ГЛАВА 1: Эрика
– Ты никогда не имела права любить, – говорю я собственному бледному отражению, собирая в шкатулку драгоценные заколки Эрики.
Мою хозяйку звали Эрика Николетта Дьёрфи. Наверное, в другой жизни или в другом королевстве я бы звала её сестрой. Но у нас? Когда я родилась, меня не внесли в метрическую книгу. Такое не было редкостью по разным причинам, но в нашем королевстве, если тебя не было в книге, ты не был живым. Лишь вещью. Меня могли и вовсе едва не продать, если бы маленькая Эрика тогда не влюбилась в мои кудряшки и не попросила папу оставить «эту куклу» себе.
Меня назвала Эрика, мне было два года, когда пятилетняя Эрика меня встретила. Так вот, Эрике я была сводной сестрой, только её отец – мелкопоместный дворянин – нагулял меня с одной из горничных. В нашем королевстве? Сущий скандал, ужаснейший мезальянс. Но самое смешное, до вязкого страха? Общество осуждало мою мать за то, что она выносила меня и не убила после рождения, а никак не моего отца, принудившего её к соитию. Поэтому мама прятала меня ещё два года, а меня нашли плачущей в её комнатке, когда она сильно простудилась и заснула навсегда. Так я попала к отцу, который хотел от меня избавиться – но Эрике, его единственной «полноценной» дочери, так понравились мои чёрные пружинки вместо волос. Она назвала меня «Лия Ленхардт», потому что ей понравилось, как это звучало…
У моей матери был муж и сын: они отвернулись от неё после моего рождения. У Эрики мать погибла при родах её младшего брата или сестрёнки, но её отец больше не женился.
Но. Я заставляю себя улыбнуться и «поправляю» улыбку в зеркале, чтобы она отражала лишь наивное счастье.
– Эрика выходит замуж, – шепчу я своему отражению в зеркале. Мотаю головой, продолжая убирать вещи Эрики с небольшого комода, где я привычно делала ей причёску. – Эрика выходит замуж за него…
Для моего положения? Жизнь у меня была просто прекрасной: я выросла рядом с Эрикой. В первые годы она настояла, чтобы я ела рядом с ней, а не остатки со стола. На уроки я ходила вместе с Эрикой, и хотя преподавателей нанимали сугубо для неё, никто не мешал мне сидеть рядом и запоминать. Я не донашивала её платья, я носила те, которые «ей не понравились». Причём это могло быть что-то совершенно новое, но если Эрике казалось, что на мне оно будет лучше, она капризничала и кричала, что оно ей не нравится. Иногда мне казалось, что она выбирает и вещи, которые понравились мне, чтобы потом от них отказаться и чтобы их потом спихнули мне. Потом я в этом убедилась: Эрика хоть и играла и наряжала меня как куклу, но я была её самой любимой куклой.
– Нам обоим нужен этот брак, – говорю я зеркалу.
Потому что сильно болеет отец Эрики, и мой отец, но я его папой никогда не считала и не звала даже в мыслях. Потому что отец Эрики совсем скоро умрёт, а значит, имение отойдёт двоюродному дяде Эрики, и тогда ни для неё, ни тем более для меня жизнь не останется прежней. Эрике повезёт, если дядюшка оставит ей небольшое содержание. Поэтому выйти замуж за Мартона Андраша Варга? Для Эрики Николетты Дьёрфи это был отличным выбором, решением всех наших проблем. Он был знатен, немного старше отца Эрики, но чуть более беден. Ей доставалось хорошее приданое, пока папенька был жив, и она успела заключить отличную партию.
А я?
– Так и что с того, что его любила ты, – говорю я зеркалу, проверяя, что счастливая и такая глупая улыбка держится, – а не Эрика?..
Да, Эрика его не любила. Но он бывал у отца Эрики так часто, а Эрика везде таскала меня с собой… Что я хорошо его узнала. Для нашего времени его могли назвать чудаком: он много читал, но увлёкся наукой, а не модной поэзией. Он мог часами говорить про свою коллекцию минералов из далёких стран, и Эрика скучала. Мне же? У меня не было прав на свободу, но я любила представлять себе те далёкие страны. Тем и отличалось моё положение: у военнопленных не было свободы, должники не имели свободы временно, но я? Такие как я не имели права на свободу. Никогда.
