Вера любит Юру. Самой светлой любовью, которой можно любить человека и своего старшего сводного брата. Она помнит давний переезд с матерью, охватившую ее панику и то, как она не хотела съезжать с их старой квартиры; помнит и нервную маму, которая резкими цепкими пальцами схватила Веру за руку и увела оттуда.
Она помнит чужой незнакомый дом из красного кирпича с большими железными воротами и высокими потолками, который казался ей, тогда еще маленькой девочке, огромным чудовищем, открывшим свою страшную пасть, чтобы съесть их с мамой.
И неожиданно приветливого человека в этом доме Вера тоже помнит. Человека, ставшего ей отцом. Она не забыла его искреннюю улыбку, которая согрела ее и подарила доверие к тогда еще чужому дому.
И сводный брат тоже есть в ее воспоминаниях, как он может там не быть?..
Тот Юра был враждебным подростком, обросшим колючками. Именно его злые карие глаза, выглядывавшие из-под черной челки, Вера почему-то запомнила особенно отчетливо.
Прошло десять лет.
Взгляд из враждебного превратился в холодный.
Вера, с первого взгляда приютившая в своем сердце сводного брата, до сих пор любит его.
Любит ли ее Юра? Вот вопрос, на который у Веры никогда не было ответа.
— Я на год старше, — говорит Юра. — Называй меня старшим братом.
— Я на год старше, — усмехается Юра, зажав сигарету в зубах, и смотрит на Веру наглыми темными глазами. — Проваливай, мелкая.
— Я на год старше, — стонет пьяный Юра, пихая Веру в туалет и утыкаясь носом ей в шею.
— Юр, — бормочет Вера, неловко обнимая его за плечи. — Пойдем, я отведу тебя в комнату…
— Замолчи, мелкая, — Юра не поднимает головы и крепче сжимает Веру руками.
— Ты пьян…
— Я на год старше, мне можно.
Каждый раз, когда Вера хочет спросить о том, что происходит, она останавливается.
Хочет сказать: «Юр, что с тобой?», но почему-то молчит и ничего не произносит. Вера не знает, сколько это уже продолжается. Может, год, может, два, но ей кажется, что бесконечность.
Прежде Юра или просто делал вид, что Веры не существует (что было обидно, учитывая то, сколько времени она пыталась привлечь к себе его внимание), или проявлял своего рода снисхождение, на деле похожее на:
— Ты достала уже со своим нытьем!
— Но я хотела, чтобы ты научил меня играть в баскетбол…
— Ой, ладно, пошли, не отстанешь ведь…
Один раз Вера даже слышала, как отец выговаривал ему:
— Ты совсем не уделяешь времени младшей сестре! А ведь скоро разъедетесь, как университет закончите…
— Она что, маленькая, чтобы я ей занимался?..
В тот момент Вера поняла, что Юра очень самодостаточный. И что возиться с ней, которую, как оказалось, считает обузой, он не будет.
Этого следовало ожидать, поэтому Вере было не слишком обидно слышать такие слова от брата. Она всегда знала, что Юра более самостоятельный, обособленный и закрытый ото всех, чем она сама.
Юра мог быть один. А Вера — нет, ей нужно было общение, она любила людей и тянулась к ним, но не была популярной в отличие от брата, который, при всей нелюбви к обществу, умудрялся быть харизматичным в своей неброской самодостаточности.
Еще в старшей школе Юра не нуждался в представлении — наоборот, он не знал, куда спрятаться от назойливого внимания фанаток.
— Ты клевый! — говорили девушки, передавая ему конверты с неловкими признаниями в любви.
Письма рвались и сметались в мусорное ведро, а Вера периодически ловила на себе насмешливые взгляды, в которых проскальзывало что-то теплое.
Она и сама знала, что Юра клевый. Везде, куда бы он ни шел, его узнавали. Брат раздражался, а вот Вере распирало грудь от гордости, потому что она понимала: при всей своей очевидной нелюбви к людям Юра хотел, чтобы о нем узнавали еще больше, чтобы о нем говорили.
Вот что было главным.
