Мальчик осторожно дотронулся до её ладони.
Она, улыбнувшись, взяла его маленькую, худенькую ладошку в свои ладони.
– А ты хочешь остаться у меня? Будешь мне сыном.
– А вы меня не прогоните потом?
– Нет, что ты.
Мальчик сияющими глазами посмотрел на неё, с счастливой, детской улыбкой на худеньком измождённом личике.
Женщина со слезами на глазах прижала его к себе.
– Вот видишь, сынок, если бы не метель и добрая зима, никогда бы нам с тобой не встретиться, а теперь всё будет хорошо.
Зима, не отрываясь от зеркала, всё смотрела и смотрела на счастливых мать и сына. Она никак не могла оторвать взгляда от бездонного зазеркалья, через которое ей открывался весь мир.
– Ну, вот видишь, дочка, и тебя благодарят. И ты нужна людям, — Матушка снова улыбнулась.
Мужчина, выглянув в окно, нахмурился.
– Метёт и метёт. Всё неймётся ей.
– Ну, что ты разворчался? — женщина приподняла голову. — Зато, наконец-то, спим в тепле, в тёплом доме. Просторно. Родители рядом. А не в том сарае, в который ты меня привёл, — она снова закрыла глаза, прижавшись щекой к мягкой подушке.
– Рядом, в тепле, а дома-то как? Без присмотра, без ухода, — он вздохнул. — Да и перевезти всё оттуда как? При такой-то погоде.
– Перевезёшь, день два пометёт и перестанет, — не отрываясь от подушки, уже засыпая, ответила она. — На санях-то разве проблема добраться?
Отойдя от окна, мужчина сел рядом с ней, и ещё раз посмотрев в окно, вздохнул.
– Вот ведь намело-то, — мужчина, взяв лопату в руки, огляделся. — Опять чистить сколько.
– Да чего ты всё ворчишь? Всё равно ничего не делаешь, хоть чем-то руки займёшь, — толкнув его в бок, женщина улыбнулась — Вон бока какие наел.
– Наел, наел, — недовольно пробурчал он, нагребая на лопату снег. — Ты вот сама попробуй.
– Вот ещё. Мне и без того дел хватает. И дом на мне, и дети на мне, корова вон, — она кивнула на сарай. — За ними ты смотреть, что ли, будешь?
– Вот чего ей всё неймётся? Ну, намела немного, укрыла сад-огород и всё. Нет же, метёт и метёт, а ты тут вкалывай.
– Ну, да, — женщина усмехнулась. — На тёплой перине валяться лучше и теплее, а тут мороз всё-таки.
Мужчина, нахмурившись, искоса посмотрел на жену.
Загрустила снова Зима. Перестала играть на своей волшебной дудочке, заглядывать к людям, перестала рассыпать, на радость ребятишкам, свои искрящиеся щедрые дары.
– Ну, почему они снова меня ругают? Я собрала их вместе, у тёплого очага, а они опять недовольны, — тихо, грустно глядя в зеркало, спросила как-то она у матушки.
– Да, собрала за тёплым очагом, только люди не могут всё время сидеть дома, у тёплой печки. Им нужно выходить из дома, чтобы кормить детей, а ты замела все дороги. Вот они и недовольны.
– А что же теперь делать, матушка? Я хочу, чтобы и меня любили, как моих сестёр, — Зима снова вздохнула. — А они только ругают.
– А ты сделай для них что-то нужное, полезное. Смотри, — она повернула зеркало. — Посмотри, видишь — там собрались люди, — она показала на людей, толпившихся возле реки…
– Ох, — старик, оперевшись на палку, горько вздохнул. — Опять мост разрушило, ни пройти теперь, ни проехать. Как добраться до того берега?
– И река никак не замерзает. И лёд ещё совсем тонкий, по нему не пройдёшь, — женщина, посмотрев на тот берег, также горько вздохнула. — Так и до детей теперь до весны и не доберёшься.
– Слышишь? — матушка посмотрела на дочь. — Вот и помоги людям.
Зима, улыбнувшись, задумчиво посмотрела в зеркало.
– Матушка, я знаю, как им помочь.
