– Знаешь, ты не думай, что я за тобой специально хожу или выслеживаю. Я и правда случайно тут. По делам в посёлок ездила. Знакомая на машине, довезла до деревни, а тут до села нашего рукой подать. Погода-то стоит какая, разве усидишь на месте? Как природа ожила, — с грустной улыбкой сказала Настя, не зная, как начать разговор.
– Весна, — только и ответил он, даже не взглянув на неё. — Время такое.
– Ты Семён, только выслушай, прошу тебя…
– Семён! Здорово! — внезапно окликнул кто-то с тропинки, ведущей к реке.
Семён и Настя повернули голову. По тропинке, улыбаясь, шёл мужчина, примерно их годов.
– А я смотрю, ты, не ты? Слышал уже, что приехал. Думал зайти к тебе, расспросить, как там жизнь-то? А ты и сам, смотрю. Привет, Настя.
Настя, ответив, грустно опустила голову.
– Да, жара-то стоит какая. Искупаться после работы хотел, а вода ещё холодная, зараза, — с улыбкой посмотрев на небо, снова сказал мужчина. — Ну, чего, насовсем, значит? — почему-то посмотрев на Настю, спросил он.
– Пока поживу, а там увидим, — тихо, не смотря на него ответил Семён.
Ему и самому было как-то неприятно, что вот так всё получилось. Как будто от её слов в душе что-то перевернулось. И самому бы надо многое сказать, спросить, но гордость и упрямство не дают, а тут ещё и Сергей — его друг детства и юности — некстати вышел.
– Ну, и как там жизнь-то? Заработал хоть чего? — не унимался Сергей.
– Да чего там заработаешь? Так помотался по стране, — махнул рукой Семён. — Что и нажил, всё своим отдал, а мне зачем? У детей ещё вся жизнь впереди, им нужнее.
– А мои как уехали, и след простыл, так звонят иногда, а самих и не дождёшься, всё сами с женой вкалываем. Хозяйство вот своё, как мясо рубим, заготовки делаем, они тут, а как помогать… у всех дела, курорты разные. Да чего говорить, — махнул рукой он. — У тебя вон Матвей, как выходной — тут же едет. Бабке с дедом помочь, матери вот, — Сергей посмотрел на задумчиво шагавшую рядом Настю. — Ну, вот почти пришли. Ладно, пойду я.
– Тебе же вроде дальше идти? — удивлённо спросил Семён.
– Да я здесь пройду, зайду по-делам, надо очень, — виновато посмотрев на Настю, ответил Сергей. — Ну, давай, может зайду как ни то.
– Вот и дом, почти пришли, — грустно сказала Настя, посмотрев на свой дом.
– Да, пришли, — вздохнул Семён.
– Ну, ладно, пойду я тогда, — вздохнув и снова опустив голову ответила она.
Семён на миг остановился у калитки, посмотрев на неё, но так и не пересилив свою гордость, зашёл к себе.
Степанида оторвалась от цветника, разогнув затёкшую спину и посмотрела в даль.
– Отец, слышь, Семён идёт, — приставив руку ко лбу, крикнула она мужу. — Не один. Ой, и Настя с ним, — оживившись и быстро вытерев руки об фартук, подошла к забору. — И правда, отец, вместе. Дай-то Бог, может не всё ещё потеряно? — перекрестившись и оглянувшись на стоящего на крыльце мужа, с надеждой проговорила Степанида. — Мож, всё-таки сойдутся?
– Если умерит свою гордыню, может и сойдётся. Она-то разве против, а вот Семён? — Кондратий прислонил ладонь ко лбу вглядываясь в даль.
Степанида, быстро отойдя от забора поднялась на крыльцо.
– А с ними-то кто?
– Сергей! Будь он не ладен! — со злостью бросил Кондратий. — Этот, если уж кому встретится, хуже бабы, только языком и чешет, слово вставить не даст. Вот, видать прицепился, и поговорить, видать, не дал, — вздохнул он, не сводя взгляда с дороги.
– Ладно, ты смотри, а я пойду. Сеня придёт, а ужин ещё не готов. Пойду, разогрею.
Сергей, подойдя к магазину, в котором работала его жена, наткнулся на злобный, осуждающий взгляд.
– Вот что ты за паразит-то такой? — подперев бока, сказала Надя. — Вот мужики, а, нас осуждают, а сами только встретят кого, так без умолку языком чешут. Видишь, идут оба, ну, вот надо было прицепиться.