Вера знала, чем увлекается Юра, и знала, что тот преуспевает в своем увлечении. Он писал тексты и вместе с кем-то из своих друзей сочинял и записывал музыку, пропадая в студии днями и ночами. И хотя Вера еще не слышала ни одной из его песен, она была уверена, что каждая, написанная братом, удивительная. Как может быть иначе?
В студию ужасно хотелось попасть, хотелось прикоснуться к тому, чем жил Юра. Вера слышала от одногруппников, что студия находилась в центре города, но не знала, где именно, а когда попросилась туда вместе с Юрой, ее лишь ласково, как щенка, потрепали по голове:
— Не доросла еще, малявка.
И это было обидно. А еще более обидным было то, что какие-то одногруппники знали о Юре больше, чем сама Вера.
Несмотря на то, что прошло несколько лет, за которые Вера подросла, избавилась от стеснительности и каждый раз, глядя в зеркало, видела, что фигура приобрела привлекательные формы, ее все еще считали маленькой и держали на расстоянии вытянутой руки. Переносить подобное было так непросто…
Вера потихоньку боролась со своей неуверенностью, которая периодически отнимала у нее силы, и старалась лишний раз не показывать своих переживаний окружающим. Она много улыбалась, была общительной и даже получила парочку приглашений на свидания. Но этого все еще было недостаточно.
В глазах Юры она была и остается лишь надоедливым предметом интерьера. А Вере так хочется, чтобы брат ее заметил и принял! Но ничего не выходит: тот все больше времени проводит вне дома, возвращается поздно и чаще всего пьяный, недобрый. В такие моменты Вера прячется от него, потому что не знает, чем еще может обернуться их поздняя встреча.
А потом, как-то раз, Юра приносит запись своей первой песни.
И она так сильно бьет по сердцу Веру, что та застывает на пороге своей комнаты, вслушиваясь в чудесную мелодию.
На записи Юра играет на фортепиано. Он признается в любви к инструменту и к музыке, которая захватила его в свой плен и которая, скорее всего, никогда не отпустит. Его слова, поначалу тихие и даже нежные, постепенно набирают силу и наполняются эмоциями. Отчаянные звуки отдаются у Веры где-то в груди щекочущей сладкой болью, и она боится пошевелиться и потревожить робкое чувство, которое пробуждается внутри в тот момент…
Родителям песня не нравится. Отец кричит, что Юра занимается ерундой и что он не позволит ему опозорить семью, а мама плачет.
Юра выслушивает все это с непроницаемым выражением лица, потом хватает свою куртку с вешалки, разворачивается и, хлопнув дверью, уходит.
Открывает ей Юра.
Прислонившись к косяку, он не торопится впускать Веру в квартиру.
— Ты чего? — после непродолжительного молчания все же спрашивает у застывшей на пороге сестры.
Ни «проходи», ни «как ты меня нашел?».
Ни единого вопроса.
Лишь бесконечный безразличный взгляд, от которого у Веры всегда сжималось сердце.
— Я к тебе пришла…
Внутренняя уверенность в том, что она поступает правильно, появившаяся утром, когда Вера собирала свои вещи, начинает медленно таять.
— Зачем?
Она чувствует, что от этого вопроса его сердце проваливается куда-то в желудок.
— Ну как же… Мама волнуется…
Юра шумно выдыхает, закрывая лицо руками. Вера окидывает его взглядом, подмечая детали, после которых все для нее складывается в целую картину.
Растянутая майка небрежно висит на Юре, оголяя тонкие ключицы. На груди блестит металлический кулон в виде листа, который Вера когда-то подарила ему на день рождения. Вид этого кулона приятно согревает девушке сердце, однако она быстро стирает возникшую улыбку с лица, боясь, что когда Юра отнимет руки от лица, то заметит ее реакцию. И проходится взглядом дальше, отмечая черные мятые штаны, шлепки на босу ногу и бардак на выбеленной краской голове.
От Юры разит перегаром. А позади него, в комнате, куда он совсем не стремится впустить Веру, раздаются тихие голоса и смех.
