Один гриб есть! Потом еще один! И еще! Вернулись белки и попытались украсть у меня уже выкопанные грибы, но я коршуном бросилась на них. Я дралась, как безумная. Клочья их зимних шуб летели во все стороны, я кусалась, царапалась и угрожающе шипела. В итоге белки ретировались, оставив меня в покое. Ну хоть полинять до конца им помогла. Все пространство вокруг было усыпано клочьями их шерсти.
До позднего вечера я рыла и собирала грибы. Их оказалось аж двенадцать штук. Они были разбросаны по большому пространству, и, если бы не мой кошачий нюх, я бы их точно все не нашла. Настроение было преотличнейшее. Да с таким количеством грибов я его точно восстановлю! И хотя я не знала наверняка, но польза от этих грибов точно огромная, он точно поправится. Только бы добраться обратно. Ночевать я решила, забившись под пень и свернувшись клубочком вокруг своей добычи. Теперь не выпущу ее ни на миг.
Неделю я добиралась обратно. Тащить тяжелую холстину с грибами и кореньями сквозь лес было непросто. Пару раз я сбивалась с пути, но ведомая какой-то силой снова находила свои метки. Охотилась еще всего пару раз. Никогда не смогу к этому привыкнуть. Это омерзительно. Поскорей бы оказаться дома и поесть нормально. При воспоминании о тушеном кролике с кашей текли слюнки. Как там Сероглазый? Заметил ли, что меня нет? Конечно, заметил! А я поняла, что соскучилась по нему.
Прошло уже больше десяти дней, когда я, надежно спрятав свою добычу в хозяйственных пристройках, забралась через лаз в избу. На дворе уже сгущались сумерки, и в избе царил полумрак. Что-то сразу насторожило меня. В избе было холодно. Так, как будто здесь не топили пару дней. Сероглазый обнаружился на своем топчане. Он лежал навзничь, одеяло сползло на пол, обнажая голую грудь. И это в таком холоде? Страшные подозрения скользнули в душу, и ее сковал леденящий ужас. Неужели я опоздала? Нет! Только не это! И я в несколько прыжков оказалась у него на груди, пытаясь уловить дыхание.
Жив! Слава Всевышнему! Дышит! Он был без сознания и весь горел, слабое дыхание выбивалось сквозь пересохшие губы. Сколько он так тут лежит? Если бы я только пришла раньше! Как помочь? Первым делом я схватила чистую холстину с полки и одним прыжком забралась на край кадки с водой. Намочив ее, я вернулась к мужчине, что метался в беспамятстве. Приложив холстину к его губам я, как смогла, выжала ему воды в рот. Он жадно втянул ее, и я повторила все снова. И снова. Затем положила холстину ему на лоб. Хотя он весь и горел, но в избе было холодно, и я, приложив последние силы, натянула покрывало и укрыла его. Силы заканчивались, и я не могла пока больше ничего для него сделать. Неделя скитаний обессилила меня. Я легла ему на грудь и замурлыкала. Только бы он не умер! Живи! Я лежала и плакала про себя. Только бы жил. И дело уже не в моем искуплении - я поняла, что мне нравится этот мужчина и я всем сердцем хочу, чтобы он жил и радовался каждому дню, как он того и хотел. Хочу, чтобы он полностью поправился и смог жить полной жизнью. Нашел себе подходящую милую девушку и обзавелся семьей. Я не сомневалась, что он будет хорошим мужем и отцом. От этих мыслей стало еще хуже. Конечно, я ему этого желаю, но как же я? А что я? Как бы я ни хотела быть на месте его будущей избранницы, этому никогда не бывать. И я с тоской прижалась мордочкой к его груди, слушая неровный стук его сердца, и не заметила, как заснула.
