– А всё-таки, на фига такой подарок? — опять недоумевая спросила Оля.
– Слушай Оль. А он тебя вечером встречал с цветами или тоже с розовым вантузом? — с улыбкой спросила Нелли. — Знаешь, Оль, если он тебя, всё-таки, замуж позовёт, выходи не задумываясь. Такой хозяйственный человек в наше время редкость, будешь на всю жизнь обеспечена — мылом, ёршиками и разноцветными вантузами.
– Можно подумать твой… как там его звали? В общем, твой этот самый, нормальным делом занимался? — скривив от злости лицо, ответила Оля.
– Во всяком случае, мой бывший этот самый, не занимался реализацией всяких там вантузов и ёршиков для унитаза, а занимался вполне нормальным делом — подделывал ручки и прочие канцтовары известных марок! — гордо вскинув голову, ответила Нелли.
– Хм… — недовольно хмыкнула Оля, опять скривив лицо. — Тоже мне деятель.
Так и проходили дни в ожидании нового генерального директора. В порывах творчества, со случайно зашедшими гостями. И вот однажды, когда всё-таки повесили новые — ярко-оранжевые с зелёной надписью — пластиковые таблички, для офиса овальные, украшенные цветами; для директора в форме любимой кастрюли, правда уже с нормальными ручками; для Домны Ульяновны пытались изобразить скрещённые кисточки — так сказать орудие производства, но получились скрещение веники; для туалета просто овальные с надписью — «Туалэт», почему через «э», никто так и не понял, но переделывать посчитали слишком затратным, поэтому так и оставили, здесь и нашлись шутники, поменявшие таблички вот этого самого «туалэта» и офиса с дружным женским коллективом. Из-за этого к ним, в один из последних февральских, но уже солнечных и безветренных дней, пришёл Он… Высокий, средних лет, в свободном, но слегка помятом, рабочем комбинезоне, подчёркивающем его пивной животик, с трёхдневной щетиной и тоже… одинокий — это тоже заметили, потому что в последнее время, у покровительниц этого офиса уже вошло в привычку смотреть на безымянные пальцы всех входящих мужчин… Сантехник.
– Ух ты! — воскликнул он, правда с дополнительными уточняющими выражениями — всё-таки сантехник. И восхищённо обвёл глазами работниц офиса, дыхнув на них благородным ароматом перегара, так, что просто Ольга или лучше Оля, снова ахнула стакан, правда на этот раз он не разбился, так как был пластиковым, производства их фабрики, но с дном. Он — сантехник — даже вздрогнул от неожиданности и повернувшись к ней лицом представился: — Иннокентий, — сверкая глаза, не понятно от чего. То ли от красоты Оли, то ли от причины появления запаха перегара. — Можно просто Кеша.
– Ольга Львовна, — уже строго представилась она.
– А вы к нам, случайно, не за стаканами для ёршиков пришли? — игриво спросила Нелли, по традиции прикусив нижнюю губу. — Или за розовыми вантузами, правда, это не к нам.
– А почему розовыми? — удивлённо спросил он, снова дыхнув тем же ароматом, так что у сидевшей напротив Лидии Алексеевны появился лёгкий румянец на щеках.
– Да так, — игриво продолжила Нелли. — Восьмое марта всё-таки скоро.
– Да… я… вообще-то… — с паузами, ничего не поняв, продолжил Кеша. — Меня вообще-то вызывали из-за засора… ремонтировать, а вот попал к вам, — снова заулыбавшись, игриво продолжил он, посмотрев почему-то на Наталью Петровну, так что румянец на щеках появился уже у неё.
– А вы смотрю — любитель, — обведя рукой коллег, также игриво спросила Нелли.
– Обижаете, — играя глазами ответил Кеша. — Профессионал.
– Да? — уже удивлённо спросила Нелли. — И много, так сказать, напрофессионалили?