— Передай маме, что все в порядке, — он убирает руки от лица и бесстрастно смотрит на нее. — Я пока тут поживу. А ты… я не знаю, как ты меня нашла, но больше не приходи сюда.
И это — как удар под дых. Вера задыхается от боли и отводит глаза. А потом спрашивает:
— Но почему?..
И в этом ее «почему» столько невысказанной обиды, что она сама пугается того, какими очевидными сейчас выглядят ее чувства и эмоции.
Но Юра не злится, а спокойно отвечает на вопрос:
— Потому что тебе здесь делать нечего.
И эти слова своей прямотой примораживают Веру к месту. Она знает, что Юра не шутит, Юра вообще никогда так не шутил и не врал, предпочитая сладкой лжи вот такую вот бьющую по больному правду.
«Я и тогда, и сейчас ему не нужна. Он никогда не скрывал этого…»
Видеть равнодушие в чужом взгляде — как ножом по сердцу, и поэтому Вера прикрывает глаза, пытаясь собраться с мыслями. И лишь надеется, что по ней нельзя прочесть то, о чем она сейчас думает.
«Чем я тебе не угодила? За что ты так со мной?..»
Она ощущает взгляд Юры на себе, и молчание, висящее между ними, затягивается, становится напряженным. Брат сверлит ее взглядом и, кажется, ждет, когда она уйдет.
Но Вера не может просто так отступить. Все эти дни без Юры она собиралась с силами, собирала свою уверенность по крупицам, чтобы уйти из дома вслед за ним. Один лишь Бог знал, как это было тяжело — знать, что скоро мама найдет записку на своем столе и снова будет плакать, на этот раз из-за нее. Но Вера знала, куда идет, даже подловила в университете одного из друзей Юры — и вот стоит на пороге квартиры, в которую ее не хотят впускать.
«Ну уж нет… Пусть ты считаешь меня обузой… Пусть я тебе мешаю… Пусть. Все изменится. Я смогу стать лучше».
— Юр…
— Замолчи, — сухо прерывает его брат, закрывая дверь.
— Юр, я не передам ничего маме! — выпаливает Вера.
Дверь останавливается, и из-за нее выглядывает настороженный Юра.
— Почему?
— Я ушла из дома за тобой, — отвечает она, снимая со спины тяжелый рюкзак и ставя его на пол. — Я вернусь туда только вместе с тобой. Если ты захочешь, — она смотрит на Юнги, упрямо поджав губы, и понимает, что если тот сейчас окончательно закроет перед его носом дверь, то это будет конец.
Юра так ей нужен.
«Не отказывайся от меня. Пожалуйста».
— Возвращайся домой, — наконец говорит брат, все еще не закрывая дверь. И это тот жест, за который Вера хватается, как утопающая за соломинку. Пока Юра говорит с ней, пусть даже так, скрываясь за дверью, еще есть шанс.
Поэтому Вера твердо отвечает:
— Нет. Я пойду куда угодно, но не домой.
И они оба знают, что эти слова — шантаж.
На мгновение Юра исчезает в квартире, и сердце Веры не выдерживает, больно екает. Она слышит, как брат тихо матерится, а затем дверь резко распахивается.
Он недовольно щурится, глядя на нее, а у Веры на лице расползается широкая улыбка.
— Будешь сильно отсвечивать — вылетишь отсюда, — бурчит брат, отходя назад и пропуская ее внутрь.
Вера кивает головой и улыбается. Ей безразличны все эти угрозы. Главное: Юра ее впустил.
— Мне нравится Светка, — с ухмылкой произносит Колян, поигрывая бровями.
— Только она вряд ли посмотрит в твою сторону, — улыбается Санек, толкая его в плечо.
— Да ну тебя! — хмыкает Колян, толкая его в ответ. — Не рушь мои мечты!
Юра с Максимом на эту легкую перепалку лишь посмеиваются, а Вера, случайно зашедшая на кухню, останавливается в дверях.
