Пролог 1
Тяжелое дыхание вырывалось из легких, под разгоряченной кожей бешено бился пульс, она бежала на пределе своих сил, но не могла оторваться от преследователей. Позади слышался треск веток под их ногами. Лера поскользнулась, но сумела сохранить равновесие, схватившись за куст. Отчаяние прорвалось тихим всхлипом.
– Стоять, сука!
«Ни за что!» – мысленно прокричала Лера, уворачиваясь от хлесткой ветки. Сглотнув горькую слюну и сцепив зубы, она продолжила бежать, панически задаваясь вопросом: надолго ли её хватит? В крови бурлил адреналин, но было понятно, что стоит остановиться – и она живой труп.
Скрыться негде: ни пещер, ни нор поблизости! Попробовать забраться на дерево? Нет, слишком рискованно. Что делать? Куда бежать? Вокруг никого живого, одни деревья и кусты. Паника просачивалась сквозь надежду. Спасения не будет!
В сантиметре от головы пролетел комок земли. Лера вскрикнула. Два раза они попали в поясницу, один удар пришелся в плечо. За все свои девятнадцать лет она ни к кому не испытывала таких чувств, как к этим преследователям. Если бы ненависть обжигала физически, они бы стали головешками! Как же сильно она ненавидела своего отчима и его дружка, ненавидела и боялась до дрожи, до болезненной пульсации в висках, до потных рук! Как же умудрилась её такая тихая и спокойная мама выйти замуж за этого мудака, который последние три года не давал жить спокойно? Он снова подсел на наркоту, Лера собственными глазами видела, как он кололся. Она ненавидела вечера, когда к ним в гости приходил его тюремный друг и облизывался на неё. Лера бы съехала из дома сразу же, как окончила школу, но мама сильно заболела, и пришлось остаться и ухаживать за ней; отчим бы этого делать не стал. О, как же сильно Лера мечтала уехать в большой город и затеряться там! Но не могла бросить мать. Чертовы воспоминания, именно из-за них она осталась! Мама, конечно, сильно изменилась после смерти отца, но та спокойная, добрая женщина с мягкой улыбкой всегда оставалась в её сердце. Как бы сильно мать ни постарела за последние три года жизни с отчимом, как бы сильно ни обижала Леру, её синие глаза были теми же, умеющими пробраться прямо в душу. Они-то и заставляли оставаться и терпеть.
Лера прокляла поход в фитнес-центр с Маринкой, тренер сегодня была хуже зверя и вымотала их до предела. Когда они, едва переставляя ноги, вышли из здания, то сразу наткнулись на Лериного отчима. Он равнодушно сообщил, что мать при смерти и доктор послала за ней. Не раздумывая, девушка села в машину, чего в ином случае не сделала бы. Её тут же схватил Александр, приятель отчима, зажал рот и всю дорогу до леса (жили они на окраине) лапал грудь. Она совершила глупость, поверив отчиму, и её ждала расплата. Чудом удалось убежать. И теперь она бегала от них по лесу. Лера не знала, сколько прошло времени: час, два…
По взглядам отчима Лера понимала, к чему может привести проживание с ним в одном доме. Каждую ночь она блокировала дверь в свою спальню шкафом и с дрожью ждала утра, спала урывками и тревожно. Не один раз он пытался прийти к ней ночью, Лера всегда была начеку, а сегодня удача изменила ей. Когда мама чувствовала себя лучше, Лера всегда убегала ночевать к Маринке и там могла нормально выспаться. Столько бессонных ночей, дрожания под кроватью, и вот настал тот день, которого она так боялась.
Что-то дернуло за волосы. Лера в страхе обернулась: локон обвился вокруг низко растущей ветки. Она напряглась и обломала её, и тут плечо сдавили железной хваткой.
– Попалась, недотрога! – Александр оскалил желтые зубы.
– Пусти! – прохрипела девушка, пытаясь вырваться.
Мужчина тяжело дышал, капли пота скатывались по лицу, убегая под широкую футболку.
Она извернулась и ткнула двумя пальцами ему в глаза. Он взревел и схватился за лицо. И тут же живот Леры пронзила резкая боль! Она упала на спину и откатилась. Тело этого мудака рухнуло на то самое место, где секунду назад лежала она.
