— Я, знаешь, что заметила? С мамой говорю, как взрослая, с папой — как ребёнок, а с друзьями — как сумасшедшая.
— А со мной?
— А с тобой — как дура.
— Значит, на самом деле ты умнее? — удивился Стас.
Мила рассмеялась — да так, что белый крольчонок, которого она прижимала к груди, нервно дёрнулся.
— Конечно, умнее. Я ведь на серебряную медаль иду.
— О как.
— Я же тебе говорила. — Мила ткнула Стаса в плечо.
Плечо оказалось твёрже, чем её кулак, и Милина рука отозвалась слабой болью. А Стас даже не дрогнул — сидел себе на диване и улыбался.
— Правда, окончить школу с медалью в деревне — это не то же самое, что в городе, — смутившись, добавила Мила.
— Наверное, — согласился парень.
Сидевшая на столе Мила погладила крольчонка и хитро посмотрела на Стаса сверху.
— Кстати. Ты никогда не говорил, из какого ты города.
— А я не из города.
— Из деревни?
Стас ответил ей той же отстранённой улыбкой, но обмануть как будто не пытался.
— Это был скорее лагерь. Поселение.
— Посёлок?
— Нет, поселение.
— А где?
— Далеко.
Большего Мила от него и не ждала.
— Так далеко, что отсюда не видать? — Она с подозрением прищурилась. — И зачем спросила? Знала же, что ты всё равно ничего не скажешь.
— Почему?
— Да я тебя насквозь вижу.
— Правда? — Стас даже брови поднял.
— Да уж успела за год изучить.
Прошлым летом Стас въехал в пустовавший соседний дом. Говорят, если в доме, даже свежей постройки, никто три года не живёт, то он начинает гнить и умирать. Так и было, пока Стас не вдохнул в него жизнь.
Он жил один. В первый же день знакомства Мила выпытала, что Стасу двадцать лет, родители живут далеко и вообще он сам по себе.
— Как дядя Фёдор? — улыбнулась тогда девушка.
— Какой дядя Фёдор? — не понял тот.
У Милы вытянулось лицо. С тех пор ей ещё не раз довелось удивляться тому, как мало знает о культуре их новый сосед.
Местным жителям он казался чересчур тихим и вообще странным — нигде не работал, но не нуждался, на рыбалку не ходил, в огороде выращивал только цветы, держал на продажу кроликов и, что самое невероятное, совсем не пил. Единственным человеком, с которым подружился новосёл, была семнадцатилетняя школьница Мила.
Девушка взглянула на экран телефона, чтобы узнать время. Стас отчего-то не имел в доме никаких часов.
— Ну я пошла.
«Вот сто пудов, держать не станет, вот как пить дать», — подумала Мила, нехотя спускаясь со стола.
— Хорошо, — не возражал хозяин. — Если что, заходи. — Он встал с облезлого дивана.
«Предсказуемый до ужаса!»
Чмокнув крольчонка между глаз, Мила холодно вернула его Стасу и, подойдя к двери, ведущей на веранду, обернулась.
— Зайти-то я могу, но ты же не зовёшь.
— Инициатива всегда приветствуется.
— А я, может, не люблю навязываться? — лукавила она.
— И я не люблю.
— Тогда что делать будем?
Стас возвёл глаза к потолку, демонстрируя самую искреннюю задумчивость.
— Давай будем навязываться по очереди.
— Давай, — буркнула разочарованная Мила, стремясь на веранду.
Хозяин быстро помахал ей вслед и захлопнул дверь, не дожидаясь, пока гостья шагнёт за калитку. Поначалу эта негостеприимность до обиды поражала Милу, пока со временем она не поняла: Стас не невежлив, он просто не знает, что такое вежливость.
«И чего ходила? Только настроение испортила».
Голые ноги и руки покрылись мурашками от дыхнувшей вечерней свежести. Минуя калитку, девушка побрела в сторону дома, где её наверняка поджидали родители.
Миле домой не хотелось. Она пообещала себе больше не напрашиваться к непонятливому Стасу в гости и прислонилась спиной к дощатому забору, тоскливо глядя вдаль, на лесную чащу. Где-то лаяла собака, ещё дальше гулко стучали колёса поезда. Пахло ромашками.
