– Да вот, понимаете… — мужчина потёр лоб, как будто вспоминая что-то. — У меня во дворе дома…
Начальник почувствовал, как его, потихоньку начинает бросать в пот.
– Тоже пень? Или даже два?
– Простите что? — мужчина, вытянув шею вперёд, удивлённо вскинул брови. — Какой пень?
– А ладно, — начальник махнул рукой, поняв, что неудачно пошутил. — не берите в голову. Так что там у вас во дворе?
– Понимаете… У меня во дворе яма… от пня.
– От чего? — начальник вытер проступившую всё-таки испарину и открыв рот посмотрел на посетителя. — Яма от чего?
– От пня, — удивлённо ответил тот. — Там пень был, а теперь его нет, а яма есть.
– А пень где?
– Какой?
– Ну, тот который был и исчез.
– Куда? — мужчина вытаращил глаза.
– Что куда? — начальник удивлённо посмотрел на него.
– Ну, пень куда исчез? Вы же его сами того…
– Чего?
– Ну того… выкорчивыва… вова… вытащили короче.
– Какой Вова? Который пень вытаскивал из ямы?
– Наверно, — посетитель пожал плечами. — Я у вас никого не знаю.
– Ну, вы сказали Вова вытащил того… короче.
– Я? Да? И кого он вытаскивал?
– Кто?
– Ну, Вова какой-то.
– Там не морочьте мне голову, — начальник стукнул ладонью об стол. — Вы чего пришли? Вам яму закопать или пень найти!?
– Какой пень? Не понял, — мужчина, вытянув свою тощую шею, снова удивлённо посмотрел на начальника. — Я вам про яму пришёл сказать, а пня я не видел.
– А где тогда он? — начальник с каким-то тупым выражением лица посмотрел на мужчину. — Пень который был и яму после себя оставил?
– Ну, не знаю, — задумчиво ответил мужчина и почесав затылок, посмотрев куда-то на потолок. — Пня я не видел, а яму видел. Может он до меня ушёл… увели… Нет увезли его… Выкорчев… вытащили и увезли.
– Кого, — начальник понял, что крыша на его голове уже слегка отъезжает. — Увезли кого говорю?.. И куда?
– Пень.
– Кто… То есть, — помотав головой продолжил начальник. — Куда… То есть кто и зачем? И вообще какой пень? Вы же про яму… вроде?
– Ну, так яма-то от пня, который вы или Вова какой-то увезли, недавно.
– У нас нет Вовы… Один я, — вспоминая, действительно ли он Вова, поскольку крыша, судя по всему сдвинулась ещё немного, и он понял, что от всех этих пней и ям, стал потихоньку забывать даже собственное имя.
– Извините, — нагнувшись над столом и с опаской глядя на дверь, за которой сидела его секретарша, спросил начальник. — А вы не помните… Меня как зовут?
– Я? — мужчина, поправив очки, уже слегка ошарашенно посмотрел на начальника. — А вам зачем?
– Ну, так для интереса, — удивлённо ответил начальник.
– Вроде Сергей… отчества не помню.
– А Вова тогда кто? Если не я?
– Ну, тот который с пнём ушёл… наверно… Или нет, уехал.
– Куда?
– Ну, за пнём…
– За новым? — перебив его спросил директор.
– Не знаю, но яма старая, ещё от того.
– Чего того?
– Ну, пня.
– Какого пня?
– Который ушёл… То есть уехал…
– Куда?
– На бумагу.
Начальник удивлённо посмотрел на рулон туалетной бумаги, который он, зачем-то, вытащил из ящика стола.
– Ага, — сказал мужчина, тоже посмотрев на рулон. — Или вот… — он кивнул на пачку бумаг на столе.
– А, — начальник задумался, вытерев проступившую испарину.
– Ну, так что же? С ямой-то чего?
– Посадим, вытащим и закопаем, — с каким-то странным, неожиданно появившимся энтузиазмом, повернувшись в кресле к окну, ответил начальник.
