Глава 1. Эдвард
1.1 Дикие скалы
Скалы нависали над морем клыками окаменевшего чудища, а сизое небо можно было достать рукой. Прощальные порывы уходящего шторма трепали полы сюртука. Эдвард в очередной раз отметил неприветливость здешней погоды – впрочем, отчасти даже философской и готически-романтичной. По крайней мере, для поэта, находящего очарование в вересковых пустошах и безлюдных холмах.
Сам он тоже когда-то писал стихи, как пишут их почти все подростки с тонкими лицами и блуждающими взорами; как пишут студенты, влюбленные не столько в девушек, сколь в их романтические образы. Но стихи (довольно дряные) остались в прошлом, а настоящее было заполнено деловой суетой… Суетой сует. И вот сейчас, глядя на бьющееся и говорливо рокочущее далеко внизу море, Эдвард испытывал лёгкое головокружение и восторг, но строки какой-нибудь грандиозной поэмы в голову почему-то не приходили.
– Мрачновато здесь, не правда ли? – красивый, насмешливый голос вывел Эдварда из созерцательного настроя. – Но, признайтесь, демонически красиво.
Его спутник опасно приблизился к краю скалистой площадки, устремив взор на тёмные буруны, кипящие в тридцати футах внизу. Именно он – Джонатан Бишоп – заставил Эдварда сделать крюк и заглянуть к морю, прежде чем идти к замку. Джонатан обещал изумительные виды, без которых гость семейства Бишоп ну никак не сможет составить полного представления об этом крае.
Природа, как убедился Эдвард, действительно изумляла. Но мало-мальски вразумительного повода для совершения подобной экскурсии он не видел.
– Вы показываете мне окрестности так, будто я собираюсь покупать у вас замок, – усмехнувшись, заметил Эдвард. – Но я же приехал за другим… товаром, – он слегка запнулся, произнося эту фразу, и почувствовал, как по спине пробежал холодок. Наверное, ветер забрался под сюртук. – Так может, лучше нам перейти к делу и побыстрее его закончить?
– Ну, дела делами, а посмотреть на природу стоит, – философски ответил Джонатан. Весь вид его выражал меланхоличность, но было в этой меланхолии какое-то лукавство, а в насмешливых нотках сквозило нечто байроновское. – Вы всё же проведёте здесь трое или четверо суток, мистер Гонт, и, возможно, захотите погулять. Вот и будете знать, куда идти, чтобы прихватить с собой в Лондон побольше впечатлений.
Эдвард Гонт, признаться, не горел желанием везти с собой подобный груз. Ему бы довезти ту посылку, за которой он приехал. Эдвард подозревал, что и её будет достаточно, чтобы надолго обеспечить его ночными кошмарами или, наоборот, бессонницей. Сейчас он хотел как можно быстрее оказаться в Бишоп-Холле и приступить к делу. Быстрее начнёшь – быстрее закончишь.
Но Джонатан Бишоп не спешил уходить со скалы.
– Когда-то здесь заманивали корабли. Представляете себе, как надежду сменяет ужас, когда моряки понимают за минуту до гибели – это не маяк, не маяк! А скалы, на которых для них разожгли коварный огонь… Корабли разбивались, и после шторма местные жители спускались вниз, чтобы собрать обломки и выловить груз. Сейчас, в наш просвещенный век, это кажется ужасным, не так ли?
Эдвард окинул взглядом окрестности. Рассказ казался правдой. В этом бедном суровом краю не так уж много способов заработать.
– Жутковатые подробности, – проговорил Гонт, осторожно перескакивая с камня на камень. У дорогой обуви уже сбились носки. – Но разве тут можно спуститься вниз?
– Можно, конечно. Надо знать тропы. Но для чужака, разумеется, спуск будет самоубийством.
Джонатан Бишоп неторопливо развернулся и поглядел Эдварду прямо в глаза.
– Место здесь, как видите, мрачное. И безлюдное. Эти камни, это море умеют молчать и хранить тайны. Это я к чему… Мистер Гонт, наша семья предъявляет высокие требования к выполнению договорённостей. Но мы уверены, что недопонимания не возникнет. Так что наслаждайтесь видами. Гуляйте. Впитывайте впечатления. Но учтите... Здесь очень острые скалы.
Тут Эдвард наконец-то понял, зачем они предприняли это увлекательное путешествие на эти дикие скалы, поросшие вереском. Он кивнул и усмехнулся.
– Разумеется, я осведомлён об условиях сделки. Деньги и молчание.
Джонатан улыбнулся. Улыбка у него была миролюбивая, искренняя и добродушная.
– Я всего лишь показал вам местные достопримечательности, мистер Гонт.
