Виктория Скляр
Жрица для дракона
Любовь — это огонь, зажигающий душу.
© Джордано Бруно
Пролог
Молодой и сильный дракон в человеческом обличии стоял и невидящим взглядом смотрел в прозрачное окно. Прекрасный пейзаж золотой осени нисколько не трогал его одинокую, израненную душу, покрытую рубцами и шрамами. В правой руке, в унизанных кольцами пальцах он держал бокал с красным, терпким вином, наполняющим комнату переливами запахов фруктов и орехов. Хищный, пугающий оскал заставил всех слуг разбежаться от мужчины и молить о пощаде, но он плевал на них и их человеческие желания.
Его сердце… Бедное, одинокое сердце, разбитое больше полувека назад кровоточило и нещадно болело. Ни женщины, ни алкоголь, ни даже драки не помогали залатать эту рану, оставленную одной из десяти жриц Единого.
Глайна. Эта высокомерная, наглая девица, что отказала ему в своей любви и сбежала с каким-то слабым магом! Как она посмела променять любовь Верховного на жалкие порывы смертного?!
Гнев затопил все существо дракона, пальцы сжались сильнее, и стекло раскололось, оставив глубокие раны на мозолистой коже. Остатки вина окропили белую рубашку алыми каплями, и немного влаги попало на босые ноги.
– Единый, неужели я так много просил? – низкий, приятный голос задал вопрос в пустоту, и тишина стала его единственным ответом. – Ты всегда молчишь, но неужели я заслужил эту кару? – губы мужчины болезненно сжались в тонкую линию, и душа его рвалась на куски от одиночества.
Послышался громкий, настойчивый стук в дверь и дракон резко обернулся.
– Заходи, – разрешил он, устало прислонившись поясницей к подоконнику, и тяжело вздыхая. Зарывшись пальцами в распущенные, длинные белые волосы, мужчина был готов принять любую новость – плохую или хорошую. Его уже ничего не могло сломить.
В комнату зашел сильный, гибкий дракон. Его близнец и лучший друг, что был отражением его самого. Они знали боль друг друга, чувствовали и сопереживали так, будто переживали все единым ощущением. Они были вместе в своих воспоминаниях и отдельны в своих желаниях.
– Виран, – близнец-дракон был чем-то очень воодушевлен. Его серые глаза пылали загадкой и счастьем, а на губах расцвела довольная улыбка. – У меня для тебя хорошие новости, брат, – последовало гнетущее молчание и Вилан, закатив глаза, продолжил. – Про Глайну.
Это имя… одно только имя этой предательницы заставило дракона полыхнуть ненавистью по фигуре близнеца и зарычать от боли и ярости, что затопили сердце мужчины.
– Не желаю ничего слышать об этой женщине!
– Захочешь, братец, – отмахнулся от слов близнеца Вилан так, словно отгонял от прекрасного лица назойливую муху. – У нее родилась внучка, и твой браслет единения светится золотым, пугая бедных слуг.
Сердце Вирана предательски сжалось, руки напряглись от едва сдерживаемого гнева, но вот глупая драконья душа наполнилась надеждой. Кроха, что только появилась на свет и заставила браслет единения пылать ярче звезд смогла сделать невероятное – на мгновение разогнать мрак в душе дракона и подарить шанс на счастье.
– Немедленно пригласи мне сновидца! – приказал на удивление теплым и мечтательным голосом Виран – самый страшный и сильный дракон из правящего Совета, чье сердце разбила Глайна. – Моя маленькая жрица, – мечтательно улыбнулся Верховный, и в другом мире кроха заливисто рассмеялась, словно почувствовав настроение мужчины.
Первая глава
Дышащий жаром воздух горячил мокрую от испарины кожу, заставляя нервно облизывать пересохшие и потрескавшиеся губы. Раскаленный асфальт под ногами жадно облизывал резиновую подошву моих сандалий, а люди вокруг всеми силами спасались от неожиданного лета.
В Санкт-Петербурге большую часть времени сыро, холодно и слякотно. Серое окружение наводит на людей депрессию, а постоянная влажность губит любую одежду и обувь, особенно часто страдают макияж и волосы.
