Пролог.
Будильник зазвенел, как обычно, в шесть утра. Он у меня боевой и совсем не убиваемый. Утром, каждый раз хлопая по нему рукой еще с закрытыми глазами, нечаянно сбрасываю его на пол. Нет, нет, не подумайте, я всегда бережно отношусь к своим вещам, ну, просто так получается. Вставать в шесть утра для меня очень трудно, а сегодня особенно. Но в выходные шеф платит двойные проценты от продаж, а деньги лишними никогда не бывают, особенно для рядового клерка, работающего в автосалоне.
Есть совсем не хотелось, поэтому на завтрак я сварил себе крепкий кофе из свежемолотых зерен арабики и робусты. Телефон пиликнул, сообщив о том, что Богдан, мой лучший и единственный близкий друг, уже возле моего дома. Почему единственный? Нет, я не держусь особняком, друзей у меня много, но близкий друг он всегда — единственный, который однажды влез к тебе в душу и теперь ворочается там, как хочет, а ему за это ничего не бывает.
Я вышел на улицу, посмотрел вверх и подумал, что зря не взял с собой зонт. Небо было затянуто тяжелыми серо-синими тучами, воздух был сырым и холодным, и от этого стало жутко неуютно.
— Привет, — уныло сказал Богдан. Он неохотно вытянул руку из кармана куртки, махнул мне и сразу же засунул ее обратно.
Я поднял тоненький воротничок куртки и с трудом засунул руки в узкие и уже холодные карманы джинсов. Вместе с воротником от холода поднялись и плечи.
— Ну, пошли, что ли, — сказал я, подойдя к нему, — а то без движения я окоченею.
— А ты бы куртку потеплее одел, в этой тебе не то что на улице, и в салоне холодно будет.
— А я ее в салоне снимать и не собираюсь! Может быть, только воротник для приличия отогну.
— Что-то ты не в настроении сегодня. Опять этот сон приснился? — поинтересовался Богдан.
— Нет. Мне сегодня вообще ничего не снилось. Просто не выспался, погода дрянь, выходной испорчен, и я уже почти превратился в ледяную статую из-за этой мороси.
Мы шагали нога в ногу и быстро. Быстро, чтобы не замерзнуть, а ширина шага у нас одинаковая, потому что мы были одного роста.
— Ладно, не переживай, не замерзнем, — успокаивал меня Богдан. — Нам бы только до работы добраться. Вчера вечером, когда шеф домой ушел, я к нему в офис пробрался, и насчет отопления в салоне, поколдовал. Так что теперь можем сами себе температурку регулировать, шеф ничего не заметит.
Богдан похлопал меня по плечу, и махнул головой в сторону здания на противоположной стороне улицы.
— Ты что, в самом деле, так замерз, что сегодня в ее сторону даже не смотришь?
— Сегодня воскресенье, она не работает, — недовольно буркнул я.
— И долго ты так будешь проходить мимо?
— Богдан, кончай приставать ко мне с этим вопросом. Сто раз уже тебе говорил — кто я, а кто она. Я всего лишь мелкий клерк, а она… да она даже в мою сторону смотреть не будет.
— И кто она? Она всего лишь психиатр. Кстати, она с такими, как ты, каждый день общается. Вы вместе будете хорошо смотреться, — подначивал меня Богдан.
— Рядом с ней я хорошо буду смотреться на кресле в ее кабинете, в роли ее пациента, не более.
— Ну, если ты ей о своих снах расскажешь — тогда да!
Я окинул его недовольным взглядом с ног до головы, чтобы он понял мое недовольство таким разговором, а сам подумал, не дать ли ему на самом деле пинка под зад?
— Да не прибедняйся, — не успокаивался Богдан. — Внешне ты ничего — стройный, высокий, правда, худощав немного, но для начала сойдет, а потом подкачаешься!
— Знаешь, Богдан, меня и так все устраивает! Хочешь, докажу? А заодно и согреюсь.
