Клетка
? Идём, идём скорее! Я хочу тебе показать ЭТО!
Дочка Генриетта четырех с половиной лет в белоснежном с большими желтыми цветами платьице тащит меня за руку. Мы уже некоторое время идём по бескрайнему полю. Кругом русская земная красота и запахи, запахи сухих трав, цветущих степных растений и яркого солнца. Знаете, как ощущается солнце? Это окутывающее теплое дыхание, от которого твое тело расслабляется, словно плавится. И ты, ощущая это, не идешь, а плывешь по полю.
? Вот! Это здесь!
Дочь внезапного остановилась, показывая вниз на землю. Я глянула туда. Место ничем особо не отличалось от всего остального.
? И… что здесь?
Я спросила осторожно, потому что дочка явно показывала на что-то очень важное, но не замеченное мной.
? Ну, как же! Ты что, не видишь?
И она с удивлением посмотрела на меня. Я вынуждена была покачать головой.
? Ну, хорошо, смотри так!
И дочка, наклонившись, дернула за сухую траву, вырвав неожиданно большой клочок земли и топнула ножкой. И я с удивлением увидела, как земляная поверхность поползла вниз, словно зыбучий песок. Поверхность сыпалась, сыпалась, увеличивая отверстие, пока, наконец, не образовала некую яму. Я заглянула во внутрь. Там стояла ... клетка.
Почему-то я сразу поняла, что это тюремная клетка, хотя до этого никогда раньше ничего подобного не видела. Ну, может быть, разве, что в кино. Клетка стояла в этой дыре, как пирамидка, поставленная в коробку. Внутри коробка, правда, напоминала бункер, потому что от клетки уходило пространство, заканчивающееся тёмным коридором. Клетка была металлическая и блестела так, словно недавно была покрашенная черной краской. Прутья решетки уходили вверх и, заканчиваясь, как раз на уровне ямы, образовывали подобие пасти. Я шагнула назад, потому что мне на минуту показалось, что стОит мне пошевелиться и я проваляюсь в эту пасть, из которой выбраться мне уже не удастся, потому что сбоку, на двери клетки, я заметила новенький железный замок. Клетка была закрыта снаружи.
Должно быть это какая-то подземная тайная тюрьма, – пронеслось у меня в голове, – и дочка как-то случайно обнаружила огрехи постройки. Нам надо поскорей топать отсюда, пока никто не понял, что мы видели это!
Я оглянулась вокруг, чтобы убедиться нет ли наблюдателей. И только занесла ногу, чтобы на цыпочках удалиться с опасного места, как…
? Смотри еще!!
Дочка, быстро встав на коленки, наклонилась к краю и протянув руку, нажала на черную кнопку. Тут же раздался звенящий звук.
Это звонок к охраннику от заключённого, – подумала я, – звук не должен быть таким сильным. Видимо, громкость его объясняется тем, что сверху клетки появилось открытое пространство. И … О чем ты только думаешь? – одернула я себя, – вам надо немедленно бежать, потому что здесь точно появятся охранники и тогда, не только придётся объясняться, но и всё это неизвестно, чем может закончиться.
Я бегло бросила взгляд по сторонам и увидела, что уже поздно, с нескольких сторон подбегали люди, но это были не охранники, а ... военные.
Да! Военные. По виду, как будто, шагнувшие из 1941 года. С выправкой и явной физической подготовкой. Часть из них были одеты в военную форму, но некоторые в обычные штаны и футболки, хотя, за таким житейским видом угадывались выправка и готовность к нападению.
Военные встали чуть в отдалении. Полукругом, словно месяцем. Я вынуждена была повернуться к ним лицом. Яма оставалась где-то слева позади, что меня слегка беспокоило. И я шагнула от неё немного вправо, подталкивая дочку левой рукой к себе за спину. Затем, почувствовав, что её ладошка коснулась моей, я немного успокоилась и посмотрела на строй-полумесяц. Из группы выделился один, мужчина лет пятидесяти пяти, с усами и в военном картузе, чуть сдвинутым набок. Он не подошёл к нам, а стоял молча наблюдая. По его виду явно читалось, что он знает, что делать. Я же, понимая почти безвыходность своего положения, все же надеясь, что, если у меня есть хоть единственный шанс, то я попытаюсь убедить их отпустить нас, начала говорить первая:
? Видите ли, мы здесь случайно. Моя дочка не в меру любопытная. Ну, вы же знаете, какие они бывают эти дети в таком возрасте?
