Аннотация к эпизоду
Воронцов с прадедушкой (Анфисой, и Василисой, и "мальчиками") возвращаются в лес к Василисе. Савельич вспоминает историю своей дочери Катерины; эту же историю рассказывает некий Попов Н. Г.– Знаешь, мне удивительно спокойно от этой мысли, – задумчиво пробормотала я, глядя в потолок, будто там могла найти хоть какой-то ответ.
Анфиска лежала рядом. На полу. Посреди моего дома, куда я раньше её не приглашала, но сегодня почему-то позвала. Русалка поначалу боялась находиться внутри, и это было заметно: она всё время невольно прислушивалась, взгляд у неё прыгал по вещам, словно она ждала, что стены зашепчут или пол под ногами застонет, и дом погонит её прочь. Нет, дом-то мог, но ведь я хозяйка, раз пригласила, значит, не погонит.
Но, тем не менее, Анфиска зашла. И уже пару часов пыталась пересилить себя, игнорируя дом, который явно не нравился ей так же, как она ему.
Я сбилась со счёта, сколько мы вот так пролежали, глядя в потолок, ловя редкие проблески света с улицы.
Анфиса невнятно “угукнула” в ответ, даже не повернув головы.
– Я будто самой себе кажусь… более нормальной, что ли? – продолжила я. – У меня ведь дар слишком сильный. Понимаешь? Чрез чур сильный. А тут я вроде как немного слабее.
– Едва заметно, – сказала Анфиса, лениво моргнув.
– Но ведь заметно? – настояла я.
– Ну… если тебя хорошо знать и очень присматриваться, – ответила она, снова делая глоток из почти пустой бутылки шампанского.
Это ей “трое на Ниве” задарили.
Я привстала, протянула руку, взяла бутылку и тоже отхлебнула прямо из горла. Отдала обратно Анфиске и снова улеглась на пол. Вторая пустая бутылка валялась где-то неподалёку, рядом с недоеденной коробкой конфет.
– Вот я и подумала, – продолжала я. – Да пусть пользуется. Меня, может, люди шарахаться перестанут…
– Это вряд ли, – встряла Анфиска, закатив глаза.
– Да и не хочу я с людьми разговаривать, не люблю я людей, ты же знаешь. Но хоть нечисть…
– И это тоже, – тоном, который вроде как поддакивал, но на деле не поддерживал меня, протянула Анфиска.
Я вздохнула.
– Совсем, что ли?
Анфиска развела руками.
– Понимаешь… ну. Как бы тебе понятнее описать. У тебя это, ну, энергия обычно такая тяжёлая, тяжеленная, будто ты в переулке ночью встретил ребят, и у главного в руках пистолет, а из кармана у него явно торчит рукоять ножа.
Я задумалась. Странная картинка.
– Так вот теперь ты тот главный, у которого в руках пистолет, но, возможно, нет ножа, – продолжала Анфиса.
Я нахмурилась.
– То есть бедолаге, который тебя встретил, вообще всё равно. У тебя пистолет. Ему хана в любом случае — есть у тебя нож или нет, оно как-то без разницы, но немного менее страшно.
Я нахмурилась ещё больше и даже приподнялась на локтях, чтобы получше рассмотреть Анфису. Нечисть, даже мёртвая, могла пьянеть — хоть и медленнее, чем живые, — но русалка, казалось, пока соображала.
– Почему? – уточнила я.
– Быстрее умрёт, – пожала плечами Анфиса и нахмурила носик. – Пулю в лоб — и пока сразу. Или нож в печень — и пока через пару часов. Всё-таки разные вещи. А может, ты пальцы им отрезать будешь, так что нож в любом случае хуже.
Я хмыкнула и снова растянулась на полу.
– Вот и у меня в голове не укладывается. Скрывает что-то Савельич.
– Может, – коротко бросила Анфиска.
– Это, как ни крути, не четверть моей силы, – пробормотала я.
– Я бы сказала, даже меньше одной десятой, – поддакнула Анфиса.
– Но зачем ему? – нахмурилась я. – Он ведь Воронцову даже документы выдал!
– Савельич странный, это достаточная причина, – заметила Анфиса.
Я выгнула бровь, разглядывая потолок.
– Да мы тут все странные, – заметила я.