— Да ладно тебе, не кипятись. Я же ведь за тебя переживаю. Вижу, как ты по ней сохнешь. Рискнул бы уже познакомиться. Да — так да, а нет — так нет! Хоть бы тема для переживаний поменялась.
Я еще раз вызывающе смерил его взглядом и попытался вытащить руки из застывших карманов.
— Тихо, тихо! Понял! Все, пришли уже, — сказал Богдан и открыл передо мной дверь в салон, склонив голову, как швейцар, жестом, предлагающим пройти внутрь.
В салоне, действительно, было тепло, видимо, Богдан вчера точно что-то там подкрутил. Вот за что я его люблю, так это за его предусмотрительность. Он всегда в теме, чего ни коснись. Многие говорят себе: «если бы я знал!» так вот, эту фразу он точно никогда не произнесет. Сколько его знаю, ни разу не помню, чтобы он вляпался в какую-нибудь историю. Даже шеф его ни за что не ругал. Хорошая у него жизнь — спокойная, размеренная. Рядом с ним — и беда не беда. Надежный он парень!
По офису пришлось походить минут десять, пока руки не отогрелись и из карманов сами не выпали. Куртку я все же решил снять, а то не по форме как-то. Бейдж кое-как нацепил и стал в окно смотреть. Зря я согласился сегодня выйти на работу, кто в такую погоду покупать машину придет. Вот за пивом в магазин еще можно выскочить.
К двенадцати часам дня ветер утих, но начался проливной дождь. Я засел за компьютер разбирать старые заказы. Настроение было не лучше погоды за окном. Да и Богдан с утра меня подогрел. Будто я и без него не знаю, что пора что-нибудь решать. Сижу, тупо смотрю в компьютер, а сам про что угодно думаю. Тут неожиданно Богдан как хлопнет папками на моем столе, я даже дернулся от неожиданности.
— Ты что? Зачем ты мне это притащил? — возмутился я.
— Помоги мне разобрать, — попросил он.
— Нет, давай сам! У меня у самого такая же куча под столом валяется. Тем более что это не твои заказы. Это… — я попытался прочитать вверх ногами, что было написано на верхней папке, — это… Генкины, что ли? Он опять умудрился на тебя все спихнуть?
— Он на свадьбу к сестре уехал, просил доделать. Только страховку выписать осталось. Давай вместе, и тогда я никому не скажу, что ты купил себе кошелек красного цвета, — сказал он и подмигнул мне.
Да, Богдан хотел немного пошутить, но задел меня за живое и в очень неподходящий момент. Знает же ведь, как я подколок про красный цвет ненавижу!
— А знаешь, кого ты мне очень часто напоминаешь? — спросил я.
Богдан поднял брови от удивления и покачал головой.
— Кого? — спросил он.
— Городской автобус, у него даже название такое же — «Богдан».
— Что, такой же быстрый?
— Нет! Он тоже постоянно тащит на себе людей, а они все пытаются проехаться на нем бесплатно.
Богдан молча забрал папки с моего стола, подарил мне тяжелый обиженный взгляд и ушел к стойке приема.
Ну, что за день-то такой сегодня: даже друга обидел, а извиняться я не умею, да и как все, этого не люблю.
Тут дверь в салон распахнулась, и вошел первый клиент этого злосчастного дня. Я решил, что пусть его забирает Богдан, хоть как-то свою вину заглажу, даже не стал поворачиваться в его сторону.
И тут я услышал голос Богдана.
— Можете обратиться вон к тому клерку. Его зовут Дэви.
И я понял, что сейчас он махнул рукой именно в мою сторону. Меня уже так сто лет никто не называл. Это была старая неприятная история, которую-то и помнил только Богдан, отчасти потому, что с тех пор персонал поменялся уже дважды, а отчасти потому, что он сам это и придумал, когда мы не были еще друзьями.