– Так друг же, столько не видел, поговорить-то охота, — виновато опустив глаза, оправдался Сергей. — А тебе бы только за мной следить, где бы ни был, тут же в курсе.
– Так из магазина-то всю округу видать, что сюда толпами что ли ко мне ходят? Когда делать нечего, чем мне заняться-то, вот и смотрю, — злобно ответила она. — Не видел он, видите ли, давно друга. Она может целую вечность его не видела, а ты влез! Паразит! Сходить к нему нельзя позже, что ли? Люди шли, говорили, может, наконец-то, помирились бы, нет, надо было выйти, влезть. Только бы языком трепать. Такая пара, любят ведь друг друга. Эх ты, трепло! Тьфу, — плюнула она в сторону мужа.
– Да ладно тебе, Надь. Ну, виноват, что же я сделаю, если вот такой я? — разведя руками ответил Сергей. — Рядом же живут, мож, помирятся ещё? — посмотрев в сторону их домой ответил он. — Да Кондратий мужик такой, кого хочешь уговорит.
– Уговорит. Сенька вот тоже хорош, гордости через край, уговоришь такого, — вздохнув, с сомнением ответила Надя, посмотрев в ту же сторону.
Кондратий зашёл в дом, искоса посмотрев на ужинавшего сына.
– Пойду помогу, что ли? Настя вон, одна стоит, прибивает оградку-то для цветника. Кто же ещё поможет? — снова глянув на сына спросил он.
– Ты бы сынок помог хоть, отец спиной всё мучается, а ты-то молодой, — с надеждой спросила Степанида, переглянувшись с мужем.
– Ладно, помогу, — зло бросил Семён. — Даже поужинать спокойно не дадут.
Выйдя на крыльцо, он бросил взгляд на Настю.
– Давай помогу, чего мучаться, если не умеешь? — отвернувшись, пряча лицо от неё, сказал он.
– Да я бы и сама, привыкла уже. У Матвея дела, дети маленькие, когда ему?
– По-соседски помогу, — заходя в общую калитку, когда-то сделанную им сами, сказал Семён.
«Надо же, кто бы мог подумать, что опять в неё входить буду», — вздохнув подумал он.
Настя, оставив Семёна, ушла в дом. Подойдя к окну, она посмотрела на работающего мужа.
«Всё такой же, — с грустной улыбкой подумала она. — Только внешне изменился. Поседел, морщинок больше стало, — Настя смотрела на него, не отрывая взгляда. — Сколько лет прошло, а так и не поговорили. Как поговорить, как объяснить? Слушать ведь не хочет. Надо бы, но как? Соседи кругом, разве при них всё скажешь?», — вздохнув, она отошла от окна.
Семён как будто почувствовал на себе взгляд, повернув голову посмотрел в окно.
«Может, всё же поговорить? Сердце-то забыть не может, как ни старайся, от себя не убежишь. Не забыл, совсем не забыл. Хотел бы забыть, не даёт сердце», — думал он, смотря на пустое уже окно.
– Закончил, Семён? Ну, спасибо, — она с улыбкой посмотрела на него. — Может в дом пройдёшь? Кваску попьёшь? — с надеждой посмотрев на него, спросила Настя.
– Некогда. Дома тоже дела есть. Отцу с матерью кто поможет? — развернувшись и даже не посмотрев на неё, он вышел на улицу.
Настя, снова вздохнув, посмотрела ему вслед, перед тем, как зайти в дом.
Сев на скамейку у своего забора, он снова закурил. Соловьи уже начали трезвонить свои трели. Семён поднял голову, посмотрев на росшее напротив дерево, на котором, где-то в самой глубине кроны, сидела эта неприметная для всех, но такая звонкая птичка.
«Эх вы, птахи, всё у вас беззаботно, живёте, поёте, летаете себе, и не мучаетесь, как мы люди. Приехал, думал всё, прошло, а нет. Всё по новой»
Бросив окурок, Семён зашёл в калитку, ещё раз взглянув на окна бывшего, когда-то такого родного дома.
– Матвей-то не приедет, знать? — спросила Степанида у сидевшего возле дома сына. — По внучатам уж больно соскучилась. Да и Насте всё полегче, — вздохнув добавила она, посмотрев на соседний дом.