За месяц пребывания рядом с Юрой она привыкла к тому, что в квартире постоянно кто-то есть. То Колян, талантливый умный парень, придет с новыми вариантами песен, то заглянет Макс, который давно занимается танцами. При встрече он оказался не только улыбчивым, дружелюбным и открытым, но и очень гибким. Восторженно взирающей на него Вере казалось тогда, что у того к танцам прирожденный талант, но Макс на это лишь рассмеялся и сказал:
— Это лишь вопрос желания и упорных тренировок.
— Я тоже хочу, — вздохнула Вера восторженно, на что получила два ответа:
— Завтра подниму тебя звонком, поедем в зал! Поближе посмотришь на наши танцы, — улыбчивый от Максима.
— Если решишь заниматься, то занимайся до конца, — суровый от Юры.
С этим негласным одобрением Вера и начала ходить вместе с Максимом в студию. Поначалу танцы давались ей с трудом, непослушное тело никак не хотело гнуться, но она усердно занимается по сей день. Макс оказался строгим учителем, но Вера понимает, что это как раз то, что ей нужно.
Позже она познакомилась с еще одним парнем из их компании — Сашей, — и с полной уверенностью могла сказать, что за всю свою жизнь не видела человека красивее. Тот словно сошел с экрана телевизора или, на худой конец, с обложки журнала. В итоге это оказалось не таким далеким от правды, когда Вера узнала, что Саша поет и иногда подрабатывает моделью.
Возможно, из-за того, что Саша старше их всех, он кажется самым спокойным. И в какой-то степени немного разбавляет их бешеную компанию.
Веру удивляет то, как Юра, не слишком любящий общество людей, смог в итоге сойтись с каждым из них.
Сначала она решила, что дело лишь в общих увлечениях. Но после того как во время первой же попойки увидела полуголого Макса, прыгающего на диване с бутылкой водки в руках, то поменяла свое мнение. Добил Веру пьяный Саня, который меланхолично сидел на полу в позе лотоса и пытался что-то объяснить не менее пьяному Коляну.
Пива Вере тогда, как самой мелкой, не дал Юра. Потянувшись за бутылкой, она получила от брата по рукам. И, хотя после этого она весь оставшийся вечер дулась на Юру, повеселиться все же успела знатно, просто наблюдая все это пьяное дуракаваляние.
Вере нравится смотреть на то, как Юра в этой компании расслабляется. Он больше улыбается, когда общается с ребятами, — это она тоже успевает заметить, и понимание того, что Юра не хотел пускать ее в свою жизнь, приносит боль.
Поначалу девушка думала, что Юра действительно не рад тому, что она познакомилась с его друзьями. Но потом дела немного наладились: они оба начали постепенно привыкать друг к другу.
Жить с Юрой оказывается не так тяжело, как поначалу думала Вера. Днем они оба пропадают в университете, а вечером брат собирает вместе своих ребят.
Вот и сегодня все пришли. Вера, выплывшая из своих воспоминаний, обращает внимание на Макса, который бодро подскакивает к ней:
— Проходи! Располагайся, — он приобнимает ее за плечи и подталкивает к табуретке, на которую и усаживает. Не успевает Вера опомниться, как в руки ей суют открытую банку пива, а неугомонный Макс, ярким пятном прыгая перед ее глазами, требует истины:
— Вера, рассуди спор! Какая из девочек лучше? Только не говори про Светку, она и так самая красивая девчонка университета! Да пей же пиво, не обращай внимания на него… Юрец, ну что ты так смотришь на меня…
Вера переводит взгляд на брата, тот молча разводит руками, показывая, что ему все равно.
— Что скажешь? — улыбается Саня.
И возможно дело в его успокаивающей улыбке, но растерявшаяся было Вера отвечает тихо:
— Да я даже не знаю... Оценивать девчонок… Для этого парнем надо быть… Хотя Светка и правда кажется неплохой...
Ребята поддерживают ее радостным гулом.
Вера отпивает немного пива и, посмотрев на Юру, видит его недовольное лицо. Впрочем, тот сразу же отводит взгляд и спокойно говорит:
— Откуда она может знать? Наша Верочка невинная, как попка младенца, — ухмыляется он, чем вызывает новый взрыв смеха у ребят и бурю смущения в душе у Веры, которая чувствует, как краска заливает ей щеки.