Я снова стояла на берегу озера и снова была человеком. Та же теплая ночь, только месяц стал полной луной. Она висела в темном небе огромным светящимся диском, полностью отражаясь в глади озера и создавая блестящую лунную дорожку. Проследив за ней взглядом, я посмотрела на деревянный настил и заметила, что на нем кто-то лежит. Это мог быть он. И я бросилась туда. В босые ноги впивались мелкие камушки, но мне было все равно. Подбежав, я увидела его. Он лежал, закрыв глаза. Даже здесь, в моем странном сне, он был без сознания. Сев рядом, я прижала свою холодную ладошку к его горячему лбу, а он вдруг открыл глаза.
— Пришла, — прошептал он слабым голосом и чуть заметно улыбнулся.
— Да, я здесь, все будет хорошо, — ответила я дрогнувшим голосом, поглаживая его растрепавшиеся волосы.
— Не уходи, — попросил он, заглядывая мне в глаза.
— Не уйду! — твердо ответила я и, уложив его голову к себе на колени, нежными движениями гладила его лицо, волосы.
Я никуда не уйду, не оставлю его одного, а если все же проснусь, то наемся сон-травы и снова вернусь к нему. От моих поглаживаний его лицо немного разгладилось, а дыхание выровнялось. Глаза были закрыты, но он не спал. Мы просидели так довольно долго, пока он не нарушил тишину, спросив слабым голосом:
— Это ведь сон?
— Да, всего лишь сон, — ответила я, не уточняя, чей именно это сон.
— Я так хотел увидеть тебя снова, — прошептал он так тихо, что мне пришлось наклониться ниже, чтобы слышать то, что он говорит. — Я боялся даже надеяться снова тебя увидеть, но вот ты здесь. И кто же ты?
— Ты можешь звать меня Улиной.
— А ты меня Яримом, — он приоткрыл глаза и посмотрел на меня. — Это так странно, Улина. Все кажется таким настоящим, особенно ты.
— Ярим, — задумчиво протянула я, попробовав на языке его имя. Красивое и так ему идет.
Время шло, а он все так же весь горел. Иногда из его тяжело вздымающейся груди вырывались хрипы. Он совсем впал в беспамятство и уже не приходил в себя. Оторвав от края нижней сорочки лоскут ткани, я протирала его лицо водой из озера и не знала, что делать. Паника охватила мое тело и разум. Я молилась всем богам только об одном: чтобы он жил. Жил! Сдержать слезы я уже не могла, и они текли по моему лицу, падая на его обнаженную грудь, где билось сердце, которое никогда не станет моим.
Наверное, я выплакала все накопленные за последние годы слезы, и, когда они закончились, мой разум немного прояснился. Что я за идиотка такая? Я же лекарь! Еще и считаю себя не самым худшим лекарем. И я бегом помчалась к лесу. Ночь все никак не хотела заканчиваться, и в лесу было темно. Только слабый свет луны, пробивавшийся сквозь развесистые лапы елей, освещал мне дорогу. Я знала, где и что искать, поэтому сочные побеги аргон-травы нашла быстро. Свежий сок этой травы снимал лихорадку, и я порадовалась тому, что нашла именно ее. Бежала обратно я сломя голову. Ветки хлестали по лицу, но я не обращала на них внимания. Пару раз спотыкалась о выступавшие коренья и падала. Но, не думая о боли в голых ногах, я бежала. Хорошо, что земля в лесу была мягкая, усыпанная старыми иголками и прошлогодними листьями.
За время моего отсутствия ничего не изменилось, чему я была неимоверно рада. Положив в лоскут ткани аргон-траву, я начала выдавливать ее сок в его приоткрытый рот. Он никак не отреагировал, но я упрямо повторяла свои действия, пока не увидела, как кадык мужчины дрогнул и он проглотил сок. Я облегченно выдохнула и стерла выступивший пот со лба. Так, что дальше? Его нужно охладить. Оглянувшись вокруг, я поняла, что если сброшу его с подмостков, то он скорее всего утонет - наглотается воды, а я не успею его подхватить. Остается только как-то дотащить его до берега и уже там постепенно опускать в воду.
Я осмотрела мужчину и вздохнула. Он был большой и весил, наверное, немало. Придется тащить волоком. Я сняла свой сарафан, оставшись только в одной нижней рубашке, укороченной до самых бедер, и подложила его под спину Ярима. Тянуть придется аккуратно: мостки деревянные, жалко будет расцарапать всю его спину. Почему он, интересно, без рубашки?