– Мать, ты вроде говорила — стол с лавочкой в саду покосился? Пойду посмотрю, может новый поставить надо? — только чтобы уйти от больной темы, спросил Семён.
– Надо бы. Матвей делал уж, лет пять назад, вроде ещё хороший, так, подправить только. Ты лучше вон порогом займись, доски отец новые привёз, а сделать всё некогда.
Жара стоявшая весь день, наконец-то спала к вечеру. Управившись, наконец, с порогом, чтобы не сидеть в душном доме, Семён вышел на улицу, сев на лавку у крыльца. Снова погрузившись в думы, он даже не заметил тихо подошедшую к забору Настю.
– Здравствуй, Сень. Душно сегодня как, вышло вот подышать. Весь день в делах, думала может Матвей нагрянет, а нет, не смог — Павлик заболел, теперь когда ещё приедут? Может, внучат дадут. Ребяткам тут как хорошо, витамины, свежий воздух, закалятся, окрепнут, — Настя хотела хоть немного смягчить сердце Семёна.
– Может, — тихо и беззлобно ответил он. — Хорошо им тут летом будет, да и других детей полно, сколько на лето приезжает, да и дачников теперь тут много стало.
– Сень, а я вот пирогов напекла, может зайдёшь? Или давай принесу, пироги-то ты любишь.
– Любил! Не надо, мать сама напечёт, — Семён резко встал, и не посмотрев на неё, ушёл в дом.
Настя грустно посмотрела на дверь, в которую только что вошёл он, её родной и всё такой же любимый человек и, опустив голову, пошла к своему дому, даже не заметив стоявшую всё это время невдалеке подругу — Ирину.
– Ну, чего, всё злится? Вот упрямый, как камень, бей не бей, только руки отшибёшь, — вздохнув и посмотрев на дом Семёна сказал Ирина.
– Пойдём в дом, чего на пороге-то стоять, пирогов вот напекла, а есть некому.
– Вот мужики, — вздохнула Ирина, сев за стол. — Нас вот ругают, что сказать не даём, а сами-то не очень и слушать нас хотят. Вот ты мне всё-таки скажи, — она посмотрела на Настю. — Неужели за десять лет так и не поменялся? Мне кажется, зажить всё должно, отболеть, чего теперь-то не так? И выслушать не хочет, всё нос воротит. Слушай, Насть, а может к бабке сходить, ну, приворожить там? — она вопросительно посмотрела на подругу. — Вон, бабка Евдокия-то, до сих пор занимается.
– Да разве можно так? Да и зачем неволить человека? Насильно мил не будешь. Человек сам должен, сердцем своим выбирать, а так связывать ни к чему. Чего в этом хорошего? Разве счастья таким способом добьёшься? Нет, не буду я.
– И то правда, — Ирина вздохнула, посмотрев в окно. — Нет, ну ты вот мне скажи, как хоть так всё произошло? Как же так у тебя получилось-то?
– Никому я не говорила тогда, да и сейчас также. Чего ворошить прошлое? Не было у меня ничего тогда с Иваном-то.
– Как не было, а он тогда чего? — Ирина удивлённо кивнула на окно.
– Все говорили — первая любовь, мол, Иван-то. Да какая там любовь? Ну, как такого человека любить можно? Он же не одной юбки не пропускал. Может и понравился по началу, красивый был, чего говорить. Только одной красоты мало. А потом Сеня появился, такой любви, такой заботы ещё поискать надо. Такая любовь бывает только раз в жизни, и то может не у всех, — Настя, вздохнув, посмотрела в окно. — Семён даже дрался с ним, никак Иван не хотел отстать от меня. Иван меня с собой туда — на север — звал, а зачем он мне? Не было у меня никогда к нему любви. А тут вдруг заявился, и давай: мол, любит и любил всегда. Руки распускать начал. Тут Сеня и появился. Увидел, и всё. Может и я не права была, надо было отбиваться, вразумить его чем-нибудь и потяжелее, — она снова вздохнула. — А меня вместо этого прям, как сковало, как колдун какой, то ли страх так подействовал, не знаю. А Сенька заупрямился, слушать ничего не хочет, так и ушёл. Иван-то сам испугался, убежал. Приходил потом, прощения просил, а чего толку? Дело уже сделано.
– Ну, а ты чего не могла сразу что ли всем сказать? Даже мне не сказала.
