провела рукой по правой щеке: уродливый красный шрам исчез, словно его и не бывало. Вскочила и бросилась в ванную комнату, рыдания душили. Включив душ, сбросила ночную рубашку и встала под горячие струи воды. Тело сотрясало от слез. Просидела под потоком воды не меньше часа, но никак не могла остановить истерику. Горло саднило, губы горели от укусов зубов, а глаза нещадно щипало. Шатаясь, поднялась и стала расплетать мокрую косу. Душ — новое изобретение, которое я уговорила отца поставить мне в ванную комнату, но там, откуда вернулась, оно используется вовсю. Шампунь с нотками цитруса, мочалка и жменька мыла с цветочным ароматом. Я терла свое тело, удивляясь своей гладкой коже. Совсем недавно на ней были рубцы. Больше не было сил плакать, кажется, во мне не осталось влаги. Вытерлась, просушила волосы артефактом, и забралась в кровать, укрывшись тонким покрывалом. В голове сплошная каша. Тело ослабло от рыданий, глаза слипались. Не хотелось ни думать, ни действовать. Всхлипывая, уплыла в сон.
— Леди Виктория, пора вставать. Скоро завтрак, родители ждут Вас к столу.
С трудом разлепила опухшие веки и, повернув голову, встретилась с глазами Агнесс. Мамина любимая служанка, которую она приставила ко мне для дисциплины. Инги, моей личной служанки, видно не было. Вот и ладушки. Слишком уж она шумная, а у меня раскалывается голова. Значит, это всё-таки не сон.
— О, Единый, — воскликнула женщина, взмахивая руками. — Неужто заболела, девочка моя?
Наклонившись, прижала прохладную ладонь к моему пылающему лбу. Я застонала от приятного ощущения. Когда-то меня бесило ее навязчивое желание перевоспитать мой сумасбродный нрав. Бесили ее воспитательные нотации и укоризненные взгляды. Вместе с Ингой частенько насмехалась над ней, делала глупые каверзы. А сейчас ее мягкое прикосновение вызвало в душе тоску и нежность к этой старой женщине. На глаза навернулись слезы, и я всхлипнула.
— Ну что ты, малышка, — запричитала Агнесс. — Сейчас старая Агнесс приготовит свой особый отвар, и болезни, как ни бывало. Потерпи, моя хорошая.
Я кивнула и уткнулась в подушку, стараясь скрыть слезы. Только разве от старой Агнесс что-либо спрячешь? Раньше, стоило мне только заболеть, я походила на умирающего лебедя и требовала к себе особенного внимания. Хотела, чтобы обо мне заботились и ходили на цыпочках. Безмозглая, капризная идиотка, не ценившая любовь и заботу родных. Как же горько было осознавать свою самовлюбленность и наивность. Семь лет, проведенные без семьи, заставили пересмотреть взгляды на очень многие вещи в моей жизни. Осознать свои ошибки и близорукость.
У меня действительно болело и першило в горле, а тело лихорадило от жара, но это была такая ерунда. Я вспомнила этот день. В то утро, когда я проснулась больная, должен был состояться дружественный визит Михаила — герцога Анчарского и моего жениха в одном лице. Нас обручили полгода назад. Я нарочно рассасывала вечером лед, украденный Ингой из кухни, и долго стояла под ледяным душем, только бы не встречаться с ним. Помню, как боялась и презирала внебрачного сына герцога, появившегося ниоткуда. Он был не слишком разговорчивым, ему была чужда светская жизнь и этикет. Он не расточал комплименты, смотрел цепко и будто насмехаясь. Мог одной фразой поставить собеседника в неловкое положение. Мы мало с ним виделись, от силы раза два. Помню день нашей помолвки очень смутно, но точно знаю, что у него желто-карие глаза и крупное телосложение. Возможно, тогдашняя я преувеличила; время стерло его из памяти, оставив только хищные глаза, словно на внутренней стороне века выжженные. Отчего-то все семь лет эти глаза преследовали меня, вызывая глухую тоску и невосполнимую утрату чего-то важного.
Агнесс покинула комнату, тихонько прикрыв дверь. С помощью дыхания успокоилась и откинулась на подушки, сонно прикрывая глаза.
— Девочка моя, — легкое дуновение сквозняка и запах маминых духов наполнил мои легкие.
Я распахнула глаза и жадно уставилась на мать. Герцогиня Тихонова была такой же, как я помнила, только синие глаза не выражали отчаяние и горечь от моего предательства в зале суда. Невысокая, стройная женщина с королевской осанкой и теплом в глазах.
— Мамочка, — прохрипела, снова впадая в истерику. — Мамочка! Родная моя!
Мама удивленно моргнула и, быстро присев на краешек кровати, потянула меня в свои объятия. Я крепко обхватила ее за талию, прижалась к груди и рыдала.
