Разумов заглушил двигатель и вышел из машины, неосторожно хлопнув дверью. Вика вздрогнула и посмотрела на соседнюю сторону, где сидел Андрей. Он был неподвижен лишь мгновение, а затем, так и не бросив взгляда на Вику, тяжело выбрался из машины. Свою дверь он закрыл очень осторожно и тихо, и пошел к дому. Разумов, обошедший машину, показался у двери Вики, когда та приоткрыла её и начала выбираться.
– Притормози немного, – негромко попросил он, – мне нужно с ним поговорить.
Вика согласно кивнула и осталась в машине, глядя в спину им обоим, пока они не скрылись за дверью. За прозрачными стеклами подъезда было видно, что Разумов держится на расстоянии от друга, вряд ли опасаясь его, а скорей оставляя ему свободным личное пространство.
Маша обернулась с переднего сидения и положила подбородок на собственные пальцы на спинке.
– Переночуешь у меня? – спросила Вика с некоторой надеждой.
– Прости. Сегодня не могу, – слегка покачала головой та, – Лёша отвезет меня домой.
– Лёша? Уже не Дракула? – Вика слегка улыбнулась, но, не видя улыбки в ответ, сникла.
– Не сейчас, – ответила Маша мягко, потом внимательно посмотрела на Вику, – не ходи к нему сегодня.
– Почему?
– Я видела вас в машине, – она слегка отвела глаза, будто было неловко от того, что она подглядывала за накатившей на них страстью. – Это не то, что вам сегодня нужно. Ты будешь потом жалеть. Это адреналин и… эмоции.
– Откуда тебе знать? – рассердилась Вика. Но Маша, будто не слышала её слов.
– Дай мне немного времени, я разберусь, как тебе помочь.
– Мне?
– И ему. Не делайте друг другу хуже. Правда.
Вика сжала губы и отвернулась. Маша продолжала настаивать на своём даже в такой момент. Ну и что, что она всё видела и возможно догадалась о том, что это не в первый раз. Плевать на всё. И на всех.
– Я устала от советов.
– Но всё же послушай ещё один, – настаивала Маша, но необычно успокаивающим и тихим голосом, что для неё было несвойственно, – оставь его на время. Ненадолго. Пока, всё что происходит ещё можно исправить.
– Что исправить? – сердце Вики начинало биться быстрей.
– Вдруг он ударит и тебя? – не выдержала подруга.
– Он не ударит!
– Я верю, что он хороший человек, правда, – Маша попыталась успокоить Вику, которая уже вышла из машины, резкими движениями ища в багажнике свой рюкзак. Догнала её у самой подъездной двери, – но он может не понимать, что он делает.
Вика вцепилась в холодную металлическую ручку.
– Мне плевать!
– Мне не плевать! Пожалуйста, Вика! Я уже проходила это, я уже видела тебя разбитой и физически, и морально. Я больше не хочу. Дай мне просто немного времени разобраться! Прошу тебя! Я найду способ!
– Я так устала о того, что кто-то пытается за меня решать мои проблемы. Маша, ты так много делала, хватит уже.
– Прошу! В последний раз! Я узнаю, что с ним, я найду способ помочь ему, если это именно то, что для тебя так важно.
Вика прислонилась лбом к двери и закрыла глаза. Очень трудно что-то скрывать от Маши и да! Именно это для неё сейчас очень важно, а не то, что Андрей может её ударить. Этот страх она закопала очень глубоко, и пока его зомби-пальцы не вылезли из грунта, будет стараться для другого, а не для себя.
– Хорошо, – через силу согласилась Вика. – Я пойду домой. Надеюсь, Лёша не будет тебя обижать.
– Я позвоню тебе утром, – Маша оторвала Вику от двери и крепко обняла, будто отправляла в долгий путь, а не домой спать.
Вика сжала её худые плечи в ответ, затем тихо попрощалась и отправилась домой. В лифте было тепло и тихо, но он сам целиком только и делал, что заставлял думать об Андрее и эта навязчивая ассоциация, видимо, пройдёт ещё не скоро. Когда двери распахнулись на этаже, там стоял хмурый Разумов. Он отступил в сторону, выпуская её, но сам заходить в лифт не собирался, а явно ждал Викторию.