– Кого? — повернув голову на бок и открыв рот проговорил мужчина.
– Пень, яму… и вообще всех. Хорошо-то как на улице, — глупо улыбнувшись начальник вдруг повернулся к мужчине. — Птички поют, слышите — Мяу-мяу, совы наверно.
– Почему совы? Это соловьи, — сказал мужчина, посмотрев на лежавший на столе старенький, ещё кнопочный сотовый телефон из динамиков которого доносилась красивая соловьиная трель. — В смысле у вас телефон звонит
– А? Ассоциации такие — пень, дупло, совы, ночь… Романтика… О телефон, — он вдруг с удивлением посмотрел на звонивший телефон. — Это мой?
– Наверно, — посетитель пожал плечами. — Мне-то… Бабаю он зачем…
Мужчина вдруг с ухмылкой начал растворяться в воздухе, только его издевательская улыбка ещё какое-то время оставалась висеть в воздухе.
– Красиво, — посмотрев на неё сказал начальник. — Хорошая челюсть, надо бы такую же, что ли вставить.
Начальник снова задумчиво посмотрел в окно.
«Как интересно устроена жизнь… — он снова задумался. — Сегодня ты пень, а завтра только яма. Красиво».
– Так, я не понял, — крыша, судя по всему снова начала возвращаться на своё законное место, он даже похлопал, так на всякий случай, себя по макушке. — Так я, всё-таки не понял… Где этот? Так пора заканчивать, — начальник вытащил из тумбочки, стоявшей слева от стола бутылку, и нажав на кнопку обратился к секретарше. — Слышь, Марин! А у тебя водка есть?
– Нет Сергей Владимирович, — раздался удивлённый голос секретарши.
– А у меня есть, — и нажав отбой он отвинтил крышку.
Дверь снова распахнулась и в неё вошёл пожилой седоусый мужчина.
– Вы кто? — спросил директор, упёршись в стол ладонями и медленно свирепея.
– Как это кто?! — раздражённо ответил вошедший. — Посетитель, которых вы обязаны принимать по средам и пятницам с десяти до четырёх.
На беду директора, посетителем на этот раз оказался не Бабай, а известный местный кляузник Григорий Кузьмич Безфамильный. Нет, фамилия у него, конечно, была. Собственно, это и была его фамилия — Безфамильный. Просто фамилия у него была такая. Он и свои жалобы всегда так и подписывал: Г. Безфамильный. А все, думая, что читать надо: «Гражданин безфамильный», думали, что жалобу подписал аноним и отправляли их обратно Григорию Кузьмичу, чем вызывали его неудовольствие. Поэтому Григорий Кузьмич всегда был злой и мрачный.
Вот и в этот раз Григорий Кузьмич мрачно глянул на директора и сказал:
– Жалоба у меня, товарищ директор.
– Кто б сомневался, — ехидно ответил директор, комкая в руках какую-то бумажку. — Снова?
– Как это снова? Я к вам, между прочим, уже месяц не приходил! И не думайте, что потому, что всё у нас хорошо! Радикулит меня замучил, а то я бы вам дал прикурить, тунеядцы!
Директор силился вспомнить, кто же приходил к нему месяц назад, но ввиду того, что эту должность он занимал всего неделю, после того, как за махинации с финансами посадили предыдущего директора, вспомнить ничего не мог.
– Тут на вашем месте другой сидел, — недовольно окинул взглядом директора Григорий Кузьмич.
– Теперь я сижу.
– А тот — сидит?
– Где сидит?
– Там… Где вам всем сидеть положено! Я вас всех на чистую воду выведу, паразиты!
Директор украдкой вытер выступившую на лбу испарину.
– Так, товарищ… это… гражданин… давайте по делу.