Не знаю, откуда у меня взялись силы, но я каким-то чудом дотащила его до берега, переборов смущение, стянула с него штаны и волоком затащила за собой в воду. Села на небольшой камень, видневшийся над водой, и погрузила его тело в озеро, положив голову себе на колени. Вода была прохладная и почти закрывала мне колени. Я крепко держала его голову, не допуская того, чтобы его лицо погрузилось в воду.
Вскоре я почувствовала, что жар начинает спадать и он дышит ровнее. Дыхание стало более глубоким. Я сидела и рассматривала его, пытаясь впитать в себя его образ. Легкими движениями пальцев скользила по его высокому лбу и высоким скулам, провела большими пальцами по густым бровям, погладила нос, впалые щеки и замерла у губ, не решаясь прикоснуться. Спустилась ниже, обвела четко вычерченный волевой подбородок и скользнула по мускулистой шее. Я уже не могла остановиться. Его кожа манила, блестя мокрыми каплями в лунном свете. Кромка воды плескалась на его плоском животе, и я могла рассмотреть его грудь. Широкая, мускулистая, она вздымалась от каждого его вздоха, и я с замиранием сердца положила на нее ладошки. Погладила, наслаждаясь ощущениями от твердых мышц. Огладила плечи и вернулась к лицу. Меня манили его губы, и пальцы в нерешительности замерли у уголков его рта. Потом как-то сами собой очертили их контур и погладили. Вдруг я почувствовала, как его губы захватили мой палец и горячий язык дотронулся до него. От этого жаркого прикосновения разряд удовольствия промчался по всему телу. Я посмотрела в его глаза, которые оказались открытыми, и утонула в их серебре. Глаза обжигали, манили, и было в них что-то такое, от чего любой порядочной девушке нужно было бежать, как от огня. Но я не шелохнулась. Наверное, нужно было убрать руку от его губ, но я и этого не сделала, а только опустила взгляд на его губы, которые теперь поочередно целовали мои пальцы. Нежно, волнующе. Иногда его язык проходился по подушечкам пальцев, и меня снова бросало в дрожь. Разве такое возможно? Получать такое удовольствие от этой простой ласки! Я услышала легкий всплеск - это он поднял руку из воды и, взяв мою руку в свою, прижал ее к своим губам и замер, шумно втягивая воздух.
— Поцелуй меня, — слабым голосом попросил он.
Его глаза смотрели на меня с такой нежностью и тоской, что я не смогла противиться и несмело наклонилась к нему. Он протянул руку и нежно провел ею по моей щеке, задержавшись большим пальцем на моих губах, слегка погладил и переместил руку на шею, подталкивая меня. Я не возражала и, склонившись еще ниже, коснулась губами его губ. Они были слегка шершавые, но теплые и нежные. Я никого до этого не целовалась и не думала, что это может быть настолько приятно. Его губы ответили мне, легко и невесомо целуя в ответ. Стало горячо, и тело охватила странная волна жара. Но все быстро закончилось, и он отстранился, заглядывая мне в глаза.
— Ты, наверное, замерзла? — сказал он заботливым тоном. — Давай выбираться отсюда, мне уже немного лучше.
Мы с трудом перебрались обратно на мостки и оделись. Мельком я заметила его обжигающий взгляд, который прошелся по моей фигуре, плотно облепленной мокрой рубашкой. Но, поймав мой ответный взгляд, он быстро отвел глаза и стал натягивать штаны. Своей наготы он, по-видимому, не стеснялся, а я всеми силами старалась не смотреть в его сторону.