Уже поблёскивали звёзды, и сквозь тёмную синеву заметно пробивался свет. Тонкий белый луч выходил из середины леса, рассеиваясь высоко в небе.
Стоп. Он же пунктирный!
Мила нарочно поморгала и вгляделась внимательнее. Всё так — из леса, примерно в двух километрах от деревни, устремлялся вверх бледный луч света. Да только, если присмотреться, было видно, что луч не сплошной, а прерывистый, и, по сути, это много лучей, которые, подчиняясь некоей силе, выстроились в одну прямую вертикальную линию.
— Это... вообще... как? — остолбенела Мила.
Девушка почувствовала непреодолимое желание поделиться с кем-то своим наблюдением, тем более что она оптимистично надеялась на галлюцинацию. И Мила повернула назад. Бежать к родителям ей даже в голову не пришло.
— Ста-ас!
— А?
— Стас! Иди сюда! — истошно кричала она со двора.
Парень в одном шлёпанце выскочил на крыльцо.
— Что случилось?
— Иди сюда! Смотри!
Мила вылетела за калитку. Нацепив второй шлёпанец, Стас последовал за ней. Девушка показала на лес.
— Ты это видишь? Это пунктирный луч!
Стас посерьёзнел. Но не от того, что он увидел, а от того, что прокричала Мила. Увиденное, казалось, вообще не произвело на него впечатления. Чего нельзя было сказать о его беспокойной соседке.
— Видишь, нет? Или это у меня только глюк? Такое вообще бывает?! Ста-ас!
Мила встретила его укоряющий взгляд. Кроме укора, в нём ясно читалась досада, почти раздражение. Ни то, ни другое она за Стасом прежде не замечала.
— Мила, успокойся.
— Просто скажи, ты тоже это видишь?
— Вижу.
— Что это может быть? — с ужасом спросила Мила.
— Это за мной.
— Чего?!
— Это, наверное, моя родня.
«Прикалывается, что ли?»
Мила уставилась на парня снизу, а тот как мог скрывал нервозность.
— Твоя кто?
Долго Стас не колебался.
— Пошли со мной.
Он закрыл калитку и, взяв Милу за руку, двинулся в сторону леса. Девушка ощутила резкий прилив счастья и покорно сделала несколько шагов, но потом пришла в себя и, конечно, заартачилась.
— Эй-эй, я никуда не пойду!
— Я не могу тебя отпустить — ты засекла луч связи.
«Какой связи?»
Стас опять потащил соседку за собой. И если Милины ноги ещё слушались, то мозг чётко осознавал опасность и подчиняться Стасу не спешил.
— Подожди, но этот луч кто угодно может видеть!
— Поэтому мы туда и идём. Надо сказать, чтоб они больше не светились.
— Ага, причём во всех смыслах.
— А какой второй? — непонимающе отозвался парень.
— Стас! — не выдержала Мила. — Объясни, пожалуйста, что это за луч связи такой? И почему он, гад, такой пунктирный?
Стас пожал плечами, не сбавляя шагу.
— Если честно, раньше я не знал, что бывают другие лучи. Для меня все лучи были пунктирными. Только здесь я узнал, что лучи бывают ещё и сплошными.
— Где «здесь»? В нашей деревне?
— На вашей планете.
Мила встала как вкопанная. Дальше мозг уже не работал — отказывался.
— Подожди-подожди... Я правильно расслышала? Ты с другой планеты?
— Полагаю, на данный момент не имеет смысла от тебя скрывать...
— Вот почему ты такой странный! — криком перебила его Мила.
— Я? Странный? — удивился парень.
— Ты — ходячий синоним «странности», Стас.
— Странно. Я думал, я достаточно успешно адаптировался к вашему миру...
— Точно! Мне надо было сразу догадаться, что ты инопланетянин!
— Почему это? — напрягся тот.
— Ты не понимаешь, почему я называю тебя дядей Фёдором, а для иностранца слишком хорошо говоришь по-русски. Ну нельзя так складно болтать на чужом языке и при этом почти не знать культуру его страны. Только если ты не Штирлиц...
— Кто такой Штирлиц?
— Вот видишь! — ликовала Мила, всплеснув свободной рукой.
— Не вижу.
«Чему я радуюсь? Я же в шоке», — вспомнила девушка.