– Есть разговор, – начал он.
– Тебя Маша внизу ждёт, – решила быстро закончить она, понимая, что сейчас и этот заведет серьёзную беседу, на которую у неё уже не было сил.
– Не ходи к нему. Ни сегодня, ни завтра.
– И ты туда же? – устало возмутилась Вика.
– Значит, этому совету тем более стоит последовать, – Разумов сжал губы в раздражении. – Я бы сказал тебе не ходить совсем, но ты же не будешь слушать.
– Не буду, – Вика глянула в сторону коридора, где находились их с Андреем двери. Может Разумов не хочет, чтобы друг его слышал?
– Он выпил таблетки, завтра почти весь день будет спать. Послезавтра ему нужно выходить в караул, и он должен пройти медосмотр перед этим, чтобы у него не было проблем.
Вика вспомнила внушительных объемов гору лекарств дома у Андрея.
– Вот так просто? Напичкал его таблетками и проблема решена?
– Это тебя не касается. И если нужно то, да!
– А ты его мнения спросил?
Разумов шумно выдохнул и на мгновение отвел глаза к окну, затем повернулся и взял Вику за запястье.
– Ты думаешь, ты одна такая умная? Думаешь, первая у него, кто возомнила себя спасителем и решила исцелить все недуги «силой любви»? Да?
– Не твоё это дело! – Вика дернула руку, но безрезультатно. Безжалостный следователь вернулся и снова брал её в тиски.
– Так вот ничего из этого не выйдет! Сначала вы на него лезете, в постель его тащите, ведь вам интересно! Адреналинчик! Такой опасный, и прекрасный, и в вашей власти, как устоять? Правда? А потом окунаетесь с головой и начинаете ручки заламывать…
– Между нами ничего нет! – вспыхнула Вика, уже понимая, что эту ложь она не сможет впихнуть ни Разумову, ни себе.
– Я видел, как ты к нему присосалась в машине, хотя сказал тебе делать другое!
– Не хрен подглядывать!
– Ты даже не понимаешь, что ты с ним делаешь! Он сейчас уязвим, он как открытая рана, а ты туда лезешь с ногами и поцелуями!
– Да откуда тебе знать, что я буду делать? – Вика вырвала свою руку и отошла на шаг назад. – И хватит лезть уже к нам! Андрей не ребёнок, он не инвалид какой-то, чтобы тебе надо было его так опекать и решать за него с кем ему быть и когда!
Алексей не успокаивался, он запустил руки в волосы, жестом очень похожим на Ветровский, прошёлся по узкому коридору взад и вперед. Вика уже хотела было развернуться и уйти домой, но он снова заговорил.
– Ты же видишь, что с ним не всё в порядке? – осторожно прощупал почву он, – ты была свидетелем, как минимум двух приступов.
– Откуда ты знаешь? – нахмурилась Вика.
– Он ведёт дневник и должен записывать каждый раз, как это дерьмо случается. Каждый! В подробностях, что происходило вокруг, и кто был с ним.
Эта новость удивила Вику, но и подтвердила, что Разумов имеет доступ к очень личным переживаниям Андрея. Возможно, самый высший доступ из всех оставшихся людей.
– И ты его читаешь?
– Дело не в дневнике. Эти атаки – это цветочки. Сегодняшняя – уже почти ягодки. Но «почти» потому, что я оказался рядом и вовремя остановил его. И всё равно – это только верхушка айсберга. Он может перестать понимать, где он находится и, что с ним происходит, а может оказаться в совершенно другом месте или времени. И что он там делать будет, одному ему известно. Сегодня он мог поубивать кого-нибудь, а что будет с тобой, я не могу предсказать. Я не знаю, что ты выкинешь, и как он отреагирует.
– Да с чего ты взял, что я собираюсь что-то выкинуть? Я ему помогала оба эти приступа, и ты должен это знать, раз читал его дневник, – Вика очень надеялась, что именно это написано там, а не противоположное. Ведь имеет она право на надежду?