Я посмотрела на главного, ожидая пусть не поддержки, но хоть какой-то реакции, но он молчал, и я продолжила:
? Я понимаю, что нам не следовало здесь быть, поэтому мы немедленно уйдем.
И я сделала движение телом в сторону от ямы. На моё движение главный отреагировал мгновенно, он решительно шагнул мне навстречу и, наконец, сказал:
? Не положено! Вам надо пройти с нами.
? Но мы ничего не сделали. Всё вышло случайно и, кажется, для вас должно быть выгодно, что мы обнаружили эту погрешность в вашей ...
Я замялась, называть тюрьмой мне это не хотелось, еще и потому что не хотелось показать, что я понимаю какой секретный военный объект находиться здесь.
? В вашем экспонате. Давайте мы тихонько уйдём, словно ничего и не было.
? Разберёмся!
Сказал главный военный. Он не приближался, но и не собирался отступать. По всему его виду я поняла, что нас сейчас поведут куда-то, может быть в эту самую тюрьму, откуда никогда уже не выпустят.
Сама мысль лишиться свободы вызвала у меня такой бешеный протест, что весь мой страх куда-то делся. Я решительно поворачиваюсь в сторону, откуда мы только что пришли и, крепко взяв дочь за руку, начинаю широкими шагами двигаться от тюрьмы в сторону леса, который виднеется вдали. Военные разбиваются на две группы и неотрывно следуют за нами по бокам, поэтому одновременно с движением я твержу, как заведенная:
? Я не хочу в тюрьму! Разберитесь сначала! Мы уже вам помогли найти ошибку.
Меня никто не задерживает, но наши преследователи, как будто рассредоточились, они появляются то там, то тут, сопровождая нас постоянно. Я шагаю спешно, я тороплюсь укрыться в лесу.
Наконец, мы заходим в него. Это сосновый бор. Сосны высокие, потому что пространство между ними достаточное для роста. В лесу немного сумрачно, но яркое солнце, проникая между деревьев, как бы говоря, что сейчас день.
Я, не останавливаясь, шагаю по лесной тропинке, по дороге подхватив чемодан на колесиках и пакет с вещами, оставленными под кустом. Неожиданно мы выходим к маленькой железнодорожной станции. Она выглядит игрушечной, потому что нет выделенной платформы, рельсы заросли травой, и хотя место ожидания поезда обозначено небольшой крытой остановкой, похожей на дачную станцию по следованию электричек, на ее игрушечность наводит то, что рельсы расположены слишком близко к остановке и нет явного пространства для пассажиров, пожелавших сесть на поезд. Я окидываю взглядом окружающее пространство: видневшееся чуть поодаль здание вокзала полу разрушено, хотя и выглядит, как некогда, величественная постройка. Чувствуется заброшенность. Но то, что это действующая станция, я убеждаюсь, глядя, как на моих глазах вдоль путей выстраиваются люди, много людей.
Вспоминая про опасность от преследователей, я подхожу ближе к народу. И тут обращаю внимание, что все они стоят, прижавшись спинами к остановке, усиленно пятясь назад, следя за тем, чтобы их ступни были как можно дальше от рельс. Все, как один, смотрят вправо, в ожидании прибытия поезда. Я, продолжая держать ладошку дочери, встаю с ними в один ряд и так же старательно отступаю, как они, чтобы уберечь ноги.
Из чащи леса слышен гудок приближающегося поезда и тут до меня доходит, что я не купила билет. Начинаю хаотично искать выход и вспоминаю, что в таких электричках всегда раньше можно было купить билет внутри. Чтобы убедиться в достоверности своей версии, я обращаюсь к рядом стоящей женщине:
? Скажите, а есть возможность приобрести билет у начальника поезда или может быть второго машиниста?