– Лия! – кричит Эрика из соседней комнаты.
Я молча спешу к ней. Пора. Я лишь поправляю её свадебное платье, провожая под венец с человеком, которого искренне полюбила.
ГЛАВА 2: Мартон
Варга дарит Эрике рубиновое колье. И рубиновые серьги. Не знаю, неужели он не заметил, как претит Эрике красный цвет? Она ненавидит рубины, поэтому колье как-то оказывается у меня. Разумеется, я никогда его не ношу: донашивать за Эрикой я могла, но теперь её муж точно бы узнал свой подарок. Но он дарит рубины снова, несмотря на то, что никогда не видит их на супруге. Эрика любит зелёные изумруды. Эрика любит синие сапфиры. Эрика ненавидит красные рубины, а я прячу в своей комнатушке, смежной с её, всё больше частей рубинового гарнитура.
Варга любит свою жену. Она выбрала его. Я люблю Варга. Забавно, не правда ли? Мы живем в одном доме, и Эрика по-прежнему таскает меня за собой. Я повторяю буквально каждый её шаг. Верная тень, как всегда. Я благодарна Эрике, ведь судьбы других, подобных мне, складывались куда хуже: у меня была крыша над головой, удобная кровать, дорогие платья, не понравившиеся Эрике…
Эрика знала. Как женщина умная и наблюдательная, она быстро заметила. И неважно, что никто больше не замечает: она знает, что я влюблена в её мужа. И она знает, что я понимаю: её брак – спасение, лучший выбор для нас обеих. Между мной и Эрикой не меняется ничего. Наверное, ей меня жаль; такую тоску она никогда не видела в чьих-либо глазах. Я не имела права любить вообще. И особенно не имела права любить Варга. Эрика Николетта Варга это отлично знает.
Я бы хотела родиться другой. Чтобы иметь право любить Варга, чтобы – пусть безответно – но иметь хоть какое-то право его любить. Эрика умна. Она понимает. Мы обе знаем, что права любить я не имею. Особенно его.
– Ты сегодня не пойдёшь? – шёпотом спрашивает Эрика, пока я вычёсываю ей волосы.
– Если позволишь.
Эрика мягко улыбается и берёт меня за руку.
– Всегда позволю.
Я коротко киваю. Наша общая тайна – Эрика хранит её, пожалуй, трепетнее меня. Не знаю, понимает ли она, сколько для меня значит этот глоток свободы. Свободы, на которую я не имею права. Свободы, совершенно ненастоящей для меня, но в которую так интересно играть. Эрика нашла его для меня, я не просила, да и не знала тогда своей семьи. Слышала только, что муж отказался от моей матери, когда она понесла от барина, отца Эрики, то есть. Так вот, пять лет назад Эрика не нашла законного мужа моей матери, но нашла его могилу и моего, пусть наполовину, старшего брата. У него была жена, сын и младшая дочь. Они жили не бедно, но и не богато: небольшой домик на окраине деревни с прохудившейся в одном месте крышей. Первый раз он не пустил меня на порог, но как откажешь младшей сестре, если она таскает «из барского» дома объедки со стола и иногда медные монеты?…
Для меня эти вылазки стали глотком свободы. Я надевала мужской костюм, потому что он привлекал меньше внимания. Девушку могли спросить, почему одна и куда – к мужчинам подобных вопросов не возникало. С братом мы не поладили, я довольно рано это поняла, но с его дочерью Иветтой я с удовольствием проводила время. Иветта Мехеш стала мне второй родной душой после Эрики.
***
Мартон Андраш Варга никогда не был человеком подозрительным. Но его удивляет, что жена не носит его подарки. Его удивляет, что Лия преследует Эрику верной тенью, повторяет каждый шаг, каждое движение. А ещё его удивляет, что иногда Лия переодевается в мужской камзол и исчезает в ночь, извечно прижимая к груди некий свёрток.
