Я присмотрелась и действительно, почти в каждом дворе, что мы проезжали, за покосившимися заборами можно было разглядеть возделанные грядки и целые теплички. Я не очень разбиралась в сельскохозяйственных культурах, но что-то похожее на огурцы, тыквы или капусту в этих огородах однозначно росло. А ещё до меня дошло, что я уже рассматривала эти дома, когда восхищалась огромными кустами сирени на фоне покосившихся крыш.
Получалось, что мы петляем по кругу, хотя всё время едем только вперёд и никуда не сворачиваем. Чертовщина какая-то. Снова. Ещё эти Витины комментарии и беспокойство Хана. А небо между тем делалось всё чернее, намекая на то, что дождя нам не избежать. Темнело и за окном, мягко и постепенно, что было логично, если учитывать предсумеречное время и облачность. Я следила за домами уже более пристально. Мы зашли на третий круг с тех пор, как включился режим бдительности.
Первые капли упали на лобовое стекло тяжело, грузно разбившись разлапистыми прозрачными кляксами о твёрдую поверхность. Одна, ещё одна, ещё две, потом три и четыре. В машине заработали дворники. Я вся съёжилась. От холода или от страха, или от какого-то странного предчувствия новых неприятностей. Хан не переставал метаться сзади, а я вжалась в кресло, инстинктивно пытаясь уменьшиться в размерах, чтобы опасность прошла мимо меня.
- Всё будет в порядке, - услышала я ободряющие слова попутчика и промолчала.
- Рвоу, воу,- добавил Хан.
Витя достал из-под сиденья старенькую фляжку и положил её мне на колени.
- Что это?
- Выпей, станет легче, там травки и кое-какие корешки.
- Такие же, как были в моём обеде в день отъезда? - разозлилась я, отвинчивая крышечку и нюхая предложенное пойло.
- А разве плохо было? Пока ты спала, с тобой ничего не происходило. Да и разве не спокойнее тебе будет знать, что твоё тело под присмотром двух мужчин?
- Может, ты и прав, и лучше пусть всё это разгребает Бородин, так ведь и будет, если я усну.
Долго раздумывать не пришлось. Я решительно сделала два средних глотка, не забывая показательно морщиться. Вкус у напитка оказался совсем не такой, как я ожидала. Он был одновременно и сладковатым, и горьковатым, и терпким, и хвойным, короче, непонятным, но смутно знакомым. Я долго перебирала в уме, на что похож этот напиток, и вспомнила, наконец, как бабушка поила меня сосновым мёдом в детстве, когда я болела. Вкус запомнился надолго, а вот помогала ли микстура, совсем не помнилось.
Номинально тогда это был никакой не мёд, а сильно уваренный сироп из сахара и молодых еловых шишек. В каком-то советском журнале бабушка прочитала, что такое снадобье помогает от кашля, укрепляет иммунитет, а главное - это полезно для сердца. Да, вкус очень напоминал тот бабушкин мёд из шишек, если бы его смешали с кока-колой или чем-то похожим. Размышляя об этом, я незаметно отрубилась.
Ничего не снилось и было непонятно сколько же я пробыла в отключке. Проснуться довелось от того, что дождь барабанит по лицу. Он был холодный и кусался каплями, которые обжигали кожу целеустремлёнными ударами. Лежать было неудобно, но оказалось, это потому, что меня несли. Я открыла глаза, чтоб сказать Вите, что проснулась и могу идти сама, но была неприятно удивлена тем, что нёс меня кто-то другой. Кто-то более крупный и бородатый. Собственно, кроме габаритов и растительности на лице, я ничего и не разглядела.
Волна паники нахлынула моментально. Меня затопило страхом, от которого ноги тяжелеют. Что делать? Где Витя? Где Хан? Что вообще происходит??? Тело задрожало, не исключаю, что это была попытка побиться в конвульсиях от перенапряжения. Человек, который нёс меня, это почувствовал и слегка подбросил в воздухе, чтобы держать удобнее.