Она помолчала и сама направилась вперёд, чувствуя, как обида постепенно замещает в её сердце тревогу и придаёт ей опасной отчаянности.
— Ты ведь смеёшься надо мной, да? Как взрослые обычно над детьми смеются.
— Нет, — помотал головой шагавший рядом Стас.
«Лучше б ты ответил — да».
— Как называется твоя планета, Штирлиц? — почти сдалась Мила.
— У планет непременно должно быть название?
— Должно.
— Никак. Она никак не называется.
«Врёшь ты всё», — с надеждой подумала девушка.
— Это твой настоящий внешний вид?
— Да, внешне мы выглядим так же, как земляне.
— Ну слава Богу, — облегчённо сорвалось с её губ.
Сосед с интересом посмотрел на Милу.
— Ты благодаришь Бога за то, к чему он не имеет никакого отношения?
— Погоди! А как ты вообще тут оказался?
— В вашей деревне?
— На нашей планете!
— Мы с семьёй проводили здесь отпуск.
— Что? В смысле... зачем?
— У вас очень качественный воздух.
— У нас? Качественный?!
— По сравнению с нашим — да. У нас местами тоже сносный, но ваш гораздо чище. Иногда мы прилетаем на Землю отдохнуть, подышать. Для нас это как в лечебный санаторий съездить.
Мила призвала на помощь логику, но мозг уже не отвечал.
— И давно это было?
— Год назад. То есть по земному времени год.
— И что, вы целый год тут дышите, прикидываясь местными?
— Нет, только я. Когда моя семья собралась улетать, я сбежал и сделал так, чтобы они заметили моё исчезновение только по прибытии домой. А теперь они за мной вернулись. За год, что я здесь живу, на нашей планете прошло как раз три дня.
— Почему ты сбежал? — не унималась Мила.
— Наверное, потому что не хотел возвращаться.
— Тебе так нравится Земля?
— Я бы не сказал. Но природа у вас замечательная. В отличие от обитателей.
— Согласна...
— И тут, по крайней мере, не обязательно заниматься сексом.
Мила опять остановилась, непроизвольно дёрнув Стаса за руку.
— Чем заниматься?
— Я неправильно сказал? То, от чего рождаются дети. Вы называете это сексом.
— А вы?
— Мы называем это «возвращать радость жизни».
— А?!
Стас снова потянул её в лес.
— Как я уже сказал, на нашей планете грязный воздух, и через какое-то время из-за него можно впасть в тяжёлую депрессию, а оттуда и до смерти недалеко. Так вот, чтобы этого не допустить, нужно периодически возвращать радость жизни.
— А более сложный способ — слетать на нашу планету?
— Ага.
— А дети? От вашего лечения дети иногда бывают.
— Бывают. Контрацептивы не дают полной защиты, поэтому у нас такая высокая плотность населения.
— И многие, как ты, вот так эмигрируют?
— Нет, не многие. Это ведь, по сути, диссидентство. Точнее, дезертирство. Короче, предательство.
— Ты сознательно пошёл на этот шаг? — подводила его к ответу Мила.
— Да. Я остался на вашей планете, чтобы мне не приходилось возвращать радость жизни.
Под её ногой громко треснула палая ветка.
— Тебе... не нравятся девушки?
— Одна нравилась. — На этих словах Мила перестала дышать. — Возвращать радость жизни разрешено и со своим полом, дело не в этом. Дело в том, что после двадцати одного года нужно определиться, с кем ты будешь возвращать радость жизни до конца своих дней. После совершеннолетия это можно делать только с одним человеком.
— И тебя это не устраивало?
— Девушка, которую я любил, старше меня на два года, — быстро заговорил Стас, будто пытаясь скорее закончить неприятную тему. — Когда ей исполнился двадцать один, она должна была решить, с кем проведёт всю оставшуюся жизнь и...
— Выбрала не тебя?
— Хуже. Она выбрала моего старшего брата.
— И только поэтому ты бросил свою планету?
Стас ответил недоумённым взглядом.
— Разве это странно — не желать больше жить на одной планете с человеком, которого ты любишь и который тебя предал?
— Да, странно.
— Просто у тебя никогда не было шанса сбежать на другую планету.