– Вставай! Вставай же! – умоляла она себя. Боль просто адская. Лера стояла на четвереньках. Её тошнило. Вытерев ладонью рот, кое-как поднялась и побежала, но вновь упала. Тело слабое, непослушное. Снова подъем и вперед. Ноги подкашиваются, но она заставляла себя не останавливаться. Страх прибавлял сил, но бег уже не такой быстрый.
Позади заорал Александр. Леру трясло. Из горла рвались рыдания. Она зло смахнула слезы.
«Беги, Лера. Беги!» – кричала она мысленно, но силы почти закончились.
– Помогите! – шептали губы. Не заметив торчащего корня, она споткнулась и скатилась на дно оврага, обдирая ладони и локти в кустах ежевики.
Лера услышала свой крик. Колючки рвали одежду вместе с кожей. Из глаз лились слезы, смешиваясь с кровью и потом. Она свернулась калачиком, постанывая от боли. Не хотелось двигаться. Пусть мир замрет хотя бы на минутку!
– Ну что, получила, дрянь? – заржал сверху отчим.
Корчась и подвывая, Лера поднялась на ноги. Лучше сдохнуть, чем позволить этим уродам добраться до неё!
Посмотрев наверх, она застонала от отчаяния: они собирались спуститься. Раздирая пальцы о сухую траву, она карабкалась вверх с противоположной стороны. Ногтями впивалась в землю и пыталась унять поток слез. Колючки, застрявшие в теле и одежде, больно царапались, пот жёг ранки.
Неожиданно Лера вспомнила папу. Слезы ещё сильнее побежали по лицу. Будь папа жив, её жизнь была бы совсем другой. Хорошей. Счастливой.
Встряхнувшись, она снова побежала. Сил так мало. Преследователи догоняли.
Она бы убила себя, если б могла. Порезала бы вены или ещё что, но слишком был силён инстинкт самосохранения. Лера даже палец не могла надрезать, что уж говорить о большем. Да и не носила она с собой ничего острого.
Ублюдки нагоняли, чтобы изнасиловать, а, возможно, и убить потом. Зачем вообще ей дали жизнь: чтобы вот так умереть? Она проклинала себя за доверчивость. Мама действительно была плоха и в последнее время часто говорила о смерти.
Лера захныкала: сил больше не было, осталось только лечь и умереть. Она то бежала, то едва шла.
Внезапно перед глазами всплыла картина из прошлого. Каменные развалины. Глыбы, в беспорядке вросшие в землю. Здесь её спасение! Тут можно спрятаться. Лера вспомнила, как пару раз приходила сюда с отцом на пикники, когда ей было девять лет, и точно знала, что здесь есть глубокие пещеры и лазы. Сердце радостно заколотилось. Словно папа привел её сюда, чтобы выручить! Лера бежала, спотыкалась на острых камнях и снова бежала. Спасение так близко!
Голову пронзила боль, её схватили за волосы и сильно дернули.
– Попалась, сука!
– Отпусти! – прохрипела Лера. От страха все внутренности обдало ледяным холодом.
– Тварь! Ты заплатишь нам сполна. Знаешь, как я тебя отделаю? Давно мечтал тебя раздеть.
Тяжело дыша, отчим отпустил волосы и отвесил звонкую пощечину. Лера вскрикнула.: щёку будто огнём обожгло.
– Вот ты, сука, и попалась! – Хрипя, к ним подбежал тучный Александр.
Он ударил Леру в живот, она заорала и согнулась, хватая ртом воздух.
– Это за побег, а это, мразь, за глаза!
Нога его впечаталась в её лицо. Лера захрипела и упала на острые камни. Затылок пронзила жгучая боль, клацнули зубы, в голове вспыхнуло. Потекло что-то горячее. Кровь? Кончики пальцев быстро немели. Тело больше не подчинялось командам мозга.
Мужчины что-то орали, но слов было не разобрать. Перед глазами замелькали картинки из жизни.
Детский плач и заливистый хохот.
Красивое лицо светловолосой девчушки превратилось в то, что Лера ежедневно видела в зеркале.