— Что ты говоришь такое... — прячет глаза она.
Она помнит чужой незнакомый дом из красного кирпича с большими железными воротами и высокими потолками, который казался ей, тогда еще маленькой девочке, огромным чудовищем, открывшим свою страшную пасть, чтобы съесть их с мамой.
И неожиданно приветливого человека в этом доме Вера тоже помнит. Человека, ставшего ей отцом. Она не забыла его искреннюю улыбку, которая согрела ее и подарила доверие к тогда еще чужому дому.
И сводный брат тоже есть в ее воспоминаниях, как он может там не быть?..
Тот Юра был враждебным подростком, обросшим колючками. Именно его злые карие глаза, выглядывавшие из-под черной челки, Вера почему-то запомнила особенно отчетливо.
Прошло десять лет.
Взгляд из враждебного превратился в холодный.
Вера, с первого взгляда приютившая в своем сердце сводного брата, до сих пор любит его.
Любит ли ее Юра? Вот вопрос, на который у Веры никогда не было ответа.
***
— Я на год старше, — говорит Юра. — Называй меня старшим братом.
— Я на год старше, — усмехается Юра, зажав сигарету в зубах, и смотрит на Веру наглыми темными глазами. — Проваливай, мелкая.
— Я на год старше, — стонет пьяный Юра, пихая Веру в туалет и утыкаясь носом ей в шею.
— Юр, — бормочет Вера, неловко обнимая его за плечи. — Пойдем, я отведу тебя в комнату…
— Замолчи, мелкая, — Юра не поднимает головы и крепче сжимает Веру руками.
— Ты пьян…
— Я на год старше, мне можно.
Каждый раз, когда Вера хочет спросить о том, что происходит, она останавливается.
Хочет сказать: «Юр, что с тобой?», но почему-то молчит и ничего не произносит. Вера не знает, сколько это уже продолжается. Может, год, может, два, но ей кажется, что бесконечность.
Прежде Юра или просто делал вид, что Веры не существует (что было обидно, учитывая то, сколько времени она пыталась привлечь к себе его внимание), или проявлял своего рода снисхождение, на деле похожее на:
— Ты достала уже со своим нытьем!
— Но я хотела, чтобы ты научил меня играть в баскетбол…
— Ой, ладно, пошли, не отстанешь ведь…
Один раз Вера даже слышала, как отец выговаривал ему:
— Ты совсем не уделяешь времени младшей сестре! А ведь скоро разъедетесь, как университет закончите…
— Она что, маленькая, чтобы я ей занимался?..
В тот момент Вера поняла, что Юра очень самодостаточный. И что возиться с ней, которую, как оказалось, считает обузой, он не будет.
Этого следовало ожидать, поэтому Вере было не слишком обидно слышать такие слова от брата. Она всегда знала, что Юра более самостоятельный, обособленный и закрытый ото всех, чем она сама.
Юра мог быть один. А Вера — нет, ей нужно было общение, она любила людей и тянулась к ним, но не была популярной в отличие от брата, который, при всей нелюбви к обществу, умудрялся быть харизматичным в своей неброской самодостаточности.
Еще в старшей школе Юра не нуждался в представлении — наоборот, он не знал, куда спрятаться от назойливого внимания фанаток.
— Ты клевый! — говорили девушки, передавая ему конверты с неловкими признаниями в любви.
Письма рвались и сметались в мусорное ведро, а Вера периодически ловила на себе насмешливые взгляды, в которых проскальзывало что-то теплое.
Она и сама знала, что Юра клевый. Везде, куда бы он ни шел, его узнавали. Брат раздражался, а вот Вере распирало грудь от гордости, потому что она понимала: при всей своей очевидной нелюбви к людям Юра хотел, чтобы о нем узнавали еще больше, чтобы о нем говорили.
Вот что было главным.