Когда наступила ночь, Зима подошла к своему хрустальному кувшину. Улыбнувшись она плавно провела над ним рукой. Лёгкий пар окутал кувшин сверху-до низу, и когда он рассеялся, вода, находившаяся в нём, оказалось замёрзшей.
Зима снова подошла к зеркалу.
– Ура!!! Мама! Мама, смотри!!! — прыгая и хлопая в ладоши, девочка показывала на реку. — Река замёрзла!
Быстро вбежав в дом, она достала свои старенькие коньки.
– Никита! Река замёрзла! — дёрнув старшего брата за рукав, она потянула его к двери. — Будем снова на коньках кататься!
Мальчик, на ходу быстро накинув старенький, ещё дедов, тулуп, вышел вслед за сестрой, с восхищением посмотрев на замёрзшую реку.
– Ну вот, может же, когда захочет. Заморозила реку, а то всё метель, да метель, — мужчина улыбнулся.
– Теперь хоть на тот берег сходить можно, — посильнее укатавшись в шаль, ответила женщина. — На ярмарку съездить, да сахара и круп купить, а то и есть совсем нечего будет.
– Ну, вот и хорошо, теперь хоть детей проведать можно, — пожилая женщина, подошла к замёрзшей воде, и осторожно, носком своих подшитых валенок, надавила на лёд. — Крепкий, знать.
– Да конечно крепкий, — дед стукнул своей палкой, по замёрзшей реке. — Вон какой мороз, теперь надолго.
Ожила Зима. Снова выходила по ночам в сёла и города, заглядывая в окна к спящим людям. Слушала сказки бабушек, вместе со свесившимися с тёплой печки ребятишками. Любовалась узорами, оставляемыми коньками ребятишек, с радостными, румянами лицами, катавшимися по замороженной ею реке. Временами она брала в руки свою волшебную дудочку, наигрывая то весёлую, быструю мелодию, люди тогда укутывались в тёплые шали, пожарче топили печки и камины, и смотрели в окна — не кончилась ли вьюга. Или играла тихую, грустную мелодию, а люди, смотря в окна из своих тёплых домов, повторяли — вот метель метёт.
А когда у неё было игривое настроение, разбрасывала она из окна своего дома белый пух из волшебного, бездонного мешка. А дети с радостью прыгали, ловя своими тёплыми вязанными заботливыми бабушкиными руками, рукавичками узорчатые, плетёные снежинки.
– Ой! — мужчина, вступив на лёд, поскользнулся, больно ударившись лбом о твёрдую ледяную поверхность. — Ну во-о-от, ещё и шишки не хватало. Вот заморозила-то Зима. Ой, скорее бы уже Весна, а там и мост, глядишь, построят.
– Ой, не говори. Даже вступить страшно, скользко-то как, — женщина, посмотрев на него, осторожно ступила на проторённую ледяную дорожку. — И ребятня ещё накатала как. Не катается им на санках, нет же, давай ещё и здесь раскатывать, а как потом ходить нормальным людям?
– Так зима же. Снег, лёд — время года такое, — вздохнула старушка, закинув на спину тяжёлую вязанку дров. — Весна придёт, вообще из дома не выйдешь, а уж как к детям на ту сторону перейдёшь? — она вздохнула. — Скользко, конечно, да и детям забава какая-никакая. Себя-то вспомните, разве не катались также? А теперь вот ругаетесь.
– А чего не ругаться-то? Чего хорошего-то? — мужчина, приложив холодный снег к отёкшему лбу, недовольно покосился на неё. — Детство ещё вспомнила. Мало ли, кто как развлекался, чего теперь вспоминать, о сегодняшнем дне думать надо. Им-то развлечение, а нам как ходить? Нет уж, ничего хорошего от этой Зимы не жди.
Загрустила Зима. Перестала играть на своей серебряной дудочке, перестала заглядывать в окна к людям, запылился её волшебный мешок. Перестала поправлять свою перину, укрывавшую любимцев сестёр. Ёжились, жалобно дрожа, цветы и травы под сползшей периной. Не замечала этого Зима, забыла про свою заботу. Грустно сидела она одна, без радости любуясь на застывшие ледяные фигуры. Или горько плакала от обиды, высунувшись из окна, а слезинки стекая с её белоснежных щёк, застывали на морозе, превращаясь в острые капельки ледяного дождя. Прятались тогда люди под крышами, ещё пуще ругая Зиму.