1.2 Фамильное серебро и золотые гинеи
Обед в замке был именно таким, каким и представлял себе Эдвард аристократические обеды в подобных семействах. Хозяйка, леди Бишоп, застыла над крахмальными салфетками и фамильным серебром римской статуей. Вся её фигура оставалась неподвижной, даже когда она двигала кистью, чтобы отрезать кусочек мяса. Говорила и ела она, практически не разжимая губ. Эдвард вспомнил, как в былые времена аристократам с детства пришпиливали косички к спине – чтобы не сутулились и вырабатывали царственную осанку. Похоже, леди Бишоп проходила с этой косичкой всю жизнь. Её надменный профиль гордо отражался в старинных потемневших зеркалах.
Именно зеркала навели Эдвард на мысль, что здесь всё-таки достаточно спокойно, чтобы там не говорили эти сумасшедшие хозяева гостиницы, где он останавливался прошлой ночью. Они чуть ли заклинали его не ехать в Бишоп-Холл! Эдвард так и не понял, вампиры тут живут по местным представления, или ещё какая нечисть, но неприятный холодок в сердце не оставлял его вплоть до нынешнего обеда. Особенно после прогулки по скалам.
Теперь же, увидав, что все члены семейства отражаются в зеркалах и спокойно орудуют фамильным серебром, он слегка успокоился. Дело, кончено, было щекотливым, но мистического налёта тут нет. В конце концов, современная наука доказала существование гипноза, магнетизма и прочих природных явлений, а Эдвард предпочитал верить науке, а не хозяевам занюханной провинциальной гостиницы, где до сих пор верят в злобных маленьких эльфов, королеву фей и прочие бредни. Так что следовало взять себя в руки и почаще улыбаться, хотя при взгляде на мрачную физиономию немого дворецкого, словно вырубленную из серого гранита, в голову лезли всякие посторонние мысли.
И эти скалы… Да полно! Хватит себя накручивать. Уж что-что, а угрозы сэра Бишопа не несли в себе никакой мистики! Сбросить человека на скалы можно и без всяких суеверий.
Продумав всё это, Эдвард с утроенным аппетитом взялся за медальоны из телятины. Настроение его улучшилось, и в перерывах между кусками он стал внимательно разглядывать членов этого почтенного семейства, которое так не любили в округе.
Второй сын хозяйки, Филипп, ближе всего сидевший к Эдварду, казался полной противоположностью матери. Он уже изрядно располнел, хотя был довольно молод – вряд ли старше тридцати, и напоминал вальяжного кота. Его манеры куда больше подошли бы континентальному буржуа или американскому нуворишу, нежели английскому аристократу, на которого с колыбели и до гроба глазеют портреты поколений предков.
Кстати, о портретах. Эдварду не нравились портреты в замке. Портреты, казалось, глядели на него нехорошо и насмешливо.
Старший сын и хозяин поместья, сэр Джонатан, устроивший гостю экскурсию на скалы, ничем не походил на брата. Сухопарый, стройный и сидящий за столом прямо, как жердь, старший из братьев Бишопов казался копией матери и её достойным преемником. Но всё же он, похоже, являлся лишь номинальным главой семейства: чем дольше продолжалось знакомство, тем сильнее у Эдварда крепло убеждение, что всем в семье заправляла старая графиня.
Ещё две персоны – Рич и Кевин – находились на положении младших членов семейства, младших и ненужных ветвей старинного рода. Это Эдвард понял с первого взгляда. Леди Бишоп менее всего интересовалась мнением третьего сына и племянника. Рич курил, молчаливо и нетерпеливо поглядывая на часы. Обед явно тяготил его. Кевин, ещё практически подросток, поглощал еду молча.
Эдвард тоже углубился в поглощение телятины. Помня напутствия Патингема, он не торопил события и не заговаривал о сделке.
Беседа за столом шла о погоде и политике.
– Как успехи мистера Патингема на политическом поприще? – спросила леди Бишоп.
– Он в очередной раз стал депутатом платы общин и считается правой рукой нынешнего премьер-министра, – ответил Эдвард.
– От консерваторов, полагаю?
– Именно.
– Ну и прекрасно. Я всегда поддерживаю только консерваторов. С тех пор, как изменили закон о выборах, в палату общин просочилось много швали.
Сновали слуги, меняя приборы. Неспешно текла светская беседа. В высокое окно заглянула бледная луна и скрылась, продолжая свой путь в набирающих силу сумерках. Наконец, покончили с десертом, и хозяева предложили перейти в соседнюю комнату, где бы джентльмены могли выкурить по сигаре.
О деле так никто и не заговорил.
Дворецкий принёс пунш, зажёг свечи. Небо уже потемнело до цвета индиго. Эдвард хотел сегодня лечь пораньше, но сначала ему хотелось разрешить тот вопрос, ради которого он и приехал сюда по поручению Патингема.
Эдвард не знал, как перейти к щекотливому вопросу. Филипп с развязностью листал журнал, попыхивая сигарой. Джонатан держался свободно, но с той врождённой аристократичностью, что сразу выдаёт потомка тридцати поколений сэров и лордов. Рич ёрзал и явно маялся от желания покинуть комнату. Кевин просто сидел, молча глотая пунш.
