— Я не хотел их смерти. Я просто хотел жить. Волка никто не осуждает за порванного зайца, в меня же отец, брат, друг любой из них готов всадить осиновый кол. Думаешь, мне легко каждый раз терять любовь? Думаешь, я не оплакиваю каждую из них? Детей я не трогаю. У стариков кровь безобразно плоха и непригодна для поддержания существования. Мужчины слишком сильны, лишь девушки, лишь они могут сами — сами! — отдавать мне себя без остатка.
— Так остальные мертвы? — прошептала сухими губами Лола.
— Нет. Или да… Я породил восемьдесят семь прекрасных вампирш, холодных как сталь. Все они покинули меня, уйдя искать свои пути. Всех до единой я любил и продолжаю хранить в своем сердце, но ты… Я не пил никогда залпом, голодал и всегда существовал на грани — шатаясь, едва соображая и не спя. Ты была со мной дольше всех. Твоя кровь — моя жизнь. В день по глотку, по два, потом больше, когда злился на тебя и не контролировал, что творю. Сейчас я почти чувствую себя полноценным, я полон энергии, но она тает, потому что давно снизил дозу… Не могу отказаться от тебя, обратив, но и не могу держать при себе вечно. Ты так обескровлена, что в человеческом облике долго не продержишься. Мне придется снова сделать это… Лучше сейчас, пока не слишком поздно… Лолита, я люблю тебя! Люблю тебя и отпускаю! — горько крикнул Александр и рванулся к Лоле сквозь солнечные лучи, пыль и кактусы. Откинутый Барсик с воплем бросился к хозяйке.
Лола на мгновение перестала дышать, увидев выросшие клыки, обезобразившие лицо милого Александра. В голове пробежалась непрерывная строка «ятакнехочуятакнебуду», руки сами сжались в кулаки. Она за долю секунды разбила оконное стекло и бросилась грудью на свободу — прямо в пустоту воздуха.
— Ло-ли-та! — Александр скорчился от боли — солнечные апрельские лучи тут же начали беспощадно жечь белую кожу. Если стекло хоть как-то тормозило процесс, то ничем не сдерживаемая радиация тут же заставила вампира взвыть и, зажмурившись, буквально отползти обратно в тень. — Лолита, луна моя…
Барсик вскочил на низенький выступ, имитирующий подоконник, и стал слизывать красные капли с торчащих осколков. Внизу, на голой земле, бурой прямой лежал след измученной Лолы, истекающей кровью.
— Лолита, — повторял без конца Александр, спешно вскакивая на ноги и спускаясь вниз. Он тщетно попытался найти плащ, так некстати лежавший в комнате, и, не теряя времени, прикрывая лицо ладонью с оплавляющейся на ней кожей, устремился за беглянкой.
Он почти настиг ее у самой кромки воды старого озера, но не смог добраться, упав в одном шаге на мокрую прошлогоднюю траву. Равнодушный Гелиос жарил его заживо.
— Иди обратно! Ты умрешь! — взмолилась Лола. — Отпусти меня! Я не стану вампиром, я не буду мучить других, не… — Илистое дно податливо опустилось под ней, поглотив по колено, затем по бедро. Ледяная вода иглами впилась в плоть. — Саша, спасайся! Спасайся, любимый!
Лола вскинула руки, рванулась было к Александру, но упала в озеро полностью. Вода сомкнула над ней свое покрывало, затянуло прозрачной плотной вуалью и уволокло течением вглубь.
— Лолита, — прохрипел Александр, изъязвленными пальцами пытаясь вцепиться в почву, подтянуть себя к воде и нырнуть за утопленницей. — Лола…
До самой ночи пролежал он на берегу без сознания. То ли апрельское солнце все же недостаточно сильно, то ли сам Саша стал устойчивее, накачавшись кровью любящей и любимой, но он не растворился в воздухе, не замумифицировался, не рассыпался прахом.
Было около двенадцати, когда чей-то смех привел его в чувство. Брызги воды попали на обгоревшую шею и окончательно взбодрили парня.
— Ха-ха-ха, — раздалось где-то в паре метров. — Вампир-гриль! Вампир-гриль!