Закончив с одеванием, он растянулся на мостках и, когда я подошла, потянул меня за руку и уложил рядом с собой, удобно устроив мою голову на своем плече и обняв за плечи. Мы молча смотрели в звездное небо, и мне было так уютно в его объятиях, что хотелось плакать от счастья. Разве я могла знать, что объятия мужчины могут быть такими правильными и до дрожи нужными? И пусть это все не по-настоящему, но я-то это чувствую! Чувствую его тепло, его сильную руку, что сжимает меня и поглаживает. Да пусть это хоть сто раз сон! Мне все равно! Я знаю, всей своей душой ощущаю, что это правильно. Правильно для меня и для него. Мы как будто связаны друг с другом, и я физически ощущаю эту нить, что вьется сейчас между нами. Как так получилось, что мы можем видеться во сне? Может, это какая-то магия, неизвестная мне? Или последствия того, что я кошка? Ведь недаром их считают ведьмовскими отродьями, способными на хвосте приносить с собой несчастья или удачу - кому как повезет. А может, это его магия? Может быть, у него так проявляется остаточная магия, которая выходит наружу только во сне? Не знаю. Да и хочу ли знать? Чем мне это поможет? И, устав размышлять, я решила насладиться остатками этой такой беспокойной, но в то же время такой трепетной ночи. Но желанию моему не суждено было сбыться. Я вдруг почувствовала, как что-то тянет меня, и поняла, что пора просыпаться. Грустно вздохнув, я повернула к нему голову, чуть задрав ее вверх, и тихонько сказала:
— Мне пора.
И тут же почувствовала, как напряглась на моем плече его рука, еще крепче прижимая меня, и он как-то обреченно спросил:
— И я никак не могу тебя удержать?
— Нет, — уверенно ответила я, сама не понимая, откуда взялась эта уверенность.
Меня все сильнее тянуло, хотя я сопротивлялась этому, за что почувствовала боль в висках.
— Ты придешь еще? — спросил он, с надеждой глядя мне в глаза, с трудом приподнявшись на локте.
— Да, — тихонько ответила я.
Да, я приду еще раз, а затем еще столько раз, сколько смогу. Вся моя прежняя решимость этого не делать растаяла, как хрупкий лед на осенних лужах при первых лучах солнца. Разве смогу я удержаться после того, как увидела, как он смотрит на меня и просит прийти? Посте того, как поняла, что сама хочу этого не меньше. Разве вправе я лишать нас этой радости, так нечаянно нагрянувшей в нашу не самую радостную жизнь? Будь что будет, но я приду снова.
Об этом я размышляла, уже лежа у него на груди и ласково потираясь о нее мордочкой. Ярим уже не так сильно горел. Он спокойно спал, и только неровное дыхание выдавало его болезненное состояние. Я снова напоила его из тряпицы и решила, что мне пора заняться моей добычей, которая так тяжело мне досталась. Выскочила на улицу и зажмурилась от яркого света. Утро было уже в полном разгаре, и день обещал быть теплым и солнечным. Прибежав в свой тайник, я долго сидела перед грибами и размышляла, каким же образом мне отдать их Яриму. Приготовить отвар из них я сама никак не могу, значит, он должен их найти сам. Но ведь не на крылечко мне ему их выложить? Сразу поймет, что дело нечистое. Он ведь бывший маг, может и догадаться, а нам это сейчас ни к чему. Решение пришло неожиданно, и я приступила к его выполнению, пока Ярим спал. Как же приятно знать его имя!
Быстро сделав все во дворе, я прихватила корни илангока и побежала к дому. Вот с ними мне предстоит помучиться. Пробравшись в дом, я удовлетворенно отметила, что Ярим все еще спит. Обтерев о мокрую холстину корни илангока, потащила их за печку. Он не должен видеть, если проснется, что именно я делаю. А делать я буду совершенно безумную вещь. Надеюсь, после этого я не лишусь языка. Стащив зубами со стола маленькую деревянную плошку из-под соли, которую высыпала на стол, я побрела за печку, где меня ждали корни илангока. Набравшись храбрости, я надкусила первый корень. В прошлые времена я бы их мелко нарезала и измельчила в ступке до полной кашицы и уже потом добавила бы в мазь. Сейчас же я была лишена такой возможности и поэтому принялась усердно откусывать и жевать их, выплевывая кашицу в деревянную плошку. Язык жгло, на глазах выступили крупные слезы. Рот я уже не чувствовала, но продолжала упорно жевать, думая о том, что это должно помочь Яриму хоть немного. Как ни странно, но закончила я с несколькими корешками довольно быстро: они были мягкие и сочные.