— Успокойся, дочь, Агнесс тебя быстренько на ножки поставит. Ты же знаешь, наша старушка даст фору любому лекарю на службе у короля, — она мягко гладила меня по спине и волосам. До чего же приятное и забытое ощущение. — А если переживаешь за вчерашнюю некрасивую сцену, что ты устроила, то не надо, я поговорю с твоим отцом, и он не станет тебя ругать.
— Спасибо, мам, — останавливая водопад из глаз, ответила ей. Так не хочется от нее отстраняться, но надо. Мама поцеловала меня в лоб и помогла удобнее расположиться на подушках.
— Герцог Анчарский хороший и порядочный мужчина, Виктория. Твой батюшка ведет с ним дела и отзывается о нем как об ответственном и порядочном человеке. И ты знаешь, что Богдан дружит с ним. А твой старший брат довольно привередлив в выборе друзей — уж кому, как не его матери, это знать лучше. Присмотрись к нему, дочь, попробуй узнать получше. Будь уверена — родители не желают тебе зла. Ты ведь сама не даешь себе возможность узнать его — бегаешь, как от прокаженного.
— Хорошо, мам, обещаю присмотреться к своему жениху.
Не ожидавшая моего согласия, мама на миг замерла, приподнимая брови. А потом довольно улыбнулась, поправляя на моем плече бретельку ночной сорочки.
— Вот и умничка моя. О, Агнесс, уже приготовила отвар? Быстро же ты!
Агнесс внесла серебряный поднос с кружкой, из которой поднимался пар.
— А как же, Ваша светлость, спешила, как могла, — сказала она, ставя поднос на прикроватную тумбочку и протягивая мне кружку, велев выпить отвар до дна.
Пока я пила и слушала мамин рассказ о ее вчерашней поездке в ателье к мадам Корга, Агнесс пригласила горничную, которая быстренько сменила постельное белье, приготовила чистую ночную сорочку и положила на тумбочку новый томик любовного романа, недавно вышедшего из печати. Переоделась и забралась в кровать, сонно зевнув. После отвара стало клонить в сон. Не заметила, как уснула под выразительное мамино чтение. Она всегда мне читала, стоило мне заболеть.
Проснулась ближе к обеду. Чувствовала я себя прекрасно. Отвар Агнесс и правда творит чудеса! Темно-синие шторы на окнах плотно зашторены, чтобы солнечные лучи не мешали моему сну. На тумбочке стоял графин с водой. Проигнорировав колокольчик для вызова прислуги, пошла сама набирать ванну. Хотелось, наконец, побыть в тишине и подумать обо всем. Добавив побольше пены, погрузилась в горячую воду. Откинув голову на обитый край ванной, задумалась. Получается, я и вправду каким-то чудом оказалась в своем прошлом. Не понимаю, как такое могло случиться, но факт остается фактом. О таком подарке судьбы я даже мечтать не могла. Но теперь вставал другой вопрос: что делать дальше? Через какой-то месяц начнутся облавы на семьи приближенные и верные действующему королю. Точнее, облавы уже начались, но пока только с низов и до нашей семьи волна ещё не добралась. А ведь отец до последнего надеялся на лучший исход. Пусть наша семья была сильной и влиятельной, но даже нас накрыло с головой. Прикусила губу, стараясь совладать с паникой. Я не хочу, чтобы кошмар, что я пережила, снова повторился. Как мышке захотелось забиться в норку и даже носа не показывать. Только это ведь не выход. Абсолютно нет. Увы, но это королевство обречено, а изгнание моей семьи не за горами. И я должна их всех спасти.
Выкупавшись, надела халат и села за письменный стол. Необходимо срочно записать всё, что я помнила. Забыть хоть какую-то мелочь непозволительно. Подняв ручку над бумагой, остановилась. Что, если кто-нибудь найдет мои записи? Не сделаю ли я только хуже записав знания? И тут же в памяти всплыла формула, которую случайно вывела студентка из академии стихий. Она рассказала мне о ней за кусок пирога, когда я подрабатывала в таверне. Эта формула позволяла видеть написанное только автору, остальные видели ничего не значащие каракули. Она придумает свою формулу лишь через два года, а пока ею воспользуюсь я. В углу листа нарисовала формулу — лист вспыхнул синим и погас. Ну что же, начнем.