– А кто бы поверил? Да и стыдно как-то было, — виновато посмотрев на подругу, ответила Настя. — По всему селу Нинка распустила слухи, а бабы, зная её, а всё равно поддакнули, и следом за ней. Это потом уже поняли, что натворили, а тогда… Кто бы мне поверил?
– Ну, а сейчас? Да и тогда могла бы сыну сказать, он бы на отца повлиял. Он же тоже не поверил, как и Алевтина ваша, что ты на такое способна, а ты молчала. Давно бы уже вместе были. Да и сейчас. Что тебе мешает ему сказать? Соседей стыдишься? Да наплевать на них надо и всё ему объяснить, рассказать! Знаешь, вы оба хороши! Он со своей гордыней справиться не может, переступить через неё, а ты всё, как маленькая — стыдно, да стыдно, мямлишь. Вот и счастье своё, вернувшееся так, опять промямлишь.
– Да, наверное, и я не права. Знаешь, завтра надо всё-таки всё ему высказать, хоть самой легче будет. Совесть ведь чиста, а он не знает. Не могу я сегодня, рассказала тебе и с мыслями собраться не могу.
– Вот завтра и давай. Может, это последний шанс, теперь-то не упусти.
– Что же ты так, сынок? Ну, зачем ты так? Зачем ты так с ней? Любит она тебя.
– Отстань, мам, не тревожь ты мне душу-то!
Семён выскочил из дома. Пройдя в сад сел на скамейку, снова закурив. Так и просидел там, пока совсем не стемнело. В темноте, не зажигая свет, тихо прошёл на кухню.
Кондратий шаркающей походкой подошёл к сидевшему в задумчивости сыну.
– Ну, чего маешься? Себя мучаешь и её, — он кивнул в сторону дома Насти. — Не мальчишка, чай, жизнь прожил. Теперь-то чего? Всё гордыню свою унять не можешь? А давно уже повзрослеть пора. Не верю я в её вину, не верю! — он стукнул кулаком по столу. — И не поверю! Что там было я не знаю, но сама она никогда бы не оступилась, не такая она! Мы живём с ней столько лет рядом, она нам, как дочь, всегда была и будет, а знаем её лучше тебя — родного мужа. Что ты её мучаешь? Ведь любишь же её, так и не разлюбил ведь. Да и женаты же до сих пор. Давно бы развелись, если бы любовь прошла. Любишь ты её, и она тебя!
– Отец, ну, ты-то хотя бы не трави душу, — закрыв лицо руками сказал Семён. — Мать вон пристала, теперь и ты ещё.
– А что делать, если ты не понимаешь и не хочешь!? Как тебе такому доказать!? Трави, не трави! Сам себя травишь! Все вокруг только мучаются, и она, и ты, и мы с матерью, и дети ваши! Дурак ты упрямый!
Кондратий зло посмотрев на сына, встал и вышел из кухни.
Все ещё спали. Семён, встав, тихо прошёл в комнату, где спали родители и открыв дверцу шкафа, достал большую, спортивную сумку. И перед тем, как выйти, ещё раз посмотрел на спящих родителей. Пройдя обратно к себе в комнату, сел на кровати задумавшись. Закурив, он выглянул в окно. Село, казалось, только-только просыпалось. Кое-где во весь голос кричали петухи, где-то гоготали гуси. Жалко было снова всё это покидать, опять начинать всё сначала. Но и так больше он не мог. Так и не поговорив с Настей, не переступив свою гордость, снова решил бежать, бежать от самого себя.
– Значит, снова бежишь? — задумавшись Семён не заметил, как отец подошёл к нему.
– Отец, не могу я так, не могу.
– Ну, и кому от этого будет легче? От кого ты бежишь? Так и будешь всю жизнь? Загнёшься где-то, и похоронить будет не кому. Сенька, Сенька, — покачав головой посмотрел на сына отец. — Гордыни в тебе полно, а ума не хватает. Нас с матерью пожалел бы. Матери какого? Один сын где-то вдали, этот наконец-то приехал, и вот тебе, опять по новой. Только от сердца отлегло. Дурак ты. Куда ты теперь-то подашься?
– К Фаддею уеду, там пока поживу, а дальше видно будет. Отец, не трави ты мне душу. И так тяжело.