Про второго машиниста мне приходит мысль по ходу вопроса, потому что я вдруг соображаю, что здесь вряд ли ходят большие поезда, где бывают начальники и вероятнее, что на электричках просто два машиниста, ну, и свободный от управления, вполне, мог бы продавать билеты. Я вопросительно смотрю на женщину. Она кивает утвердительно головой. Но я не уверена, что это ответ на мой вопрос, потому что я вдруг замечаю, что они переговариваются с пожилой дамой, стоящей от неё слева.
Тем не менее, хотя я и не уверена про билет, но вместе с толпой мы заходим в первый вагон и, повернувшись направо, идём по коридору между боковых сидений. Я двигаюсь быстро, проходя за вагоном вагон и неожиданно, делая шаг, обнаруживаю нас с дочкой, стоящими на станции, снаружи поезда.
Я сама не заметила, как прошла поезд насквозь и вышла с другой стороны. Поезд даёт гудок и трогается. А я оглядываюсь и вижу, наблюдающую за мной полновастенькую женщину. Она готова рассмеяться в голос, но, заметив мою растерянность, она сдерживает смех, прикрывая рот ладошкой, при этом глаза её задорно хохочут.
Я смотрю по сторонам, потом в след уходящему поезду. Ситуация действительно смешная и даже слегка глупая, потому что я вдруг осознаю, что в тревожной спешке я не подумала о том, куда собиралась уехать. И начинаю улыбаться. Своей улыбкой я разрешаю женщине хохотать открыто, что она и делает, заливаясь звонким смехом, наклоняясь, и хлопая себя ладошками по коленам. Я же после пережитого недавнего волнения не могу полноценно смеяться, но всё же мне немного легче, и моя тревога спадает, как соскальзывает с плеч шаль.
Дочку уже давно одолевает любопытство - она то и дело пыталась выдернуть свою ладонь из моей, чему я, конечно, препятствовала. Сейчас же, воспользовавшись подходящим моментом, пока мама отвлеклась, Генриетта осторожно вытягивает свою руку, зажатую в моей ладони, и тут же отбегает в сторону. Я грожу ей пальцем, но больше для порядка, потому что военных нигде не видно, а волноваться я так устала, что мысленно машу рукой и поворачиваюсь к смешливой женщине.
Она уже отсмеялась и наблюдает за нами с добродушием на круглом лице. Я обращаюсь к ней:
? Скажите, а в каком направлении Город? Там или там?
Я показываю в направлениях, куда ушел поезд и откуда он пришёл.
? Город?! Город у нас и там и там.
Женщина повторяет мои жесты, чем ставит меня сначала в тупик. Но я затем, проследив взглядом за полукруглой линией изгиба рельс, начинаю догадываться, что, возможно, поезд ходит по кругу, заходя в Город. Хочу подтвердить свою догадку у женщины, но, подняв глаза, вижу, что она уже идет к месту остановки, готовясь к прибытию нового поезда и думаю, что этот факт обнадеживает и поезда здесь ходят часто, а подробности я могу узнать в вокзале - всё равно билет покупать там.
Дааа! Вокзал — это что-то! Высокое здание, уровнем с трёхэтажный дом, передняя часть его напоминает Парфенон. То есть это колонны и треугольная крыша. Крыша украшена разноцветной мозаикой. Если вы видели дома Гауди в Барселоне, то крыша именно такая, но только она сохранилась почти полностью. А вот колонны, они выглядят, как после бомбёжки, об этом намекают отколовшиеся куски в разных местах. И удивительно, что такая развалина вообще держится на ногах.
Разглядывая это архитектурное сокровище, я иду, задрав голову вверх, поэтому не сразу замечаю, а скорее чувствую, что наступила на что-то мягкое:
? Святые угодники! Да, почему же так грязно?
Моментально, кинув взгляд себе под ноги, я обнаруживаю, что на подступах к вокзалу лежат горы земли, перемешанной с отходами. Вид мерзкий. Справа от входа ещё что-то. Приглядываюсь.