До позднего вечера я рыла и собирала грибы. Их оказалось аж двенадцать штук. Они были разбросаны по большому пространству, и, если бы не мой кошачий нюх, я бы их точно все не нашла. Настроение было преотличнейшее. Да с таким количеством грибов я его точно восстановлю! И хотя я не знала наверняка, но польза от этих грибов точно огромная, он точно поправится. Только бы добраться обратно. Ночевать я решила, забившись под пень и свернувшись клубочком вокруг своей добычи. Теперь не выпущу ее ни на миг.
Неделю я добиралась обратно. Тащить тяжелую холстину с грибами и кореньями сквозь лес было непросто. Пару раз я сбивалась с пути, но ведомая какой-то силой снова находила свои метки. Охотилась еще всего пару раз. Никогда не смогу к этому привыкнуть. Это омерзительно. Поскорей бы оказаться дома и поесть нормально. При воспоминании о тушеном кролике с кашей текли слюнки. Как там Сероглазый? Заметил ли, что меня нет? Конечно, заметил! А я поняла, что соскучилась по нему.
Прошло уже больше десяти дней, когда я, надежно спрятав свою добычу в хозяйственных пристройках, забралась через лаз в избу. На дворе уже сгущались сумерки, и в избе царил полумрак. Что-то сразу насторожило меня. В избе было холодно. Так, как будто здесь не топили пару дней. Сероглазый обнаружился на своем топчане. Он лежал навзничь, одеяло сползло на пол, обнажая голую грудь. И это в таком холоде? Страшные подозрения скользнули в душу, и ее сковал леденящий ужас. Неужели я опоздала? Нет! Только не это! И я в несколько прыжков оказалась у него на груди, пытаясь уловить дыхание.
Жив! Слава Всевышнему! Дышит! Он был без сознания и весь горел, слабое дыхание выбивалось сквозь пересохшие губы. Сколько он так тут лежит? Если бы я только пришла раньше! Как помочь? Первым делом я схватила чистую холстину с полки и одним прыжком забралась на край кадки с водой. Намочив ее, я вернулась к мужчине, что метался в беспамятстве. Приложив холстину к его губам я, как смогла, выжала ему воды в рот. Он жадно втянул ее, и я повторила все снова. И снова. Затем положила холстину ему на лоб. Хотя он весь и горел, но в избе было холодно, и я, приложив последние силы, натянула покрывало и укрыла его. Силы заканчивались, и я не могла пока больше ничего для него сделать. Неделя скитаний обессилила меня. Я легла ему на грудь и замурлыкала. Только бы он не умер! Живи! Я лежала и плакала про себя. Только бы жил. И дело уже не в моем искуплении - я поняла, что мне нравится этот мужчина и я всем сердцем хочу, чтобы он жил и радовался каждому дню, как он того и хотел. Хочу, чтобы он полностью поправился и смог жить полной жизнью. Нашел себе подходящую милую девушку и обзавелся семьей. Я не сомневалась, что он будет хорошим мужем и отцом. От этих мыслей стало еще хуже. Конечно, я ему этого желаю, но как же я? А что я? Как бы я ни хотела быть на месте его будущей избранницы, этому никогда не бывать. И я с тоской прижалась мордочкой к его груди, слушая неровный стук его сердца, и не заметила, как заснула.
Я снова стояла на берегу озера и снова была человеком. Та же теплая ночь, только месяц стал полной луной. Она висела в темном небе огромным светящимся диском, полностью отражаясь в глади озера и создавая блестящую лунную дорожку. Проследив за ней взглядом, я посмотрела на деревянный настил и заметила, что на нем кто-то лежит. Это мог быть он. И я бросилась туда. В босые ноги впивались мелкие камушки, но мне было все равно. Подбежав, я увидела его. Он лежал, закрыв глаза. Даже здесь, в моем странном сне, он был без сознания. Сев рядом, я прижала свою холодную ладошку к его горячему лбу, а он вдруг открыл глаза.