– А ты не почувствовала, что он врёт? – вдруг оживилась Анфиса, подползая ко мне ближе.
– Немного, – задумалась я. – Настолько мало, что обратила внимание, но списала на город в целом. Я несколько дней среди людей торчала, меня обычно сильнее тошнит от всех людей. Да и это Савельич. Он совсем скрыть не сможет, но всё равно… пожалуй, он единственная нечисть, кто будет нагло врать в лицо ведьме.
Анфиска хихикнула.
Я замолчала. Ощущение внезапно стало какое-то паршивое — словно в комнате стало холоднее, хотя ни ветер, ни дом не шевелились.
– Во-от, – протянула Анфиса, поднимая палец вверх и указывая в потолок. – А теперь будто выключили и включили обратно как было.
– Срок годности истёк, – застонала я, закатывая глаза. Ладно, что с Воронцовым может случиться? Да что угодно в этой его Франции, где был младший брат, который пытался его убить.
– Ты это… ай ладно, – сказала Анфиска, хлопая меня по руке. – Погнали в город, там ждать будем.
– Я устала, и скоро ночь, – отказалась я.
– Так мы не пойдём, а поедем, – Анфиска широко улыбнулась, доставая, кстати, точно новый телефон. Что-то набрала и гордо заявила в трубку, – Мальчики!
Роман подошёл к мосту. За ним плавно следовал призрак его прадеда. Самого Георгия Фёдоровича он не слышал, будто изменилось что-то. Видел тоже намного хуже, Роман заметил, что смотреть нужно ровно на прадедушку, а иначе тот как-то растворялся в воздухе и терялся в отсветах.
— Кузнечевский мост, — с видом экскурсовода объявил Роман прадедушке, как когда-то рассказали ему кикиморы. Благо, Георгий Фёдорович отлично его слышал. — Его в СССР построили, 1950-х, точнее я забыл. Но он стал первым в СССР висячим железобетонным мостом с использованием металлических канатов, это я запомнил!
Роман самодовольно хмыкнул. Хотя он бы мог помнить и больше.
Роман прошёл по узкой обочине к мосту. Когда Воронцов подошёл ближе, он чуть склонил голову в знак приветствия, словно встречая старого знакомого.
– Здрасте, – сказал он мосту и шагнул на него.
Прадедушка жестами, кажется, выражал своё непонимание. Роман до конца без слов его не понимал.
– Так положено, иначе не туда придём, – только и ответил он.
Георгий Фёдорович немного нахмурился, но решил махнуть рукой и последовал за Романом.
Жёлтый знак “Соломбала” стоял всё там же. Впрочем, куда ему было пропасть за месяц. Краска на мосту была уже не такая свежая, а в остальном, Роман будто никуда и не уезжал. Он внимательно осматривался. По правую руку увидел знакомый супермаркет с яркой вывеской.
— Я здесь в прошлый раз бутерброд купил, — тихо сказал он прадеду, но ответа не ждал. – Вон на той лавочке закурил и с дядькой Савельичем так и познакомился. Мы как раз к нему идём.
Роман замолчал. Интересно, а привидение нужно как-то регистрировать? Прадедушка всё же нечисть, а ведь у нечисти должен быть документ, так Савельич говорил?
Воронцов пошёл быстрее, на Беломорской улице отмечая знакомые дома: ярко-голубой, недавно покрашенный, и бежевый с резными наличниками, где краска облупилась по углам. Роман то и дело задерживал взгляд на мелких деталях, вспоминая, как он потерялся здесь первый раз.
Наконец они подошли к дому Савельича. Роман выдохнул, увидев деревянный дом с треугольной крышей на положенном месте. Значит, туда пропустил их мост.
– Беломорская двадцать семь! – объявил прадедушке Роман и постучался в калитку.
Он засмотрелся на обильную резьбу и рисунки на ставнях. Впрочем, Георгий Фёдорович тоже их с интересом рассматривал.
Сначала тишина. Роман постучался ещё раз, громче. Но дверь дома так и не открылась. Он стоял минут пятнадцать, обводя взглядом двор, пытаясь увидеть что-то, что выдаст хоть кого-нибудь. Но нет.
Роман вытянул шею, заглянул во двор, в сторону старой яблони — искал призрак девушки. Но и там никого не было.