– Может и пыталась, но это только хуже.
– Отчего же? И как… как он вообще может ходить на работу в таком состоянии? Как его взяли, если он не до конца вменяемый?
– Деньги и связи творят чудеса! И он вменяемый! Он несколько месяцев был почти в норме, пока ему не начали менять терапию и препараты, чтобы он мог спокойно работать. Мы ещё не до конца поняли, что случилось, поэтому и приходится вести этот дневник. То ли с препаратами что-то не то, то ли он их пить забывает, – Разумов пристально посмотрел на Вику, – или появилась ещё одна переменная, которая повлияла на лечение.
– Это ты про меня?
– И про тебя тоже. Не думай, что ты пуп Земли. Здесь важны любые мелочи. Я поэтому и прошу тебя не лезть к нему.
– То есть ты хочешь меня убрать, как помеху с непредсказуемым эффектом на психическое здоровье Андрея?
– Вик… – начал было Алексей.
– Вот так просто, будто я неживой предмет? Не спросив даже мнения самого Андрея? Не слишком ли ты много на себе берешь ответственности? Он не беспомощный, а ты не его отец и ничего за него решать не можешь. Тем более, если он считается вменяемым.
– Я буду ему отцом или братом. Или даже матерью, если понадобится. И ты, – он ткнул в её сторону пальцем, – ничего не сможешь с этим сделать. Для меня важен Андрей и его благополучие, а не ты. Тебя я почти не знаю.
– С чего такая враждебность? Я ещё не сделала ничего плохого, чтобы это заслужить!
– Ещё не сделала, – он сложил руки на груди. – Но я уже проходил эту песню. Я уже видел одно предательство и что оно с ним сделало. Пока он овощем в госпитале лежал, она к нему ходила, сюсюкалась с ним: “Андрюшенька, любимый”. А потом он начал приходить в себя, с проблемами, со срывами, с кошмарами и приступами такими, что тебе и не снились. Ольга сразу хвост поджала, стала ездить реже. И то истерики ему закатывала, то трахаться на больничную койку лезла, тяжело ей, видите ли. Страдает она, сука! – разозлился Разумов, – у него потом мать умерла… от стресса… с сердцем плохо стало прямо в больнице. Так он думал, что это из-за него! Ты знаешь что… – он спотыкался в словах, теряя воздух, – я его… я его с подоконника снял в последний момент! А дура всего один раз приехала после этого! Увидела его обколотым успокоительным, как чёртового зомби, и испугалась. Решила, что не нужен ей такой дефектный! Вся её любовь сразу кончилась! Все клятвы забылись, лишь бы не видеть его ремнями пристегнутого, не смотреть в глаза пустые!
Разумов кричал уже почти во весь голос, а Вика стояла, закрыв рот рукой.
– Я же не знала, – едва слышно проговорила она, когда он окончательно выдохся.
– Зато я знаю. И предупреждаю тебя. Лучше пусть ты сейчас не придешь к нему, чем так же бросишь, когда он будет больше всего в тебе нуждаться. Лучше сейчас больно, но чуть-чуть, чем потом я найду его с простреленной головой. Я потратил все силы, что у меня были на его лечение. Я добился для него страховки, курса у нужного специалиста, реабилитационного центра. Мы нашли ему единственную работу, от которой ему удавиться не хотелось, то, что ему на самом деле по душе. Опасно, да, но только там он живой и сфокусированный. В его случае это оказался единственный выход, единственное, что держит его здесь, что заставляет его подниматься по утрам и заталкивать в себя еду. Ты не представляешь… какой он в депрессии, он выгорает изнутри, он как мёртвый, только ходит. А я не могу…
Не можешь больше это выносить? Эти слова вертелись на языке Вики, но она не осмеливалась их произнести, потому что не имела права оценивать чувства даже Разумова.