Перечитав пять листов, исписанных моим тонким почерком, убрала бумагу в стол. Зная правило, что тот, кто ищет сокрытое, всегда смотрит вглубь, положила листы сверху. Откинулась в кресле, положив подбородок на согнутые колени. Мне так сильно хотелось увидеть всю семью: моих братьев, которых раньше терпеть не могла из-за их контроля надо мной; отца, такого сильного и смелого, с единственной слабостью — семьей. Хотя он всегда говорил, что мы его сила. Вдруг нестерпимо захотелось им все рассказать, взвалив груз знаний на их сильные плечи. Но я боялась. Боялась, что не поверят, и все повториться вновь. А если поверят, вдруг изменения станут худшим поворотом для всех нас? Если я расскажу о будущем, что нас ожидает, я могу потерять возможность исправить страшные события. Снова проходить через боль, голод, предательства и нужду? Не хочу! Хочу пройти через все тяготы вместе с семьей, а не одна, как в страшном будущем. Нет, я никому ничего не скажу. Я всё исправлю. Сама. Как бы страшно мне ни было. Глобального уже не изменить: переворот совершен по-тихому, сделка с соседним королевством подписана. Королевство захлебнется в крови, нищете, разбоях. Но зато я могу спасти то, что важно для меня — мою семью. У меня есть месяц на подготовку, и я не имею право оступиться. Месяц, чтобы отомстить своим врагам. Я не ставлю месть в приоритет, но, если вдруг выпадет возможность, я ею воспользуюсь. Я сполна заплатила за предательство своей семьи. Я больше не наивная глупышка Виктория, которую легко сбить с панталыку. Я отстрадала свое, теперь игра будет вестись по моим правилам. Хоть я и боюсь до ужаса.
ГЛАВА 2
Вспомнила, что сегодня на обед прибудет герцог Анчарский. В прошлом я не стала спускаться, предпочтя проваляться весь день в кровати, изображая больную. И радовалась, что удачно смогла провести родных и снова избежать встречи с пугающим женихом. Сейчас же задумалась. Во-первых, я пообещала матери присмотреться к нему, во-вторых, я хотела понять, почему его глаза не давали мне покоя все семь лет. В-третьих, хотелось посмотреть на человека, который сможет превратить проклятые снежные земли в процветающие.
Позвонив в магический колокольчик, стала ждать свою служанку. Инга появилась через пять минут. Запыхавшаяся, раскрасневшаяся, с неряшливой прической и криво повязанным фартуком. Всё ясно: опять с кем-то обжималась в темном уголке. Когда-то она казалась мне воплощением современной девушки, раскрепощенной, плевавшей на правила и рамки. Сейчас понимаю: она просто обычная любительница горизонтального мужского внимания. Захотелось прогнать ее. Однако время для решительных действий еще не пришло. Да и видеть ее рядом в скором времени не нужно будет. Потерплю.
— Вики, тебе что-то срочное? А то у меня там свидание намечается, — нагло проговорила она, хихикнув.
Я заскрежетала зубами. Смогла сдержаться и не высказать, что думаю о ее неподобающем поведении. ВИКИ! Совсем обнаглела, давать мне такое сокращение, как кличка у собаки. А ведь раньше мне нравилось. Пару раз глубоко вдохнула. Она мне нужна. Слишком занятая собой, эта девчонка не будет замечать, что происходит у нее под носом. А у меня планы. За дешевое колечко смогу купить ее молчание, если до такого дойдет.
— Приготовь темно-синее платье, я решила спуститься в столовую.
Служанка едва заметно скривилась и с неохотой пошла выполнять приказание.
Платье я выбрала простого кроя, но изысканное в своей простоте. Инга помогла в него облачиться, и занялась моими волосами. Понаблюдав за ее мучениями, прикрыла глаза, выдыхая. Зачем только я держала ее рядом? Она нерасторопная, льстивая и ленивая. Чего стоили ее подначивания мне раньше! И ведь не замечала, как она лихо обводит меня вокруг пальца.
— Хватит! Инга, беги на свое свидание, но перед ним загляни на кухню и передай, чтобы на меня тоже накрывали.
Служанка радостно подпрыгнула, убирая под чепец черную прядь волос.
— Спасибочки, Вики! Ты такая лапушка, — послав мне воздушный поцелуй, скрылась за дверью.
Раздраженно распутала непонятный клубок на голове и снова расчесала волосы. Собрала аккуратный пучок, заколов его невидимками с изумрудными цветочками. Покрутившись у зеркала осталась довольна. Глянула на часы: через четверть часа нас пригласят в столовую.
В малую гостиную шла не спеша, рассматривая до боли знакомую обстановку родового гнезда. На губах играла нежная, но печальная полуулыбка. Дом, родной дом. Здесь я была по-настоящему счастлива, как нигде и никогда больше. Именно в родовом особняке Тихоновых меня окружала любовь и забота родных, теплота маминых рук, забота братьев и надежные объятия отца. Не ценила. Предала. Ради чего? Поддалась страху, поверила клевете и лживым наветам. Верила в эфемерное чувство влюбленности в того, кто грязно работал против моей семьи. Но я всё исправлю. Должна. Я не только заплатила болью за свои ошибки, но и набралась опыта. Мягко провела ладонью по гладким поручням, спускаясь по лестнице. С нежным трепетом посмотрела на серебряное паникадило, свисающего с потолка в центре холла. Красивые завитушки из золота украшали эту древнюю церковную люстру с сотнями свечей. Сейчас, конечно, свечи заменили собой крохотные энергосферы. Папа невероятно сильно дорожит этой старой люстрой, передающейся по наследству из поколения в поколение. Сколько ей уже лет? Пятьсот или больше?