– Да как вам сказать, — серьёзно ответил он, почесав затылок и слегка задумавшись. — Нашего брата, почему-то не очень жалуют… А зря… — уже оживлённо продолжил Кеша. — Мы ведь тоже можем неплохо зарабатывать… Ну, там, кому чего поменять, вне работы, — он потёр тремя пальцами друг о друга.
– А у нас вроде всё нормально, ничего не засорено, мы вообще всё убираем за собой, — решила блеснуть умом и вставила своё слово Алина. Кеша даже рот открыл от удивления, посмотрев на неё.
– Да кто-то табличку от туалета повесил на вашу дверь, — серьёзно ответил он.
– Вот сволочи! — воскликнула Нелли. Она правда, тоже добавила немного дополнительных слов, так что Кеша, повернувшись в её сторону, восхищённо, с улыбкой, уставился на неё.
– Вот это женщина, — только и смог ответить он, смотря всё также восхищённо.
– Спасибо, — игриво улыбнувшись ответила она. — Пойдёмте, я вас провожу до туалета.
На следующий день все начали расспрашивать уже Нелли о вчерашнем визитёре. Как все вечером заметили, именно он забирал её на своей допотопной и такой же помятой, как и его комбинезон Audi.
– Ну, вот чего вы ко мне пристали? — возмущалась Нелли. — Подумаешь, подвёз. Как будто вас никто не подвозит. Между прочим, до завтра надо сдать свои разработки, то есть эскизы, — чтобы хоть как-то отвлечь коллег от обсуждения своей личной жизнь, проговорила она. — А у меня, блин, получилась только какая-то розовая собачья миска с длинной резной ручкой, — подперев щёку рукой продолжила она. — Ну, и куда это изделие применить можно?
– Это ещё ничего. Ты вон Алинкин эскиз посмотри, — ответила Ирина. Встав из-за своего стола, она вытащила из ящика стола Алины, которая почему-то сильно запаздывала, листок с эскизом и протянула его Нелли.
– И чего это такое? — крутя лист в руке спросила она у Ирины.
– Алина сказал, что конфетница.
На листке было изображено нечто, похожее на этот вездесущий вантуз. Судя по всему, он так запал в голову Алины, что она до сих пор всё никак не могла его оттуда выкинуть. Как оказалось, это и вправду была конфетница, чему подтверждением была надпись внизу листка. Прозрачная чаша этого изделия, действительно напоминавшая чашу вантуза, держалась на длинной резной ножке, закончившейся такого же размера и формы подставкой.
– Офигеть! — только и смогла сказать Нелли. — За такое изделие Алинка точно может премию получить, если учитывать вкус нашего ФУУ.
Вечером все сдали свои работы. Такой огромной коллекции абстрактного искусства не видел, пожалуй, не один музей мира. Чего только не нарисовали эти мечтатели большой премии. Там были кроме уже упомянутых миски и вантуза-конфетницы: совершенно прямой стакан с крышкой, которую можно было использовать как дно для этого самого стакана, а уже настоящее дно, как крышку, правда никто не объяснил, где всё-таки у этого стакана дно, а где крышка; широкая ваза для цветов, вся — с низу до верху, украшенная ажурными узорами и просто дырками, как было сказано, для привлечения воздуха к цветам. Правда, как в неё воду налить, чтобы эти самые цветы поставить, было неизвестно. Были также часы с мордой змеи, раздвоенный язык которой изображал стрелки, правда этот эскиз Филипп Ульрихович отложил сразу, сжалившись над змеёй, потому что не понятно, за какие грехи ей — змее — придётся испытывать такие пытки, вращая своим, путь и ядовитым, языком. Была пластиковая бутылка для воды в форме кактуса, утыканная колючками с верху до низу, на резонный вопрос: как пить из такого колючего шедевра, последовал ответ: но это же кактус, он должен быть с колючками. Был и ещё один шедевр буйной фантазии, правда не известно чьей. Кувшин в виде бегемота, у которого из пасти должна была вытекать вода, а вот ручка, приделанная к спине этого бегемота… В общем, низ ручки был вставлен в такое место… В реальной жизни бегемоту явно бы, не понравилось такое вмешательство в, так сказать, личную жизнь. Ну, судя по морде этого самого бедного, нарисованного бегемота, он уже успел офигеть от столь бесцеремонного обращения.