Не знала, чем себя занять одинокая Зима. Грустно прохаживалась по дому. Ни ледяные фигуры, ни искрящиеся снежинки, ни холодный блеск прозрачного хрусталя, уже не радовали её. Подошла она как-то к подарку сестёр — небольшому, настольному саду, провела рукой по веточкам миниатюрных деревьев, покрылись они снежной шубой. Также грустно подошла она к своему волшебному зеркалу. Вздохнув, села перед ним, задумчиво рисуя узоры на его гладкой поверхности. Как только она заканчивала рисовать узор, ускользал он в холодную глубину зазеркалья. Узор за узором рисовала и рисовала Зима, не замечая ничего вокруг, не услышала она даже, как подошла её матушка.
– Как красиво, — она восхищённо провела рукой по новому узору. — Ты же настоящая художница. Почему ты скрываешь от людей свой талант?
– Они всё равно не оценят, — вздохнула Зима. — И за это будут ругать.
– Ты так думаешь, — мать лукаво улыбнулась. — А ты загляни в зеркало.
Зима повернулась, заглянув в холодное зазеркалье.
– Смотрите! Ну, смотрите же! — девочка прямо босиком подбежала к окну. — Как красиво! — она водила пальчиком по холодному стеклу, повторяя узор, разрисовавший окно с уличной стороны.
– Ой! Вот это красота, — мать накинув на неё шаль, села на лавку, стоящую возле окна, с восхищением рассматривая узор.
– Это Зима? Правда, мам? — девочка посмотрела на женщину.
– Зима, — тихо ответила она, не сводя глаз с окна. — Вот ведь какая мастерица. Такой узор может только настоящий мастер сотворить.
Они сидели на лавке и смотрели на окно, не в силах оторвать взгляд он изящного морозного кружева.
– Последние копейки, а что на них купить? — женщина со слезами на глазах вздохнула, переведя взгляд на спящих рядом маленьких дочек. — Чем завтра вас кормить буду? И кружева уже никто не покупает.
Она встала, накинув на плечи старенькую заштопанную в нескольких местах шаль. Вытерев слёзы, она посмотрела на окно. Не дойдя до него шага, она застыла с восхищением глядя на затянутое морозом окно. На гладкой поверхности стекла застыл небывалой красоты узор. Тонкие линии рисунка, словно волшебное кружево, окутали окно.
– Слышь, хозяйка! Ты дома? — вытирая ноги о коврик, лежащий у двери внутри избы, мужчина смущённо прокашлялся. — Я тут это… У тебя небось и поесть ничего не осталось? А у меня тут вот, крупы немного, чего мне это… Одному-то, я вот поделиться… Слышишь, что ль, Марфа? — он удивлённо посмотрел на стоявшую перед окном соседку.
Она как будто застыла, не замечая и не слыша его. Только стояла и смотрела в окно. Мужчина осторожно подошёл ней, тронув за плечо.
– А, это ты? — она повернула к нему голову. — Ты только посмотри, — женщина кивнула на окно. — Вот ведь мастерица какая оказывается — эта Зима.
Мужчина перевёл взгляд на окно. Вытаращив глаза, он удивлённо улыбнулся.
– Так вот, чем нужно украсить горшки и кувшины. Вот ведь узор настоящий. Такого мастерства ещё никто не видел.
– А ведь и правда, — она всплеснула руками.
– Ну, а я что говорю.
– Вот он узор! Вот кружева-то будут на славу!
Скинув свою старенькую шаль, она быстро скрылась за занавеской соседней комнаты. Послышался приглушённый стук. Кружевница старалась побыстрее соткать новые кружева, боясь, что узор вот-вот растает.
Мужчина, пожав плечами, оставив крупу на столе побежал в свой дом, стоявший по соседству. Войдя в дом, она посмотрел на своё окно. Там, также, как и у кружевницы, красовался свой морозный узор.
А вечером кружевница, расстелив на столе новое, только что сотканное кружево, с гордой и счастливой улыбкой смотрела на богато одетую покупательницу. Женщина, поворачивая голову то влево, то в право, не могла оторвать восторженного взгляд от полотна. Она только качала головой и всплёскивала руками, восхищаясь изящным, тонким кружевом.