Вера знала, чем увлекается Юра, и знала, что тот преуспевает в своем увлечении. Он писал тексты и вместе с кем-то из своих друзей сочинял и записывал музыку, пропадая в студии днями и ночами. И хотя Вера еще не слышала ни одной из его песен, она была уверена, что каждая, написанная братом, удивительная. Как может быть иначе?
В студию ужасно хотелось попасть, хотелось прикоснуться к тому, чем жил Юра. Вера слышала от одногруппников, что студия находилась в центре города, но не знала, где именно, а когда попросилась туда вместе с Юрой, ее лишь ласково, как щенка, потрепали по голове:
— Не доросла еще, малявка.
И это было обидно. А еще более обидным было то, что какие-то одногруппники знали о Юре больше, чем сама Вера.
Несмотря на то, что прошло несколько лет, за которые Вера подросла, избавилась от стеснительности и каждый раз, глядя в зеркало, видела, что фигура приобрела привлекательные формы, ее все еще считали маленькой и держали на расстоянии вытянутой руки. Переносить подобное было так непросто…
Вера потихоньку боролась со своей неуверенностью, которая периодически отнимала у нее силы, и старалась лишний раз не показывать своих переживаний окружающим. Она много улыбалась, была общительной и даже получила парочку приглашений на свидания. Но этого все еще было недостаточно.
В глазах Юры она была и остается лишь надоедливым предметом интерьера. А Вере так хочется, чтобы брат ее заметил и принял! Но ничего не выходит: тот все больше времени проводит вне дома, возвращается поздно и чаще всего пьяный, недобрый. В такие моменты Вера прячется от него, потому что не знает, чем еще может обернуться их поздняя встреча.
А потом, как-то раз, Юра приносит запись своей первой песни.
И она так сильно бьет по сердцу Веру, что та застывает на пороге своей комнаты, вслушиваясь в чудесную мелодию.
На записи Юра играет на фортепиано. Он признается в любви к инструменту и к музыке, которая захватила его в свой плен и которая, скорее всего, никогда не отпустит. Его слова, поначалу тихие и даже нежные, постепенно набирают силу и наполняются эмоциями. Отчаянные звуки отдаются у Веры где-то в груди щекочущей сладкой болью, и она боится пошевелиться и потревожить робкое чувство, которое пробуждается внутри в тот момент…
Родителям песня не нравится. Отец кричит, что Юра занимается ерундой и что он не позволит ему опозорить семью, а мама плачет.
Юра выслушивает все это с непроницаемым выражением лица, потом хватает свою куртку с вешалки, разворачивается и, хлопнув дверью, уходит.
***
Открывает ей Юра.
Прислонившись к косяку, он не торопится впускать Веру в квартиру.
— Ты чего? — после непродолжительного молчания все же спрашивает у застывшей на пороге сестры.
Ни «проходи», ни «как ты меня нашел?».
Ни единого вопроса.
Лишь бесконечный безразличный взгляд, от которого у Веры всегда сжималось сердце.
— Я к тебе пришла…
Внутренняя уверенность в том, что она поступает правильно, появившаяся утром, когда Вера собирала свои вещи, начинает медленно таять.
— Зачем?
Она чувствует, что от этого вопроса его сердце проваливается куда-то в желудок.
— Ну как же… Мама волнуется…
Юра шумно выдыхает, закрывая лицо руками. Вера окидывает его взглядом, подмечая детали, после которых все для нее складывается в целую картину.
Растянутая майка небрежно висит на Юре, оголяя тонкие ключицы. На груди блестит металлический кулон в виде листа, который Вера когда-то подарила ему на день рождения. Вид этого кулона приятно согревает девушке сердце, однако она быстро стирает возникшую улыбку с лица, боясь, что когда Юра отнимет руки от лица, то заметит ее реакцию. И проходится взглядом дальше, отмечая черные мятые штаны, шлепки на босу ногу и бардак на выбеленной краской голове.
От Юры разит перегаром. А позади него, в комнате, куда он совсем не стремится впустить Веру, раздаются тихие голоса и смех.
— Передай маме, что все в порядке, — он убирает руки от лица и бесстрастно смотрит на нее. — Я пока тут поживу. А ты… я не знаю, как ты меня нашла, но больше не приходи сюда.