Было темно. Ночь. Сколько же я спала и что произошло за это время? Но главное, куда меня несут и зачем? Мысли путались и сбивались неприятным горячим комом в горле, которые мешал не то, чтобы орать, но даже говорить.
Глава 17: колхоз – дело добровольное?
Сковавший страх так и не дал заговорить на протяжении всего того времени, что меня несли на руках. Кстати, длилось это совсем недолго. Разжмуриться решила спустя несколько минут после того, как меня занесли в довольно тёплое помещение и уложили на что-то мягкое. Если быть точной, то сначала меня сгрузили на пол, а потом я услышала хлопок двери. Всего мгновение и поблизости уже началось шевеление.
Рискнув открыть глаза, я увидела небольшую не слишком щедро освещённую комнатку с матрасами, на которых кучковались девушки. Были то они уже совсем не девушки, судя потому, что почти все находились в разной стадии беременелости. Делаааааа. Что это тут у них? Нелегальный бордель на любителя или база тайных суррогатных матерей, а, может, и всё вместе? С фильмами на отечественных телеканалах точно надо завязывать, а то все ассоциации в голове сплошь нездоровые. Сначала всю дорогу по лесу втайне боялась увидеть где-то брошенный и плохо замаскированный труп, теперь не знаю, как интерпретировать вот это.
- Добрый вечер, - робко и с сомнением поздоровалась я.
Женщины закивали, заулыбались, но ни одного слова мне никто так не сказал. Ох, чем дальше, тем страньше. Ко мне подошла одна из беременяшек, наверное, самая главная. Навскидку лет тридцать, полные губы со следами филлера, светлые волосы до лопаток с сильно отросшими тёмными корнями, точёный носик, большие как у оленёнка распахнутые глаза, симметричные брови слишком правильной формы. По всему было видно, что молодая женщина явно не селянка, хотя и одета в какой-то балахон с вышивкой, подпоясанный над животом. Беременяша протянула мне чашку, добродушно улыбаясь. Всё это происходило в молчании.
Я отпила. В чашке оказался отвар или настой, или вода в которой грибы мыли, а, может, и ноги полоскали. Пить расхотелось мгновенно. Не так сильно уж меня жажда мучила,так выяснилось. Благодарственно кивнув, я поставила чашку рядом с собой, закрыв ладонью ее содержимое ладонью. Блондиночка немного постояла, но всё же ушла.
Все присутствующие по-прежнему молчали. Я тоже не стала нарушать тишину, решив пока есть возможность освоиться и оглядеться. На самом деле было жутко страшно. Где Витя, как они с Ханом позволили забрать меня какому-то мужику и принести в место, страннее которого, прежде мне видеть не доводилось?
Комнатку освещало несколько ламп на стенах, забранных в металлическую окантовку. Они напоминали старые-добрые советские лампы. Света было достаточно, чтобы видеть силуэты и общую обстановку, но и только. Тени прыгали по стенам, помещение сковывал зловещие молчаливый полумрак. Читать, писать, вязать или вышивать крестиком не предполагалось. Как, видимо, и разговаривать. Вероятно, именно поэтому девушки спали, полулежали или сидели на своих матрасах, уложенных поверх какого-то настила. Делали они это исключительно в тишине, что для такого большого женского общества было аномально.
Освоившись в помещении, я сделала вывод, что оно похоже на старый спортзал советского типа. В пользу этого говорил и прорезиненый настил, и остатки деревянных лесенок у одной из стен, и форма упомянутых ранее ламп.
Основная волна панической атаки прошла, и я задумалась о том, что делать дальше. Можно было опрометчиво понадеяться на Витю, но раз он допустил, чтоб я оказалась здесь, то, возможно, ему самому нужна помощь. Отсутствие Хана впервые не радовало и тоже заставляло волноваться. Думать о другом варианте, в котором моему наставнику и его псу уже вообще ничего не нужно, не хотелось. Сейчас мне бы совсем не помешала способность управлять своей силой или хотя бы навык призыва голоса Бородина. Всё ж было бы не так страшно,чем теперь.