В общем Филипп Ульрихович, насмотревшийся всех этих гениальных шедевров, не блещущих умом своих подопечных, заметил, что первые проблески этого самого ума, наконец-то, заиграли уже в его собственном своеобразном уме, и он понял… Если всё это увидит новый гендиректор, то его точно, вслед за правой рукой, отправят на заслуженный отдых, а всё их предприятие закроют, к какой-нибудь матери. Так что, с музеем решили повременить, и вся повседневная жизнь их предприятия вошла в привычное русло — каждый занялся своими прямыми обязанностями. А офис… А офис снова настроился на любовную волну, даже те кому за… в ожидании нового гендиректора. И начался новый виток творческой фантазии, потому что каждый держался за своё насиженное место и, естественно, не хотел добровольно покидать его, и весь этот дружный коллектив начал писать доносы друг на друга, как в старые, добрые советские времена.
Оживились, и очень обрадовались, в ожидание нового гендиректора пластикового предприятия, и расположенные рядом салоны красоты, и крупный косметический центр. Потому что такого ажиотажа на разнообразные косметические процедуры и ботокс, раньше они не видели. И только владелец одного косметического салона теперь в отчаяние кусал локти, так как отказался открывать свой салон рядом с таким производством. Владелец этот, судя по названию и картинке, тоже отличался не менее буйной фантазией, так как называлось сие заведение: «Весёлая матрёшка», а картинка под этой надписью изображала подмигивающую кошку, державшую в руках, именно в руках, фен — как держат обычно пистолет. В общем в один из ближайших выходных, почти весь офис, кроме юной Алины, Ольги и выглядевшей значительно моложе своих лет и довольной собой Нелли, ринулся в эти салоны и центр.
И вот наступил этот долгожданный день. Филипп Ульрихович собрал весь руководящий и офисный, обколотый ботоксом и благоухающий всевозможными ароматами, состав в актовом зале. Заодно решили отметить и восьмое марта, и теперь весь женский коллектив со страхом гадал, чего же такое отмочит их директор, потому что уже все прослышали про подарки их коллегам из сантехнической компании. После традиционной праздничной речи все стали с нетерпением посматривать на вход в зал, из которого всё никак не появлялся Он… молодой, красивый и одинокий. И вот (наконец-то!) дверь отварилась и в зал вошёл Он… Зал ахнул… И уже традиционно, судя по звуку, кто-то ахнул что-то стеклянное. На сцену вышел… мужчина лет шестидесяти; маленький, примерно сто шестьдесят; толстенький, даже какой-то кругленький, с редкими, на макушке вообще отсутствующими волосами, но… всё-таки не женатый. И судя по всему, кто-то из представителей прекрасного пола упал в обморок после такого зрелища, потому что в зале вдруг раздался крик:
– Воды, воды!
И сразу после этого крика, за окном (в начале марта!) полил ливень.
Весь зал с удивлением уставился в окно. И что ещё более удивительно, после этого раздался другой возглас.
– Уже не надо! Всё хорошо!
– Спасибо, — раздался, уже тише, чей-то грубый, судя по всему мужской, голос.
Весь зал ахнул ещё больше, потому что никто никогда не замечал, что в их коллективе вдруг обнаружился настроенный на такую же любовную волну… мужчина.
Но всех отрезвил Филипп Ульрихович, представивший вошедшего:
– Знакомьтесь, Яков Израилевич Шлейман, новый руководитель нашей фабрики. А вот и наконец наш новый гендиректор, прошу любить и жаловать — Карьялайнен Наталья Юрьевна.