— Никого, — выдохнул Воронцов и отступил.
Роман аккуратно достал из рюкзака подарок — пачку табака, сложил его в пакет и повесил на калитку, чтобы пакет висел содержимым внутрь.
— Табак для хорошего человека, — пояснил Роман, замечая жесты прадедушки. — Вернее, он не совсем человек, но он мне очень помог.
Роман замолчал. Он как будто не первый раз это говорил, а, точно! Дедушке эту покупку он объяснил точно так же. Без уточнения про не совсем человека.
Георгий Фёдорович призадумался, но Роман махнул, и они пошли дальше.
— Жаль, не застали, — пробормотал Воронцов. — Но ничего, Василиса тоже объяснит, почему я тебя перестал слышать. Только вот в другом проблемка…
Роман тяжело вздохнул.
— Что делать теперь? — вслух произнёс он, хотя ответа и не ждал.
Ни номера, ни адреса хоть одной из кикимор у него не было. Роман хотел попросить дядьку Савельича связаться с бабулечками, чтобы они отвезли его к Василисе. Сам он и не знал, где их искать.
Роман попытался вспомнить тот району, где видел кикимор в прошлый раз. Они отвезли его к мосту, а когда встретили вечером, остановились у ларька на улице Гагарина, купили калиток и шанежек, поехали дальше по проспекту Ломоносова…
— Пойдём туда, — сказал Роман, и они свернули.
Они шли, наверное, уже целый час по Ломоносовскому проспекту, встречая редких прохожих. Роман медленно доедал калитку с морошкой, наблюдая за тем, как прохожие спешили по своим делам. Но любой нечисти на улице было, на удивление, мало. А точнее, Воронцов никого не мог увидеть, сколько ни всматривался в дома, окна и прохожих. Что-то тут было не так. Прадедушка тоже подозрительно жестикулировал, но Роман не понимал.
Но Воронцов не отчаивался. Ему не просто так всегда везло, повезёт и сегодня, и на кикимор с пазиком они наткнуться совершенно случайно. Вон, через какие-то пять минут. Или десять. Или полчаса спустя… Нет, Роман всё равно верил, что ему вот-вот повезёт.
– Рома! – рявкнул вдруг кто-то до боли знакомый.
Воронцов обернулся, к своему удивлению наблюдая посреди города Василису. Нет, присутствие Василисы в Архангельске было не совсем из рук вон выходящим событием, она с ним ведь приехала в город. Только вот Василиса собиралась проверить голову и свалить побыстрее обратно в лес, по её словам. И если она в городе больше недели спустя, значит, не всё в порядке.
Но сказать ничего Роман не успел. Потому что за Василисой он увидел… вот теперь уж точно последнее, что ожидал увидеть. Воронцов даже остатком калитки подавился.
Анфиса, ну… была. Да, Анфиса была там и стояла за Василисой. И хотя Воронцов не был до конца уверен, что носили в России 90-х, но… учитывая общие знания да и моду в те годы во Франции… Короче, Роману очень хотелось сделать вывод, что русалка вылезла с фотографии из 90-х, и учитывая, что он знал её историю, скорее всего так оно и было.
Анфиса была в малиновых лосинах, розовой спортивной кофте с белыми полосками, тяжелых ботинках на высоченной платформе, что теперь возвышалась над Василисой на целую голову. Она собрала всю чёрную копну волос в высокий хвост, и вместо привычных водорослей и водных цветов натыкала в волосы яркие заколки.
Василиса на её фоне… ну, Василиса выглядела как Василиса. То есть если бы её кто сейчас в Архангельский город века два назад бы отправил, ей бы там не удивились. Может, спросили бы, где ткань такую взяла, а так в сарафане в клетку и синей рубашке Василиса смотрелась вполне к месту что сейчас, что лет двести назад.
– Наконец-то, да объясните вы этому дураку, что у него шнурки развязались! – раздалось за Романом.
Он резко обернулся и уставился на прадедушку, которого – вдруг – снова слышал. А ещё видел намного лучше, Георгий Фёдорович даже не просвечивал больше! Он просто висел в воздухе, что выдавало, что он совсем не живой.
Роман так же резко развернулся к Василисе, шагнул… и упал. Оба ботинка оказались развязаны.