? Ох! Не может быть!
Это коричневая жидкость, похожая на сливную яму, которые бывают у старых деревянных двухэтажных домов, я помню такие в своем детстве. В сливную яму попадали не только помои, но и отходы канализации.
Бррр!
Передергиваю плечами. Такие ямы бывают очень глубоки. И эта тоже неизвестно какой глубокости. Я пячусь назад, не желая попасть в это месиво.
Но тут неожиданно из-за спины выскакивает дочурка. Эта сорвиголова со всей мочи несётся к коричневой жиже. И хотя она в желтеньких резиновых сапожках, я не уверена, что их высоты будет достаточно. Генриетте же всё равно на что это похоже, и она с криком:
- Оу! Мама, смотри, какое ... море!
С разбегу прыгает на несколько шагов от берега. И на моих глазах медленно начинает погружаться в глубину. Я, ринувшись за этой непоседой, еле успеваю выхватить её из лужи. Поднимаю над уровнем воды. Принюхиваюсь подозрительно. К счастью, несмотря на то что все ноги выше колен у доченьки вымазаны и в сапогах хлюпает, но содержимое лужи вовсе не помои, а обычная земля, разбавленная дождевой водой.
? Ох! Горюшко, ты моё!
Вздыхаю, однако, с облегчением, ведь, всего-то забот, заменить ей обувь и штаны, и только-то!
Раскрываю один из своих чемоданов. Там есть всё что надо для переодевания. Мокро-грязные штаны и сапожки отправляются в пакет с замочком. Дочка усердно помогает мне, вылив из обуви воду и по-хозяйски выкрутив жидкость из штанов. Я невольно любуюсь её сосредоточенным выражением лица, а также усердием и самостоятельностью, с которыми она это всё проделывает.
Из чемодана достаю резиновые шлепки, передаю дочери. Затем, немного подумав и покрутив запасные штаны в руках, махнув рукой, складываю их обратно в чемодан - нет резона. В лесу, как в парилке, когда в печке уже прогорели первые дрова, все доски слегка прогрелись и вобрали в себя жар, и в помещении тепло так, что хочется улечься и заснуть. Дочка на босые ноги натягивает шлёпки. И топает изучать местность.
Я же поворачиваюсь к зданию вокзала и, скользя взглядом вокруг, отмечаю, что через горы мусора и грязи к нему ведет только одна дорожка — это дощечка, перекинутая с чистого пятачка, недалеко от которого я стою, прямо ко второй ступеньке здания. При первом разглядывании, я, видимо, была в ужасе, поэтому не заметила этот переход, который очень естественно вписывается в общую картину.
Я приподнимаюсь из полуприседа и, отставив свои вещи в сторонку под сосну, направляюсь к дощечке - я решила всё же зайти в здание и разведать на счёт билетов и направлений.
Осторожно ступая по траве, стараясь не испачкать обувь в грязи, я ставлю ногу на дощечку. Она качается у меня под ногой и грозит опрокинуться. Приноравливаюсь, и быстро переставляя ноги, бегу через импровизированный мостик. И, вот, я уже на ступенях вокзала. Поднимаюсь выше. И перед моим взором открывается внутренняя часть этого гиганта.
Круглый холл в центре, от которого ведут три выхода, видимо, в другие залы. Каждый из выходов выделен колоннами, похожими на те, что стоят на входе в само здание, но как бы являясь их уменьшенными копиями.
? Ничего себе!
Восклицаю. Это я, проследив взглядом от входов наверх, удивлена той красотой, что находиться под сводом. Похоже на роспись потолка Сикстинской капеллы. Но только другие, совсем другие образы. Совсем не похоже на картину, хотя именно картиной это было в Ватикане, и выглядит, как будто просто скульптуры поместили туда, под потолок. Образы - это люди, которые заняты разными делами. Но изображения настолько объемно переданы, что кажется, будто некоторые части человеческих тел свисают прямо из-под свода.
Часть 1. Ох! Ну, и попали!