Доброе и такое родное лицо папы. На губах его играла её любимая кривоватая полуулыбка, в глазах сверкали смешинки.
Школьная линейка, первый раз в первый класс, белые гольфики, пышные банты.
Выпускной. Она в окружении веселых одноклассников. Со лживой улыбкой принимала розы от отчима и мамы. С тех пор она ненавидела розы.
Больница. Лера лежала под капельницей. Отчим напился и избил.
Ночь. Снег сверкал под фонарями, а она в футболке и босиком. Шла к Маринке — сбежала из дома!
Тело девушки неподвижно лежало на острых камнях. Светлые волосы разметались в беспорядке. Кровавая лужа сверкала на солнце. Синие глаза холодно смотрели в небо, в уголках блестели капельки горьких слез.
Пролог ?
Ночь. Две глубокие полосы тянулись по снегу вслед за большими резными санями, которыми управляло нечто, с ног до головы закутанное в теплые меха. Сквозь пургу прорывались то отборные ругательства, то ядреные песнопения вперемешку с жалобами на несправедливость всевышних. Все это сдабривалось напитком из серебряной фляги, которая частенько подносилась ко рту и снова исчезала в мехах.
– Любовь у него, видите ли, несчастная! – бормотал мужчина, укрываясь от пронизывающего ветра. – Я, значит, тут страдать должен, пока он в санях мохнатый зад греет!
Бросив назад ещё один испепеляющий взгляд, Яток обреченно вздохнул и пожелал поскорее добраться до замка. Он поудобнее устроился на здоровенном сиденье извозчика, который нализался и дрых теперь в санях, и снова глотнул из фляги.
– Эх! – Мужчина покачал головой.
День с самого утра не заладился. Как сглазил кто! Да кому оно нужно? Он хмыкнул. Печь на рассвете задымилась, да так смачно, что потолок в хибаре почернел. Он чистил трубу, но лестница, дурында, повалилась, и он два часа проторчал на крыше, пока проходивший мимо профессор Телин лестницу на место не поставил. Замерз жутко. Самое паршивое, что его любимица, раха Липочка, с утра лапку сломала, чертовка этакая. Как умудрилась?! Он еще с вечера самолично её в сарае под замок посадил. Да и за компонентами к зельям позже положенного выехал, а ведь профессор Кулик их ещё полгода назад заказал: они аж с Северных Равнин прибыть должны были. Вчера профессор вызывал его к себе в кабинет и заумную лекцию прочел. О том, как ингредиенты важны и нужны. Правда, половину Яток не понял. Зато кивал усердно.
Северги, как оказалось, народец нетерпеливый. И как их мать-земля носит? Из-за часового опоздания пришлось брань слушать и извиняться ежеминутно. Нервишки этот северг ему знатно потрепал, еле уговорил отдать привезенное. Мерзкий народец эти северги, хоть и полезный, конечно. Ко всему прочему этот мохнатый увалень Олеф надрался огненной водки, пока Яток все по свитку проверял да просчитывал. Закончили поздно, уже смеркалось.
Ветер донес завывания даракса. Яток вздрогнул, нахмурился и снова за флягой потянулся. Вокруг столько всякого зверья бродит, а дараксы – те вообще безбашенные. Вспомнилось вдруг: свежая тушка оленя им по дороге попалась. Ещё не сильно стемнело, и он углядел полуметровые отпечатки лап даракса на снегу, а над тушкой-то ещё парок вился. Сердце вскачь пустилось, настойка, родимая, успокоиться помогла. С Олефом ездить было не страшно, он и сам кого хочешь напугает своей мордой, но сейчас он дрых в санях и в случае чего прийти на помощь может не успеть. Яток поежился и приложился к фляге с согревающей внутренности настойкой. Убрав флягу за пазуху, встал, поднатужился, поднял кнут с острыми шипами на конце, замахнулся и с силой обрушил на круп дисараби. Семикилограммовый кнут соскользнул и ушел вниз под сани, мужчину рвануло вперед. Яток разжал руки и содрогнулся: он был у края помоста, а мог оказаться под санями. Трясущимися пальцами снова полез за флягой, сделал глоток и с облегчением выдохнул.