– Тамбовский волк тебе товарищ. А по твоему делу я потом с удовольствием выступлю, — зло огрызнулся Григорий Кузьмич. — У меня во дворе — пень…
– Опять?! Какой пень!? В каком дворе!?
– Известно, какой пень! Липовый! В нашем дворе, у второго дома, где вы детскую площадку сделали… Липовую!
– То есть как — липовую? У меня записано, — директор порылся в блокноте. — Площадка у дома №2. Жители довольны. И пень тоже липовый?
– Пень от липы! Потому и липовый! И не надо на меня орать, я нервный! У меня справка есть! Так вот. У меня во дворе пень! Был! Но его выкорчевали.
– Вы хотите его назад вернуть? — нервно хихикнул директор.
– Кого? — опешил Григорий Кузьмич.
– Пень липовый.
– Это у вас пни липовые. В отчётах. А у меня пень — настоящий! Был. Но его выкорчевали. И яму оставили. И пень в ней!
– Какой пень?
– Липовый!
– А настоящий?
– А настоящий в яме!
– В какой яме?
– От пня липового.
– А… Пень липовый, а яма настоящая? Ничего не понимаю…
– Яма посреди площадки липовой. А пень в ней! Настоящий! Но тоже липовый! Потому что из липы! То есть от ней! То есть от неё! Вашу, извиняюсь, плешь! Запутали совсем!
Директор, зачем-то погладив наметившуюся лысину, нервно хихикнул:
– Значит, вот куда пень ушёл…
– Кто ушёл?
– Не обращайте внимания, это нервное.
– Как это не обращать внимание! У меня посреди детской площадки, тьфу! То есть посреди двора — пень. В яме. От пня! Который ваш Вова целый день выкорчёвывал.
– Какой Вова? — прошептал директор, чувствуя, как медленно сходит с ума. — Это опять вы?
– Не опять, а снова. Да, снова я. Я к вам месяц назад приходил. С тем же пнём!
– И где он?
– Кто?
– Пень!
– Пень в яме! Которая от пня осталась!
– А Вова?
– А Вова — бригадир. У ваших корчевателей.
– Так вот кто такой Вова! — радостно воскликнул директор, захлопав в ладоши. — А дальше? — с любопытством уставился он на Григория Кузьмича.
– А дальше — больше! Мало того, что он пень целый день корчевал. Он при этом нецензурно выражался. А там дети гуляют!
– Где? В яме!?
– На площадке!
– Она же липовая…
– Она пластиковая! Тьфу, чёрт! Опять вы меня запутали, ироды. Так вот. С самого начала, у меня всё записано, — Григорий Кузьмич встал и достал список. Потом прищурился, достал очки и стал медленно читать:
– Пень недокорчевали и оставили яму. И пень в ней. В яму упал соседский шпиц. И лаял целый день. Пока его не вытащил мой сосед. А его лай действует на нервы!
– Ваш сосед лает?
– Лает шпиц!
– И у него нервы… — мечтательно ответил директор, крыша которого окончательно сдвинулась с места.
– Нервы у меня! И не надо на них играть! Иначе я за себя не ручаюсь! Если не уберёте пень, я буду жаловаться в вышестоящие инстанции!
– Так вот значит, куда ушёл пень… — директор мечтательно посмотрел в потолок и подпёр голову кулаком. — Мы его ищем на детской площадке, а он там — в вышестоящих инстанциях…
– Учтите, я это так не оставлю! Я буду жаловаться выше! Я вам устрою! — Григорий Кузьмич вскочил со стула и рывком открыв дверь, злобно оглянулся на директора: — Я до Москвы дойду!
– Да, конечно, тут недалеко. Всего пятьдесят километров!
– Вы ещё за это ответите! — Григорий Кузьмич вышел, намереваясь хлопнуть дверью.
– А… исчезать вы больше не будете? Так интересно было…
– Что?! В смысле — исчезать?