? Идём, идём скорее! Я хочу тебе показать ЭТО!
Дочка Генриетта четырех с половиной лет в белоснежном с большими желтыми цветами платьице тащит меня за руку. Мы уже некоторое время идём по бескрайнему полю. Кругом русская земная красота и запахи, запахи сухих трав, цветущих степных растений и яркого солнца. Знаете, как ощущается солнце? Это окутывающее теплое дыхание, от которого твое тело расслабляется, словно плавится. И ты, ощущая это, не идешь, а плывешь по полю.
? Вот! Это здесь!
Дочь внезапного остановилась, показывая вниз на землю. Я глянула туда. Место ничем особо не отличалось от всего остального.
? И… что здесь?
Я спросила осторожно, потому что дочка явно показывала на что-то очень важное, но не замеченное мной.
? Ну, как же! Ты что, не видишь?
И она с удивлением посмотрела на меня. Я вынуждена была покачать головой.
? Ну, хорошо, смотри так!
И дочка, наклонившись, дернула за сухую траву, вырвав неожиданно большой клочок земли и топнула ножкой. И я с удивлением увидела, как земляная поверхность поползла вниз, словно зыбучий песок. Поверхность сыпалась, сыпалась, увеличивая отверстие, пока, наконец, не образовала некую яму. Я заглянула во внутрь. Там стояла ... клетка.
Почему-то я сразу поняла, что это тюремная клетка, хотя до этого никогда раньше ничего подобного не видела. Ну, может быть, разве, что в кино. Клетка стояла в этой дыре, как пирамидка, поставленная в коробку. Внутри коробка, правда, напоминала бункер, потому что от клетки уходило пространство, заканчивающееся тёмным коридором. Клетка была металлическая и блестела так, словно недавно была покрашенная черной краской. Прутья решетки уходили вверх и, заканчиваясь, как раз на уровне ямы, образовывали подобие пасти. Я шагнула назад, потому что мне на минуту показалось, что стОит мне пошевелиться и я проваляюсь в эту пасть, из которой выбраться мне уже не удастся, потому что сбоку, на двери клетки, я заметила новенький железный замок. Клетка была закрыта снаружи.
Должно быть это какая-то подземная тайная тюрьма, – пронеслось у меня в голове, – и дочка как-то случайно обнаружила огрехи постройки. Нам надо поскорей топать отсюда, пока никто не понял, что мы видели это!
Я оглянулась вокруг, чтобы убедиться нет ли наблюдателей. И только занесла ногу, чтобы на цыпочках удалиться с опасного места, как…
? Смотри еще!!
Дочка, быстро встав на коленки, наклонилась к краю и протянув руку, нажала на черную кнопку. Тут же раздался звенящий звук.
Это звонок к охраннику от заключённого, – подумала я, – звук не должен быть таким сильным. Видимо, громкость его объясняется тем, что сверху клетки появилось открытое пространство. И … О чем ты только думаешь? – одернула я себя, – вам надо немедленно бежать, потому что здесь точно появятся охранники и тогда, не только придётся объясняться, но и всё это неизвестно, чем может закончиться.
Я бегло бросила взгляд по сторонам и увидела, что уже поздно, с нескольких сторон подбегали люди, но это были не охранники, а ... военные.
Часть 2. Военные
Да! Военные. По виду, как будто, шагнувшие из 1941 года. С выправкой и явной физической подготовкой. Часть из них были одеты в военную форму, но некоторые в обычные штаны и футболки, хотя, за таким житейским видом угадывались выправка и готовность к нападению.
Военные встали чуть в отдалении. Полукругом, словно месяцем. Я вынуждена была повернуться к ним лицом. Яма оставалась где-то слева позади, что меня слегка беспокоило. И я шагнула от неё немного вправо, подталкивая дочку левой рукой к себе за спину. Затем, почувствовав, что её ладошка коснулась моей, я немного успокоилась и посмотрела на строй-полумесяц. Из группы выделился один, мужчина лет пятидесяти пяти, с усами и в военном картузе, чуть сдвинутым набок. Он не подошёл к нам, а стоял молча наблюдая. По его виду явно читалось, что он знает, что делать. Я же, понимая почти безвыходность своего положения, все же надеясь, что, если у меня есть хоть единственный шанс, то я попытаюсь убедить их отпустить нас, начала говорить первая:
? Видите ли, мы здесь случайно. Моя дочка не в меру любопытная. Ну, вы же знаете, какие они бывают эти дети в таком возрасте?