И снова весь зал ахнув, уставился на медленно открывающуюся дверь, и в зал вошла уже она. Лет пятидесяти, среднего роста, чуть полноватая — Наталья Юрьевна. После традиционной речи-представления нового руководителя и поздравления от самой Натальи Юрьевны в зал внесли традиционные букеты цветов, состоящие из трёх жёлтых тюльпанов и подарки… красные, синие и зелёные… красивые, нормальной формы и внешнего вида, пластиковые конфетницы. Весь зал с облегчением выдохнул, снова вспомнив коллег из компании по реализации сантехнических принадлежностей. И когда наконец-то всё закончилось, и все, слегка разочарованные, с поникшей головой и вычислениями — в уме — убытков, потраченных на, как оказалось, совершенно не нужный ботокс, разошлись по своим рабочим места… Только две сотрудницы этого славного, дружного офиса сидели с гордо поднятой головой и улыбкой на лице. Потому, как позже выяснили их коллеги от них самих, тому была весьма объективная причина. Наталья Юрьевна, оказывается, была разведена и имела двух сыновей: тридцатилетнего Владимира и двадцативосьмилетнего Руслана, работавшего представителем компании по реализации сантехнических изделий, да к тому же ещё у неё имелся до сих пор не женатый тридцатидевятилетний брат Иннокентий, работавший сантехником в частной ремонтной фирме. И теперь все не со смехом, а с огромной завистью смотрели на Ольгу и Нелли, связавших себя отношениями, пусть и не с тем, о ком все грезили.
А через три недели Домну Ульяновну торжественно и с большой радостью всего коллектива, да что там коллектива, всего предприятия, всё-таки отправили на заслуженную пенсию. И пришла вместо неё новая пятидесятитрёхлетняя дизайнер, правда, уже с нормальным именем — что, впрочем, после прихода Натальи Юрьевны уже никого не удивило, но тоже двойной фамилией. Видимо, отдел располагал к такой странной особенности. Правда и она любила подписывать новые изделия своими инициалами, но звучали они уже более благозвучно, даже как-то привлекательно, что ли, а звалась она… Валентина Анатольевна Щёкина-Ермолаева.
А ещё через месяц состоялось бракосочетание Нелли с Иннокентием и Ольги с Русланом.
– Слушай Оль. А он тебя вечером встречал с цветами или тоже с розовым вантузом? — с улыбкой спросила Нелли. — Знаешь, Оль, если он тебя, всё-таки, замуж позовёт, выходи не задумываясь. Такой хозяйственный человек в наше время редкость, будешь на всю жизнь обеспечена — мылом, ёршиками и разноцветными вантузами.
– Можно подумать твой… как там его звали? В общем, твой этот самый, нормальным делом занимался? — скривив от злости лицо, ответила Оля.
– Во всяком случае, мой бывший этот самый, не занимался реализацией всяких там вантузов и ёршиков для унитаза, а занимался вполне нормальным делом — подделывал ручки и прочие канцтовары известных марок! — гордо вскинув голову, ответила Нелли.
– Хм… — недовольно хмыкнула Оля, опять скривив лицо. — Тоже мне деятель.
***
Так и проходили дни в ожидании нового генерального директора. В порывах творчества, со случайно зашедшими гостями. И вот однажды, когда всё-таки повесили новые — ярко-оранжевые с зелёной надписью — пластиковые таблички, для офиса овальные, украшенные цветами; для директора в форме любимой кастрюли, правда уже с нормальными ручками; для Домны Ульяновны пытались изобразить скрещённые кисточки — так сказать орудие производства, но получились скрещение веники; для туалета просто овальные с надписью — «Туалэт», почему через «э», никто так и не понял, но переделывать посчитали слишком затратным, поэтому так и оставили, здесь и нашлись шутники, поменявшие таблички вот этого самого «туалэта» и офиса с дружным женским коллективом. Из-за этого к ним, в один из последних февральских, но уже солнечных и безветренных дней, пришёл Он… Высокий, средних лет, в свободном, но слегка помятом, рабочем комбинезоне, подчёркивающем его пивной животик, с трёхдневной щетиной и тоже… одинокий — это тоже заметили, потому что в последнее время, у покровительниц этого офиса уже вошло в привычку смотреть на безымянные пальцы всех входящих мужчин… Сантехник.