— Пришла, — прошептал он слабым голосом и чуть заметно улыбнулся.
— Да, я здесь, все будет хорошо, — ответила я дрогнувшим голосом, поглаживая его растрепавшиеся волосы.
— Не уходи, — попросил он, заглядывая мне в глаза.
— Не уйду! — твердо ответила я и, уложив его голову к себе на колени, нежными движениями гладила его лицо, волосы.
Я никуда не уйду, не оставлю его одного, а если все же проснусь, то наемся сон-травы и снова вернусь к нему. От моих поглаживаний его лицо немного разгладилось, а дыхание выровнялось. Глаза были закрыты, но он не спал. Мы просидели так довольно долго, пока он не нарушил тишину, спросив слабым голосом:
— Это ведь сон?
— Да, всего лишь сон, — ответила я, не уточняя, чей именно это сон.
— Я так хотел увидеть тебя снова, — прошептал он так тихо, что мне пришлось наклониться ниже, чтобы слышать то, что он говорит. — Я боялся даже надеяться снова тебя увидеть, но вот ты здесь. И кто же ты?
— Ты можешь звать меня Улиной.
— А ты меня Яримом, — он приоткрыл глаза и посмотрел на меня. — Это так странно, Улина. Все кажется таким настоящим, особенно ты.
— Ярим, — задумчиво протянула я, попробовав на языке его имя. Красивое и так ему идет.
Время шло, а он все так же весь горел. Иногда из его тяжело вздымающейся груди вырывались хрипы. Он совсем впал в беспамятство и уже не приходил в себя. Оторвав от края нижней сорочки лоскут ткани, я протирала его лицо водой из озера и не знала, что делать. Паника охватила мое тело и разум. Я молилась всем богам только об одном: чтобы он жил. Жил! Сдержать слезы я уже не могла, и они текли по моему лицу, падая на его обнаженную грудь, где билось сердце, которое никогда не станет моим.
Наверное, я выплакала все накопленные за последние годы слезы, и, когда они закончились, мой разум немного прояснился. Что я за идиотка такая? Я же лекарь! Еще и считаю себя не самым худшим лекарем. И я бегом помчалась к лесу. Ночь все никак не хотела заканчиваться, и в лесу было темно. Только слабый свет луны, пробивавшийся сквозь развесистые лапы елей, освещал мне дорогу. Я знала, где и что искать, поэтому сочные побеги аргон-травы нашла быстро. Свежий сок этой травы снимал лихорадку, и я порадовалась тому, что нашла именно ее. Бежала обратно я сломя голову. Ветки хлестали по лицу, но я не обращала на них внимания. Пару раз спотыкалась о выступавшие коренья и падала. Но, не думая о боли в голых ногах, я бежала. Хорошо, что земля в лесу была мягкая, усыпанная старыми иголками и прошлогодними листьями.
За время моего отсутствия ничего не изменилось, чему я была неимоверно рада. Положив в лоскут ткани аргон-траву, я начала выдавливать ее сок в его приоткрытый рот. Он никак не отреагировал, но я упрямо повторяла свои действия, пока не увидела, как кадык мужчины дрогнул и он проглотил сок. Я облегченно выдохнула и стерла выступивший пот со лба. Так, что дальше? Его нужно охладить. Оглянувшись вокруг, я поняла, что если сброшу его с подмостков, то он скорее всего утонет - наглотается воды, а я не успею его подхватить. Остается только как-то дотащить его до берега и уже там постепенно опускать в воду.
Я осмотрела мужчину и вздохнула. Он был большой и весил, наверное, немало. Придется тащить волоком. Я сняла свой сарафан, оставшись только в одной нижней рубашке, укороченной до самых бедер, и подложила его под спину Ярима. Тянуть придется аккуратно: мостки деревянные, жалко будет расцарапать всю его спину. Почему он, интересно, без рубашки?