– Тяжело ему. Это ей и нам тяжело! — снова покачав головой ответил Кондрат. — Делай, что хочешь, — он махнул рукой. — Один путь — помирать скоро, только вот раньше времени мать загонишь.
Кондрат вышел, захлопнув дверь.
– Весна, — только и ответил он, даже не взглянув на неё. — Время такое.
– Ты Семён, только выслушай, прошу тебя…
– Семён! Здорово! — внезапно окликнул кто-то с тропинки, ведущей к реке.
Семён и Настя повернули голову. По тропинке, улыбаясь, шёл мужчина, примерно их годов.
– А я смотрю, ты, не ты? Слышал уже, что приехал. Думал зайти к тебе, расспросить, как там жизнь-то? А ты и сам, смотрю. Привет, Настя.
Настя, ответив, грустно опустила голову.
– Да, жара-то стоит какая. Искупаться после работы хотел, а вода ещё холодная, зараза, — с улыбкой посмотрев на небо, снова сказал мужчина. — Ну, чего, насовсем, значит? — почему-то посмотрев на Настю, спросил он.
– Пока поживу, а там увидим, — тихо, не смотря на него ответил Семён.
Ему и самому было как-то неприятно, что вот так всё получилось. Как будто от её слов в душе что-то перевернулось. И самому бы надо многое сказать, спросить, но гордость и упрямство не дают, а тут ещё и Сергей — его друг детства и юности — некстати вышел.
– Ну, и как там жизнь-то? Заработал хоть чего? — не унимался Сергей.
– Да чего там заработаешь? Так помотался по стране, — махнул рукой Семён. — Что и нажил, всё своим отдал, а мне зачем? У детей ещё вся жизнь впереди, им нужнее.
– А мои как уехали, и след простыл, так звонят иногда, а самих и не дождёшься, всё сами с женой вкалываем. Хозяйство вот своё, как мясо рубим, заготовки делаем, они тут, а как помогать… у всех дела, курорты разные. Да чего говорить, — махнул рукой он. — У тебя вон Матвей, как выходной — тут же едет. Бабке с дедом помочь, матери вот, — Сергей посмотрел на задумчиво шагавшую рядом Настю. — Ну, вот почти пришли. Ладно, пойду я.
– Тебе же вроде дальше идти? — удивлённо спросил Семён.
– Да я здесь пройду, зайду по-делам, надо очень, — виновато посмотрев на Настю, ответил Сергей. — Ну, давай, может зайду как ни то.
– Вот и дом, почти пришли, — грустно сказала Настя, посмотрев на свой дом.
– Да, пришли, — вздохнул Семён.
– Ну, ладно, пойду я тогда, — вздохнув и снова опустив голову ответила она.
Семён на миг остановился у калитки, посмотрев на неё, но так и не пересилив свою гордость, зашёл к себе.
***
Степанида оторвалась от цветника, разогнув затёкшую спину и посмотрела в даль.
– Отец, слышь, Семён идёт, — приставив руку ко лбу, крикнула она мужу. — Не один. Ой, и Настя с ним, — оживившись и быстро вытерев руки об фартук, подошла к забору. — И правда, отец, вместе. Дай-то Бог, может не всё ещё потеряно? — перекрестившись и оглянувшись на стоящего на крыльце мужа, с надеждой проговорила Степанида. — Мож, всё-таки сойдутся?
– Если умерит свою гордыню, может и сойдётся. Она-то разве против, а вот Семён? — Кондратий прислонил ладонь ко лбу вглядываясь в даль.
Степанида, быстро отойдя от забора поднялась на крыльцо.
– А с ними-то кто?
– Сергей! Будь он не ладен! — со злостью бросил Кондратий. — Этот, если уж кому встретится, хуже бабы, только языком и чешет, слово вставить не даст. Вот, видать прицепился, и поговорить, видать, не дал, — вздохнул он, не сводя взгляда с дороги.
– Ладно, ты смотри, а я пойду. Сеня придёт, а ужин ещё не готов. Пойду, разогрею.
***
Сергей, подойдя к магазину, в котором работала его жена, наткнулся на злобный, осуждающий взгляд.
– Вот что ты за паразит-то такой? — подперев бока, сказала Надя. — Вот мужики, а, нас осуждают, а сами только встретят кого, так без умолку языком чешут. Видишь, идут оба, ну, вот надо было прицепиться.