Кружевница, с тех пор, не успевала ткать кружева для городских и сельских модниц. Гончар днём и ночью работал, делая всё новые и новые горшки, кувшины для избалованных городских жителей, разрисованная их затейливым, необычным узором.
– Ну, теперь и отдохнуть можно, — как-то зайдя к кружевнице, тихо, смущённо промолвил он, садясь за стол. — Может чайком угостишь, соседка?
– Ну, а чего не угостить. У меня и сахар, и конфеты есть, — улыбнувшись, она поставила чашки на стол.
– А я вот тут подумал… — начал он нерешительно, покашливая в кулак. — Ты вот одна, и я вот один. Тяжело же. Крутишься день и ночь, а покушать и некому сготовить. Да и детям мать с отцом нужна. Твоим дочкам отец, а моему сыну мать. Вот я и говорю…
– Ну-у… Нужны, конечно, — она, опустив голову слегка замялась. — Дом у меня небольшой, а вот хозяина и правда не хватает. Всё самой приходиться делать, — со скромной улыбкой и лёгким румянцем на щеках, она посмотрела на гончара.
– Ну, так можно и расширить, — расправив плечи, он с гордостью провёл пальцами по усам. — Коль хозяин в доме будет.
Так и стали они одной семьёй.
Многие люди в тот день не сразу вышли из дома, любуясь украшенными кружевом окнами.
– Мама, мама, смотри! — мальчик восхищённо показал на окно. — Ты только посмотри, какая она волшебница.
– Кто, сынок? — женщина удивлённо посмотрела на сына.
– Зима. Разве — это не волшебство? Ты только посмотри, — он снова показал на окно.
– Ах, — она всплеснула руками. — Вот это красота.
Она стояла и смотрела, даже не заметив, пересевшего к печке сына. Взяв маленькую дощечку, он осторожно провёл по ней ножом.
– Мама смотри, что у меня получилось! Правда похоже? — он с надеждой посмотрела на мать.
– Сынок, — женщина, повернувшись, взяла в руки дощечку. — Да ты же художник. У тебя же золотые руки.
Слезы счастья блеснули на её ресницах. Женщина прижала мальчика к себе.
– Спасибо тебе, Зимушка, — тихо, гладя сына по голове, уже не скрывая слёз, говорила она. — Спасибо тебе за всё. За то, что подарила мне сына, за его золотые руки. Спасибо за твою доброту.
– Мама, мама, не плач, — мальчик поднял голову, посмотрев на плачущую женщину. — Я теперь всем людям в деревне дома украшу. И Зима ещё узоров добавит. Знаешь, как красиво будет.
Женщина улыбнулась сквозь слёзы, погладив мальчика по голове.
Но не только окна в этот день украсила Зима. Вышедшие на улицу люди, застыли с не меньшим восхищением, глядя на укутанные, будто шубой деревья. А ветки их, словно руки невесты, были обтянуты белоснежными перчатками из застывшего инея. Всё кругом сияло чистотой и белизной. Заботливая труженица Зима, укрыла и украсила природу, сотворённую когда-то её Матушкой.
Перестали люди с тех пор, ругать Зиму. Ребятишки, едва проснувшись, бежали к окнам, с надеждой смотря на стекло — не украсила ли Зимушка своим новым кружевом их старенькие, деревянные окна, не прикрыла ли она белоснежной шубкой спящие деревья.
– Ой, бабушка, а мне и правда уже не холодно, — скинув бабушкину шаль, Катя внимательно посмотрела на ткань. — Ой, бабушка… Это же… — положив шаль на колени, Катя как следует расправив складочки, провела пальчиком по вытканному узору.
– Это шаль досталась мне ещё от моей мамы. С тех пор и храниться. Тоже Зимушка-Зима, постаралась, а мастерица связала, — женщина с улыбкой провела рукой по шали.
– Знаешь, бабушка, я больше никогда не буду ругать Зиму. Не правда, что она злая и холодная, она хорошая и добрая. Правда, бабушка?
– Правда, внученька, правда, — она погладила девочку по голове.