Не знаю, откуда у меня взялись силы, но я каким-то чудом дотащила его до берега, переборов смущение, стянула с него штаны и волоком затащила за собой в воду. Села на небольшой камень, видневшийся над водой, и погрузила его тело в озеро, положив голову себе на колени. Вода была прохладная и почти закрывала мне колени. Я крепко держала его голову, не допуская того, чтобы его лицо погрузилось в воду.
Вскоре я почувствовала, что жар начинает спадать и он дышит ровнее. Дыхание стало более глубоким. Я сидела и рассматривала его, пытаясь впитать в себя его образ. Легкими движениями пальцев скользила по его высокому лбу и высоким скулам, провела большими пальцами по густым бровям, погладила нос, впалые щеки и замерла у губ, не решаясь прикоснуться. Спустилась ниже, обвела четко вычерченный волевой подбородок и скользнула по мускулистой шее. Я уже не могла остановиться. Его кожа манила, блестя мокрыми каплями в лунном свете. Кромка воды плескалась на его плоском животе, и я могла рассмотреть его грудь. Широкая, мускулистая, она вздымалась от каждого его вздоха, и я с замиранием сердца положила на нее ладошки. Погладила, наслаждаясь ощущениями от твердых мышц. Огладила плечи и вернулась к лицу. Меня манили его губы, и пальцы в нерешительности замерли у уголков его рта. Потом как-то сами собой очертили их контур и погладили. Вдруг я почувствовала, как его губы захватили мой палец и горячий язык дотронулся до него. От этого жаркого прикосновения разряд удовольствия промчался по всему телу. Я посмотрела в его глаза, которые оказались открытыми, и утонула в их серебре. Глаза обжигали, манили, и было в них что-то такое, от чего любой порядочной девушке нужно было бежать, как от огня. Но я не шелохнулась. Наверное, нужно было убрать руку от его губ, но я и этого не сделала, а только опустила взгляд на его губы, которые теперь поочередно целовали мои пальцы. Нежно, волнующе. Иногда его язык проходился по подушечкам пальцев, и меня снова бросало в дрожь. Разве такое возможно? Получать такое удовольствие от этой простой ласки! Я услышала легкий всплеск - это он поднял руку из воды и, взяв мою руку в свою, прижал ее к своим губам и замер, шумно втягивая воздух.
— Поцелуй меня, — слабым голосом попросил он.
Его глаза смотрели на меня с такой нежностью и тоской, что я не смогла противиться и несмело наклонилась к нему. Он протянул руку и нежно провел ею по моей щеке, задержавшись большим пальцем на моих губах, слегка погладил и переместил руку на шею, подталкивая меня. Я не возражала и, склонившись еще ниже, коснулась губами его губ. Они были слегка шершавые, но теплые и нежные. Я никого до этого не целовалась и не думала, что это может быть настолько приятно. Его губы ответили мне, легко и невесомо целуя в ответ. Стало горячо, и тело охватила странная волна жара. Но все быстро закончилось, и он отстранился, заглядывая мне в глаза.
— Ты, наверное, замерзла? — сказал он заботливым тоном. — Давай выбираться отсюда, мне уже немного лучше.
Мы с трудом перебрались обратно на мостки и оделись. Мельком я заметила его обжигающий взгляд, который прошелся по моей фигуре, плотно облепленной мокрой рубашкой. Но, поймав мой ответный взгляд, он быстро отвел глаза и стал натягивать штаны. Своей наготы он, по-видимому, не стеснялся, а я всеми силами старалась не смотреть в его сторону.