– Так друг же, столько не видел, поговорить-то охота, — виновато опустив глаза, оправдался Сергей. — А тебе бы только за мной следить, где бы ни был, тут же в курсе.
– Так из магазина-то всю округу видать, что сюда толпами что ли ко мне ходят? Когда делать нечего, чем мне заняться-то, вот и смотрю, — злобно ответила она. — Не видел он, видите ли, давно друга. Она может целую вечность его не видела, а ты влез! Паразит! Сходить к нему нельзя позже, что ли? Люди шли, говорили, может, наконец-то, помирились бы, нет, надо было выйти, влезть. Только бы языком трепать. Такая пара, любят ведь друг друга. Эх ты, трепло! Тьфу, — плюнула она в сторону мужа.
– Да ладно тебе, Надь. Ну, виноват, что же я сделаю, если вот такой я? — разведя руками ответил Сергей. — Рядом же живут, мож, помирятся ещё? — посмотрев в сторону их домой ответил он. — Да Кондратий мужик такой, кого хочешь уговорит.
– Уговорит. Сенька вот тоже хорош, гордости через край, уговоришь такого, — вздохнув, с сомнением ответила Надя, посмотрев в ту же сторону.
***
Кондратий зашёл в дом, искоса посмотрев на ужинавшего сына.
– Пойду помогу, что ли? Настя вон, одна стоит, прибивает оградку-то для цветника. Кто же ещё поможет? — снова глянув на сына спросил он.
– Ты бы сынок помог хоть, отец спиной всё мучается, а ты-то молодой, — с надеждой спросила Степанида, переглянувшись с мужем.
– Ладно, помогу, — зло бросил Семён. — Даже поужинать спокойно не дадут.
Выйдя на крыльцо, он бросил взгляд на Настю.
– Давай помогу, чего мучаться, если не умеешь? — отвернувшись, пряча лицо от неё, сказал он.
– Да я бы и сама, привыкла уже. У Матвея дела, дети маленькие, когда ему?
– По-соседски помогу, — заходя в общую калитку, когда-то сделанную им сами, сказал Семён.
«Надо же, кто бы мог подумать, что опять в неё входить буду», — вздохнув подумал он.
Настя, оставив Семёна, ушла в дом. Подойдя к окну, она посмотрела на работающего мужа.
«Всё такой же, — с грустной улыбкой подумала она. — Только внешне изменился. Поседел, морщинок больше стало, — Настя смотрела на него, не отрывая взгляда. — Сколько лет прошло, а так и не поговорили. Как поговорить, как объяснить? Слушать ведь не хочет. Надо бы, но как? Соседи кругом, разве при них всё скажешь?», — вздохнув, она отошла от окна.
Семён как будто почувствовал на себе взгляд, повернув голову посмотрел в окно.
«Может, всё же поговорить? Сердце-то забыть не может, как ни старайся, от себя не убежишь. Не забыл, совсем не забыл. Хотел бы забыть, не даёт сердце», — думал он, смотря на пустое уже окно.
– Закончил, Семён? Ну, спасибо, — она с улыбкой посмотрела на него. — Может в дом пройдёшь? Кваску попьёшь? — с надеждой посмотрев на него, спросила Настя.
– Некогда. Дома тоже дела есть. Отцу с матерью кто поможет? — развернувшись и даже не посмотрев на неё, он вышел на улицу.
Настя, снова вздохнув, посмотрела ему вслед, перед тем, как зайти в дом.
Сев на скамейку у своего забора, он снова закурил. Соловьи уже начали трезвонить свои трели. Семён поднял голову, посмотрев на росшее напротив дерево, на котором, где-то в самой глубине кроны, сидела эта неприметная для всех, но такая звонкая птичка.
«Эх вы, птахи, всё у вас беззаботно, живёте, поёте, летаете себе, и не мучаетесь, как мы люди. Приехал, думал всё, прошло, а нет. Всё по новой»
Бросив окурок, Семён зашёл в калитку, ещё раз взглянув на окна бывшего, когда-то такого родного дома.
***
– Матвей-то не приедет, знать? — спросила Степанида у сидевшего возле дома сына. — По внучатам уж больно соскучилась. Да и Насте всё полегче, — вздохнув добавила она, посмотрев на соседний дом.
– Мать, ты вроде говорила — стол с лавочкой в саду покосился? Пойду посмотрю, может новый поставить надо? — только чтобы уйти от больной темы, спросил Семён.