– Тебе полчаса везло, через них не упасть, и вот тебе! – продолжал возмущаться прадедушка. Его, кажется, больше всего задевало именно то, что он предупреждал. Но его никто не слушал. Не слышал точнее.
– Срок годности закончился, – загадочно выдала Василиса.
– Ага! – радостно поддакнула Анфиса.
– Так, ладно, – сказала Василиса, но выглядела она с каждой минутой всё более довольной, что было странно, – поехали отсюда.
– А, и где они пазик припарковали? – обрадовался Роман, решив, что их привезли кикиморы.
Анфиса сделала какой-то загадочный жест рукой и сказала:
– Щас всё будет.
После чего достала телефон, надула губки, улыбнулась и заявила в трубку:
– Мальчики!
Час спустя Роман доедал уже третью калитку с морошкой. Настолько голодным он не был, но ситуация будто обязывала что-то жевать, а у него была только местная выпечка.
Они стояли на парковке крупного торгового центра, у которого перегорела первая буква “Т” в названии. Ещё было светло, но вывеску уже включили. Огромные буквы по очереди переливались разными цветами, и только эта “Т” отставала и горела куда тусклее. Роман наблюдал за ней уже минут пятнадцать, пока “мальчики” кружили вокруг парковки, пытаясь понять, какой заезд сегодня не перекопан.
За это время он успел всех познакомить. Почему именно сейчас он снова лучше видел прадедушку, Роману не объяснили, но он был уверен: Василиса знала. Поэтому он просто ждал и ей не надоедал.
“Мальчики” Анфисы высыпали из уже знакомой Нивы. Воронцов сразу заметил, что одевались они немного иначе, чем в прошлый раз. Один, правда, остался верен своим носкам — теперь малиновым, — и поверх носил светлые босоножки.
Угадывалось общее направление: будто они пытались подстроиться. Или это Анфиса их переодела? Сюда по взгляду Василисы, она даже при этом присутствовала. Так что мальчики теперь тоже выглядели так, будто сбежали из 90-х.
– Это что за музыкальный ансамбль, – проворчал Георгий Фёдорович.
Роман подозрительно покосился на прадеда.
– “Анфиса и Мальчики”, – в тон ему ответила Василиса, скрестив руки на груди.
– Она мне нравится, – хмыкнул Георгий Фёдорович и хлопнул внука по плечу. Призрачная рука прошла сквозь плоть, оставив только ощущение прохлады.
Анфису это ничуть не смутило. Она даже будто повеселела, но глазки строить всем троим сразу не перестала. Интересно, она им пела? Роман прекрасно помнил про дар русалки и насчёт её чар не обольщался.
– О, это снова вы, – сказал один из мальчиков, заметив Романа.
– Мы в чащу везём опасное привидение, – невозмутимо произнесла Василиса, почему-то шагая впереди и вставая между ним и мальчиками.
– Привидение?
– Опасное?
Третий ничего не сказал, только поднял брови.
– Георгий Фёдорович, сделайте что-нибудь, – велела Василиса.
Роман покосился на прадеда. Тот всем видом… и не только видом показывал, что делать ничего не собирается.
– Я вам что, шут или собачка в цирке, по команде трюки исполнять!? – возмутился Георгий Фёдорович.
Где-то кстати бухнуло. Похоже, на стройке за торговым центром поднимали краном бетонный блок.
– Георгий Фёдорович, как вам не стыдно, – и глазом не моргнула Василиса, когда их накрыло волной бетонной пыли.
Ветер следом принёс несколько пустых мешков из-под цемента, пластиковый пакет из супермаркета и чей-то сломанный зонт.
Мальчики вздрогнули и поспешили юркнуть обратно в Ниву. Больше про груз — привидение — они не спрашивали.
Георгий Фёдорович возмущался ещё минут десять.
– Мы не поместимся, – бурчал один.
– Нормально, нормально, – отмахивалась Анфиса, запихивая всех троих.
Роман не понимал, зачем вообще все трое, если ведёт всё равно один. Но в итоге и его затолкали на заднее сиденье, сунули в руки рюкзак и сверху Василису.
Василису пришлось посадить ему на колени. Так и поехали.