Закончив с одеванием, он растянулся на мостках и, когда я подошла, потянул меня за руку и уложил рядом с собой, удобно устроив мою голову на своем плече и обняв за плечи. Мы молча смотрели в звездное небо, и мне было так уютно в его объятиях, что хотелось плакать от счастья. Разве я могла знать, что объятия мужчины могут быть такими правильными и до дрожи нужными? И пусть это все не по-настоящему, но я-то это чувствую! Чувствую его тепло, его сильную руку, что сжимает меня и поглаживает. Да пусть это хоть сто раз сон! Мне все равно! Я знаю, всей своей душой ощущаю, что это правильно. Правильно для меня и для него. Мы как будто связаны друг с другом, и я физически ощущаю эту нить, что вьется сейчас между нами. Как так получилось, что мы можем видеться во сне? Может, это какая-то магия, неизвестная мне? Или последствия того, что я кошка? Ведь недаром их считают ведьмовскими отродьями, способными на хвосте приносить с собой несчастья или удачу - кому как повезет. А может, это его магия? Может быть, у него так проявляется остаточная магия, которая выходит наружу только во сне? Не знаю. Да и хочу ли знать? Чем мне это поможет? И, устав размышлять, я решила насладиться остатками этой такой беспокойной, но в то же время такой трепетной ночи. Но желанию моему не суждено было сбыться. Я вдруг почувствовала, как что-то тянет меня, и поняла, что пора просыпаться. Грустно вздохнув, я повернула к нему голову, чуть задрав ее вверх, и тихонько сказала:
— Мне пора.
И тут же почувствовала, как напряглась на моем плече его рука, еще крепче прижимая меня, и он как-то обреченно спросил:
— И я никак не могу тебя удержать?
— Нет, — уверенно ответила я, сама не понимая, откуда взялась эта уверенность.
Меня все сильнее тянуло, хотя я сопротивлялась этому, за что почувствовала боль в висках.
— Ты придешь еще? — спросил он, с надеждой глядя мне в глаза, с трудом приподнявшись на локте.
— Да, — тихонько ответила я.
Да, я приду еще раз, а затем еще столько раз, сколько смогу. Вся моя прежняя решимость этого не делать растаяла, как хрупкий лед на осенних лужах при первых лучах солнца. Разве смогу я удержаться после того, как увидела, как он смотрит на меня и просит прийти? Посте того, как поняла, что сама хочу этого не меньше. Разве вправе я лишать нас этой радости, так нечаянно нагрянувшей в нашу не самую радостную жизнь? Будь что будет, но я приду снова.
Об этом я размышляла, уже лежа у него на груди и ласково потираясь о нее мордочкой. Ярим уже не так сильно горел. Он спокойно спал, и только неровное дыхание выдавало его болезненное состояние. Я снова напоила его из тряпицы и решила, что мне пора заняться моей добычей, которая так тяжело мне досталась. Выскочила на улицу и зажмурилась от яркого света. Утро было уже в полном разгаре, и день обещал быть теплым и солнечным. Прибежав в свой тайник, я долго сидела перед грибами и размышляла, каким же образом мне отдать их Яриму. Приготовить отвар из них я сама никак не могу, значит, он должен их найти сам. Но ведь не на крылечко мне ему их выложить? Сразу поймет, что дело нечистое. Он ведь бывший маг, может и догадаться, а нам это сейчас ни к чему. Решение пришло неожиданно, и я приступила к его выполнению, пока Ярим спал. Как же приятно знать его имя!
Быстро сделав все во дворе, я прихватила корни илангока и побежала к дому. Вот с ними мне предстоит помучиться. Пробравшись в дом, я удовлетворенно отметила, что Ярим все еще спит. Обтерев о мокрую холстину корни илангока, потащила их за печку. Он не должен видеть, если проснется, что именно я делаю. А делать я буду совершенно безумную вещь. Надеюсь, после этого я не лишусь языка. Стащив зубами со стола маленькую деревянную плошку из-под соли, которую высыпала на стол, я побрела за печку, где меня ждали корни илангока. Набравшись храбрости, я надкусила первый корень. В прошлые времена я бы их мелко нарезала и измельчила в ступке до полной кашицы и уже потом добавила бы в мазь. Сейчас же я была лишена такой возможности и поэтому принялась усердно откусывать и жевать их, выплевывая кашицу в деревянную плошку. Язык жгло, на глазах выступили крупные слезы. Рот я уже не чувствовала, но продолжала упорно жевать, думая о том, что это должно помочь Яриму хоть немного. Как ни странно, но закончила я с несколькими корешками довольно быстро: они были мягкие и сочные.