Я посмотрела на главного, ожидая пусть не поддержки, но хоть какой-то реакции, но он молчал, и я продолжила:
? Я понимаю, что нам не следовало здесь быть, поэтому мы немедленно уйдем.
И я сделала движение телом в сторону от ямы. На моё движение главный отреагировал мгновенно, он решительно шагнул мне навстречу и, наконец, сказал:
? Не положено! Вам надо пройти с нами.
? Но мы ничего не сделали. Всё вышло случайно и, кажется, для вас должно быть выгодно, что мы обнаружили эту погрешность в вашей ...
Я замялась, называть тюрьмой мне это не хотелось, еще и потому что не хотелось показать, что я понимаю какой секретный военный объект находиться здесь.
? В вашем экспонате. Давайте мы тихонько уйдём, словно ничего и не было.
? Разберёмся!
Сказал главный военный. Он не приближался, но и не собирался отступать. По всему его виду я поняла, что нас сейчас поведут куда-то, может быть в эту самую тюрьму, откуда никогда уже не выпустят.
Сама мысль лишиться свободы вызвала у меня такой бешеный протест, что весь мой страх куда-то делся. Я решительно поворачиваюсь в сторону, откуда мы только что пришли и, крепко взяв дочь за руку, начинаю широкими шагами двигаться от тюрьмы в сторону леса, который виднеется вдали. Военные разбиваются на две группы и неотрывно следуют за нами по бокам, поэтому одновременно с движением я твержу, как заведенная:
? Я не хочу в тюрьму! Разберитесь сначала! Мы уже вам помогли найти ошибку.
Меня никто не задерживает, но наши преследователи, как будто рассредоточились, они появляются то там, то тут, сопровождая нас постоянно. Я шагаю спешно, я тороплюсь укрыться в лесу.
Часть 3. Поезд
Наконец, мы заходим в него. Это сосновый бор. Сосны высокие, потому что пространство между ними достаточное для роста. В лесу немного сумрачно, но яркое солнце, проникая между деревьев, как бы говоря, что сейчас день.
Я, не останавливаясь, шагаю по лесной тропинке, по дороге подхватив чемодан на колесиках и пакет с вещами, оставленными под кустом. Неожиданно мы выходим к маленькой железнодорожной станции. Она выглядит игрушечной, потому что нет выделенной платформы, рельсы заросли травой, и хотя место ожидания поезда обозначено небольшой крытой остановкой, похожей на дачную станцию по следованию электричек, на ее игрушечность наводит то, что рельсы расположены слишком близко к остановке и нет явного пространства для пассажиров, пожелавших сесть на поезд. Я окидываю взглядом окружающее пространство: видневшееся чуть поодаль здание вокзала полу разрушено, хотя и выглядит, как некогда, величественная постройка. Чувствуется заброшенность. Но то, что это действующая станция, я убеждаюсь, глядя, как на моих глазах вдоль путей выстраиваются люди, много людей.
Вспоминая про опасность от преследователей, я подхожу ближе к народу. И тут обращаю внимание, что все они стоят, прижавшись спинами к остановке, усиленно пятясь назад, следя за тем, чтобы их ступни были как можно дальше от рельс. Все, как один, смотрят вправо, в ожидании прибытия поезда. Я, продолжая держать ладошку дочери, встаю с ними в один ряд и так же старательно отступаю, как они, чтобы уберечь ноги.
Из чащи леса слышен гудок приближающегося поезда и тут до меня доходит, что я не купила билет. Начинаю хаотично искать выход и вспоминаю, что в таких электричках всегда раньше можно было купить билет внутри. Чтобы убедиться в достоверности своей версии, я обращаюсь к рядом стоящей женщине:
? Скажите, а есть возможность приобрести билет у начальника поезда или может быть второго машиниста?