– Ну, как чеширский кот в сказке про Алису, — директор улыбнулся, накручивая на карандаш волосы. — Знаете, такой полосатый и пушистый. Он исчезал, а улыбка оставалась…
– Какая Алиса?!
– Ну, которая, помните, искала попугая. А он оказался на третьей планете…
Григорий Кузьмич громко хлопнул дверью, так что звякнули стоявшие на полке призы лучшей управляющей компании и первые премии всевозможных конкурсов. А незакрытая бутылка, качнувшись упала на бумаги, медленно и величаво излив своё содержимое на паркетный пол.
– Вот и весна пришла, паводок… — улыбаясь произнёс директор, созерцая растекающуюся по полу лужу. И добавил:
– А пни из них скачут и скачут… Из ям, что растут и растут…
– Пушкин? — в дверь просунулась конопатая рожа с пышной рыжей шевелюрой.
– Нет, это народное… А это опять вы, Бабай?
– Ага, Вова я, Бабаев. Так как с пнём-то?
– С пнём?..
– Ну да, который, того, в яме у второго дома?
– А мы его пнём… К дому первому… Пусть там и разбираются.
– А… понял… — Вова почесал кудлатую голову и принюхавшись к запаху разлившейся по полу жидкости, добавил: — Я это… после обеда забегу… Что б это… не мешать…
– Да-да, заходите. Буду очень рад… И пню тоже, — кивнул головой директор, вычерчивая пальцем непонятные знаки в воздухе. — Нам пни эти строить и жить помогают. Пусть в ямах они под-рас-ту-у-ут! — пропел он, сделав пальцем предупреждающий жест. — А то Бабай придёт и будет всем Чеширский шпиц!
– Михаловна, слыхала новость?
– А чё такое?
– Да начальника нашей управляющей компании вчера в психушку забрали, — тихо сказала сидевшая рядом молодая женщина, работавшая в компании диспетчером, своей соседке, местной сплетнице Марии Михайловне.
– А чего это? — раскрыв рот от удивления, спросила она.
– Да он тут пришёл и давай радостно так по кабинету скакать и бумаги раскидывать, — ответила за диспетчера подруга Михайловны, и, по совместительству коллега по «сарафанному радио» Катерина Матвеевна, — напевая про пень какой-то зелёный с чёрными цифрами, что в лесу из ямы с панельными домами растёт.
– О как!
– Во! Говорили ему — не зарывайся, а то… — Матвеевна запнулась, посмотрев на игравших рядом детей, — этот придёт…
– Карачум?
– Ага, он самый. Пушистый и с самого Севера.
– Бабай к нему пришёл! — гордо заявила игравшая недалеко от них Тася. — Потому что плохо себя вёл.
С тех самых пор среди местных коммунальщиков прошёл слух, что во дворе дома номер два завелась нечистая сила, которая сводит с ума директоров и прочий административно-хозяйственный состав, а по ночам громко и жутко воет в полупустых трубах: «Лета-а-а-а хочу-у-у-у!!!» Новый директор, пришедший взамен прежнего, окончательно сбрендившего на ямах и пнях первым делом распорядился убрать злополучный пень и закопать яму, а затем — от греха подальше — заполнить трубы отопления по самую макушку. Вой и прочие аномальные явления, говорят, тотчас же прекратились.
А Бабай… А Бабай с тех пор пользуется всеобщей любовью и уважением. А живёт по-прежнему под кроватью Толика. И по-прежнему рассказывает им с Тасей перед сном волшебные сказки. А лунными ночами уходит гулять вместе с домовым Никифором по окрестностям. Михайловна и Матвеевна говорят — а они всегда в курсе всего, что происходит или должно произойти во дворе, что в такие ночи Григорию Кузьмичу всегда снятся кошмары. Например, о том, что во двор дома номер два приехал самосвал, которым управлял соседский шпиц, и высыпал посреди площадки кучу бумаг с резолюциями на его жалобы. Впрочем, дети во дворе этому не удивляются — не зря же говорят, что если плохо себя вести, то придёт Бабай.