– А я не могу похоронить его второй раз, – неожиданно продолжил он с настоящим отчаяньем в глазах, – я уже закапывал этот гроб однажды! Поэтому, пожалуйста! – Разумов взял её за плечи, и не обращая внимание на слезы, которыми наполнялись её глаза, сильно сжал. – Пожалуйста, Вика, иди к себе домой! Иди и подумай, что же тебе на самом деле нужно. Сейчас тот самый момент, когда есть два пути, и никто тебя не упрекнёт за выбор более простого. Даже Андрей, он справится и смирится. Сейчас.
Вика отрицательно покачала головой, не желая принимать такого решения. Не сейчас, не вот так!
– Я знаю, что он тебе нравится, но дальше будет хуже, будет больней и страшней. И не потому что это я тебе угрожаю, а потому что Андрей теперь такой. И я не знаю, сможет ли он когда-нибудь окончательно поправиться. Быть может сейчас это всего лишь хрупкая надежда и иллюзия, что он живет самостоятельно, ходит на службу и вдохновенно поливает огонь, находя в этом свой необъяснимый покой и умиротворение. Даже, если мы и не можем этого себе вообразить, он нашел точку опоры, которую я больше всего боюсь пошатнуть, потому что это разрушит самого Андрея. И ты, – он смотрел на неё со странной грустью и надеждой одновременно, – делаешь с ним что-то, что ни я, ни ты не можем контролировать. Это рушит хрупкое равновесие, оно дало трещину. Его прошлое кровоточит из этой трещины в его сознание, а я не могу этого остановить, не заперев его под замком. И ты не можешь ничего сделать. Потом тебе станет страшно, вот увидишь. Нам всем было: мне, его матери, Ольге. Никто не справился. Нет у тебя сил на такое, и я не желаю тебе этого. Но потом убегать будет уже поздно, потом он вцепится в тебя и пустит корни потому, что всегда отдает себя людям целиком без остатка. А второй раз… – Разумов покачал головой, глаза блеснули в стерильном коридорном свете, – я могу не успеть его поймать.
Он разжал руки и медленно убрал их от плеч Вики. Там скорей всего, останутся синяки, проявятся завтра глубокой синевой болезненного напоминания о разговоре. Но это было не важно, потому что вытравить эти слова из своей памяти Вика уже больше никогда не сможет.
– Не ради себя. Ради него, Вика, – он видел, как горячая слеза катится по её щеке, но не останавливался, – ради Андрея. Оставь его сейчас, пока ещё можешь это сделать. А не когда тебе будет слишком больно оставаться с ним. А ему слишком больно без тебя жить.
Он вытянул руку и нажал кнопку вызова лифта, серые металлические двери расползлись с режущим слух в навалившейся тишине скрежетом. Разумов вошёл и плавно повернулся к Вике, но больше не произнёс ни слова, его глаза говорили сами за себя, источая невероятную тоску и усталость, даже малую толику которой ей было сложно вообразить. Представить всю глубину и толщину слоя страданий, которые скрывались под его самоуверенной жёсткой маской. И ещё большие, запертые под улыбающимися серыми глазами, в которые всего несколько часов она была готова смотреть до конца своей жизни. А теперь по щекам Виктории катились бесконечные слёзы, горечью перекрывающие воздух и оплавляющие стену её самообладания. Размывающие робкую надежду на то, что она сможет сделать правильный выбор.
Ради него.
Вчерашний день и ещё одна почти бесконечная ночь прошли, как в тумане, оставив после себя тяжелый осадок на душе и очередную трещину в нестабильном эмоциональном состоянии. Слова Разумова, сброшенные на Вику как бомба, до сих пор не выходили из головы. Перед внутренним взором то и дело всплывало его лицо, искаженное злостью, болью и невысказанной тоской о судьбе друга. Но намного больше её терзали слова Алексея, что придется сделать выбор между своими желаниями и благополучием Андрея.
Необъяснимым образом Андрей теперь разделился в её сознании на нескольких несовместимых между собой людей. Один дарил ей мягкую игривую улыбку на своем прекрасном лице, касался её кожи кончиками пальцев и закрывал глаза, от удовольствия, когда целовал в губы. Он же спасал от своры собак, вытаскивал из холодного озера и гнал блестящую красную Ямаху сквозь зелёные поля, заключенный в её объятья. На этого ей хотелось смотреть, не отрываясь, утопая в его глазах и страстных объятьях, таять от его голоса, стонущего её имя.