Мила задумчиво уставилась на цель их пути. Но, вопреки всякой логике, чем ближе они подходили, тем бледнее становился пунктирный луч. Чтобы его разглядеть, приходилось смотреть под другим углом и щурить глаза.
— Обман зрения, — объяснил Стас. — Чем он ближе, тем менее заметен.
— Почему?
— Потому что этот луч — пунктирный.
«Потрясающее объяснение», — мысленно съязвила Мила.
— Что-то я не вижу логики.
— Почему нет? Разве в жизни не то же самое? Издали всё видится лучше, а вблизи вообще за другое можно принять.
Мила пытливо глянула на шагавшего рядом Стаса.
— Эта ваша традиция с выбором партнёра похожа на наше понятие «брак»?
— Отчасти. Только у нас нет понятия «развод». Со временем некоторым тяжело получать радость жизни от... общения с одним и тем же человеком. Поэтому власти моей планеты уже не первый год рассматривают законопроект о том, чтобы поднять возраст выбора до двадцати пяти лет. Мол, к тому времени становишься умнее и выбираешь партнёра более осмысленно.
— И что мешает им принять такой закон?
— Перенаселение планеты. Большинство детей рождается именно от беспечной молодёжи. Продлевать их право на беспечность значит подвергать планету ещё большему росту населения.
Миле почему-то представилась планета, где все люди до двадцати одного года живут в режиме бесконечной вечеринки.
— Значит, однажды таких эмигрантов, как ты, станет больше?
— Возможно.
— Но ведь у тебя нет ни паспорта, ни документов, ты не можешь устроиться на работу...
— Мне это не нужно.
— Почему?
— Я не такой беззащитный, как ты думаешь, — снисходительно улыбнулся Стас.
— А как ты купил себе дом?
— Я его не покупал. Просто въехал в самый заброшенный.
— Ну точно дядя Фёдор из Простоквашино, — возмутилась Мила. — А если хозяева объявятся и ментов вызовут?
— Я же сказал, у меня есть свои методы. Они не очень честные, но иначе на Земле не выживешь. Я ведь не сразу сюда попал. Мы с семьёй обычно приземлялись в малолюдных местах, где-нибудь на природе, желательно на лугу. И, в основном, в России.
— Почему?
— У вас территории попросторнее и язык попроще — без артиклей.
«Он точно надо мной издевается», — с тоской осознала Мила.
— А когда родные собрались отземляться, я сбежал. Сел на ближайшую электричку, приехал в большой город — и... так мне радости жизни захотелось. Кое-как протянул в том задымлённом мегаполисе полдня. Дышать нечем, а от одной мысли, что придётся кого-то искать, к горлу подкатывала тошнота. Снова сел на электричку, только в другую сторону. Стало полегче, печаль отпустила. И наконец наткнулся на вашу деревню. А воздух тут такой сладкий и чистый, что даже целовать никого не хочется. Как раз то, что надо.
Мила погрустнела.
— А билеты ты как покупал?
— Немного ваших денег у меня было. Да и методы есть, потом расскажу.
«Да что за методы такие? Интересно же. А ну рассказывай!» — проснулся мозг, но губы озвучили совсем другие слова:
— Ты её ещё любишь? Ту су... девицу.
— Будь я сейчас на своей планете, с ума бы, наверное, сошёл от ревности. А здесь... только скучаю по ней иногда. Сердце, конечно, побаливает, но всё остальное — как остывший чай. Терпимо.
— Понятно, — бесцветно сказала Мила.
Стас, словно чувствуя эту перемену, повернулся к девушке.
— Ты не веришь, что я инопланетянин?
— Не знаю. Мне больше нравится версия, что ты псих.
— Честно говоря, мне не нужно, чтобы ты мне верила.
— Тогда зачем ты взял меня с собой?
— Чтобы ты никому не успела проболтаться про луч.
«Если ты боишься, что я проболтаюсь, то зачем выложил всю свою биографию?» — встрепенулась Мила, но вслух успела бросить лишь:
— А как же…
— Мы пришли.
Поглощённая разговором, Мила не заметила, как они оказались на прогалине.
В том месте, откуда исходил едва различимый луч, было пусто. Только залитая лунным светом лужайка со смятой травой в плотном кольце деревьев. Именно деревья и выглядели необычно — их кроны были слегка отклонены назад, словно кто-то пытался втиснуть на лужайку слишком объёмную чашу.