Мартон жене доверяет. Если жена говорит, что наденет его подарки позже или что к платью они не подходили, а ей очень хотелось именно это… Мартон жене верит. И чувствует себя последним мерзавцем, когда, наконец, крадётся в кромешной темноте ночи в комнату Лии. Она снова убежала ночью. Она носила мужской камзол, какой срам! Он и так позволял жене слишком многое: Лия сидела с ними за столом, Лия донашивала за Эрикой дорогие платья, Лия даже посещала небольшие приёмы вместе с ними. Учитывая её положение? Непозволительный скандал. Мартону даже стыдно было признаться, и он соврал, что это осиротевшая двоюродная сестра его жены, нежели признать… что Эрика так любила свою куклу. Вещь, ведь Лия была лишь… а вот кем, собственно говоря? Мартон знал только, что Лии не было в метрической книге, а значит, она в положении хуже рабыни.
– Проклятье, – шепчет Мартон и поднимает подсвечник выше, надеясь, что всё же ошибся.
В комоде Лии среди других вещей он находит и рубиновые серьги, и колье. Не весь гарнитур, но чертовка, должно быть, часть уже продала.
– Что мне теперь делать?.. – бормочет Мартон себе под нос, ведь отлично знает отношение жены к этой… воровке.
ГЛАВА 3: Лия
В тот день я возвращаюсь раньше обычного, будто что-то гонит меня домой. Иветта снова болеет, она очень часто болеет и в целом слабый ребёнок. Девочке скоро двенадцать, только она едва выглядит лет на десять. Бледная, слабая, никому не нужная Иветта – кажется, я поэтому не могу оторвать её от сердца. Брат постоянно её ругает, забывает, только вокруг старшего сына и хлопочет. Наверное, в Иветте я вижу себя: она тоже тень. Только у Иветты есть право. Право жить, право существовать, право вырасти…
Я мотаю головой и спешу зайти в дом.
– Воровка!
Варга заслоняет мне путь. Он стоит, скрестив руки на груди, и прожигает меня взглядом.
А дальше? Вспоминать не хочу. Я стараюсь не слушать его слов, опускаю глаза в каменный пол и сжимаюсь в комок. Он срывает с меня мужской камзол, на снег я выбегаю сама. Холодно, но я ничего не чувствую. Человек, которого я так искренне люблю… любила… люблю. Он поливает меня грязью.
– Убирайся из моего дома!
Я не имею права ничего сказать. Варга решил, что вещи у Эрики я украла. И мужской камзол ношу, и деньги, что давала мне Эрика, тоже украла, и вообще наживалась на Эрике как могла.
– Мартон, прекрати! – видимо, на шум выбегает из дома Эрика.
Она в ночной рубашке, закуталась в шаль, но снега этой зимой в пригороде столицы особенно много. Эрика проваливается по лодыжку и отскакивает обратно на порог дома.
– Мартон, отпусти её!
Точно. Варга держит меня за запястье и замахивается, чтобы ударить по лицу.
– Тогда я тоже ухожу!
– Из-за неё?!
– Из-за неё!
Удара не следует. Варга настолько ошарашен, что оборачивается к Эрике, а я отбегаю чуть в сторону.
– Лия, стой! Я запрещаю!
Я останавливаюсь. Хотела убежать.
– Я того не стою, – говорю я, всматриваясь в её лицо.
Эрика понимает, что я хочу сказать. Мы друг друга без слов понимаем. Если Эрика сейчас уйдёт со мной, то потеряет всё: удобства и крышу над головой. Я того не стою.
Только Эрика упрямо поджимает губы и мотает головой.
– Если бы ты был хорошим мужем, то поинтересовался бы, что я люблю! – кричит Эрика на Варга. – А я. Ненавижу. Рубины! Видеть их не могу! Я ненавижу красный! Поэтому все вещи я отдавала Лие, лишь бы их не видеть! А будь ты внимательным мужем?! Ты бы это знал!
– Но, Эрика…
– Отпусти. Мою. Сестру!
Я понимаю, какое слово она скажет до того, как Эрика его произносит. «Сестра» – она не… я того не стоила. Она… она никогда вслух не звала меня так, я не… Я открываю рот, но слова не выходят из горла. Застревают. Режут. Варга мечется между мной и Эрикой, но тоже не может ничего сказать. Эрика же? Снимает домашний тапочек и швыряет его в голову Варга.