Савельич закрыл глаза и откинулся в кресле. К груди он прижимал выцветшую фотографию. Перед глазами темнело, руки слабели. За три сотни лет он видел многое и потому так не любил вспоминать. Он умел отпускать. Люди приходили и уходили. Они всегда уходили. И он отпускал. Люди должны уходить.
Анфиска лежала рядом. На полу. Посреди моего дома, куда я раньше её не приглашала, но сегодня почему-то позвала. Русалка поначалу боялась находиться внутри, и это было заметно: она всё время невольно прислушивалась, взгляд у неё прыгал по вещам, словно она ждала, что стены зашепчут или пол под ногами застонет, и дом погонит её прочь. Нет, дом-то мог, но ведь я хозяйка, раз пригласила, значит, не погонит.
Но, тем не менее, Анфиска зашла. И уже пару часов пыталась пересилить себя, игнорируя дом, который явно не нравился ей так же, как она ему.
Я сбилась со счёта, сколько мы вот так пролежали, глядя в потолок, ловя редкие проблески света с улицы.
Анфиса невнятно “угукнула” в ответ, даже не повернув головы.
– Я будто самой себе кажусь… более нормальной, что ли? – продолжила я. – У меня ведь дар слишком сильный. Понимаешь? Чрез чур сильный. А тут я вроде как немного слабее.
– Едва заметно, – сказала Анфиса, лениво моргнув.
– Но ведь заметно? – настояла я.
– Ну… если тебя хорошо знать и очень присматриваться, – ответила она, снова делая глоток из почти пустой бутылки шампанского.
Это ей “трое на Ниве” задарили.
Я привстала, протянула руку, взяла бутылку и тоже отхлебнула прямо из горла. Отдала обратно Анфиске и снова улеглась на пол. Вторая пустая бутылка валялась где-то неподалёку, рядом с недоеденной коробкой конфет.
– Вот я и подумала, – продолжала я. – Да пусть пользуется. Меня, может, люди шарахаться перестанут…
– Это вряд ли, – встряла Анфиска, закатив глаза.
– Да и не хочу я с людьми разговаривать, не люблю я людей, ты же знаешь. Но хоть нечисть…
– И это тоже, – тоном, который вроде как поддакивал, но на деле не поддерживал меня, протянула Анфиска.
Я вздохнула.
– Совсем, что ли?
Анфиска развела руками.
– Понимаешь… ну. Как бы тебе понятнее описать. У тебя это, ну, энергия обычно такая тяжёлая, тяжеленная, будто ты в переулке ночью встретил ребят, и у главного в руках пистолет, а из кармана у него явно торчит рукоять ножа.
Я задумалась. Странная картинка.
– Так вот теперь ты тот главный, у которого в руках пистолет, но, возможно, нет ножа, – продолжала Анфиса.
Я нахмурилась.
– То есть бедолаге, который тебя встретил, вообще всё равно. У тебя пистолет. Ему хана в любом случае — есть у тебя нож или нет, оно как-то без разницы, но немного менее страшно.
Я нахмурилась ещё больше и даже приподнялась на локтях, чтобы получше рассмотреть Анфису. Нечисть, даже мёртвая, могла пьянеть — хоть и медленнее, чем живые, — но русалка, казалось, пока соображала.
– Почему? – уточнила я.
– Быстрее умрёт, – пожала плечами Анфиса и нахмурила носик. – Пулю в лоб — и пока сразу. Или нож в печень — и пока через пару часов. Всё-таки разные вещи. А может, ты пальцы им отрезать будешь, так что нож в любом случае хуже.
Я хмыкнула и снова растянулась на полу.
– Вот и у меня в голове не укладывается. Скрывает что-то Савельич.
– Может, – коротко бросила Анфиска.
– Это, как ни крути, не четверть моей силы, – пробормотала я.
– Я бы сказала, даже меньше одной десятой, – поддакнула Анфиса.
– Но зачем ему? – нахмурилась я. – Он ведь Воронцову даже документы выдал!
– Савельич странный, это достаточная причина, – заметила Анфиса.
Я выгнула бровь, разглядывая потолок.
– Да мы тут все странные, – заметила я.
– А ты не почувствовала, что он врёт? – вдруг оживилась Анфиса, подползая ко мне ближе.