Она, улыбнувшись, взяла его маленькую, худенькую ладошку в свои ладони.
– А ты хочешь остаться у меня? Будешь мне сыном.
– А вы меня не прогоните потом?
– Нет, что ты.
Мальчик сияющими глазами посмотрел на неё, с счастливой, детской улыбкой на худеньком измождённом личике.
Женщина со слезами на глазах прижала его к себе.
– Вот видишь, сынок, если бы не метель и добрая зима, никогда бы нам с тобой не встретиться, а теперь всё будет хорошо.
***
Зима, не отрываясь от зеркала, всё смотрела и смотрела на счастливых мать и сына. Она никак не могла оторвать взгляда от бездонного зазеркалья, через которое ей открывался весь мир.
– Ну, вот видишь, дочка, и тебя благодарят. И ты нужна людям, — Матушка снова улыбнулась.
***
Мужчина, выглянув в окно, нахмурился.
– Метёт и метёт. Всё неймётся ей.
– Ну, что ты разворчался? — женщина приподняла голову. — Зато, наконец-то, спим в тепле, в тёплом доме. Просторно. Родители рядом. А не в том сарае, в который ты меня привёл, — она снова закрыла глаза, прижавшись щекой к мягкой подушке.
– Рядом, в тепле, а дома-то как? Без присмотра, без ухода, — он вздохнул. — Да и перевезти всё оттуда как? При такой-то погоде.
– Перевезёшь, день два пометёт и перестанет, — не отрываясь от подушки, уже засыпая, ответила она. — На санях-то разве проблема добраться?
Отойдя от окна, мужчина сел рядом с ней, и ещё раз посмотрев в окно, вздохнул.
***
– Вот ведь намело-то, — мужчина, взяв лопату в руки, огляделся. — Опять чистить сколько.
– Да чего ты всё ворчишь? Всё равно ничего не делаешь, хоть чем-то руки займёшь, — толкнув его в бок, женщина улыбнулась — Вон бока какие наел.
– Наел, наел, — недовольно пробурчал он, нагребая на лопату снег. — Ты вот сама попробуй.
– Вот ещё. Мне и без того дел хватает. И дом на мне, и дети на мне, корова вон, — она кивнула на сарай. — За ними ты смотреть, что ли, будешь?
– Вот чего ей всё неймётся? Ну, намела немного, укрыла сад-огород и всё. Нет же, метёт и метёт, а ты тут вкалывай.
– Ну, да, — женщина усмехнулась. — На тёплой перине валяться лучше и теплее, а тут мороз всё-таки.
Мужчина, нахмурившись, искоса посмотрел на жену.
***
Загрустила снова Зима. Перестала играть на своей волшебной дудочке, заглядывать к людям, перестала рассыпать, на радость ребятишкам, свои искрящиеся щедрые дары.
– Ну, почему они снова меня ругают? Я собрала их вместе, у тёплого очага, а они опять недовольны, — тихо, грустно глядя в зеркало, спросила как-то она у матушки.
– Да, собрала за тёплым очагом, только люди не могут всё время сидеть дома, у тёплой печки. Им нужно выходить из дома, чтобы кормить детей, а ты замела все дороги. Вот они и недовольны.
– А что же теперь делать, матушка? Я хочу, чтобы и меня любили, как моих сестёр, — Зима снова вздохнула. — А они только ругают.
– А ты сделай для них что-то нужное, полезное. Смотри, — она повернула зеркало. — Посмотри, видишь — там собрались люди, — она показала на людей, толпившихся возле реки…
***
– Ох, — старик, оперевшись на палку, горько вздохнул. — Опять мост разрушило, ни пройти теперь, ни проехать. Как добраться до того берега?
– И река никак не замерзает. И лёд ещё совсем тонкий, по нему не пройдёшь, — женщина, посмотрев на тот берег, также горько вздохнула. — Так и до детей теперь до весны и не доберёшься.
***
– Слышишь? — матушка посмотрела на дочь. — Вот и помоги людям.
Зима, улыбнувшись, задумчиво посмотрела в зеркало.
– Матушка, я знаю, как им помочь.