Я развернулся в их сторону и остолбенел. Это была она! И как специально, на ней был красного цвета плащ. Я уставился на нее, как бык на тореадора. Она захлопнула серый зонт с красным ободком — и на пол полетели мелкие капли дождя, слегка отливая красным цветом. Она шла в мою сторону. А я чувствовал, что не смогу сказать ни слова. Тем временем Богдан стоял у стойки и активно мне жестикулировал. Но я вряд ли сейчас мог его понять.
— Это Вы Дэви? — спросила девушка.
Боже, какой же был у нее приятный, нежный голос… Я завис и бесцеремонно уставился на нее.
— Д-да… то есть нет… не всегда… Раньше так звали. С-сейчас — нет, — от волнения слова в голове начали путаться, и я стал заикаться.
Она удивленно приподняла бровь в ожидании дальнейшего объяснения.
— Это… очень старая история, мне тогда еще нравился красный цвет… — я растерялся и начал ей все рассказывать, как на духу. — Ну, вообще-то, он и сейчас мне нравится, но сейчас это неважно… нет, важно, но не сейчас. Тогда, давным-давно, я купил зонт и зажигалку красного цвета. Ребята на работе сочли это женственным, и стали называть меня «красна девица». Новичкам всегда дают клички! Но она оказалась длинной, они сократили ее и стали называть меня просто Деви, — на одном дыхании выпалил я.
Еле остановившись, и осознав, какой бред я понес девушке, с которой мечтал так долго познакомиться, я глянул на Богдана. Тот, сраженный моим рассказом, уже не жестикулировал, а просто держался двумя руками за голову.
— У Вас на бейдже написано, что Вас зовут Денис, — сказала она, — так как же мне Вас величать?
— Называйте меня Дэв... нет, нет, конечно же, Денис, Да! Денис будет правильней, это ведь мое имя! Меня так зовут — Денис, — сказал я, то ли оправдываясь, то ли убеждая самого себя.
Ее звали Мари, она стояла и хихикала. Я же стоял и думал, что после такого ошеломляющего знакомства теперь мне точно ничего не светит, разве что бесплатный прием в ее кабинете. Но она раскусила меня, как орешек — она ведь была психиатр.
* * *
Уже привычный звук трескающихся сухих веток под ногами давно перестал меня пугать и беспокоить. Я выходил из леса на уже давно знакомое до боли место. Тут всегда открывался чудный вид на равнину. Каждый раз, приходя сюда, я испытываю непонятную радость и восторг. Как при встрече старого друга, через тысячу лет, или как при просмотре старых фотографий. Кроме красивого пейзажа, напоминающего Амазонскую равнину, в ней чувствуется простор, воздух, свобода! То, чего мне так всегда не хватает в жизни. Но, когда я стою и смотрю на нее, где-то в глубине души, меня не покидает тревожное чувство, что равнина эта с другой планеты, из далекого другого мира. Позади меня остался лес… лес моего мира, где я сейчас живу. Он был красив и могущественен, он был своим. Заканчивался он резкой ровной границей, словно между ним и равниной стояла невидимая стена. Впрочем, она там и была. Невидимая, неощутимая и непреодолимая, как энергетический барьер, который не пускал меня на равнину.
Но в каждой стене есть дверь. Была она и в этом невидимом барьере — большая красная деревянная дверь. Да, она была красного цвета, как по заказу. Словно говоря этим, что она специально для меня. Может быть, поэтому красный цвет и стал моим любимым. На ней, как и на всех обычных дверях, была круглая деревянная ручка и замочная скважина, хотя я больше чем уверен, что она не заперта. Я бывал здесь уже тысячи раз, но до сих пор так и не решился ее открыть. Приходя к ней еще в детстве, я сначала не мог достать до ручки (сколько бы я к ней не тянулся, она словно уходила вверх от моей руки). Потом, когда я стал подростком, меня стала больше интересовать стена. Она была настолько идеально прозрачной, что совсем не искажала равнину. Но сколько бы я ни шел вдоль нее, проходя мимо деревьев на своей стороне, по отношению к равнине я словно оставался на месте. Это как в движущемся поезде — если смотреть из окна вагона, быстро движется только то, что близко, а то, что на горизонте, словно не двигается вообще. Когда я был маленький, я даже думал, что этот пейзаж за стеной, всего лишь большая картина. И только сейчас понял, что все это реально, но… это все стена, это она непонятным образом сокращает расстояние между лесом и равниной. Она очень далеко… с другой планеты, а то и галактики. Последнее время я прихожу сюда только лишь полюбоваться этим видом за стеной. Я перестал искать другой вход в стене и бороться со страхом, чтобы открыть уже имеющуюся красную дверь. Да и зачем? Ведь это всего лишь…
— Когда я досчитаю до единицы, — сказала Мари, — ты проснешься.