Но всю последнюю неделю с городом что-то случилось и он, словно огнедышащий дракон, опалял своим пламенем все вокруг – цветы, людей, бедные животные падали прямо на землю, желая хоть немного охладить свои тела, а от крыш домов местами поднимался дымок.
– Аномальная жара продлится ещё четыре дня, – сообщил бодрый мужской голос в моих наушниках. – В Санкт-Петербурге, сердце нашей необъятной Родины наступило лето, которое все так ждали.
Ага, ждали, конечно.
Нет, я все понимаю. Летом должно быть жарко и загар необходим, не спорю, но не тридцать же воесмь градусов! Честное слово, если в ближайшее время ничего не изменится, то мои кости просто расплавятся.
В заднем кармане коротких шорт зазвонил телефон. В наушниках прервалось вещание радиостанции, и оглушительно заорал красивый мужской голос, в окружении бас-гитары и барабанов.
Вытащив наушники, провела пальцем по экрану, принимая звонок.
– Да, мам.
– Даша, ты скоро? Ангелина Марковна уже три раза звонила, спрашивала, где её цветы,– голос мамы на другом конце города был чуть тревожным и мелодичным, переливаясь, словно горный ручеек. Я так и видела, как её бровки-домиком насупились и съехались на переносице, а губки-бантиком были упрямо сжаты, когда она озадаченная смотрела в окно.
– Я почти на месте, буквально подхожу к её подъезду, – ответила я, прижимая одной рукой телефон к уху, а другой всеми силами пытаясь удержать шестьдесят три розы на длинных стеблях, обернутых красной полупрозрачной бумагой.
Моя семья держала на Невском цветочную лавку, и последние пять дней, пока мой брат лежал дома с вывихом (придурок, допрыгался по крышам, блин!), я была вынуждена кататься по городу, доставляя заказы наших дорогих и любимых клиентов.
И сейчас, держа в руках, точнее еле удерживая в своих бедных пальцах этот огромный букет, я разве что не проклинала малолетнего бандита, который увлёкся паркуром. Острых ощущений ему, видите ли, захотелось, а я на каникулах теперь вынуждена колесить по Питеру в аномальную жару. Везение это у нас семейное.
Невысокое, серое здание сталинских времен было мрачным, откровенно жутким и от одного его вида у меня все внутри напряглось и перевернулось. Желудок сжал болезненный спазм, заставляя прижать свободную руку к животу и шумно сглотнуть горькую и вязкую слюну.
Испарина выступила над моей верхней губой, маленькие капельки пота окропили лоб и стекали по вискам.
Ненавижу жару! Просто физически ее не переношу, наверное, на генетическом уровне. Все мои родственники были выходцами из суровой русской Сибири, поэтому, когда отец год назад по работе перевез нас с братом и мамой в Питер, то я была счастлива. Безжизненность, холодный, влажный воздух и, главное, культурность – хвала Небесам, я прыгала от радости целый час, целуя отца в щеки и счастливо собирая вещи. К тому же, мне удалось поступить в Санкт-Петербурге на очное отделение на недавно открывшийся факультет востоковедения, поэтому моему восторгу не было предела от столь приятного совпадения.
Бабушка, правда, с дедом наотрез отказались куда-либо переезжать, к тому же они считали, что Питер не лучшее место для их солнечной девочки.
От природы у меня медно-рыжие прямые волосы, поэтому иначе как солнечной и огненной меня никто не обзывал. Нет, в школе, правда, частенько дразнились: «Рыжий, рыжий, конопатый, убил дедушку лопатой», однако я солнечной была не только из-за волос, но и того, что постоянно лупила мальчишек, как солнечный удар прямо по голове. Поэтому обзываться они перестали довольно скоро, уже к третьему классу никто меня лишний раз не доставал.
Подойдя к обшарпанному, культурному наследию города с покатой крышей и покосившимися, местами выбитыми окнами, я несколько испуганно передернула плечами.
Странный какой-то дом.