Когда наступила ночь, Зима подошла к своему хрустальному кувшину. Улыбнувшись она плавно провела над ним рукой. Лёгкий пар окутал кувшин сверху-до низу, и когда он рассеялся, вода, находившаяся в нём, оказалось замёрзшей.
Зима снова подошла к зеркалу.
***
– Ура!!! Мама! Мама, смотри!!! — прыгая и хлопая в ладоши, девочка показывала на реку. — Река замёрзла!
Быстро вбежав в дом, она достала свои старенькие коньки.
– Никита! Река замёрзла! — дёрнув старшего брата за рукав, она потянула его к двери. — Будем снова на коньках кататься!
Мальчик, на ходу быстро накинув старенький, ещё дедов, тулуп, вышел вслед за сестрой, с восхищением посмотрев на замёрзшую реку.
– Ну вот, может же, когда захочет. Заморозила реку, а то всё метель, да метель, — мужчина улыбнулся.
– Теперь хоть на тот берег сходить можно, — посильнее укатавшись в шаль, ответила женщина. — На ярмарку съездить, да сахара и круп купить, а то и есть совсем нечего будет.
***
– Ну, вот и хорошо, теперь хоть детей проведать можно, — пожилая женщина, подошла к замёрзшей воде, и осторожно, носком своих подшитых валенок, надавила на лёд. — Крепкий, знать.
– Да конечно крепкий, — дед стукнул своей палкой, по замёрзшей реке. — Вон какой мороз, теперь надолго.
***
Ожила Зима. Снова выходила по ночам в сёла и города, заглядывая в окна к спящим людям. Слушала сказки бабушек, вместе со свесившимися с тёплой печки ребятишками. Любовалась узорами, оставляемыми коньками ребятишек, с радостными, румянами лицами, катавшимися по замороженной ею реке. Временами она брала в руки свою волшебную дудочку, наигрывая то весёлую, быструю мелодию, люди тогда укутывались в тёплые шали, пожарче топили печки и камины, и смотрели в окна — не кончилась ли вьюга. Или играла тихую, грустную мелодию, а люди, смотря в окна из своих тёплых домов, повторяли — вот метель метёт.
А когда у неё было игривое настроение, разбрасывала она из окна своего дома белый пух из волшебного, бездонного мешка. А дети с радостью прыгали, ловя своими тёплыми вязанными заботливыми бабушкиными руками, рукавичками узорчатые, плетёные снежинки.
***
– Ой! — мужчина, вступив на лёд, поскользнулся, больно ударившись лбом о твёрдую ледяную поверхность. — Ну во-о-от, ещё и шишки не хватало. Вот заморозила-то Зима. Ой, скорее бы уже Весна, а там и мост, глядишь, построят.
– Ой, не говори. Даже вступить страшно, скользко-то как, — женщина, посмотрев на него, осторожно ступила на проторённую ледяную дорожку. — И ребятня ещё накатала как. Не катается им на санках, нет же, давай ещё и здесь раскатывать, а как потом ходить нормальным людям?
– Так зима же. Снег, лёд — время года такое, — вздохнула старушка, закинув на спину тяжёлую вязанку дров. — Весна придёт, вообще из дома не выйдешь, а уж как к детям на ту сторону перейдёшь? — она вздохнула. — Скользко, конечно, да и детям забава какая-никакая. Себя-то вспомните, разве не катались также? А теперь вот ругаетесь.
– А чего не ругаться-то? Чего хорошего-то? — мужчина, приложив холодный снег к отёкшему лбу, недовольно покосился на неё. — Детство ещё вспомнила. Мало ли, кто как развлекался, чего теперь вспоминать, о сегодняшнем дне думать надо. Им-то развлечение, а нам как ходить? Нет уж, ничего хорошего от этой Зимы не жди.
***
Загрустила Зима. Перестала играть на своей серебряной дудочке, перестала заглядывать в окна к людям, запылился её волшебный мешок. Перестала поправлять свою перину, укрывавшую любимцев сестёр. Ёжились, жалобно дрожа, цветы и травы под сползшей периной. Не замечала этого Зима, забыла про свою заботу. Грустно сидела она одна, без радости любуясь на застывшие ледяные фигуры. Или горько плакала от обиды, высунувшись из окна, а слезинки стекая с её белоснежных щёк, застывали на морозе, превращаясь в острые капельки ледяного дождя. Прятались тогда люди под крышами, ещё пуще ругая Зиму.