— А со мной?
— А с тобой — как дура.
— Значит, на самом деле ты умнее? — удивился Стас.
Мила рассмеялась — да так, что белый крольчонок, которого она прижимала к груди, нервно дёрнулся.
— Конечно, умнее. Я ведь на серебряную медаль иду.
— О как.
— Я же тебе говорила. — Мила ткнула Стаса в плечо.
Плечо оказалось твёрже, чем её кулак, и Милина рука отозвалась слабой болью. А Стас даже не дрогнул — сидел себе на диване и улыбался.
— Правда, окончить школу с медалью в деревне — это не то же самое, что в городе, — смутившись, добавила Мила.
— Наверное, — согласился парень.
Сидевшая на столе Мила погладила крольчонка и хитро посмотрела на Стаса сверху.
— Кстати. Ты никогда не говорил, из какого ты города.
— А я не из города.
— Из деревни?
Стас ответил ей той же отстранённой улыбкой, но обмануть как будто не пытался.
— Это был скорее лагерь. Поселение.
— Посёлок?
— Нет, поселение.
— А где?
— Далеко.
Большего Мила от него и не ждала.
— Так далеко, что отсюда не видать? — Она с подозрением прищурилась. — И зачем спросила? Знала же, что ты всё равно ничего не скажешь.
— Почему?
— Да я тебя насквозь вижу.
— Правда? — Стас даже брови поднял.
— Да уж успела за год изучить.
Прошлым летом Стас въехал в пустовавший соседний дом. Говорят, если в доме, даже свежей постройки, никто три года не живёт, то он начинает гнить и умирать. Так и было, пока Стас не вдохнул в него жизнь.
Он жил один. В первый же день знакомства Мила выпытала, что Стасу двадцать лет, родители живут далеко и вообще он сам по себе.
— Как дядя Фёдор? — улыбнулась тогда девушка.
— Какой дядя Фёдор? — не понял тот.
У Милы вытянулось лицо. С тех пор ей ещё не раз довелось удивляться тому, как мало знает о культуре их новый сосед.
Местным жителям он казался чересчур тихим и вообще странным — нигде не работал, но не нуждался, на рыбалку не ходил, в огороде выращивал только цветы, держал на продажу кроликов и, что самое невероятное, совсем не пил. Единственным человеком, с которым подружился новосёл, была семнадцатилетняя школьница Мила.
Девушка взглянула на экран телефона, чтобы узнать время. Стас отчего-то не имел в доме никаких часов.
— Ну я пошла.
«Вот сто пудов, держать не станет, вот как пить дать», — подумала Мила, нехотя спускаясь со стола.
— Хорошо, — не возражал хозяин. — Если что, заходи. — Он встал с облезлого дивана.
«Предсказуемый до ужаса!»
Чмокнув крольчонка между глаз, Мила холодно вернула его Стасу и, подойдя к двери, ведущей на веранду, обернулась.
— Зайти-то я могу, но ты же не зовёшь.
— Инициатива всегда приветствуется.
— А я, может, не люблю навязываться? — лукавила она.
— И я не люблю.
— Тогда что делать будем?
Стас возвёл глаза к потолку, демонстрируя самую искреннюю задумчивость.
— Давай будем навязываться по очереди.
— Давай, — буркнула разочарованная Мила, стремясь на веранду.
Хозяин быстро помахал ей вслед и захлопнул дверь, не дожидаясь, пока гостья шагнёт за калитку. Поначалу эта негостеприимность до обиды поражала Милу, пока со временем она не поняла: Стас не невежлив, он просто не знает, что такое вежливость.
«И чего ходила? Только настроение испортила».
Голые ноги и руки покрылись мурашками от дыхнувшей вечерней свежести. Минуя калитку, девушка побрела в сторону дома, где её наверняка поджидали родители.
Миле домой не хотелось. Она пообещала себе больше не напрашиваться к непонятливому Стасу в гости и прислонилась спиной к дощатому забору, тоскливо глядя вдаль, на лесную чащу. Где-то лаяла собака, ещё дальше гулко стучали колёса поезда. Пахло ромашками.
Уже поблёскивали звёзды, и сквозь тёмную синеву заметно пробивался свет. Тонкий белый луч выходил из середины леса, рассеиваясь высоко в небе.