«Ага», – согласилось со мной мое подсознание, чуть встрепенувшись на фоне остальных мыслей. – «Может, свалим отсюда?» – на грани реальности донесся до меня тихий, перепуганный шепот.
Да я и рада бы, вот только за розы нам предложили пятнадцать тысяч, поэтому пришлось ехать. Куда деваться-то?
Пожав плечами, я набрала номер квартиры, да, в этом старинном месте, забытом всеми, включая даже животных доме, был домофон. Но смотрелся он тут как сотовый телефон на выставке средневековья – не к месту и слишком вульгарно.
– Да? – послышался приятный, дюже бодрый и молодой голос.
И этой бабуле восемьдесят лет? По звуку ей не больше двадцати. С таким голосом можно в секс по телефону устраиваться и рубить кучу бабок на оголодавших, стеснительных мужчинах и мальчиках. Она бы там точно звездой эфира стала!
– Я привезла вам цветы. Шестьдесят три розы для Ангелины Марковны, – переминаясь с ноги на ногу, снова поправила букетик и почувствовала, как один из шипов до боли врезался в голую кожу рук, проткнув обертку и царапая до крови.
Ненавижу розы!
Лучше лилии, а еще лучше ромашки! Дешево, сердито и удобно для бедных доставщиков.
– Конечно, проходите. Я вас встречу, – голос, что был мелодичным переливом колокольчиков мигом стих и прозвучал характерный гудок. Дверь сама собой открылась и я, ничего не заподозрив зашла в подъезд.
Здесь пахло сыростью и кошками. Казалось бы, вроде никаких животных вокруг на метры не было – я это чую интуитивно, – и все выглядело слишком заброшенным, а вот запах кошачьих экскрементов все равно был. Видимо, в любом подъезде существует хотя бы одна кошка, которая и делает свои дела всюду, куда доберется. Поэтому я больше собак любила. Они воспитанные, добрые и любящие. Ничего не имею против любителей своенравных когтистых, но эти звери просто не в моем вкусе. У нас с ними… натянутые отношения. К тому же у меня на них аллергия.
Вот и сейчас, стоило мне войти в подъезд – темный и влажный, – как в носу защипало, на глазах навернулись слезы и я громко и с чувством чихнула. Эхо действия пронеслось по трем этажам здания и вернулось ко мне со звуком: «Пчи-чи-чи-и-и».
Странное местечко и лампочки ни одной нет. Темно, хоть свечку зажигай. Да вот только ни свечки, ни зажигалки, ни даже спичек у меня с собой не было. Поэтому перекинув цветы поудобнее на плечо, чувствуя множество уколов от шипов, я достала телефон из кармана и включила фонарик. Ну, хоть так, что ли.
Ступеньки были какими-то шаткими и совершенно не внушали доверия. Я на них ступала, как сапер, идущий по минному полю – осторожно, с опаской и набором ругательств, готовых в любой момент опасности легко соскользнуть с моего языка.
Волосы уже не от жары, а от страха прилипли к шее, раздражая множеством уколов и движений. Они вились и перетекали по моей спине, нежно касались рук, и путались в цветах и одежде, заставив меня десять раз пожалеть о том, что я забыла дома резинку для волос. Поэтому приходится мучиться с этой медной копной, достигавшей самой поясницы. Несколько локонов так и норовили залезть под джинсовые шорты.
Насколько мне известно, то у Ангелины Марковны был третий этаж и тридцать третья квартира. Три тройки. Подозрительно, если задуматься.
Но ладно, кажется, я просто читаю слишком много фэнтези книжек. Надо, наверное, на психологию переходить или на детективы.
Правда, читай я детективы и триллеры, то в качающейся, перегоревшей лампочке разглядела не сбой электричества, а жуткий признак халтуры местных домочадцев. Ну что сложного вкрутить новую лампочку? Или тут одни кисейные барышни живут и бабушки, которые боятся ноготок сломать?
А мне теперь мучайся. Эх… и угораздило же меня попасть именно на этот заказ. Шестьдесят три розы. Ужас просто.