Руки его устали за все время, что он поднимал этот тяжелый кнут, но дисараби даже не ощущали ударов на себе. Кожа у них толстая, да и мех был очень густым, так что шипы для них – как касание перышка.
За кнут с него, конечно, спросят. Но не нырять же за ним в снег!
– Ну и гхар с них, – решил мужчина. – Не единственный же он у извозчиков!
Его повело, и он с размаху сел на лавку, вытянул ноги и прикрыл их шкурой рогра. Управлять дисараби без Олефа было невозможно, Яток мог на них лишь орать, но не задавать темп и направление. Потому решил положиться на нюх лошадей-переростков и прикрыл глаза. В мечтах он уже заходил в лазарет к очаровательной мадам Нерти. Там весело пылал камин, а пышногрудая целительница заботливо вливала ему в рот свою знаменитую настойку из ста семи трав. Интересно, признайся он ей в своих чувствах, ответит она взаимностью?
Погода выдалась на диво отвратная: мороз пробирал до костей, а теплая шуба из борка спасала не шибко. Ветер метался, как раненый зверь, кусаясь и подвывая, снег, летящий из-под копыт дисараби, не добавлял Ятоку удобства. Отбрасываемый сферами приглушенный свет высвечивал скрюченные ветви деревьев, больше похожих на пальцы мертвецов. За всей этой канителью Ятоку пару раз чудились темные тени, но, всмотревшись, он выдыхал с облегчением.
Снова послышался вой даракса. Яток вздрогнул, опустил ноги с лавки и потянулся за настойкой. Приложился к фляге и тут же выругался, в сердцах кинув её в снег, о чем немедленно пожалел. Она была сделана из дорогого серебра с вкраплениями из драгоценного черного япара, это был подарок его близкого друга из Дакары. Онис преподнес её ему в их последнюю встречу пять лет назад. Яток берег эту ценность как зеницу ока, в этой фляге никакой напиток не замерзал безо всякого заговора и колдовства. Остановить дисараби ему было не под силу. Яток сердито ударил кулаком по лавке и тут же взвыл от боли.
Он бросил взгляд на крытые сани.
– Рахсар бешеный тебе в попутчики!
Внезапно лицо его просветлело, губы растянулись в кровожадную ухмылку. На днях он подглядел, где йети Роха прятал свой табак. Яток не сомневался, что Олеф тоже держит его под сиденьем извозчика. Мужчина решил, что имеет право взять себе горсть дорогущего горного табака. Он встал, поднатужился и потянул сиденье, но тут же крякнул от натуги.
– Тяжелая, зараза!
А хочется-то как! Яток уже представлял, как вдыхает дым лучшего горьковатого табака гор. Йети сами выращивали его и ни с кем не делились, продавали редко да по такой цене, что Яток мог о нем только грезить. Мужчина намеревался во что бы то ни стало добыть горсть табака. Он снова схватился за сиденье, как вдруг дисараби громко заржали, сани резко дернулись и помчались с такой бешеной скоростью, что стало больно дышать. Яток едва успел вцепиться в сиденье. Судорожно вдыхая холод, он задрожал от страха. Чего так сильно испугались лошади?!
С большим трудом Яток развернулся в их сторону и вскрикнул. На мчавшихся дисараби напали черные тени с его рост. Они кидались под копыта, толкали в бока, прыгали на круп и двигались так быстро, что глазам стало больно. Они напирали до тех пор, пока лошади не затормозили, взвившись на дыбы. От панического ржания закладывало уши, холодок пробегал по коже. Яток не удержался и кубарем скатился под лошадей. Снег смягчил падение. Рядом с его головой опустилось копыто с острыми шипами.
Все чувства вопили об опасности. Никогда до сего дня Яток не видел ничего подобного и не слыхивал о таких тенях. От них исходил пронзительный холод, не шедший ни в какое сравнение с обычным холодом.
Замерший от ужаса Яток не двигался, надеясь, что его не заметят или сочтут мертвым. Он лежал с закрытыми глазами и читал молитву. Правда, как назло, кроме слов «Я свет, я верую, спаси мою душу, храни мою чистоту», ничего в голову не приходило. Это была строчка из молитвы девственниц к их покровительнице Теоре, которую он слышал из уст племянницы.