Про второго машиниста мне приходит мысль по ходу вопроса, потому что я вдруг соображаю, что здесь вряд ли ходят большие поезда, где бывают начальники и вероятнее, что на электричках просто два машиниста, ну, и свободный от управления, вполне, мог бы продавать билеты. Я вопросительно смотрю на женщину. Она кивает утвердительно головой. Но я не уверена, что это ответ на мой вопрос, потому что я вдруг замечаю, что они переговариваются с пожилой дамой, стоящей от неё слева.
Тем не менее, хотя я и не уверена про билет, но вместе с толпой мы заходим в первый вагон и, повернувшись направо, идём по коридору между боковых сидений. Я двигаюсь быстро, проходя за вагоном вагон и неожиданно, делая шаг, обнаруживаю нас с дочкой, стоящими на станции, снаружи поезда.
Я сама не заметила, как прошла поезд насквозь и вышла с другой стороны. Поезд даёт гудок и трогается. А я оглядываюсь и вижу, наблюдающую за мной полновастенькую женщину. Она готова рассмеяться в голос, но, заметив мою растерянность, она сдерживает смех, прикрывая рот ладошкой, при этом глаза её задорно хохочут.
Я смотрю по сторонам, потом в след уходящему поезду. Ситуация действительно смешная и даже слегка глупая, потому что я вдруг осознаю, что в тревожной спешке я не подумала о том, куда собиралась уехать. И начинаю улыбаться. Своей улыбкой я разрешаю женщине хохотать открыто, что она и делает, заливаясь звонким смехом, наклоняясь, и хлопая себя ладошками по коленам. Я же после пережитого недавнего волнения не могу полноценно смеяться, но всё же мне немного легче, и моя тревога спадает, как соскальзывает с плеч шаль.
Дочку уже давно одолевает любопытство - она то и дело пыталась выдернуть свою ладонь из моей, чему я, конечно, препятствовала. Сейчас же, воспользовавшись подходящим моментом, пока мама отвлеклась, Генриетта осторожно вытягивает свою руку, зажатую в моей ладони, и тут же отбегает в сторону. Я грожу ей пальцем, но больше для порядка, потому что военных нигде не видно, а волноваться я так устала, что мысленно машу рукой и поворачиваюсь к смешливой женщине.
Она уже отсмеялась и наблюдает за нами с добродушием на круглом лице. Я обращаюсь к ней:
? Скажите, а в каком направлении Город? Там или там?
Я показываю в направлениях, куда ушел поезд и откуда он пришёл.
? Город?! Город у нас и там и там.
Женщина повторяет мои жесты, чем ставит меня сначала в тупик. Но я затем, проследив взглядом за полукруглой линией изгиба рельс, начинаю догадываться, что, возможно, поезд ходит по кругу, заходя в Город. Хочу подтвердить свою догадку у женщины, но, подняв глаза, вижу, что она уже идет к месту остановки, готовясь к прибытию нового поезда и думаю, что этот факт обнадеживает и поезда здесь ходят часто, а подробности я могу узнать в вокзале - всё равно билет покупать там.
Часть 4. Микеланджело может спать спокойно
Дааа! Вокзал — это что-то! Высокое здание, уровнем с трёхэтажный дом, передняя часть его напоминает Парфенон. То есть это колонны и треугольная крыша. Крыша украшена разноцветной мозаикой. Если вы видели дома Гауди в Барселоне, то крыша именно такая, но только она сохранилась почти полностью. А вот колонны, они выглядят, как после бомбёжки, об этом намекают отколовшиеся куски в разных местах. И удивительно, что такая развалина вообще держится на ногах.
Разглядывая это архитектурное сокровище, я иду, задрав голову вверх, поэтому не сразу замечаю, а скорее чувствую, что наступила на что-то мягкое:
? Святые угодники! Да, почему же так грязно?