Начальник почувствовал, как его, потихоньку начинает бросать в пот.
– Тоже пень? Или даже два?
– Простите что? — мужчина, вытянув шею вперёд, удивлённо вскинул брови. — Какой пень?
– А ладно, — начальник махнул рукой, поняв, что неудачно пошутил. — не берите в голову. Так что там у вас во дворе?
– Понимаете… У меня во дворе яма… от пня.
– От чего? — начальник вытер проступившую всё-таки испарину и открыв рот посмотрел на посетителя. — Яма от чего?
– От пня, — удивлённо ответил тот. — Там пень был, а теперь его нет, а яма есть.
– А пень где?
– Какой?
– Ну, тот который был и исчез.
– Куда? — мужчина вытаращил глаза.
– Что куда? — начальник удивлённо посмотрел на него.
– Ну, пень куда исчез? Вы же его сами того…
– Чего?
– Ну того… выкорчивыва… вова… вытащили короче.
– Какой Вова? Который пень вытаскивал из ямы?
– Наверно, — посетитель пожал плечами. — Я у вас никого не знаю.
– Ну, вы сказали Вова вытащил того… короче.
– Я? Да? И кого он вытаскивал?
– Кто?
– Ну, Вова какой-то.
– Там не морочьте мне голову, — начальник стукнул ладонью об стол. — Вы чего пришли? Вам яму закопать или пень найти!?
– Какой пень? Не понял, — мужчина, вытянув свою тощую шею, снова удивлённо посмотрел на начальника. — Я вам про яму пришёл сказать, а пня я не видел.
– А где тогда он? — начальник с каким-то тупым выражением лица посмотрел на мужчину. — Пень который был и яму после себя оставил?
– Ну, не знаю, — задумчиво ответил мужчина и почесав затылок, посмотрев куда-то на потолок. — Пня я не видел, а яму видел. Может он до меня ушёл… увели… Нет увезли его… Выкорчев… вытащили и увезли.
– Кого, — начальник понял, что крыша на его голове уже слегка отъезжает. — Увезли кого говорю?.. И куда?
– Пень.
– Кто… То есть, — помотав головой продолжил начальник. — Куда… То есть кто и зачем? И вообще какой пень? Вы же про яму… вроде?
– Ну, так яма-то от пня, который вы или Вова какой-то увезли, недавно.
– У нас нет Вовы… Один я, — вспоминая, действительно ли он Вова, поскольку крыша, судя по всему сдвинулась ещё немного, и он понял, что от всех этих пней и ям, стал потихоньку забывать даже собственное имя.
– Извините, — нагнувшись над столом и с опаской глядя на дверь, за которой сидела его секретарша, спросил начальник. — А вы не помните… Меня как зовут?
– Я? — мужчина, поправив очки, уже слегка ошарашенно посмотрел на начальника. — А вам зачем?
– Ну, так для интереса, — удивлённо ответил начальник.
– Вроде Сергей… отчества не помню.
– А Вова тогда кто? Если не я?
– Ну, тот который с пнём ушёл… наверно… Или нет, уехал.
– Куда?
– Ну, за пнём…
– За новым? — перебив его спросил директор.
– Не знаю, но яма старая, ещё от того.
– Чего того?
– Ну, пня.
– Какого пня?
– Который ушёл… То есть уехал…
– Куда?
– На бумагу.
Начальник удивлённо посмотрел на рулон туалетной бумаги, который он, зачем-то, вытащил из ящика стола.
– Ага, — сказал мужчина, тоже посмотрев на рулон. — Или вот… — он кивнул на пачку бумаг на столе.
– А, — начальник задумался, вытерев проступившую испарину.
– Ну, так что же? С ямой-то чего?
– Посадим, вытащим и закопаем, — с каким-то странным, неожиданно появившимся энтузиазмом, повернувшись в кресле к окну, ответил начальник.