И это — как удар под дых. Вера задыхается от боли и отводит глаза. А потом спрашивает:
— Но почему?..
И в этом ее «почему» столько невысказанной обиды, что она сама пугается того, какими очевидными сейчас выглядят ее чувства и эмоции.
Но Юра не злится, а спокойно отвечает на вопрос:
— Потому что тебе здесь делать нечего.
И эти слова своей прямотой примораживают Веру к месту. Она знает, что Юра не шутит, Юра вообще никогда так не шутил и не врал, предпочитая сладкой лжи вот такую вот бьющую по больному правду.
«Я и тогда, и сейчас ему не нужна. Он никогда не скрывал этого…»
Видеть равнодушие в чужом взгляде — как ножом по сердцу, и поэтому Вера прикрывает глаза, пытаясь собраться с мыслями. И лишь надеется, что по ней нельзя прочесть то, о чем она сейчас думает.
«Чем я тебе не угодила? За что ты так со мной?..»
Она ощущает взгляд Юры на себе, и молчание, висящее между ними, затягивается, становится напряженным. Брат сверлит ее взглядом и, кажется, ждет, когда она уйдет.
Но Вера не может просто так отступить. Все эти дни без Юры она собиралась с силами, собирала свою уверенность по крупицам, чтобы уйти из дома вслед за ним. Один лишь Бог знал, как это было тяжело — знать, что скоро мама найдет записку на своем столе и снова будет плакать, на этот раз из-за нее. Но Вера знала, куда идет, даже подловила в университете одного из друзей Юры — и вот стоит на пороге квартиры, в которую ее не хотят впускать.
«Ну уж нет… Пусть ты считаешь меня обузой… Пусть я тебе мешаю… Пусть. Все изменится. Я смогу стать лучше».
— Юр…
— Замолчи, — сухо прерывает его брат, закрывая дверь.
— Юр, я не передам ничего маме! — выпаливает Вера.
Дверь останавливается, и из-за нее выглядывает настороженный Юра.
— Почему?
— Я ушла из дома за тобой, — отвечает она, снимая со спины тяжелый рюкзак и ставя его на пол. — Я вернусь туда только вместе с тобой. Если ты захочешь, — она смотрит на Юнги, упрямо поджав губы, и понимает, что если тот сейчас окончательно закроет перед его носом дверь, то это будет конец.
Юра так ей нужен.
«Не отказывайся от меня. Пожалуйста».
— Возвращайся домой, — наконец говорит брат, все еще не закрывая дверь. И это тот жест, за который Вера хватается, как утопающая за соломинку. Пока Юра говорит с ней, пусть даже так, скрываясь за дверью, еще есть шанс.
Поэтому Вера твердо отвечает:
— Нет. Я пойду куда угодно, но не домой.
И они оба знают, что эти слова — шантаж.
На мгновение Юра исчезает в квартире, и сердце Веры не выдерживает, больно екает. Она слышит, как брат тихо матерится, а затем дверь резко распахивается.
Он недовольно щурится, глядя на нее, а у Веры на лице расползается широкая улыбка.
— Будешь сильно отсвечивать — вылетишь отсюда, — бурчит брат, отходя назад и пропуская ее внутрь.
Вера кивает головой и улыбается. Ей безразличны все эти угрозы. Главное: Юра ее впустил.
— Мне нравится Светка, — с ухмылкой произносит Колян, поигрывая бровями.
— Только она вряд ли посмотрит в твою сторону, — улыбается Санек, толкая его в плечо.
— Да ну тебя! — хмыкает Колян, толкая его в ответ. — Не рушь мои мечты!
Юра с Максимом на эту легкую перепалку лишь посмеиваются, а Вера, случайно зашедшая на кухню, останавливается в дверях.
За месяц пребывания рядом с Юрой она привыкла к тому, что в квартире постоянно кто-то есть. То Колян, талантливый умный парень, придет с новыми вариантами песен, то заглянет Макс, который давно занимается танцами. При встрече он оказался не только улыбчивым, дружелюбным и открытым, но и очень гибким. Восторженно взирающей на него Вере казалось тогда, что у того к танцам прирожденный талант, но Макс на это лишь рассмеялся и сказал:
— Это лишь вопрос желания и упорных тренировок.