– Немного, – задумалась я. – Настолько мало, что обратила внимание, но списала на город в целом. Я несколько дней среди людей торчала, меня обычно сильнее тошнит от всех людей. Да и это Савельич. Он совсем скрыть не сможет, но всё равно… пожалуй, он единственная нечисть, кто будет нагло врать в лицо ведьме.
Анфиска хихикнула.
Я замолчала. Ощущение внезапно стало какое-то паршивое — словно в комнате стало холоднее, хотя ни ветер, ни дом не шевелились.
– Во-от, – протянула Анфиса, поднимая палец вверх и указывая в потолок. – А теперь будто выключили и включили обратно как было.
– Срок годности истёк, – застонала я, закатывая глаза. Ладно, что с Воронцовым может случиться? Да что угодно в этой его Франции, где был младший брат, который пытался его убить.
– Ты это… ай ладно, – сказала Анфиска, хлопая меня по руке. – Погнали в город, там ждать будем.
– Я устала, и скоро ночь, – отказалась я.
– Так мы не пойдём, а поедем, – Анфиска широко улыбнулась, доставая, кстати, точно новый телефон. Что-то набрала и гордо заявила в трубку, – Мальчики!
*** два дня спустя
Роман подошёл к мосту. За ним плавно следовал призрак его прадеда. Самого Георгия Фёдоровича он не слышал, будто изменилось что-то. Видел тоже намного хуже, Роман заметил, что смотреть нужно ровно на прадедушку, а иначе тот как-то растворялся в воздухе и терялся в отсветах.
— Кузнечевский мост, — с видом экскурсовода объявил Роман прадедушке, как когда-то рассказали ему кикиморы. Благо, Георгий Фёдорович отлично его слышал. — Его в СССР построили, 1950-х, точнее я забыл. Но он стал первым в СССР висячим железобетонным мостом с использованием металлических канатов, это я запомнил!
Роман самодовольно хмыкнул. Хотя он бы мог помнить и больше.
Роман прошёл по узкой обочине к мосту. Когда Воронцов подошёл ближе, он чуть склонил голову в знак приветствия, словно встречая старого знакомого.
– Здрасте, – сказал он мосту и шагнул на него.
Прадедушка жестами, кажется, выражал своё непонимание. Роман до конца без слов его не понимал.
– Так положено, иначе не туда придём, – только и ответил он.
Георгий Фёдорович немного нахмурился, но решил махнуть рукой и последовал за Романом.
Жёлтый знак “Соломбала” стоял всё там же. Впрочем, куда ему было пропасть за месяц. Краска на мосту была уже не такая свежая, а в остальном, Роман будто никуда и не уезжал. Он внимательно осматривался. По правую руку увидел знакомый супермаркет с яркой вывеской.
— Я здесь в прошлый раз бутерброд купил, — тихо сказал он прадеду, но ответа не ждал. – Вон на той лавочке закурил и с дядькой Савельичем так и познакомился. Мы как раз к нему идём.
Роман замолчал. Интересно, а привидение нужно как-то регистрировать? Прадедушка всё же нечисть, а ведь у нечисти должен быть документ, так Савельич говорил?
Воронцов пошёл быстрее, на Беломорской улице отмечая знакомые дома: ярко-голубой, недавно покрашенный, и бежевый с резными наличниками, где краска облупилась по углам. Роман то и дело задерживал взгляд на мелких деталях, вспоминая, как он потерялся здесь первый раз.
Наконец они подошли к дому Савельича. Роман выдохнул, увидев деревянный дом с треугольной крышей на положенном месте. Значит, туда пропустил их мост.
– Беломорская двадцать семь! – объявил прадедушке Роман и постучался в калитку.
Он засмотрелся на обильную резьбу и рисунки на ставнях. Впрочем, Георгий Фёдорович тоже их с интересом рассматривал.
Сначала тишина. Роман постучался ещё раз, громче. Но дверь дома так и не открылась. Он стоял минут пятнадцать, обводя взглядом двор, пытаясь увидеть что-то, что выдаст хоть кого-нибудь. Но нет.
Роман вытянул шею, заглянул во двор, в сторону старой яблони — искал призрак девушки. Но и там никого не было.
— Никого, — выдохнул Воронцов и отступил.
Роман аккуратно достал из рюкзака подарок — пачку табака, сложил его в пакет и повесил на калитку, чтобы пакет висел содержимым внутрь.