– Кого? — повернув голову на бок и открыв рот проговорил мужчина.
– Пень, яму… и вообще всех. Хорошо-то как на улице, — глупо улыбнувшись начальник вдруг повернулся к мужчине. — Птички поют, слышите — Мяу-мяу, совы наверно.
– Почему совы? Это соловьи, — сказал мужчина, посмотрев на лежавший на столе старенький, ещё кнопочный сотовый телефон из динамиков которого доносилась красивая соловьиная трель. — В смысле у вас телефон звонит
– А? Ассоциации такие — пень, дупло, совы, ночь… Романтика… О телефон, — он вдруг с удивлением посмотрел на звонивший телефон. — Это мой?
– Наверно, — посетитель пожал плечами. — Мне-то… Бабаю он зачем…
Мужчина вдруг с ухмылкой начал растворяться в воздухе, только его издевательская улыбка ещё какое-то время оставалась висеть в воздухе.
– Красиво, — посмотрев на неё сказал начальник. — Хорошая челюсть, надо бы такую же, что ли вставить.
Начальник снова задумчиво посмотрел в окно.
«Как интересно устроена жизнь… — он снова задумался. — Сегодня ты пень, а завтра только яма. Красиво».
– Так, я не понял, — крыша, судя по всему снова начала возвращаться на своё законное место, он даже похлопал, так на всякий случай, себя по макушке. — Так я, всё-таки не понял… Где этот? Так пора заканчивать, — начальник вытащил из тумбочки, стоявшей слева от стола бутылку, и нажав на кнопку обратился к секретарше. — Слышь, Марин! А у тебя водка есть?
– Нет Сергей Владимирович, — раздался удивлённый голос секретарши.
– А у меня есть, — и нажав отбой он отвинтил крышку.
***
Дверь снова распахнулась и в неё вошёл пожилой седоусый мужчина.
– Вы кто? — спросил директор, упёршись в стол ладонями и медленно свирепея.
– Как это кто?! — раздражённо ответил вошедший. — Посетитель, которых вы обязаны принимать по средам и пятницам с десяти до четырёх.
На беду директора, посетителем на этот раз оказался не Бабай, а известный местный кляузник Григорий Кузьмич Безфамильный. Нет, фамилия у него, конечно, была. Собственно, это и была его фамилия — Безфамильный. Просто фамилия у него была такая. Он и свои жалобы всегда так и подписывал: Г. Безфамильный. А все, думая, что читать надо: «Гражданин безфамильный», думали, что жалобу подписал аноним и отправляли их обратно Григорию Кузьмичу, чем вызывали его неудовольствие. Поэтому Григорий Кузьмич всегда был злой и мрачный.
Вот и в этот раз Григорий Кузьмич мрачно глянул на директора и сказал:
– Жалоба у меня, товарищ директор.
– Кто б сомневался, — ехидно ответил директор, комкая в руках какую-то бумажку. — Снова?
– Как это снова? Я к вам, между прочим, уже месяц не приходил! И не думайте, что потому, что всё у нас хорошо! Радикулит меня замучил, а то я бы вам дал прикурить, тунеядцы!
Директор силился вспомнить, кто же приходил к нему месяц назад, но ввиду того, что эту должность он занимал всего неделю, после того, как за махинации с финансами посадили предыдущего директора, вспомнить ничего не мог.
– Тут на вашем месте другой сидел, — недовольно окинул взглядом директора Григорий Кузьмич.
– Теперь я сижу.
– А тот — сидит?
– Где сидит?
– Там… Где вам всем сидеть положено! Я вас всех на чистую воду выведу, паразиты!
Директор украдкой вытер выступившую на лбу испарину.
– Так, товарищ… это… гражданин… давайте по делу.
– Тамбовский волк тебе товарищ. А по твоему делу я потом с удовольствием выступлю, — зло огрызнулся Григорий Кузьмич. — У меня во дворе — пень…
– Опять?! Какой пень!? В каком дворе!?