– Ух ты! — воскликнул он, правда с дополнительными уточняющими выражениями — всё-таки сантехник. И восхищённо обвёл глазами работниц офиса, дыхнув на них благородным ароматом перегара, так, что просто Ольга или лучше Оля, снова ахнула стакан, правда на этот раз он не разбился, так как был пластиковым, производства их фабрики, но с дном. Он — сантехник — даже вздрогнул от неожиданности и повернувшись к ней лицом представился: — Иннокентий, — сверкая глаза, не понятно от чего. То ли от красоты Оли, то ли от причины появления запаха перегара. — Можно просто Кеша.
– Ольга Львовна, — уже строго представилась она.
– А вы к нам, случайно, не за стаканами для ёршиков пришли? — игриво спросила Нелли, по традиции прикусив нижнюю губу. — Или за розовыми вантузами, правда, это не к нам.
– А почему розовыми? — удивлённо спросил он, снова дыхнув тем же ароматом, так что у сидевшей напротив Лидии Алексеевны появился лёгкий румянец на щеках.
– Да так, — игриво продолжила Нелли. — Восьмое марта всё-таки скоро.
– Да… я… вообще-то… — с паузами, ничего не поняв, продолжил Кеша. — Меня вообще-то вызывали из-за засора… ремонтировать, а вот попал к вам, — снова заулыбавшись, игриво продолжил он, посмотрев почему-то на Наталью Петровну, так что румянец на щеках появился уже у неё.
– А вы смотрю — любитель, — обведя рукой коллег, также игриво спросила Нелли.
– Обижаете, — играя глазами ответил Кеша. — Профессионал.
– Да? — уже удивлённо спросила Нелли. — И много, так сказать, напрофессионалили?
– Да как вам сказать, — серьёзно ответил он, почесав затылок и слегка задумавшись. — Нашего брата, почему-то не очень жалуют… А зря… — уже оживлённо продолжил Кеша. — Мы ведь тоже можем неплохо зарабатывать… Ну, там, кому чего поменять, вне работы, — он потёр тремя пальцами друг о друга.
– А у нас вроде всё нормально, ничего не засорено, мы вообще всё убираем за собой, — решила блеснуть умом и вставила своё слово Алина. Кеша даже рот открыл от удивления, посмотрев на неё.
– Да кто-то табличку от туалета повесил на вашу дверь, — серьёзно ответил он.
– Вот сволочи! — воскликнула Нелли. Она правда, тоже добавила немного дополнительных слов, так что Кеша, повернувшись в её сторону, восхищённо, с улыбкой, уставился на неё.
– Вот это женщина, — только и смог ответить он, смотря всё также восхищённо.
– Спасибо, — игриво улыбнувшись ответила она. — Пойдёмте, я вас провожу до туалета.
На следующий день все начали расспрашивать уже Нелли о вчерашнем визитёре. Как все вечером заметили, именно он забирал её на своей допотопной и такой же помятой, как и его комбинезон Audi.
– Ну, вот чего вы ко мне пристали? — возмущалась Нелли. — Подумаешь, подвёз. Как будто вас никто не подвозит. Между прочим, до завтра надо сдать свои разработки, то есть эскизы, — чтобы хоть как-то отвлечь коллег от обсуждения своей личной жизнь, проговорила она. — А у меня, блин, получилась только какая-то розовая собачья миска с длинной резной ручкой, — подперев щёку рукой продолжила она. — Ну, и куда это изделие применить можно?
– Это ещё ничего. Ты вон Алинкин эскиз посмотри, — ответила Ирина. Встав из-за своего стола, она вытащила из ящика стола Алины, которая почему-то сильно запаздывала, листок с эскизом и протянула его Нелли.
– И чего это такое? — крутя лист в руке спросила она у Ирины.
– Алина сказал, что конфетница.