— Я тоже хочу, — вздохнула Вера восторженно, на что получила два ответа:
— Завтра подниму тебя звонком, поедем в зал! Поближе посмотришь на наши танцы, — улыбчивый от Максима.
— Если решишь заниматься, то занимайся до конца, — суровый от Юры.
С этим негласным одобрением Вера и начала ходить вместе с Максимом в студию. Поначалу танцы давались ей с трудом, непослушное тело никак не хотело гнуться, но она усердно занимается по сей день. Макс оказался строгим учителем, но Вера понимает, что это как раз то, что ей нужно.
Позже она познакомилась с еще одним парнем из их компании — Сашей, — и с полной уверенностью могла сказать, что за всю свою жизнь не видела человека красивее. Тот словно сошел с экрана телевизора или, на худой конец, с обложки журнала. В итоге это оказалось не таким далеким от правды, когда Вера узнала, что Саша поет и иногда подрабатывает моделью.
Возможно, из-за того, что Саша старше их всех, он кажется самым спокойным. И в какой-то степени немного разбавляет их бешеную компанию.
Веру удивляет то, как Юра, не слишком любящий общество людей, смог в итоге сойтись с каждым из них.
Сначала она решила, что дело лишь в общих увлечениях. Но после того как во время первой же попойки увидела полуголого Макса, прыгающего на диване с бутылкой водки в руках, то поменяла свое мнение. Добил Веру пьяный Саня, который меланхолично сидел на полу в позе лотоса и пытался что-то объяснить не менее пьяному Коляну.
Пива Вере тогда, как самой мелкой, не дал Юра. Потянувшись за бутылкой, она получила от брата по рукам. И, хотя после этого она весь оставшийся вечер дулась на Юру, повеселиться все же успела знатно, просто наблюдая все это пьяное дуракаваляние.
Вере нравится смотреть на то, как Юра в этой компании расслабляется. Он больше улыбается, когда общается с ребятами, — это она тоже успевает заметить, и понимание того, что Юра не хотел пускать ее в свою жизнь, приносит боль.
Поначалу девушка думала, что Юра действительно не рад тому, что она познакомилась с его друзьями. Но потом дела немного наладились: они оба начали постепенно привыкать друг к другу.
Жить с Юрой оказывается не так тяжело, как поначалу думала Вера. Днем они оба пропадают в университете, а вечером брат собирает вместе своих ребят.
Вот и сегодня все пришли. Вера, выплывшая из своих воспоминаний, обращает внимание на Макса, который бодро подскакивает к ней:
— Проходи! Располагайся, — он приобнимает ее за плечи и подталкивает к табуретке, на которую и усаживает. Не успевает Вера опомниться, как в руки ей суют открытую банку пива, а неугомонный Макс, ярким пятном прыгая перед ее глазами, требует истины:
— Вера, рассуди спор! Какая из девочек лучше? Только не говори про Светку, она и так самая красивая девчонка университета! Да пей же пиво, не обращай внимания на него… Юрец, ну что ты так смотришь на меня…
Вера переводит взгляд на брата, тот молча разводит руками, показывая, что ему все равно.
— Что скажешь? — улыбается Саня.
И возможно дело в его успокаивающей улыбке, но растерявшаяся было Вера отвечает тихо:
— Да я даже не знаю... Оценивать девчонок… Для этого парнем надо быть… Хотя Светка и правда кажется неплохой...
Ребята поддерживают ее радостным гулом.
Вера отпивает немного пива и, посмотрев на Юру, видит его недовольное лицо. Впрочем, тот сразу же отводит взгляд и спокойно говорит:
— Откуда она может знать? Наша Верочка невинная, как попка младенца, — ухмыляется он, чем вызывает новый взрыв смеха у ребят и бурю смущения в душе у Веры, которая чувствует, как краска заливает ей щеки.
— Что ты говоришь такое... — прячет глаза она.