– Притормози немного, – негромко попросил он, – мне нужно с ним поговорить.
Вика согласно кивнула и осталась в машине, глядя в спину им обоим, пока они не скрылись за дверью. За прозрачными стеклами подъезда было видно, что Разумов держится на расстоянии от друга, вряд ли опасаясь его, а скорей оставляя ему свободным личное пространство.
Маша обернулась с переднего сидения и положила подбородок на собственные пальцы на спинке.
– Переночуешь у меня? – спросила Вика с некоторой надеждой.
– Прости. Сегодня не могу, – слегка покачала головой та, – Лёша отвезет меня домой.
– Лёша? Уже не Дракула? – Вика слегка улыбнулась, но, не видя улыбки в ответ, сникла.
– Не сейчас, – ответила Маша мягко, потом внимательно посмотрела на Вику, – не ходи к нему сегодня.
– Почему?
– Я видела вас в машине, – она слегка отвела глаза, будто было неловко от того, что она подглядывала за накатившей на них страстью. – Это не то, что вам сегодня нужно. Ты будешь потом жалеть. Это адреналин и… эмоции.
– Откуда тебе знать? – рассердилась Вика. Но Маша, будто не слышала её слов.
– Дай мне немного времени, я разберусь, как тебе помочь.
– Мне?
– И ему. Не делайте друг другу хуже. Правда.
Вика сжала губы и отвернулась. Маша продолжала настаивать на своём даже в такой момент. Ну и что, что она всё видела и возможно догадалась о том, что это не в первый раз. Плевать на всё. И на всех.
– Я устала от советов.
– Но всё же послушай ещё один, – настаивала Маша, но необычно успокаивающим и тихим голосом, что для неё было несвойственно, – оставь его на время. Ненадолго. Пока, всё что происходит ещё можно исправить.
– Что исправить? – сердце Вики начинало биться быстрей.
– Вдруг он ударит и тебя? – не выдержала подруга.
– Он не ударит!
– Я верю, что он хороший человек, правда, – Маша попыталась успокоить Вику, которая уже вышла из машины, резкими движениями ища в багажнике свой рюкзак. Догнала её у самой подъездной двери, – но он может не понимать, что он делает.
Вика вцепилась в холодную металлическую ручку.
– Мне плевать!
– Мне не плевать! Пожалуйста, Вика! Я уже проходила это, я уже видела тебя разбитой и физически, и морально. Я больше не хочу. Дай мне просто немного времени разобраться! Прошу тебя! Я найду способ!
– Я так устала о того, что кто-то пытается за меня решать мои проблемы. Маша, ты так много делала, хватит уже.
– Прошу! В последний раз! Я узнаю, что с ним, я найду способ помочь ему, если это именно то, что для тебя так важно.
Вика прислонилась лбом к двери и закрыла глаза. Очень трудно что-то скрывать от Маши и да! Именно это для неё сейчас очень важно, а не то, что Андрей может её ударить. Этот страх она закопала очень глубоко, и пока его зомби-пальцы не вылезли из грунта, будет стараться для другого, а не для себя.
– Хорошо, – через силу согласилась Вика. – Я пойду домой. Надеюсь, Лёша не будет тебя обижать.
– Я позвоню тебе утром, – Маша оторвала Вику от двери и крепко обняла, будто отправляла в долгий путь, а не домой спать.
Вика сжала её худые плечи в ответ, затем тихо попрощалась и отправилась домой. В лифте было тепло и тихо, но он сам целиком только и делал, что заставлял думать об Андрее и эта навязчивая ассоциация, видимо, пройдёт ещё не скоро. Когда двери распахнулись на этаже, там стоял хмурый Разумов. Он отступил в сторону, выпуская её, но сам заходить в лифт не собирался, а явно ждал Викторию.
– Есть разговор, – начал он.