Не знала, чем себя занять одинокая Зима. Грустно прохаживалась по дому. Ни ледяные фигуры, ни искрящиеся снежинки, ни холодный блеск прозрачного хрусталя, уже не радовали её. Подошла она как-то к подарку сестёр — небольшому, настольному саду, провела рукой по веточкам миниатюрных деревьев, покрылись они снежной шубой. Также грустно подошла она к своему волшебному зеркалу. Вздохнув, села перед ним, задумчиво рисуя узоры на его гладкой поверхности. Как только она заканчивала рисовать узор, ускользал он в холодную глубину зазеркалья. Узор за узором рисовала и рисовала Зима, не замечая ничего вокруг, не услышала она даже, как подошла её матушка.
– Как красиво, — она восхищённо провела рукой по новому узору. — Ты же настоящая художница. Почему ты скрываешь от людей свой талант?
– Они всё равно не оценят, — вздохнула Зима. — И за это будут ругать.
– Ты так думаешь, — мать лукаво улыбнулась. — А ты загляни в зеркало.
Зима повернулась, заглянув в холодное зазеркалье.
***
– Смотрите! Ну, смотрите же! — девочка прямо босиком подбежала к окну. — Как красиво! — она водила пальчиком по холодному стеклу, повторяя узор, разрисовавший окно с уличной стороны.
– Ой! Вот это красота, — мать накинув на неё шаль, села на лавку, стоящую возле окна, с восхищением рассматривая узор.
– Это Зима? Правда, мам? — девочка посмотрела на женщину.
– Зима, — тихо ответила она, не сводя глаз с окна. — Вот ведь какая мастерица. Такой узор может только настоящий мастер сотворить.
Они сидели на лавке и смотрели на окно, не в силах оторвать взгляд он изящного морозного кружева.
***
– Последние копейки, а что на них купить? — женщина со слезами на глазах вздохнула, переведя взгляд на спящих рядом маленьких дочек. — Чем завтра вас кормить буду? И кружева уже никто не покупает.
Она встала, накинув на плечи старенькую заштопанную в нескольких местах шаль. Вытерев слёзы, она посмотрела на окно. Не дойдя до него шага, она застыла с восхищением глядя на затянутое морозом окно. На гладкой поверхности стекла застыл небывалой красоты узор. Тонкие линии рисунка, словно волшебное кружево, окутали окно.
– Слышь, хозяйка! Ты дома? — вытирая ноги о коврик, лежащий у двери внутри избы, мужчина смущённо прокашлялся. — Я тут это… У тебя небось и поесть ничего не осталось? А у меня тут вот, крупы немного, чего мне это… Одному-то, я вот поделиться… Слышишь, что ль, Марфа? — он удивлённо посмотрел на стоявшую перед окном соседку.
Она как будто застыла, не замечая и не слыша его. Только стояла и смотрела в окно. Мужчина осторожно подошёл ней, тронув за плечо.
– А, это ты? — она повернула к нему голову. — Ты только посмотри, — женщина кивнула на окно. — Вот ведь мастерица какая оказывается — эта Зима.
Мужчина перевёл взгляд на окно. Вытаращив глаза, он удивлённо улыбнулся.
– Так вот, чем нужно украсить горшки и кувшины. Вот ведь узор настоящий. Такого мастерства ещё никто не видел.
– А ведь и правда, — она всплеснула руками.
– Ну, а я что говорю.
– Вот он узор! Вот кружева-то будут на славу!
Скинув свою старенькую шаль, она быстро скрылась за занавеской соседней комнаты. Послышался приглушённый стук. Кружевница старалась побыстрее соткать новые кружева, боясь, что узор вот-вот растает.
Мужчина, пожав плечами, оставив крупу на столе побежал в свой дом, стоявший по соседству. Войдя в дом, она посмотрел на своё окно. Там, также, как и у кружевницы, красовался свой морозный узор.
А вечером кружевница, расстелив на столе новое, только что сотканное кружево, с гордой и счастливой улыбкой смотрела на богато одетую покупательницу. Женщина, поворачивая голову то влево, то в право, не могла оторвать восторженного взгляд от полотна. Она только качала головой и всплёскивала руками, восхищаясь изящным, тонким кружевом.