Всю ночь я просидела на своём матрасе, не сомкнув глаз, хотя никакой прямой угрозы рядом не было.
Девушки мирно спали, ворочались, сопели, кто-то даже храпел. Я боялась отключиться и оказаться окончательно беззащитной, но под утро меня всё-таки сморило.
Бородин подошёл ко мне тихо, как кот на мягких лапах, и тронул за плечо. Я шарахнулась и могла упасть, если бы он меня не подхватил. Сегодня Роман выглядел странно. На нём была лётная куртка, брюки карго с множеством карманов, туго зашнурованные армейские ботинки, а ещё он был бородат.
- Я уснула? – логично предположила, усаживаясь на пень, ведь мы были в лесу.
Роман лишь кивнул в ответ и присел передо мной на корточки, так, чтобы наши глаза были на одном уровне.
- Витя… Он жив? – задала я беспокоящий меня вопрос.
Бородин торопливо закивал, улыбнувшись. Сегодня он был неразговорчив. Дурацкий какой-то сон. И Бородин в нём дурацкий, раз пришёл, мог бы сказать, что теперь делать, как выбираться.
- Почему ты не разговариваешь со мной?
Роман взял валяющуюся неподалёку от моего пенька палочку и принялся что-то ковырять на земле. Он изобразил фигурку зверька с острыми зубами.
- Пепи? А причём тут чумовые? – не поняла я.
Бородин снова принялся рисовать и по его странным, порой не совсем внятным символам я поняла, что пока не дам ответа по соглашению с приносящими болезни, общаться с Романом голосом даже во сне не смогу. Да сама же просила, дура, чтобы не слышать больше его голос! Видимо, там ещё и формулировка про слова была, раз Бородин устроил тут мне ребусы с пантомимой вместо того, чтобы написать всё словами. Как это всё не-во-вре-мя!
- И что теперь делать? – меня по понятным причинам больше всего беспокоил именно этот вопрос.
Роман поджал губы и пожал плечами, но противореча своему молчаливому "не знаю" сразу потыкал палочкой в морду чумового, которую изобразил на земле в начала нашего «разговора».
- Соглашаться на договор?
Роман неопределённо покачал головой и повертел рукой. Кажется, у меня начиналась истерика. Увидев Бородина во сне, я ощутила прилив оптимизма, думала, сейчас вот он всё мне объяснит, скажет как, выбраться из сложившейся ситуации, где искать Витю. Хотя номинально он вроде и попытался подсказать выход, но это не то. Я закрыла лицо руками, хотела заплакать или заорать, в общем, попытаться как-то уменьшить напряжение. Но Роман снова тронул меня за плечо. Я отдёрнула руки от лица, чтобы увернуться, и поняла, что уже не сплю. Моё плечо теребил вовсе не Роман, а одна из девушек, с которыми я ночевала.
Заметив, что я проснулась, молоденькая брюнеточка с едва наметившимся животиком, улыбнулась и протянула мне полотенце, новую зубную щётку и пасту. Я приняла подношение и не без труда встала с матраса. Тело ныло, наказывая меня за сон в непредназначенной для этого позе. Мне жестом показали, куда нужно идти, а потом и проводили в нужное помещение, напоминавшее общую душевую всё того же спортзала. Кафель бледного зеленоватого оттенка сразу вернул мои мысли в детство.
В туалете нашей школы была вот такая же плитка, да и в целом количество и расположение раковин и открытых
душевых с перегородками в метр и стоками в полу не оставляли сомнений о том, когда строили это место. Уверена, за дверью, что была напротив душевой, общественный туалет на 6 человек или что-то в этом духе.