– Тебя Маша внизу ждёт, – решила быстро закончить она, понимая, что сейчас и этот заведет серьёзную беседу, на которую у неё уже не было сил.
– Не ходи к нему. Ни сегодня, ни завтра.
– И ты туда же? – устало возмутилась Вика.
– Значит, этому совету тем более стоит последовать, – Разумов сжал губы в раздражении. – Я бы сказал тебе не ходить совсем, но ты же не будешь слушать.
– Не буду, – Вика глянула в сторону коридора, где находились их с Андреем двери. Может Разумов не хочет, чтобы друг его слышал?
– Он выпил таблетки, завтра почти весь день будет спать. Послезавтра ему нужно выходить в караул, и он должен пройти медосмотр перед этим, чтобы у него не было проблем.
Вика вспомнила внушительных объемов гору лекарств дома у Андрея.
– Вот так просто? Напичкал его таблетками и проблема решена?
– Это тебя не касается. И если нужно то, да!
– А ты его мнения спросил?
Разумов шумно выдохнул и на мгновение отвел глаза к окну, затем повернулся и взял Вику за запястье.
– Ты думаешь, ты одна такая умная? Думаешь, первая у него, кто возомнила себя спасителем и решила исцелить все недуги «силой любви»? Да?
– Не твоё это дело! – Вика дернула руку, но безрезультатно. Безжалостный следователь вернулся и снова брал её в тиски.
– Так вот ничего из этого не выйдет! Сначала вы на него лезете, в постель его тащите, ведь вам интересно! Адреналинчик! Такой опасный, и прекрасный, и в вашей власти, как устоять? Правда? А потом окунаетесь с головой и начинаете ручки заламывать…
– Между нами ничего нет! – вспыхнула Вика, уже понимая, что эту ложь она не сможет впихнуть ни Разумову, ни себе.
– Я видел, как ты к нему присосалась в машине, хотя сказал тебе делать другое!
– Не хрен подглядывать!
– Ты даже не понимаешь, что ты с ним делаешь! Он сейчас уязвим, он как открытая рана, а ты туда лезешь с ногами и поцелуями!
– Да откуда тебе знать, что я буду делать? – Вика вырвала свою руку и отошла на шаг назад. – И хватит лезть уже к нам! Андрей не ребёнок, он не инвалид какой-то, чтобы тебе надо было его так опекать и решать за него с кем ему быть и когда!
Алексей не успокаивался, он запустил руки в волосы, жестом очень похожим на Ветровский, прошёлся по узкому коридору взад и вперед. Вика уже хотела было развернуться и уйти домой, но он снова заговорил.
– Ты же видишь, что с ним не всё в порядке? – осторожно прощупал почву он, – ты была свидетелем, как минимум двух приступов.
– Откуда ты знаешь? – нахмурилась Вика.
– Он ведёт дневник и должен записывать каждый раз, как это дерьмо случается. Каждый! В подробностях, что происходило вокруг, и кто был с ним.
Эта новость удивила Вику, но и подтвердила, что Разумов имеет доступ к очень личным переживаниям Андрея. Возможно, самый высший доступ из всех оставшихся людей.
– И ты его читаешь?
– Дело не в дневнике. Эти атаки – это цветочки. Сегодняшняя – уже почти ягодки. Но «почти» потому, что я оказался рядом и вовремя остановил его. И всё равно – это только верхушка айсберга. Он может перестать понимать, где он находится и, что с ним происходит, а может оказаться в совершенно другом месте или времени. И что он там делать будет, одному ему известно. Сегодня он мог поубивать кого-нибудь, а что будет с тобой, я не могу предсказать. Я не знаю, что ты выкинешь, и как он отреагирует.
– Да с чего ты взял, что я собираюсь что-то выкинуть? Я ему помогала оба эти приступа, и ты должен это знать, раз читал его дневник, – Вика очень надеялась, что именно это написано там, а не противоположное. Ведь имеет она право на надежду?
– Может и пыталась, но это только хуже.
– Отчего же? И как… как он вообще может ходить на работу в таком состоянии? Как его взяли, если он не до конца вменяемый?