– Известно, какой пень! Липовый! В нашем дворе, у второго дома, где вы детскую площадку сделали… Липовую!
– То есть как — липовую? У меня записано, — директор порылся в блокноте. — Площадка у дома №2. Жители довольны. И пень тоже липовый?
– Пень от липы! Потому и липовый! И не надо на меня орать, я нервный! У меня справка есть! Так вот. У меня во дворе пень! Был! Но его выкорчевали.
– Вы хотите его назад вернуть? — нервно хихикнул директор.
– Кого? — опешил Григорий Кузьмич.
– Пень липовый.
– Это у вас пни липовые. В отчётах. А у меня пень — настоящий! Был. Но его выкорчевали. И яму оставили. И пень в ней!
– Какой пень?
– Липовый!
– А настоящий?
– А настоящий в яме!
– В какой яме?
– От пня липового.
– А… Пень липовый, а яма настоящая? Ничего не понимаю…
– Яма посреди площадки липовой. А пень в ней! Настоящий! Но тоже липовый! Потому что из липы! То есть от ней! То есть от неё! Вашу, извиняюсь, плешь! Запутали совсем!
Директор, зачем-то погладив наметившуюся лысину, нервно хихикнул:
– Значит, вот куда пень ушёл…
– Кто ушёл?
– Не обращайте внимания, это нервное.
– Как это не обращать внимание! У меня посреди детской площадки, тьфу! То есть посреди двора — пень. В яме. От пня! Который ваш Вова целый день выкорчёвывал.
– Какой Вова? — прошептал директор, чувствуя, как медленно сходит с ума. — Это опять вы?
– Не опять, а снова. Да, снова я. Я к вам месяц назад приходил. С тем же пнём!
– И где он?
– Кто?
– Пень!
– Пень в яме! Которая от пня осталась!
– А Вова?
– А Вова — бригадир. У ваших корчевателей.
– Так вот кто такой Вова! — радостно воскликнул директор, захлопав в ладоши. — А дальше? — с любопытством уставился он на Григория Кузьмича.
– А дальше — больше! Мало того, что он пень целый день корчевал. Он при этом нецензурно выражался. А там дети гуляют!
– Где? В яме!?
– На площадке!
– Она же липовая…
– Она пластиковая! Тьфу, чёрт! Опять вы меня запутали, ироды. Так вот. С самого начала, у меня всё записано, — Григорий Кузьмич встал и достал список. Потом прищурился, достал очки и стал медленно читать:
– Пень недокорчевали и оставили яму. И пень в ней. В яму упал соседский шпиц. И лаял целый день. Пока его не вытащил мой сосед. А его лай действует на нервы!
– Ваш сосед лает?
– Лает шпиц!
– И у него нервы… — мечтательно ответил директор, крыша которого окончательно сдвинулась с места.
– Нервы у меня! И не надо на них играть! Иначе я за себя не ручаюсь! Если не уберёте пень, я буду жаловаться в вышестоящие инстанции!
– Так вот значит, куда ушёл пень… — директор мечтательно посмотрел в потолок и подпёр голову кулаком. — Мы его ищем на детской площадке, а он там — в вышестоящих инстанциях…
– Учтите, я это так не оставлю! Я буду жаловаться выше! Я вам устрою! — Григорий Кузьмич вскочил со стула и рывком открыв дверь, злобно оглянулся на директора: — Я до Москвы дойду!
– Да, конечно, тут недалеко. Всего пятьдесят километров!
– Вы ещё за это ответите! — Григорий Кузьмич вышел, намереваясь хлопнуть дверью.
– А… исчезать вы больше не будете? Так интересно было…
– Что?! В смысле — исчезать?
– Ну, как чеширский кот в сказке про Алису, — директор улыбнулся, накручивая на карандаш волосы. — Знаете, такой полосатый и пушистый. Он исчезал, а улыбка оставалась…
– Какая Алиса?!