ГЛАВА 4: Виктор
Чего вся эта компания не знает, так это того, что на одном светском приёме, куда дворян их ранга редко приглашают, Лию замечает некто, чью репутацию уже ничем не испортить – настолько она ужасна. Некогда высший круг, вхожий в дом императора, а сейчас именно Виктору Иштвану Баттьяни там не рады, хотя радушно встретят его старшего брата, графа Золтана Тамаша Баттьяни, или их дядю, Светлейшего князя Мате Ференца Секея, герцога Андраши…
Этот самый Виктор приметил Лию на приёме. Поначалу – сугубо из-за внешности: Лия отличалась мягкими чертами лица, тёмными кудрями, не особенно крупным телосложением; она была не низкой, но и не высокой. Её резкий разворот, когда она поймала на себе заинтересованный взгляд Виктора, задел его. Её невнимание его обидело – Виктор слишком привык, что ему падали в ноги. Всем от него было что-то нужно. Виктор не привык, чтобы от него просто отворачивались, ведь он был и красив собой, и знатен, и богат. Что до репутации?.. Что ж, в репутации Виктора значилось: бабник, разгильдяй, дуэлянт; у него было больше любовниц, чем у его брата перчаток – а Золтан менял перчатки на каждом светском приёме. Ещё раз бабник и ещё раз: любовницы не всегда по полному обоюдному согласию, но всем ведь за молчание можно или заплатить, или социальным статусом надавить…
Виктор замечает «симпатичную девушку», которая по пятам бегает за неким совершенно неприметным мужчиной в очках и его женой. А главное – в его сторону вовсе не смотрит, когда ползала охает и играет в обморок, ведь Виктор проходит мимо в сюртуке по последней моде и обворожительно улыбается.
«Глаз положил», – коротко Виктор Иштван обозначает это себе именно так. Морали у него ноль, ресурсов достаточно, так что всё, что можно было узнать о «девушке», Виктор уже знает: из какой семьи, где живёт, чем занимается… И тем вечером он «как бы случайно» в который раз прогуливается мимо дома своей цели. Ведь девушка исчезает куда-то по ночам, а значит, это самое удачное время, чтобы её перехватить.
Как вдруг Виктор слышит вопли, крики, угрозы. Лия, выбегающая из дома так кстати почти в неглиже; причитающая жена Варга бежит за ней; сам Варга орёт; потом ещё эта женская туфля, брошенная в него супругой…
Виктор ловит себя на том, что слишком внимательно разглядывает чужие острые ключицы, ранее скрытые одеждой. А потом качает головой и для себя решает: раз ему новая игрушка настолько внешне нравится, то надо быстрее её к рукам прибирать, да и всё.
Что там он кричал? «Мы ведь тебе верили»? Виктор усмехается. Верить не стоит никому. Как наивно. Он медленно подходит ко всей компании, думая, что если бы это произошло в центре столицы, они бы привлекли внимание всех соседних домов. Но здесь мало кому есть дело – тихая окраина утонула в тишине ночи.
К слову, Виктор просто привык ловить всех «симпатичных девушек», которые попадают в его радиус. Особенно когда они миловидные, с мягкими чертами лица, но острыми плечами – вот таких он ловит быстрее… К слову.
ГЛАВА 5: Любовник?
– Доброй ночи, господа, – спокойно говорит Виктор Иштван Баттьяни, приближаясь к нашей компании.
– Это ещё кто? – тихо спрашивает Варга у Эрики.
Я знаю, кто это, потому что слышала о нём и потому что в сторону этого человека мне даже смотреть не положено. Но я сразу его узнаю, в таком неподходящем для нашей части города одеянии с иголочки. Хотя я иногда признавалась себе или Эрике, что вот этот человек мог бы меня понять. Немного. Хотя бы потому, что ему всё равно, вещь ты или человек, если ты приглянулась ему внешне. Этот мужчина менял любовниц как перчатки, не смущаясь их сословия или положения. Его за глаза прозвали «этой сволочью». Заслуженно или нет – не мне решать.
И другие, наверное, тоже, но о других не ходили такие слухи на всю столицу.