– Деньги и связи творят чудеса! И он вменяемый! Он несколько месяцев был почти в норме, пока ему не начали менять терапию и препараты, чтобы он мог спокойно работать. Мы ещё не до конца поняли, что случилось, поэтому и приходится вести этот дневник. То ли с препаратами что-то не то, то ли он их пить забывает, – Разумов пристально посмотрел на Вику, – или появилась ещё одна переменная, которая повлияла на лечение.
– Это ты про меня?
– И про тебя тоже. Не думай, что ты пуп Земли. Здесь важны любые мелочи. Я поэтому и прошу тебя не лезть к нему.
– То есть ты хочешь меня убрать, как помеху с непредсказуемым эффектом на психическое здоровье Андрея?
– Вик… – начал было Алексей.
– Вот так просто, будто я неживой предмет? Не спросив даже мнения самого Андрея? Не слишком ли ты много на себе берешь ответственности? Он не беспомощный, а ты не его отец и ничего за него решать не можешь. Тем более, если он считается вменяемым.
– Я буду ему отцом или братом. Или даже матерью, если понадобится. И ты, – он ткнул в её сторону пальцем, – ничего не сможешь с этим сделать. Для меня важен Андрей и его благополучие, а не ты. Тебя я почти не знаю.
– С чего такая враждебность? Я ещё не сделала ничего плохого, чтобы это заслужить!
– Ещё не сделала, – он сложил руки на груди. – Но я уже проходил эту песню. Я уже видел одно предательство и что оно с ним сделало. Пока он овощем в госпитале лежал, она к нему ходила, сюсюкалась с ним: “Андрюшенька, любимый”. А потом он начал приходить в себя, с проблемами, со срывами, с кошмарами и приступами такими, что тебе и не снились. Ольга сразу хвост поджала, стала ездить реже. И то истерики ему закатывала, то трахаться на больничную койку лезла, тяжело ей, видите ли. Страдает она, сука! – разозлился Разумов, – у него потом мать умерла… от стресса… с сердцем плохо стало прямо в больнице. Так он думал, что это из-за него! Ты знаешь что… – он спотыкался в словах, теряя воздух, – я его… я его с подоконника снял в последний момент! А дура всего один раз приехала после этого! Увидела его обколотым успокоительным, как чёртового зомби, и испугалась. Решила, что не нужен ей такой дефектный! Вся её любовь сразу кончилась! Все клятвы забылись, лишь бы не видеть его ремнями пристегнутого, не смотреть в глаза пустые!
Разумов кричал уже почти во весь голос, а Вика стояла, закрыв рот рукой.
– Я же не знала, – едва слышно проговорила она, когда он окончательно выдохся.
– Зато я знаю. И предупреждаю тебя. Лучше пусть ты сейчас не придешь к нему, чем так же бросишь, когда он будет больше всего в тебе нуждаться. Лучше сейчас больно, но чуть-чуть, чем потом я найду его с простреленной головой. Я потратил все силы, что у меня были на его лечение. Я добился для него страховки, курса у нужного специалиста, реабилитационного центра. Мы нашли ему единственную работу, от которой ему удавиться не хотелось, то, что ему на самом деле по душе. Опасно, да, но только там он живой и сфокусированный. В его случае это оказался единственный выход, единственное, что держит его здесь, что заставляет его подниматься по утрам и заталкивать в себя еду. Ты не представляешь… какой он в депрессии, он выгорает изнутри, он как мёртвый, только ходит. А я не могу…
Не можешь больше это выносить? Эти слова вертелись на языке Вики, но она не осмеливалась их произнести, потому что не имела права оценивать чувства даже Разумова.
– А я не могу похоронить его второй раз, – неожиданно продолжил он с настоящим отчаяньем в глазах, – я уже закапывал этот гроб однажды! Поэтому, пожалуйста! – Разумов взял её за плечи, и не обращая внимание на слезы, которыми наполнялись её глаза, сильно сжал. – Пожалуйста, Вика, иди к себе домой! Иди и подумай, что же тебе на самом деле нужно. Сейчас тот самый момент, когда есть два пути, и никто тебя не упрекнёт за выбор более простого. Даже Андрей, он справится и смирится. Сейчас.