До нужной двери я добралась сквозь пот и слезы, причем буквально. От жжения в носу и щекотки по всему телу я уже раз двадцать чихнула, помянула недобрым словом своего братца-инвалида на всю голову и злополучную Ангелину Марковну, которая жила в такой дыре!
А вот и нужная квартира. Хм... меня тут, видимо, за угрозу не считали, потому что дверь была открыта нараспашку, а впереди маячил и мяукал виновник моей аллергии. Белый, пушистый и наглый (прямо на морде написано) котяра лениво вылизывал свои лапки и смотрел на меня удивительно бездонными красными глазами.
Красными?
Я, конечно, плохо в кошках разбираюсь, но у них вроде красными глаза же не бывают, верно?
– Ангелина Марковна? – позвала я заказчику и осторожно отодвинула дверь в сторону, не решаясь зайти внутрь. Нет, я, конечно, не очень скромная, но все-таки домик тут странный, и голос у бабули чистое искушение.
Стра-а-н-но… И кот у нее необычный и пугающий настолько, что у меня аж все внутри перевернулось и льдом покрылось.
Бр-р-р.
– Ангелина Марковна, вам нужно в ведомости расписаться и цветы забрать, – новая попытка призвать хозяйку, но вновь ответом мне стала гнетущая тишина. И я решилась. Все-таки заказ на пятнадцать тысяч! Нужно их как-то же забрать. И если бабуля была настолько стеснительной, то я сама зайду. Она же мне двери открыла? Открыла, и кот так участливо смотрит, словно вся ситуация у него дикий приступ веселья вызывает.
Вон как оскалился и сел ровно, будто палку проглотил. Еще и пялится так выжидательно, призывно, что заходить в квартиру совершенно никакого желания не появляется.
В руке завибрировал телефон, и на экране высветилось мамино имя и ее улыбающаяся фотография.
Я отвлеклась, кот впереди меня громко мяукнул, протестующе так, словно ему не понравилось, что моим вниманием владел не он один. В спину словно уперся чей-то тяжелый взгляд и, обернувшись, я увидела нависшую надо мной тень в виде какой-то огромной ящерицы, что с силой толкнула меня между лопаток.
Сделав вынужденный шаг, чтобы не пропахать носом цветастый ковер у порога, я почувствовала, как мое тело словно врезалось в какую-то упругую преграду, а в следующее мгновение кот передо мной рассмеялся человеческим голосом, полыхнув алым маревом глаз, и тьма поглотила мой разум. Далеко послышался мой истошный крик и вибрация телефона в руках…
Тьма обрушилась на мое сознание, заставляя брыкаться и дергаться, когда я почувствовала чужие руки на своем теле. Они держали меня, не позволяя нормально двигаться и даже дышать. В горле застрял ком эмоций, что составляли в основном ужас и страх, что осели кислым привкусом на кончике языка. Сердце забилось быстро-быстро, словно в последний раз, а в голове не осталось ни одной мысли, лишь темнота – удушающая и сдавливающая.
«Тише, Даша, не бойся», – пытался достучаться до меня знакомый, приятный голос, словно из моих детских снов. Он утешал меня и убаюкивал, пел колыбельные, когда, это было необходимо, и неумолимо был рядом. Всегда. Это точно был мужчина. И что странно, даже когда я была маленькой, я его не боялась. Он внушал мне лишь спокойствие и дарил защиту, слушал мои жалобы на одноклассников и всегда улыбался, скрываясь за золотой маской.
«Что происходит?», – говорить я не могла, но зато мои мысли никто не смел заглушить.
«Переход».
Тьма рассеялась так же быстро, как и накатила на мой разум. Вот она есть и бац (!) я уже вижу перед собой красивый, пушистый ковер, над которым и зависло мое тело. Секунды растянулись в минуты и часы, прежде чем что-то иное коснулось моей спины, снова, и я рухнула на пол, погружаясь телом в мягкий ворс и чувствуя его гладкость на своей коже.
– Ох, – выдохнула я сдавленно, сквозь стиснутые зубы.