На листке было изображено нечто, похожее на этот вездесущий вантуз. Судя по всему, он так запал в голову Алины, что она до сих пор всё никак не могла его оттуда выкинуть. Как оказалось, это и вправду была конфетница, чему подтверждением была надпись внизу листка. Прозрачная чаша этого изделия, действительно напоминавшая чашу вантуза, держалась на длинной резной ножке, закончившейся такого же размера и формы подставкой.
– Офигеть! — только и смогла сказать Нелли. — За такое изделие Алинка точно может премию получить, если учитывать вкус нашего ФУУ.
Вечером все сдали свои работы. Такой огромной коллекции абстрактного искусства не видел, пожалуй, не один музей мира. Чего только не нарисовали эти мечтатели большой премии. Там были кроме уже упомянутых миски и вантуза-конфетницы: совершенно прямой стакан с крышкой, которую можно было использовать как дно для этого самого стакана, а уже настоящее дно, как крышку, правда никто не объяснил, где всё-таки у этого стакана дно, а где крышка; широкая ваза для цветов, вся — с низу до верху, украшенная ажурными узорами и просто дырками, как было сказано, для привлечения воздуха к цветам. Правда, как в неё воду налить, чтобы эти самые цветы поставить, было неизвестно. Были также часы с мордой змеи, раздвоенный язык которой изображал стрелки, правда этот эскиз Филипп Ульрихович отложил сразу, сжалившись над змеёй, потому что не понятно, за какие грехи ей — змее — придётся испытывать такие пытки, вращая своим, путь и ядовитым, языком. Была пластиковая бутылка для воды в форме кактуса, утыканная колючками с верху до низу, на резонный вопрос: как пить из такого колючего шедевра, последовал ответ: но это же кактус, он должен быть с колючками. Был и ещё один шедевр буйной фантазии, правда не известно чьей. Кувшин в виде бегемота, у которого из пасти должна была вытекать вода, а вот ручка, приделанная к спине этого бегемота… В общем, низ ручки был вставлен в такое место… В реальной жизни бегемоту явно бы, не понравилось такое вмешательство в, так сказать, личную жизнь. Ну, судя по морде этого самого бедного, нарисованного бегемота, он уже успел офигеть от столь бесцеремонного обращения.
В общем Филипп Ульрихович, насмотревшийся всех этих гениальных шедевров, не блещущих умом своих подопечных, заметил, что первые проблески этого самого ума, наконец-то, заиграли уже в его собственном своеобразном уме, и он понял… Если всё это увидит новый гендиректор, то его точно, вслед за правой рукой, отправят на заслуженный отдых, а всё их предприятие закроют, к какой-нибудь матери. Так что, с музеем решили повременить, и вся повседневная жизнь их предприятия вошла в привычное русло — каждый занялся своими прямыми обязанностями. А офис… А офис снова настроился на любовную волну, даже те кому за… в ожидании нового гендиректора. И начался новый виток творческой фантазии, потому что каждый держался за своё насиженное место и, естественно, не хотел добровольно покидать его, и весь этот дружный коллектив начал писать доносы друг на друга, как в старые, добрые советские времена.
Оживились, и очень обрадовались, в ожидание нового гендиректора пластикового предприятия, и расположенные рядом салоны красоты, и крупный косметический центр. Потому что такого ажиотажа на разнообразные косметические процедуры и ботокс, раньше они не видели. И только владелец одного косметического салона теперь в отчаяние кусал локти, так как отказался открывать свой салон рядом с таким производством. Владелец этот, судя по названию и картинке, тоже отличался не менее буйной фантазией, так как называлось сие заведение: «Весёлая матрёшка», а картинка под этой надписью изображала подмигивающую кошку, державшую в руках, именно в руках, фен — как держат обычно пистолет. В общем в один из ближайших выходных, почти весь офис, кроме юной Алины, Ольги и выглядевшей значительно моложе своих лет и довольной собой Нелли, ринулся в эти салоны и центр.