Стоп. Он же пунктирный!
Мила нарочно поморгала и вгляделась внимательнее. Всё так — из леса, примерно в двух километрах от деревни, устремлялся вверх бледный луч света. Да только, если присмотреться, было видно, что луч не сплошной, а прерывистый, и, по сути, это много лучей, которые, подчиняясь некоей силе, выстроились в одну прямую вертикальную линию.
— Это... вообще... как? — остолбенела Мила.
Девушка почувствовала непреодолимое желание поделиться с кем-то своим наблюдением, тем более что она оптимистично надеялась на галлюцинацию. И Мила повернула назад. Бежать к родителям ей даже в голову не пришло.
— Ста-ас!
— А?
— Стас! Иди сюда! — истошно кричала она со двора.
Парень в одном шлёпанце выскочил на крыльцо.
— Что случилось?
— Иди сюда! Смотри!
Мила вылетела за калитку. Нацепив второй шлёпанец, Стас последовал за ней. Девушка показала на лес.
— Ты это видишь? Это пунктирный луч!
Стас посерьёзнел. Но не от того, что он увидел, а от того, что прокричала Мила. Увиденное, казалось, вообще не произвело на него впечатления. Чего нельзя было сказать о его беспокойной соседке.
— Видишь, нет? Или это у меня только глюк? Такое вообще бывает?! Ста-ас!
Мила встретила его укоряющий взгляд. Кроме укора, в нём ясно читалась досада, почти раздражение. Ни то, ни другое она за Стасом прежде не замечала.
— Мила, успокойся.
— Просто скажи, ты тоже это видишь?
— Вижу.
— Что это может быть? — с ужасом спросила Мила.
— Это за мной.
— Чего?!
— Это, наверное, моя родня.
«Прикалывается, что ли?»
Мила уставилась на парня снизу, а тот как мог скрывал нервозность.
— Твоя кто?
Долго Стас не колебался.
— Пошли со мной.
Он закрыл калитку и, взяв Милу за руку, двинулся в сторону леса. Девушка ощутила резкий прилив счастья и покорно сделала несколько шагов, но потом пришла в себя и, конечно, заартачилась.
— Эй-эй, я никуда не пойду!
— Я не могу тебя отпустить — ты засекла луч связи.
«Какой связи?»
Стас опять потащил соседку за собой. И если Милины ноги ещё слушались, то мозг чётко осознавал опасность и подчиняться Стасу не спешил.
— Подожди, но этот луч кто угодно может видеть!
— Поэтому мы туда и идём. Надо сказать, чтоб они больше не светились.
— Ага, причём во всех смыслах.
— А какой второй? — непонимающе отозвался парень.
— Стас! — не выдержала Мила. — Объясни, пожалуйста, что это за луч связи такой? И почему он, гад, такой пунктирный?
Стас пожал плечами, не сбавляя шагу.
— Если честно, раньше я не знал, что бывают другие лучи. Для меня все лучи были пунктирными. Только здесь я узнал, что лучи бывают ещё и сплошными.
— Где «здесь»? В нашей деревне?
— На вашей планете.
Мила встала как вкопанная. Дальше мозг уже не работал — отказывался.
— Подожди-подожди... Я правильно расслышала? Ты с другой планеты?
— Полагаю, на данный момент не имеет смысла от тебя скрывать...
— Вот почему ты такой странный! — криком перебила его Мила.
— Я? Странный? — удивился парень.
— Ты — ходячий синоним «странности», Стас.
— Странно. Я думал, я достаточно успешно адаптировался к вашему миру...
— Точно! Мне надо было сразу догадаться, что ты инопланетянин!
— Почему это? — напрягся тот.
— Ты не понимаешь, почему я называю тебя дядей Фёдором, а для иностранца слишком хорошо говоришь по-русски. Ну нельзя так складно болтать на чужом языке и при этом почти не знать культуру его страны. Только если ты не Штирлиц...
— Кто такой Штирлиц?
— Вот видишь! — ликовала Мила, всплеснув свободной рукой.
— Не вижу.
«Чему я радуюсь? Я же в шоке», — вспомнила девушка.
Она помолчала и сама направилась вперёд, чувствуя, как обида постепенно замещает в её сердце тревогу и придаёт ей опасной отчаянности.