Моментально, кинув взгляд себе под ноги, я обнаруживаю, что на подступах к вокзалу лежат горы земли, перемешанной с отходами. Вид мерзкий. Справа от входа ещё что-то. Приглядываюсь.
? Ох! Не может быть!
Это коричневая жидкость, похожая на сливную яму, которые бывают у старых деревянных двухэтажных домов, я помню такие в своем детстве. В сливную яму попадали не только помои, но и отходы канализации.
Бррр!
Передергиваю плечами. Такие ямы бывают очень глубоки. И эта тоже неизвестно какой глубокости. Я пячусь назад, не желая попасть в это месиво.
Но тут неожиданно из-за спины выскакивает дочурка. Эта сорвиголова со всей мочи несётся к коричневой жиже. И хотя она в желтеньких резиновых сапожках, я не уверена, что их высоты будет достаточно. Генриетте же всё равно на что это похоже, и она с криком:
- Оу! Мама, смотри, какое ... море!
С разбегу прыгает на несколько шагов от берега. И на моих глазах медленно начинает погружаться в глубину. Я, ринувшись за этой непоседой, еле успеваю выхватить её из лужи. Поднимаю над уровнем воды. Принюхиваюсь подозрительно. К счастью, несмотря на то что все ноги выше колен у доченьки вымазаны и в сапогах хлюпает, но содержимое лужи вовсе не помои, а обычная земля, разбавленная дождевой водой.
? Ох! Горюшко, ты моё!
Вздыхаю, однако, с облегчением, ведь, всего-то забот, заменить ей обувь и штаны, и только-то!
Раскрываю один из своих чемоданов. Там есть всё что надо для переодевания. Мокро-грязные штаны и сапожки отправляются в пакет с замочком. Дочка усердно помогает мне, вылив из обуви воду и по-хозяйски выкрутив жидкость из штанов. Я невольно любуюсь её сосредоточенным выражением лица, а также усердием и самостоятельностью, с которыми она это всё проделывает.
Из чемодана достаю резиновые шлепки, передаю дочери. Затем, немного подумав и покрутив запасные штаны в руках, махнув рукой, складываю их обратно в чемодан - нет резона. В лесу, как в парилке, когда в печке уже прогорели первые дрова, все доски слегка прогрелись и вобрали в себя жар, и в помещении тепло так, что хочется улечься и заснуть. Дочка на босые ноги натягивает шлёпки. И топает изучать местность.
Я же поворачиваюсь к зданию вокзала и, скользя взглядом вокруг, отмечаю, что через горы мусора и грязи к нему ведет только одна дорожка — это дощечка, перекинутая с чистого пятачка, недалеко от которого я стою, прямо ко второй ступеньке здания. При первом разглядывании, я, видимо, была в ужасе, поэтому не заметила этот переход, который очень естественно вписывается в общую картину.
Я приподнимаюсь из полуприседа и, отставив свои вещи в сторонку под сосну, направляюсь к дощечке - я решила всё же зайти в здание и разведать на счёт билетов и направлений.
Осторожно ступая по траве, стараясь не испачкать обувь в грязи, я ставлю ногу на дощечку. Она качается у меня под ногой и грозит опрокинуться. Приноравливаюсь, и быстро переставляя ноги, бегу через импровизированный мостик. И, вот, я уже на ступенях вокзала. Поднимаюсь выше. И перед моим взором открывается внутренняя часть этого гиганта.
Круглый холл в центре, от которого ведут три выхода, видимо, в другие залы. Каждый из выходов выделен колоннами, похожими на те, что стоят на входе в само здание, но как бы являясь их уменьшенными копиями.
? Ничего себе!
Восклицаю. Это я, проследив взглядом от входов наверх, удивлена той красотой, что находиться под сводом. Похоже на роспись потолка Сикстинской капеллы. Но только другие, совсем другие образы. Совсем не похоже на картину, хотя именно картиной это было в Ватикане, и выглядит, как будто просто скульптуры поместили туда, под потолок. Образы - это люди, которые заняты разными делами. Но изображения настолько объемно переданы, что кажется, будто некоторые части человеческих тел свисают прямо из-под свода.