— Табак для хорошего человека, — пояснил Роман, замечая жесты прадедушки. — Вернее, он не совсем человек, но он мне очень помог.
Роман замолчал. Он как будто не первый раз это говорил, а, точно! Дедушке эту покупку он объяснил точно так же. Без уточнения про не совсем человека.
Георгий Фёдорович призадумался, но Роман махнул, и они пошли дальше.
— Жаль, не застали, — пробормотал Воронцов. — Но ничего, Василиса тоже объяснит, почему я тебя перестал слышать. Только вот в другом проблемка…
Роман тяжело вздохнул.
— Что делать теперь? — вслух произнёс он, хотя ответа и не ждал.
Ни номера, ни адреса хоть одной из кикимор у него не было. Роман хотел попросить дядьку Савельича связаться с бабулечками, чтобы они отвезли его к Василисе. Сам он и не знал, где их искать.
Роман попытался вспомнить тот району, где видел кикимор в прошлый раз. Они отвезли его к мосту, а когда встретили вечером, остановились у ларька на улице Гагарина, купили калиток и шанежек, поехали дальше по проспекту Ломоносова…
— Пойдём туда, — сказал Роман, и они свернули.
Они шли, наверное, уже целый час по Ломоносовскому проспекту, встречая редких прохожих. Роман медленно доедал калитку с морошкой, наблюдая за тем, как прохожие спешили по своим делам. Но любой нечисти на улице было, на удивление, мало. А точнее, Воронцов никого не мог увидеть, сколько ни всматривался в дома, окна и прохожих. Что-то тут было не так. Прадедушка тоже подозрительно жестикулировал, но Роман не понимал.
Но Воронцов не отчаивался. Ему не просто так всегда везло, повезёт и сегодня, и на кикимор с пазиком они наткнуться совершенно случайно. Вон, через какие-то пять минут. Или десять. Или полчаса спустя… Нет, Роман всё равно верил, что ему вот-вот повезёт.
– Рома! – рявкнул вдруг кто-то до боли знакомый.
Воронцов обернулся, к своему удивлению наблюдая посреди города Василису. Нет, присутствие Василисы в Архангельске было не совсем из рук вон выходящим событием, она с ним ведь приехала в город. Только вот Василиса собиралась проверить голову и свалить побыстрее обратно в лес, по её словам. И если она в городе больше недели спустя, значит, не всё в порядке.
Но сказать ничего Роман не успел. Потому что за Василисой он увидел… вот теперь уж точно последнее, что ожидал увидеть. Воронцов даже остатком калитки подавился.
Анфиса, ну… была. Да, Анфиса была там и стояла за Василисой. И хотя Воронцов не был до конца уверен, что носили в России 90-х, но… учитывая общие знания да и моду в те годы во Франции… Короче, Роману очень хотелось сделать вывод, что русалка вылезла с фотографии из 90-х, и учитывая, что он знал её историю, скорее всего так оно и было.
Анфиса была в малиновых лосинах, розовой спортивной кофте с белыми полосками, тяжелых ботинках на высоченной платформе, что теперь возвышалась над Василисой на целую голову. Она собрала всю чёрную копну волос в высокий хвост, и вместо привычных водорослей и водных цветов натыкала в волосы яркие заколки.
Василиса на её фоне… ну, Василиса выглядела как Василиса. То есть если бы её кто сейчас в Архангельский город века два назад бы отправил, ей бы там не удивились. Может, спросили бы, где ткань такую взяла, а так в сарафане в клетку и синей рубашке Василиса смотрелась вполне к месту что сейчас, что лет двести назад.
– Наконец-то, да объясните вы этому дураку, что у него шнурки развязались! – раздалось за Романом.
Он резко обернулся и уставился на прадедушку, которого – вдруг – снова слышал. А ещё видел намного лучше, Георгий Фёдорович даже не просвечивал больше! Он просто висел в воздухе, что выдавало, что он совсем не живой.
Роман так же резко развернулся к Василисе, шагнул… и упал. Оба ботинка оказались развязаны.
– Тебе полчаса везло, через них не упасть, и вот тебе! – продолжал возмущаться прадедушка. Его, кажется, больше всего задевало именно то, что он предупреждал. Но его никто не слушал. Не слышал точнее.