— Ты ведь смеёшься надо мной, да? Как взрослые обычно над детьми смеются.
— Нет, — помотал головой шагавший рядом Стас.
«Лучше б ты ответил — да».
— Как называется твоя планета, Штирлиц? — почти сдалась Мила.
— У планет непременно должно быть название?
— Должно.
— Никак. Она никак не называется.
«Врёшь ты всё», — с надеждой подумала девушка.
— Это твой настоящий внешний вид?
— Да, внешне мы выглядим так же, как земляне.
— Ну слава Богу, — облегчённо сорвалось с её губ.
Сосед с интересом посмотрел на Милу.
— Ты благодаришь Бога за то, к чему он не имеет никакого отношения?
— Погоди! А как ты вообще тут оказался?
— В вашей деревне?
— На нашей планете!
— Мы с семьёй проводили здесь отпуск.
— Что? В смысле... зачем?
— У вас очень качественный воздух.
— У нас? Качественный?!
— По сравнению с нашим — да. У нас местами тоже сносный, но ваш гораздо чище. Иногда мы прилетаем на Землю отдохнуть, подышать. Для нас это как в лечебный санаторий съездить.
Мила призвала на помощь логику, но мозг уже не отвечал.
— И давно это было?
— Год назад. То есть по земному времени год.
— И что, вы целый год тут дышите, прикидываясь местными?
— Нет, только я. Когда моя семья собралась улетать, я сбежал и сделал так, чтобы они заметили моё исчезновение только по прибытии домой. А теперь они за мной вернулись. За год, что я здесь живу, на нашей планете прошло как раз три дня.
— Почему ты сбежал? — не унималась Мила.
— Наверное, потому что не хотел возвращаться.
— Тебе так нравится Земля?
— Я бы не сказал. Но природа у вас замечательная. В отличие от обитателей.
— Согласна...
— И тут, по крайней мере, не обязательно заниматься сексом.
Мила опять остановилась, непроизвольно дёрнув Стаса за руку.
— Чем заниматься?
— Я неправильно сказал? То, от чего рождаются дети. Вы называете это сексом.
— А вы?
— Мы называем это «возвращать радость жизни».
— А?!
Стас снова потянул её в лес.
— Как я уже сказал, на нашей планете грязный воздух, и через какое-то время из-за него можно впасть в тяжёлую депрессию, а оттуда и до смерти недалеко. Так вот, чтобы этого не допустить, нужно периодически возвращать радость жизни.
— А более сложный способ — слетать на нашу планету?
— Ага.
— А дети? От вашего лечения дети иногда бывают.
— Бывают. Контрацептивы не дают полной защиты, поэтому у нас такая высокая плотность населения.
— И многие, как ты, вот так эмигрируют?
— Нет, не многие. Это ведь, по сути, диссидентство. Точнее, дезертирство. Короче, предательство.
— Ты сознательно пошёл на этот шаг? — подводила его к ответу Мила.
— Да. Я остался на вашей планете, чтобы мне не приходилось возвращать радость жизни.
Под её ногой громко треснула палая ветка.
— Тебе... не нравятся девушки?
— Одна нравилась. — На этих словах Мила перестала дышать. — Возвращать радость жизни разрешено и со своим полом, дело не в этом. Дело в том, что после двадцати одного года нужно определиться, с кем ты будешь возвращать радость жизни до конца своих дней. После совершеннолетия это можно делать только с одним человеком.
— И тебя это не устраивало?
— Девушка, которую я любил, старше меня на два года, — быстро заговорил Стас, будто пытаясь скорее закончить неприятную тему. — Когда ей исполнился двадцать один, она должна была решить, с кем проведёт всю оставшуюся жизнь и...
— Выбрала не тебя?
— Хуже. Она выбрала моего старшего брата.
— И только поэтому ты бросил свою планету?
Стас ответил недоумённым взглядом.
— Разве это странно — не желать больше жить на одной планете с человеком, которого ты любишь и который тебя предал?
— Да, странно.
— Просто у тебя никогда не было шанса сбежать на другую планету.
Мила задумчиво уставилась на цель их пути. Но, вопреки всякой логике, чем ближе они подходили, тем бледнее становился пунктирный луч. Чтобы его разглядеть, приходилось смотреть под другим углом и щурить глаза.