И вот наступил этот долгожданный день. Филипп Ульрихович собрал весь руководящий и офисный, обколотый ботоксом и благоухающий всевозможными ароматами, состав в актовом зале. Заодно решили отметить и восьмое марта, и теперь весь женский коллектив со страхом гадал, чего же такое отмочит их директор, потому что уже все прослышали про подарки их коллегам из сантехнической компании. После традиционной праздничной речи все стали с нетерпением посматривать на вход в зал, из которого всё никак не появлялся Он… молодой, красивый и одинокий. И вот (наконец-то!) дверь отварилась и в зал вошёл Он… Зал ахнул… И уже традиционно, судя по звуку, кто-то ахнул что-то стеклянное. На сцену вышел… мужчина лет шестидесяти; маленький, примерно сто шестьдесят; толстенький, даже какой-то кругленький, с редкими, на макушке вообще отсутствующими волосами, но… всё-таки не женатый. И судя по всему, кто-то из представителей прекрасного пола упал в обморок после такого зрелища, потому что в зале вдруг раздался крик:
– Воды, воды!
И сразу после этого крика, за окном (в начале марта!) полил ливень.
Весь зал с удивлением уставился в окно. И что ещё более удивительно, после этого раздался другой возглас.
– Уже не надо! Всё хорошо!
– Спасибо, — раздался, уже тише, чей-то грубый, судя по всему мужской, голос.
Весь зал ахнул ещё больше, потому что никто никогда не замечал, что в их коллективе вдруг обнаружился настроенный на такую же любовную волну… мужчина.
Но всех отрезвил Филипп Ульрихович, представивший вошедшего:
– Знакомьтесь, Яков Израилевич Шлейман, новый руководитель нашей фабрики. А вот и наконец наш новый гендиректор, прошу любить и жаловать — Карьялайнен Наталья Юрьевна.
И снова весь зал ахнув, уставился на медленно открывающуюся дверь, и в зал вошла уже она. Лет пятидесяти, среднего роста, чуть полноватая — Наталья Юрьевна. После традиционной речи-представления нового руководителя и поздравления от самой Натальи Юрьевны в зал внесли традиционные букеты цветов, состоящие из трёх жёлтых тюльпанов и подарки… красные, синие и зелёные… красивые, нормальной формы и внешнего вида, пластиковые конфетницы. Весь зал с облегчением выдохнул, снова вспомнив коллег из компании по реализации сантехнических принадлежностей. И когда наконец-то всё закончилось, и все, слегка разочарованные, с поникшей головой и вычислениями — в уме — убытков, потраченных на, как оказалось, совершенно не нужный ботокс, разошлись по своим рабочим места… Только две сотрудницы этого славного, дружного офиса сидели с гордо поднятой головой и улыбкой на лице. Потому, как позже выяснили их коллеги от них самих, тому была весьма объективная причина. Наталья Юрьевна, оказывается, была разведена и имела двух сыновей: тридцатилетнего Владимира и двадцативосьмилетнего Руслана, работавшего представителем компании по реализации сантехнических изделий, да к тому же ещё у неё имелся до сих пор не женатый тридцатидевятилетний брат Иннокентий, работавший сантехником в частной ремонтной фирме. И теперь все не со смехом, а с огромной завистью смотрели на Ольгу и Нелли, связавших себя отношениями, пусть и не с тем, о ком все грезили.
Эпилог.
А через три недели Домну Ульяновну торжественно и с большой радостью всего коллектива, да что там коллектива, всего предприятия, всё-таки отправили на заслуженную пенсию. И пришла вместо неё новая пятидесятитрёхлетняя дизайнер, правда, уже с нормальным именем — что, впрочем, после прихода Натальи Юрьевны уже никого не удивило, но тоже двойной фамилией. Видимо, отдел располагал к такой странной особенности. Правда и она любила подписывать новые изделия своими инициалами, но звучали они уже более благозвучно, даже как-то привлекательно, что ли, а звалась она… Валентина Анатольевна Щёкина-Ермолаева.
А ещё через месяц состоялось бракосочетание Нелли с Иннокентием и Ольги с Русланом.