— Что за… — Саша встал на колени и выплюнул изо рта невесть откуда взявшуюся водоросль. Прямо перед ним целая стайка хорошеньких русалок, повиливая высунутыми кончиками хвостов, кружилась в хороводе. — Кильки окаянные…
Их было пять, все длинновласые, смешливые, с обнаженными высокими грудями. Саша протер глаза, практически восстановившиеся после ожогов, но все еще побаливающие. Красотки не исчезли, продолжая кидать на него ехидные взгляды.
— Лолита! Вы не видели мою Лолиту? — вскричал он озаренный. — Девушка, вся изрезанная стеклом…
— А зачем нам говорить, где она, если ты изрезал ее стеклом? — возмутилась одна из дев, рыжая и курносая. — Да, девочки?
— Да! — хором ответили те. — Мы не выдадим тебе нашу сестру! Ты не достоин!
— Сестру, значит… — вздохнул Саша.
— Много упыриц от тебя ушло, всех помним. Одну — не обратил. Не твоя она. Уходи. Прочь пошел!
— Пошел-пошел! — завыли девушки.
— Но я люблю ее! Я жить без нее не могу! — взмолился Саша. — Я поговорить хочу. Просто поговорить. Вымолить прощение.
— Восемьдесят восемь лет за тобой следили, восемьдесят восемь лет тебя презирали, столько же пройдет пусть, пока не исправишься. Потом поговорим! — сказала чернобровая, черноволосая, с родинкой над губой, похожей на черничину, русалка.
— Сколько?! — ахнул Саша.
— Восемьдесят восемь! — хором повторили русалки
— Упыриц больше не порождай. Кровь донорскую пей. Себя держи в здравии, а девок не порть, — строго сказала рыжая. — Ишь, гематоман хренов!
— Ни одной больше упырицы! Ни одной! — подтвердила «черничная».
— Легко сказать «пей донорскую», — вздохнул Саша. — Проект по центрам помощи вампирам только в разработке… Кровь животных не переношу, сразу отекаю весь и задыхаюсь…
— Найди способ. Лаборантом устройся на станцию переливания, — подсказала рыжая. — Пока не исправишься, не пустим к тебе Лолиту. Она еще совсем маленькая и неопытная. И обижена на тебя. Мог бы к маме и свозить, между прочим…
— Да! Мог бы! — запричитал хор.
— Мог бы, — прошептала Лолита, сидя под водой возле засохших камышей. Ей хорошо было видно Сашу отсюда, ему ее — нет.
— Восемьдесят восемь, значит. Это же две бесконечности, — недовольно буркнул вампир. — Заморозкой жив не будешь…
— Ничего, многие справляются. Да, чуть-чуть впроголодь, но зато без ожирения, со спектром липидным нормальным. Инфаркт-то не дремлет! Годы поди-ка немаленькие! — заметила рыжая. — Не ходи сюда, понял? Все равно не покажемся. И обмануть не пытайся, нам все комары с оводами про тебя расскажут, где бы ты ни был. Ясно?
— Ясно. Восемьдесят восемь. — Саша встал на ноги, случайно кинув взгляд как раз туда, где сидела Лола. Он не увидел ее, но почувствовал, что она рядом, совсем близко, что слышит его, чувствует его тоску. — Но приходить на берег я все равно буду, вы не можете меня принудить. В полночь. Каждую полночь я буду ждать тебя здесь, слышишь, Лолита! Даже если ты будешь подо льдом, а на меня будет литься дождь.
— Да, пожалуйста, — хмыкнула «черничная». — Не выйдет она раньше, гордая после смерти стала. Знает, что тебе завязать надо со своими наклонностями, вылечиться. Тогда и разговаривать с тобой можно будет как с… человеком. Ну, девки! Затянули нашу любимую!
Русалки тут же от него отвернулись, словно его тут не было, завыли заунывно «остановите, Вите надо выйти» и продолжили хороводить. Саша улыбнулся чему-то своему, подхватил сидящего рядом Барсика, давно прибежавшего к озеру, и побрел домой. Его ждали восемьдесят восемь лет лечения и реабилитации.