– Срок годности закончился, – загадочно выдала Василиса.
– Ага! – радостно поддакнула Анфиса.
– Так, ладно, – сказала Василиса, но выглядела она с каждой минутой всё более довольной, что было странно, – поехали отсюда.
– А, и где они пазик припарковали? – обрадовался Роман, решив, что их привезли кикиморы.
Анфиса сделала какой-то загадочный жест рукой и сказала:
– Щас всё будет.
После чего достала телефон, надула губки, улыбнулась и заявила в трубку:
– Мальчики!
Час спустя Роман доедал уже третью калитку с морошкой. Настолько голодным он не был, но ситуация будто обязывала что-то жевать, а у него была только местная выпечка.
Они стояли на парковке крупного торгового центра, у которого перегорела первая буква “Т” в названии. Ещё было светло, но вывеску уже включили. Огромные буквы по очереди переливались разными цветами, и только эта “Т” отставала и горела куда тусклее. Роман наблюдал за ней уже минут пятнадцать, пока “мальчики” кружили вокруг парковки, пытаясь понять, какой заезд сегодня не перекопан.
За это время он успел всех познакомить. Почему именно сейчас он снова лучше видел прадедушку, Роману не объяснили, но он был уверен: Василиса знала. Поэтому он просто ждал и ей не надоедал.
“Мальчики” Анфисы высыпали из уже знакомой Нивы. Воронцов сразу заметил, что одевались они немного иначе, чем в прошлый раз. Один, правда, остался верен своим носкам — теперь малиновым, — и поверх носил светлые босоножки.
Угадывалось общее направление: будто они пытались подстроиться. Или это Анфиса их переодела? Сюда по взгляду Василисы, она даже при этом присутствовала. Так что мальчики теперь тоже выглядели так, будто сбежали из 90-х.
– Это что за музыкальный ансамбль, – проворчал Георгий Фёдорович.
Роман подозрительно покосился на прадеда.
– “Анфиса и Мальчики”, – в тон ему ответила Василиса, скрестив руки на груди.
– Она мне нравится, – хмыкнул Георгий Фёдорович и хлопнул внука по плечу. Призрачная рука прошла сквозь плоть, оставив только ощущение прохлады.
Анфису это ничуть не смутило. Она даже будто повеселела, но глазки строить всем троим сразу не перестала. Интересно, она им пела? Роман прекрасно помнил про дар русалки и насчёт её чар не обольщался.
– О, это снова вы, – сказал один из мальчиков, заметив Романа.
– Мы в чащу везём опасное привидение, – невозмутимо произнесла Василиса, почему-то шагая впереди и вставая между ним и мальчиками.
– Привидение?
– Опасное?
Третий ничего не сказал, только поднял брови.
– Георгий Фёдорович, сделайте что-нибудь, – велела Василиса.
Роман покосился на прадеда. Тот всем видом… и не только видом показывал, что делать ничего не собирается.
– Я вам что, шут или собачка в цирке, по команде трюки исполнять!? – возмутился Георгий Фёдорович.
Где-то кстати бухнуло. Похоже, на стройке за торговым центром поднимали краном бетонный блок.
– Георгий Фёдорович, как вам не стыдно, – и глазом не моргнула Василиса, когда их накрыло волной бетонной пыли.
Ветер следом принёс несколько пустых мешков из-под цемента, пластиковый пакет из супермаркета и чей-то сломанный зонт.
Мальчики вздрогнули и поспешили юркнуть обратно в Ниву. Больше про груз — привидение — они не спрашивали.
Георгий Фёдорович возмущался ещё минут десять.
– Мы не поместимся, – бурчал один.
– Нормально, нормально, – отмахивалась Анфиса, запихивая всех троих.
Роман не понимал, зачем вообще все трое, если ведёт всё равно один. Но в итоге и его затолкали на заднее сиденье, сунули в руки рюкзак и сверху Василису.
Василису пришлось посадить ему на колени. Так и поехали.
***
Савельич закрыл глаза и откинулся в кресле. К груди он прижимал выцветшую фотографию. Перед глазами темнело, руки слабели. За три сотни лет он видел многое и потому так не любил вспоминать. Он умел отпускать. Люди приходили и уходили. Они всегда уходили. И он отпускал. Люди должны уходить.