Я открыл глаза и снова увидел потолок. Сегодня было солнечно, и по потолку, залитым ярким светом, бегали светло серые тени от раздуваемых ветром штор. Я сел и вдохнул полной грудью этот свежий, еще прохладный воздух, со слегка уловимым запахом сирени, доносившимся из раскрытого окна. Мари сидела в своем кресле, напротив меня, в моем любимом шифоновом брючном костюме. Ветер раздувал ее волнистые волосы, а солнечные лучи делали их сияющими. В ней было… что-то неземное.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Мари.
— Хорошо.
— Что-то изменилось на этот раз?
— С тех пор, как ты появилась в моей жизни, желание узнать, что там за стеной, стало угасать. И мне даже не хочется ходить к ней. И любование той равниной мне уже не доставляет того удовольствия, что раньше. За столько лет, она так сильно въелась мне в память, что если я захочу посмотреть на нее, мне не обязательно будет засыпать и идти к ней. Мне стоит только закрыть глаза. Но она уже не притягивает меня. Она стала просто сном.
— Денис, ты должен открыть эту дверь! Мы же с тобой договаривались. Ты уже перестал видеть ее самостоятельно в своих обыкновенных снах. И мне становиться все труднее направить тебя к ней. Ты должен пойти и открыть эту дверь! Ты должен!
— Мне кажется, или моя равнина нашла себе еще одного поклонника? — улыбнувшись, сказал я.
— Да, но я, не вижу ее в своих снах. Только ты знаешь путь к ней.
— Иногда твоя настойчивость, Мари, наводит меня на мысль, что ты знаешь, больше, чем говоришь.
— Нет, я говорю тебе все, но ты прав: иногда у меня возникает такое чувство, что я, действительно, знаю намного больше, и когда мне хочется поделиться этим с тобой, я понимаю, что ничего не могу вспомнить. И меня это жутко бесит. Я ведь сама психиатр, но понять, что с нами происходит, я не могу.
— Почему мы не можем проводить эти гипнотические сеансы «сновидений» дома?
— Потому что дома ты почти не поддаешься моему гипнозу. И если я причина твоего нежелания открыть дверь, то сегодня ты пойдешь ночевать к Богдану, — заявила Мари.
— Ты думаешь, одна ночь у Богдана спасет ситуацию? По-моему, мы очень много внимания обращаем на мой сон. Может, стоит вообще о нем забыть? Мне надоело ковыряться в своем сне.
— Да… ты прав… — Мари задумалась.
— Вот и правильно. Ты ведь моя жена и должна хоть иногда меня слу…
— Ты прав, одна ночь ничего не решит, — перебила меня Мари. — Поэтому я завтра все же полечу на конференцию…
— Какая конференция, ты мне про нее ничего не говорила? А как же наш отпуск? — удивился я.
— Не говорила. Я отказалась от нее ради тебя, но сейчас я позвоню и подтвержу свое приглашение на нее ради тебя же.
Мари встала, взяла папку и стала собирать туда какие-то бумаги из разных шкафчиков. Вот так поворот. Я не мог поверить в реальность происходящего. Вместо двухнедельного отпуска вместе…
— А насколько эта конференция затянется? И где она будет? — спросил я.
— Сама конференция — дня три – четыре, но она проходит в моем родном городе, и я погощу еще недельку у мамы. Надеюсь, то, что в этот раз я приеду без тебя, сильно ее не расстроит.