– Надо бы. Матвей делал уж, лет пять назад, вроде ещё хороший, так, подправить только. Ты лучше вон порогом займись, доски отец новые привёз, а сделать всё некогда.
Жара стоявшая весь день, наконец-то спала к вечеру. Управившись, наконец, с порогом, чтобы не сидеть в душном доме, Семён вышел на улицу, сев на лавку у крыльца. Снова погрузившись в думы, он даже не заметил тихо подошедшую к забору Настю.
– Здравствуй, Сень. Душно сегодня как, вышло вот подышать. Весь день в делах, думала может Матвей нагрянет, а нет, не смог — Павлик заболел, теперь когда ещё приедут? Может, внучат дадут. Ребяткам тут как хорошо, витамины, свежий воздух, закалятся, окрепнут, — Настя хотела хоть немного смягчить сердце Семёна.
– Может, — тихо и беззлобно ответил он. — Хорошо им тут летом будет, да и других детей полно, сколько на лето приезжает, да и дачников теперь тут много стало.
– Сень, а я вот пирогов напекла, может зайдёшь? Или давай принесу, пироги-то ты любишь.
– Любил! Не надо, мать сама напечёт, — Семён резко встал, и не посмотрев на неё, ушёл в дом.
Настя грустно посмотрела на дверь, в которую только что вошёл он, её родной и всё такой же любимый человек и, опустив голову, пошла к своему дому, даже не заметив стоявшую всё это время невдалеке подругу — Ирину.
– Ну, чего, всё злится? Вот упрямый, как камень, бей не бей, только руки отшибёшь, — вздохнув и посмотрев на дом Семёна сказал Ирина.
– Пойдём в дом, чего на пороге-то стоять, пирогов вот напекла, а есть некому.
– Вот мужики, — вздохнула Ирина, сев за стол. — Нас вот ругают, что сказать не даём, а сами-то не очень и слушать нас хотят. Вот ты мне всё-таки скажи, — она посмотрела на Настю. — Неужели за десять лет так и не поменялся? Мне кажется, зажить всё должно, отболеть, чего теперь-то не так? И выслушать не хочет, всё нос воротит. Слушай, Насть, а может к бабке сходить, ну, приворожить там? — она вопросительно посмотрела на подругу. — Вон, бабка Евдокия-то, до сих пор занимается.
– Да разве можно так? Да и зачем неволить человека? Насильно мил не будешь. Человек сам должен, сердцем своим выбирать, а так связывать ни к чему. Чего в этом хорошего? Разве счастья таким способом добьёшься? Нет, не буду я.
– И то правда, — Ирина вздохнула, посмотрев в окно. — Нет, ну ты вот мне скажи, как хоть так всё произошло? Как же так у тебя получилось-то?
– Никому я не говорила тогда, да и сейчас также. Чего ворошить прошлое? Не было у меня ничего тогда с Иваном-то.
– Как не было, а он тогда чего? — Ирина удивлённо кивнула на окно.
– Все говорили — первая любовь, мол, Иван-то. Да какая там любовь? Ну, как такого человека любить можно? Он же не одной юбки не пропускал. Может и понравился по началу, красивый был, чего говорить. Только одной красоты мало. А потом Сеня появился, такой любви, такой заботы ещё поискать надо. Такая любовь бывает только раз в жизни, и то может не у всех, — Настя, вздохнув, посмотрела в окно. — Семён даже дрался с ним, никак Иван не хотел отстать от меня. Иван меня с собой туда — на север — звал, а зачем он мне? Не было у меня никогда к нему любви. А тут вдруг заявился, и давай: мол, любит и любил всегда. Руки распускать начал. Тут Сеня и появился. Увидел, и всё. Может и я не права была, надо было отбиваться, вразумить его чем-нибудь и потяжелее, — она снова вздохнула. — А меня вместо этого прям, как сковало, как колдун какой, то ли страх так подействовал, не знаю. А Сенька заупрямился, слушать ничего не хочет, так и ушёл. Иван-то сам испугался, убежал. Приходил потом, прощения просил, а чего толку? Дело уже сделано.
– Ну, а ты чего не могла сразу что ли всем сказать? Даже мне не сказала.
– А кто бы поверил? Да и стыдно как-то было, — виновато посмотрев на подругу, ответила Настя. — По всему селу Нинка распустила слухи, а бабы, зная её, а всё равно поддакнули, и следом за ней. Это потом уже поняли, что натворили, а тогда… Кто бы мне поверил?