Чистить зубы и умываться пришлось с ассистентом. Всё та же милая брюнеточка поливала мне из ковшика, оказалось, что воды в кране нет. Идти инспектировать туалеты как-то резко расхотелось. При случае лучше уж посетить кустики, их тут в деревне много, при условии, что этому никто не воспрепятствует. После окончания нехитрого утреннего моциона, меня все ещё молча повели на улицу. Воздух! Каким же вкусным может быть воздух! Свежий, немного сырой после дождя, но уже согретый солнечными лучами. В воздухе чувствовался запах леса и мокрой травы. Земля и на вид была всё ещё влажной, пусть уже и неплохо подсохла после вчерашнего дождя.
Пока я пыталась надышаться свежестью утра после пыльного и душного помещения, меня куда-то «провожали». Рассмотреть всё как следует не получилось. Почти сразу после выхода на улицу я заметила здоровяка с бородой, который внимательно таращился на меня. Что-то подсказывало мне, что именно этот бородач вчера и выступал в роли носильщика. Ещё на улице были девушки, они двигались в том же направлении, что и мы с брюнеточкой.
Место, в котором я ночевала, оказалось боковой частью двухэтажного здания, слишком уж фундаментального для деревни. И тут меня осенило. Да это же сельский Дом Культуры! Конечно, что же ещё? В советских фильмах про колхозы и целину всегда было что-то такое основательно белокаменное пусть даже и аккурат посреди деревень. Когда мы с бабушкой смотрели нетленку про казаков с Кубани, мне ещё было непонятно почему директора колхозов ссорились из-за покупки рояля. Зачем он им в деревне? Как рояль в избе стоять будет? А бабушка мне объясняла, что это для Дома Культуры…
Было бы здание монументальнее, можно было бы предположить, что это какая-то барская усадьба, оставшаяся ещё с дореволюционных времён, но нет, не слишком похоже. Серпы вон всякие на облупившемся фасаде, барельефы колхозниц со снопами. Ну, точно… Дом Культуры. И если о том, что он делает посреди заброшенной деревни, я ещё могу строить догадки, то откуда взялось столько беременных молчаливых женщин — нет.
Глава 18: первая кровь
Пройдя через центральный вход, выделенный двумя квадратными колоннами с барельефами грудастых барышень в платках, я оказалась в холле. Его наводнили уже знакомые мне женщины, сидевшие на каких-то тюках или пуфах по форме напоминающих большие тыквы. «Общество» насчитывало примерно полтора десятка персонажей разного возраста в диапазоне лет до сорока. Все женщины были довольно привлекательными и многие со следами инъекций красоты, татуажем и, хотя балахоны с вышивкой не давали сильно разглядеть фигуру, я была уверена, что видела парочку девиц с силиконовыми имплантами в самых разных местах.
Мне жестом предложили пуф-тыкву, и я заняла место недалеко от двери. Бежать пока не собиралась, потому что понимала, что далеко на своих двоих отсюда не удрать. Опять же на улице слоняется громила с бородой, который как-то слишком внимательно меня разглядывал.
А, хотя нет. Вот он. Зашёл в помещение и прислонился к двери, отрезав даже робкие мысли о побеге. Громила стоял на расстоянии вытянутой руки и зыркал на меня. Странно так зыркал, будто узнать пытался или запомнить. Может местный художник и сейчас предложит написать мой портрет? А то что это всё о плохом, да о плохом думаю.
Размышления прервались из-за звука аплодисментов. «Общество» начало хлопать в ладоши с энтузиазмом пятилетних детей, впервые попавших в цирк на представление со слонами и жирафами. По ступеням широкой центральной лестницы со второго этажа спускался человек. Похоже, что это был мужчина снова-таки в традиционном для этих мест балахоне.
Свет, проникая из большого окна над площадкой лестницы, бил в спину спускающегося, играя солнечными зайчиками на золотой вышивке струящейся в пол ткани его одеяния. Мужчина вскинул руки, принимая овации. Позёр, блин. В животе с робкой надеждой завозилось отвращение, но так и не смогло перерасти в гнев, дающий силу, а иногда и проклятия.
Когда появившийся сложил ладони перед собой и слегка поклонился, холл наполнился хорошо отрепетированным криком.
- Приветствуем тебя, Лучезарный, - отрапортовали девушки.