Кружевница, с тех пор, не успевала ткать кружева для городских и сельских модниц. Гончар днём и ночью работал, делая всё новые и новые горшки, кувшины для избалованных городских жителей, разрисованная их затейливым, необычным узором.
– Ну, теперь и отдохнуть можно, — как-то зайдя к кружевнице, тихо, смущённо промолвил он, садясь за стол. — Может чайком угостишь, соседка?
– Ну, а чего не угостить. У меня и сахар, и конфеты есть, — улыбнувшись, она поставила чашки на стол.
– А я вот тут подумал… — начал он нерешительно, покашливая в кулак. — Ты вот одна, и я вот один. Тяжело же. Крутишься день и ночь, а покушать и некому сготовить. Да и детям мать с отцом нужна. Твоим дочкам отец, а моему сыну мать. Вот я и говорю…
– Ну-у… Нужны, конечно, — она, опустив голову слегка замялась. — Дом у меня небольшой, а вот хозяина и правда не хватает. Всё самой приходиться делать, — со скромной улыбкой и лёгким румянцем на щеках, она посмотрела на гончара.
– Ну, так можно и расширить, — расправив плечи, он с гордостью провёл пальцами по усам. — Коль хозяин в доме будет.
Так и стали они одной семьёй.
***
Многие люди в тот день не сразу вышли из дома, любуясь украшенными кружевом окнами.
– Мама, мама, смотри! — мальчик восхищённо показал на окно. — Ты только посмотри, какая она волшебница.
– Кто, сынок? — женщина удивлённо посмотрела на сына.
– Зима. Разве — это не волшебство? Ты только посмотри, — он снова показал на окно.
– Ах, — она всплеснула руками. — Вот это красота.
Она стояла и смотрела, даже не заметив, пересевшего к печке сына. Взяв маленькую дощечку, он осторожно провёл по ней ножом.
– Мама смотри, что у меня получилось! Правда похоже? — он с надеждой посмотрела на мать.
– Сынок, — женщина, повернувшись, взяла в руки дощечку. — Да ты же художник. У тебя же золотые руки.
Слезы счастья блеснули на её ресницах. Женщина прижала мальчика к себе.
– Спасибо тебе, Зимушка, — тихо, гладя сына по голове, уже не скрывая слёз, говорила она. — Спасибо тебе за всё. За то, что подарила мне сына, за его золотые руки. Спасибо за твою доброту.
– Мама, мама, не плач, — мальчик поднял голову, посмотрев на плачущую женщину. — Я теперь всем людям в деревне дома украшу. И Зима ещё узоров добавит. Знаешь, как красиво будет.
Женщина улыбнулась сквозь слёзы, погладив мальчика по голове.
Но не только окна в этот день украсила Зима. Вышедшие на улицу люди, застыли с не меньшим восхищением, глядя на укутанные, будто шубой деревья. А ветки их, словно руки невесты, были обтянуты белоснежными перчатками из застывшего инея. Всё кругом сияло чистотой и белизной. Заботливая труженица Зима, укрыла и украсила природу, сотворённую когда-то её Матушкой.
Перестали люди с тех пор, ругать Зиму. Ребятишки, едва проснувшись, бежали к окнам, с надеждой смотря на стекло — не украсила ли Зимушка своим новым кружевом их старенькие, деревянные окна, не прикрыла ли она белоснежной шубкой спящие деревья.
***
– Ой, бабушка, а мне и правда уже не холодно, — скинув бабушкину шаль, Катя внимательно посмотрела на ткань. — Ой, бабушка… Это же… — положив шаль на колени, Катя как следует расправив складочки, провела пальчиком по вытканному узору.
– Это шаль досталась мне ещё от моей мамы. С тех пор и храниться. Тоже Зимушка-Зима, постаралась, а мастерица связала, — женщина с улыбкой провела рукой по шали.
– Знаешь, бабушка, я больше никогда не буду ругать Зиму. Не правда, что она злая и холодная, она хорошая и добрая. Правда, бабушка?
– Правда, внученька, правда, — она погладила девочку по голове.