– Ну, а сейчас? Да и тогда могла бы сыну сказать, он бы на отца повлиял. Он же тоже не поверил, как и Алевтина ваша, что ты на такое способна, а ты молчала. Давно бы уже вместе были. Да и сейчас. Что тебе мешает ему сказать? Соседей стыдишься? Да наплевать на них надо и всё ему объяснить, рассказать! Знаешь, вы оба хороши! Он со своей гордыней справиться не может, переступить через неё, а ты всё, как маленькая — стыдно, да стыдно, мямлишь. Вот и счастье своё, вернувшееся так, опять промямлишь.
– Да, наверное, и я не права. Знаешь, завтра надо всё-таки всё ему высказать, хоть самой легче будет. Совесть ведь чиста, а он не знает. Не могу я сегодня, рассказала тебе и с мыслями собраться не могу.
– Вот завтра и давай. Может, это последний шанс, теперь-то не упусти.
***
– Что же ты так, сынок? Ну, зачем ты так? Зачем ты так с ней? Любит она тебя.
– Отстань, мам, не тревожь ты мне душу-то!
Семён выскочил из дома. Пройдя в сад сел на скамейку, снова закурив. Так и просидел там, пока совсем не стемнело. В темноте, не зажигая свет, тихо прошёл на кухню.
Кондратий шаркающей походкой подошёл к сидевшему в задумчивости сыну.
– Ну, чего маешься? Себя мучаешь и её, — он кивнул в сторону дома Насти. — Не мальчишка, чай, жизнь прожил. Теперь-то чего? Всё гордыню свою унять не можешь? А давно уже повзрослеть пора. Не верю я в её вину, не верю! — он стукнул кулаком по столу. — И не поверю! Что там было я не знаю, но сама она никогда бы не оступилась, не такая она! Мы живём с ней столько лет рядом, она нам, как дочь, всегда была и будет, а знаем её лучше тебя — родного мужа. Что ты её мучаешь? Ведь любишь же её, так и не разлюбил ведь. Да и женаты же до сих пор. Давно бы развелись, если бы любовь прошла. Любишь ты её, и она тебя!
– Отец, ну, ты-то хотя бы не трави душу, — закрыв лицо руками сказал Семён. — Мать вон пристала, теперь и ты ещё.
– А что делать, если ты не понимаешь и не хочешь!? Как тебе такому доказать!? Трави, не трави! Сам себя травишь! Все вокруг только мучаются, и она, и ты, и мы с матерью, и дети ваши! Дурак ты упрямый!
Кондратий зло посмотрев на сына, встал и вышел из кухни.
***
Все ещё спали. Семён, встав, тихо прошёл в комнату, где спали родители и открыв дверцу шкафа, достал большую, спортивную сумку. И перед тем, как выйти, ещё раз посмотрел на спящих родителей. Пройдя обратно к себе в комнату, сел на кровати задумавшись. Закурив, он выглянул в окно. Село, казалось, только-только просыпалось. Кое-где во весь голос кричали петухи, где-то гоготали гуси. Жалко было снова всё это покидать, опять начинать всё сначала. Но и так больше он не мог. Так и не поговорив с Настей, не переступив свою гордость, снова решил бежать, бежать от самого себя.
– Значит, снова бежишь? — задумавшись Семён не заметил, как отец подошёл к нему.
– Отец, не могу я так, не могу.
– Ну, и кому от этого будет легче? От кого ты бежишь? Так и будешь всю жизнь? Загнёшься где-то, и похоронить будет не кому. Сенька, Сенька, — покачав головой посмотрел на сына отец. — Гордыни в тебе полно, а ума не хватает. Нас с матерью пожалел бы. Матери какого? Один сын где-то вдали, этот наконец-то приехал, и вот тебе, опять по новой. Только от сердца отлегло. Дурак ты. Куда ты теперь-то подашься?
– К Фаддею уеду, там пока поживу, а дальше видно будет. Отец, не трави ты мне душу. И так тяжело.
– Тяжело ему. Это ей и нам тяжело! — снова покачав головой ответил Кондрат. — Делай, что хочешь, — он махнул рукой. — Один путь — помирать скоро, только вот раньше времени мать загонишь.
Кондрат вышел, захлопнув дверь.