Леди Бишоп, тоже явившаяся в курительный салон (что убедило Эдварда Гонта в правильности выводов о том, кто держит этот замок в руках) некоторое время холодно взирала на сыновей. Эдварду даже показалось, что в её взгляде мелькало презрение. Наконец, она прервала молчание:
– Сэр Джонатан, вы ничего не желаете сказать?
– Ммм… Да, пора уже поговорить и о презренном металле. Все мы знаем, что детские игрушки… кх-кха… иногда ломаются. Готов ли наш уважаемый партнёр к подобным расходам?
– Конечно, – сказал Эдвард, – мистер Патингем ни в чём не будет ущемлять свою маленькую гостью.
Леди Бишоп закатила глаза. Со стороны Рича донеслось нечто среднее между хрюком и ржанием. Эдвард понял, что смолол чепуху. Впрочем, хозяйка дома виновником неловкой ситуации сочла не гостя, а сына.
– Джонатан, вы не могли бы обойтись без сомнительного остроумия? Мистер Гонт, нас интересует сумма, которую ваша сторона готова заплатить за товар.
Эдвард прокашлялся. Он не ожидал от леди подобной откровенности.
– Вы будете платить фунтами или в гинеях?
В гинеях? Эдвард удивлённо поднял брови.
– Вряд ли такое количество золота могло бы уместиться в моём саквояже.
Джонатан рассмеялся.
– Действительно.
Его мать же, похоже, не находила в обсуждении этого вопроса ничего забавного. «Наверное, презренный металл менее презренен, чем презренная бумага, – подумал Эдвард. – Как тяжело с этими потомками древних родов».
Платить гинеями, конечно, было бы аристократичней, но, в конце концов, тут не публичный аукцион.
– Значит, банкнотами? – уточнил Джонатан.
– Чеком.
– А вы осторожны.
– Естественно. Стоило бы ехать в такую глушь с чемоданом денег, чтобы тебя бросили со скалы!
Это было недипломатично, но Эдвард не удержался от толики сарказма. Хозяева переглянулись. Леди Бишоп приподняла брови. Выражение лица Джонатана было невинней, чем у младенца. Знала ли его мать об их экскурсии или это была инициатива сэра Бишопа? Тут было над чем поразмыслить. Эдвард сделал пометку в уме.
– Ну, а наши гарантии? – развязно спросил Филипп.
Леди Бишоп поморщилась. Джонатан поднял брови, словно удивляясь бестактности брата.
– Мы же джентльмены. Полагаю, будущий премьер-министр нас не обманет.
– Будущий премьер-министр не идиот, – кивнул Эдвард, втайне удивляясь, как он позволил себе сказать такую вольность в отношении Патингема.
– Это правильно, – вступил, наконец, в разговор и Рич. – А то мы и в Лондоне вас достанем. И на континенте.
«Не вздумай обдурить их», – сказал Патингем Эдварду перед отъездом. Видимо, он знал об этом семействе что-то такое, что не позволяло даже заикнуться о нечестной сделке. Эдвард не собирался подводить человека, которому был обязан карьерой.
– Вы, вероятно, хотите проверить товар? – спросил Джонатан.
Проверять «товар» Эдварду не хотелось, да и не было в том нужды – Патингем был уверен, что Бишопы не солгут. Им тоже была важна репутация. Он должен был забрать девочку, доставить её Патингему, а взамен оставить в Бишоп-Холле чек на сумму, равную годовому содержанию армии небольшого государства.
Но Эдварду вдруг стало любопытно.
– Да, конечно, мистер Патингем велел убедиться… ну, вы понимаете.
Джонатан хмыкнул.
– Ну что ж, завтра после обеда и проверим. Куда спешить? Тем более это не то зрелище, чтобы любоваться им на ночь.
– Сэр Джонатан!.. – оборвала мать.
– А что, я не верно говорю? – Джонатан вытянул ноги поближе к каминному огню. Копоть, въевшаяся в своды камина, копилась тут не один век. Может, именно от этого, от осознания древности места и череды поколений, сидевших у огня, в зале всё дышало уютом и спокойствием. Именно так и должен выглядеть каминный зал старинного особняка. – Ну что, мистер Гонт, желаете ещё пунша?
Эдвард решил, что спорить не стоит. Ни насчёт пунша, ни насчёт всего остального.
– Я не тороплюсь.
– Вот и отлично! Харрис, ещё пунша.
Молчаливый дворецкий, о котором Эдвард уже и забыл, отделился от стены, с которой практически слился, и неторопливо, с достоинством двинулся к чаше с пуншем. Его хозяев, кажется, не смущало, что слуга присутствует при обсуждении финансовых вопросов.
– Так обсудим конкретную сумму, мистер Гонт? Мы бы хотели знать, какими средствами вы располагаете. И достаточны ли они для того, чтобы представитель мистера Патингема увёз наше сокровище так далеко от любящей семьи.