Вика отрицательно покачала головой, не желая принимать такого решения. Не сейчас, не вот так!
– Я знаю, что он тебе нравится, но дальше будет хуже, будет больней и страшней. И не потому что это я тебе угрожаю, а потому что Андрей теперь такой. И я не знаю, сможет ли он когда-нибудь окончательно поправиться. Быть может сейчас это всего лишь хрупкая надежда и иллюзия, что он живет самостоятельно, ходит на службу и вдохновенно поливает огонь, находя в этом свой необъяснимый покой и умиротворение. Даже, если мы и не можем этого себе вообразить, он нашел точку опоры, которую я больше всего боюсь пошатнуть, потому что это разрушит самого Андрея. И ты, – он смотрел на неё со странной грустью и надеждой одновременно, – делаешь с ним что-то, что ни я, ни ты не можем контролировать. Это рушит хрупкое равновесие, оно дало трещину. Его прошлое кровоточит из этой трещины в его сознание, а я не могу этого остановить, не заперев его под замком. И ты не можешь ничего сделать. Потом тебе станет страшно, вот увидишь. Нам всем было: мне, его матери, Ольге. Никто не справился. Нет у тебя сил на такое, и я не желаю тебе этого. Но потом убегать будет уже поздно, потом он вцепится в тебя и пустит корни потому, что всегда отдает себя людям целиком без остатка. А второй раз… – Разумов покачал головой, глаза блеснули в стерильном коридорном свете, – я могу не успеть его поймать.
Он разжал руки и медленно убрал их от плеч Вики. Там скорей всего, останутся синяки, проявятся завтра глубокой синевой болезненного напоминания о разговоре. Но это было не важно, потому что вытравить эти слова из своей памяти Вика уже больше никогда не сможет.
– Не ради себя. Ради него, Вика, – он видел, как горячая слеза катится по её щеке, но не останавливался, – ради Андрея. Оставь его сейчас, пока ещё можешь это сделать. А не когда тебе будет слишком больно оставаться с ним. А ему слишком больно без тебя жить.
Он вытянул руку и нажал кнопку вызова лифта, серые металлические двери расползлись с режущим слух в навалившейся тишине скрежетом. Разумов вошёл и плавно повернулся к Вике, но больше не произнёс ни слова, его глаза говорили сами за себя, источая невероятную тоску и усталость, даже малую толику которой ей было сложно вообразить. Представить всю глубину и толщину слоя страданий, которые скрывались под его самоуверенной жёсткой маской. И ещё большие, запертые под улыбающимися серыми глазами, в которые всего несколько часов она была готова смотреть до конца своей жизни. А теперь по щекам Виктории катились бесконечные слёзы, горечью перекрывающие воздух и оплавляющие стену её самообладания. Размывающие робкую надежду на то, что она сможет сделать правильный выбор.
Ради него.
Глава 27
Вчерашний день и ещё одна почти бесконечная ночь прошли, как в тумане, оставив после себя тяжелый осадок на душе и очередную трещину в нестабильном эмоциональном состоянии. Слова Разумова, сброшенные на Вику как бомба, до сих пор не выходили из головы. Перед внутренним взором то и дело всплывало его лицо, искаженное злостью, болью и невысказанной тоской о судьбе друга. Но намного больше её терзали слова Алексея, что придется сделать выбор между своими желаниями и благополучием Андрея.
Необъяснимым образом Андрей теперь разделился в её сознании на нескольких несовместимых между собой людей. Один дарил ей мягкую игривую улыбку на своем прекрасном лице, касался её кожи кончиками пальцев и закрывал глаза, от удовольствия, когда целовал в губы. Он же спасал от своры собак, вытаскивал из холодного озера и гнал блестящую красную Ямаху сквозь зелёные поля, заключенный в её объятья. На этого ей хотелось смотреть, не отрываясь, утопая в его глазах и страстных объятьях, таять от его голоса, стонущего её имя.