— Обман зрения, — объяснил Стас. — Чем он ближе, тем менее заметен.
— Почему?
— Потому что этот луч — пунктирный.
«Потрясающее объяснение», — мысленно съязвила Мила.
— Что-то я не вижу логики.
— Почему нет? Разве в жизни не то же самое? Издали всё видится лучше, а вблизи вообще за другое можно принять.
Мила пытливо глянула на шагавшего рядом Стаса.
— Эта ваша традиция с выбором партнёра похожа на наше понятие «брак»?
— Отчасти. Только у нас нет понятия «развод». Со временем некоторым тяжело получать радость жизни от... общения с одним и тем же человеком. Поэтому власти моей планеты уже не первый год рассматривают законопроект о том, чтобы поднять возраст выбора до двадцати пяти лет. Мол, к тому времени становишься умнее и выбираешь партнёра более осмысленно.
— И что мешает им принять такой закон?
— Перенаселение планеты. Большинство детей рождается именно от беспечной молодёжи. Продлевать их право на беспечность значит подвергать планету ещё большему росту населения.
Миле почему-то представилась планета, где все люди до двадцати одного года живут в режиме бесконечной вечеринки.
— Значит, однажды таких эмигрантов, как ты, станет больше?
— Возможно.
— Но ведь у тебя нет ни паспорта, ни документов, ты не можешь устроиться на работу...
— Мне это не нужно.
— Почему?
— Я не такой беззащитный, как ты думаешь, — снисходительно улыбнулся Стас.
— А как ты купил себе дом?
— Я его не покупал. Просто въехал в самый заброшенный.
— Ну точно дядя Фёдор из Простоквашино, — возмутилась Мила. — А если хозяева объявятся и ментов вызовут?
— Я же сказал, у меня есть свои методы. Они не очень честные, но иначе на Земле не выживешь. Я ведь не сразу сюда попал. Мы с семьёй обычно приземлялись в малолюдных местах, где-нибудь на природе, желательно на лугу. И, в основном, в России.
— Почему?
— У вас территории попросторнее и язык попроще — без артиклей.
«Он точно надо мной издевается», — с тоской осознала Мила.
— А когда родные собрались отземляться, я сбежал. Сел на ближайшую электричку, приехал в большой город — и... так мне радости жизни захотелось. Кое-как протянул в том задымлённом мегаполисе полдня. Дышать нечем, а от одной мысли, что придётся кого-то искать, к горлу подкатывала тошнота. Снова сел на электричку, только в другую сторону. Стало полегче, печаль отпустила. И наконец наткнулся на вашу деревню. А воздух тут такой сладкий и чистый, что даже целовать никого не хочется. Как раз то, что надо.
Мила погрустнела.
— А билеты ты как покупал?
— Немного ваших денег у меня было. Да и методы есть, потом расскажу.
«Да что за методы такие? Интересно же. А ну рассказывай!» — проснулся мозг, но губы озвучили совсем другие слова:
— Ты её ещё любишь? Ту су... девицу.
— Будь я сейчас на своей планете, с ума бы, наверное, сошёл от ревности. А здесь... только скучаю по ней иногда. Сердце, конечно, побаливает, но всё остальное — как остывший чай. Терпимо.
— Понятно, — бесцветно сказала Мила.
Стас, словно чувствуя эту перемену, повернулся к девушке.
— Ты не веришь, что я инопланетянин?
— Не знаю. Мне больше нравится версия, что ты псих.
— Честно говоря, мне не нужно, чтобы ты мне верила.
— Тогда зачем ты взял меня с собой?
— Чтобы ты никому не успела проболтаться про луч.
«Если ты боишься, что я проболтаюсь, то зачем выложил всю свою биографию?» — встрепенулась Мила, но вслух успела бросить лишь:
— А как же…
— Мы пришли.
Поглощённая разговором, Мила не заметила, как они оказались на прогалине.
В том месте, откуда исходил едва различимый луч, было пусто. Только залитая лунным светом лужайка со смятой травой в плотном кольце деревьев. Именно деревья и выглядели необычно — их кроны были слегка отклонены назад, словно кто-то пытался втиснуть на лужайку слишком объёмную чашу.