– Ну, которая, помните, искала попугая. А он оказался на третьей планете…
Григорий Кузьмич громко хлопнул дверью, так что звякнули стоявшие на полке призы лучшей управляющей компании и первые премии всевозможных конкурсов. А незакрытая бутылка, качнувшись упала на бумаги, медленно и величаво излив своё содержимое на паркетный пол.
– Вот и весна пришла, паводок… — улыбаясь произнёс директор, созерцая растекающуюся по полу лужу. И добавил:
– А пни из них скачут и скачут… Из ям, что растут и растут…
– Пушкин? — в дверь просунулась конопатая рожа с пышной рыжей шевелюрой.
– Нет, это народное… А это опять вы, Бабай?
– Ага, Вова я, Бабаев. Так как с пнём-то?
– С пнём?..
– Ну да, который, того, в яме у второго дома?
– А мы его пнём… К дому первому… Пусть там и разбираются.
– А… понял… — Вова почесал кудлатую голову и принюхавшись к запаху разлившейся по полу жидкости, добавил: — Я это… после обеда забегу… Что б это… не мешать…
– Да-да, заходите. Буду очень рад… И пню тоже, — кивнул головой директор, вычерчивая пальцем непонятные знаки в воздухе. — Нам пни эти строить и жить помогают. Пусть в ямах они под-рас-ту-у-ут! — пропел он, сделав пальцем предупреждающий жест. — А то Бабай придёт и будет всем Чеширский шпиц!
***
– Михаловна, слыхала новость?
– А чё такое?
– Да начальника нашей управляющей компании вчера в психушку забрали, — тихо сказала сидевшая рядом молодая женщина, работавшая в компании диспетчером, своей соседке, местной сплетнице Марии Михайловне.
– А чего это? — раскрыв рот от удивления, спросила она.
– Да он тут пришёл и давай радостно так по кабинету скакать и бумаги раскидывать, — ответила за диспетчера подруга Михайловны, и, по совместительству коллега по «сарафанному радио» Катерина Матвеевна, — напевая про пень какой-то зелёный с чёрными цифрами, что в лесу из ямы с панельными домами растёт.
– О как!
– Во! Говорили ему — не зарывайся, а то… — Матвеевна запнулась, посмотрев на игравших рядом детей, — этот придёт…
– Карачум?
– Ага, он самый. Пушистый и с самого Севера.
– Бабай к нему пришёл! — гордо заявила игравшая недалеко от них Тася. — Потому что плохо себя вёл.
С тех самых пор среди местных коммунальщиков прошёл слух, что во дворе дома номер два завелась нечистая сила, которая сводит с ума директоров и прочий административно-хозяйственный состав, а по ночам громко и жутко воет в полупустых трубах: «Лета-а-а-а хочу-у-у-у!!!» Новый директор, пришедший взамен прежнего, окончательно сбрендившего на ямах и пнях первым делом распорядился убрать злополучный пень и закопать яму, а затем — от греха подальше — заполнить трубы отопления по самую макушку. Вой и прочие аномальные явления, говорят, тотчас же прекратились.
А Бабай… А Бабай с тех пор пользуется всеобщей любовью и уважением. А живёт по-прежнему под кроватью Толика. И по-прежнему рассказывает им с Тасей перед сном волшебные сказки. А лунными ночами уходит гулять вместе с домовым Никифором по окрестностям. Михайловна и Матвеевна говорят — а они всегда в курсе всего, что происходит или должно произойти во дворе, что в такие ночи Григорию Кузьмичу всегда снятся кошмары. Например, о том, что во двор дома номер два приехал самосвал, которым управлял соседский шпиц, и высыпал посреди площадки кучу бумаг с резолюциями на его жалобы. Впрочем, дети во дворе этому не удивляются — не зря же говорят, что если плохо себя вести, то придёт Бабай.
