Часть 1
Ванька раскачивался на стуле перед монитором и задумчиво грыз колпачок от ручки, который и без того уже был дырявым, а потому не защищал карман рюкзака от синей капающей гельки. За окном стоял октябрь, солнечный, но холодный, в доме стоял бардак, естественный для их семейства и традиционный, в голове стоял… хм… да тоже бардак там был.
— Машку из садика забери, — рявкнула маманька из прихожей, наряжаясь для очередного свидания. Ольке Викторовне было целых тридцать два года, работала она санитарочкой в Доме Милосердия и никогда не переставала верить в любовь. — И на ужин сооруди что-нибудь. Макароны там…
Ванька вынул колпачок изо рта, и нить слюны между его губой и пластмассой повисла, словно натянутый канат, по которому предстояло пройти смельчаку в трико. Кро-о-ошечному такому смельчаку, напоминающему чем-то Питера Пэна…
— Ты меня слышал? — вопрошала мать, заливая кудрявую голову таким количеством лака, что сдохнуть с непривычки можно было. Ванька брезгливо порвал нитку слюны и вытер руку о старые бриджи, купленные ему на вырост еще в шестом классе. — Эй, я с кем разговариваю?
— Слышал. Заберу. Сооружу.
— Вот и славненько. Я буду… — Ольга Викторовна заглянула в комнату, наполненную полумраком и пылью, и уставилась куда-то мимо старшего чада. Нынешний ее кавалер, откопанный в глубинах сайта знакомств, казался приятным мужчиной, а тот факт, что он был трижды вдовец, лишь придавал романтичной туманности. В общем, если все пойдет хорошо, он заберет Оленьку далеко-далеко… Нет, детей своих она не бросит, конечно, она их любит, но в фантазиях им места уделялось исключительно мало. — Не знаю, когда я буду. Не ждите и ведите себя хорошо.
— Угу, — вздохнул Иван, осматривая комнату в поисках носков. Нужно умудриться прийти в садик до того момента, когда его сестренка останется там единственным экземпляром, грустно заставляющим целоваться резинового волка и мягкого зайца под присмотром попахивающей спиртягой сторожихи.
Мать подмигнула и, уже будучи одетой в пальто (она головой занималась во всех смыслах в последнюю очередь), застучала каблуками прочь из ненавистной двушки. Носки нашлись в углу, джинсы налезли на тощую задницу, футболку, залитую хлоркой, менять на свитер Ванька не стал — все равно под курткой не видно.
Следовало бы Машку еще раньше забрать, да увлекся проектом по английскому, а потом впал в мечтательную кому, ему свойственную с детских пор.
— Ну-с, что у нас тут…
Пацан порылся в карманах, обнаружив кучу троллейбусных билетиков, обертку от ириски, торжественно врученной Ирой из параллели, когда они шли с факультатива, мятый окурок (это-то откуда?) и мятную жвачку, последнюю из сестер-подушек в упаковке. Ванька сунул ее в рот, пригладил рыжеватый хохолок, придававший ему сходства с петушком, снял с крючка связку ключей (тяжеленная, предназначенная для ближнего боя с несуществующим противником) и, задержав дыхание, вышел в подъезд, спешно закрывая квартиру.
Зачем дыхание, спрашиваете, задержал? Да затем, что вонизм стоял невыносимый — запах соседской псины смешался с ароматами тухлой рыбы и горелых котлет, а на свежих и несвежих кошачьих экскрементах, разложенных в стратегических местах, можно было и поскользнуться.
Дверь напротив была распахнута, и в сосущую тьму два мужика пытались втащить стол, а толстая баба придавила Ваньку к стене, держа в здоровенных лапах коробку.
— Здрасьте, — выдохнул мальчишка, с сожалением чувствуя, как внутрь тела — через нос и рот, — заходит зловоние.
— Здрасьте, — радостно отозвались и мужики, и баба. Непонятно, кто из них собирался обживать соседскую хату, но в любом случае они были более приятными, нежели покойная Ильинична, визжавшая по любому поводу и пишущая кляузы на всех, кого видел ее глаз, непораженный катарактой. Возможно, у нее помимо второго, недействующего, был третий, да еще где-нибудь на затылке, но история об этом умалчивает.
Ванюша скользнул между бабой и перилами, прыгая через две ступеньки, пнул (легонько, исключительно по-дружески и, можно сказать, театрально) Барсика и выскочил, наконец, на свежий воздух. Возле подъезда стоял грузовик, возле грузовика — молодая пара, а возле молодой пары лежали чемоданы.
Мужчине было лет, наверно, тридцать. Грузный, волосатый, но улыбающийся столь белозубо и обаятельно, что он казался просто ручным медвежонком, а женщине… Да какая она была женщина, так, девчонка лет двадцати на вид, может, чуть больше. Русая коса у нее, сложенная вдвое, доходила до пояса, что Ваньку несколько удивило, а еще напрягло: это ж на что еще у этой девки терпения хватить может, если она такую мотню отрастила…
— Разрешите, — замерев перед парой, перегородившей проход, выдавил ученик 10 «А» школы №121.
— Ох, Лилечка, пропусти мальчика… — отодвигая барышню, сказал «медвежонок».
— Да, конечно, — отскочила Лилечка в сторону, бросив на Ваньку усталый взгляд. — Проходи.
Ваня нахмурился, ибо не любил, когда его называли мальчиком и обращались на «ты». Ему было аж целых шестнадцать лет, а сантиметров в нем было аж целых сто семьдесят девять… «Мальчика пропусти, — передразнил Ванька мужчину. — Неужели я так несерьезно выгляжу? А пофигу… Где там мои наушники?»
— Почему так долго? — поинтересовалась Маня, чьи глаза от слез уже опухли, но весь вид которой говорил: я не покажу вам своей слабости и больше капли не пророню. На коротеньких волосенках торчало две салатовых резинки, и мелкая напоминала рогатого чертенка. Учитывая, что комбинезон ее был кроваво-красным, а сапожки остроносыми, она вполне могла сойти за младшенькую в семействе дьявола.
— Шапка где? — потуже затягивая сестрице шнуровку, строго спросил Ванька. Та замялась, шмыгая носом. — Где, спрашиваю, шапка? — Машка отвернулась, втягивая вылезающие сопли внутрь еще громче. — Ясно… Опять Сережка отобрал?
— Да-а-а… — как серена завыла мелкая. — В лужу бросил, а она глубокая была…
— Так, ладно, отставить рев. Я завтра надеру этому Сережке…
— Что надерешь?
— Что заслужил.
Манька мигом реветь перестала и с любопытством уставилась на своего уже почти совсем взрослого брата. Ваня попытался подтянуть воротник комбинезона, увы, лишенного капюшона, до торчащих ушей Машки, но ничего путного из этой идеи не вышло. Повертел и так, и этак, да снял с себя шарф, повязав на мелкую в качестве платка. Голую шею тут же облизнул холодный воздух.
Идти километра три, да еще из Машки спутник аховый. Ну и насра… начхать. Не заболеет он.
— А что мы будем кушать? А мама дома? А как ты будешь надирать Сережку? — закидала белобрысая вопросами. Ванька терпеливо вытер ей нос платком, вытащенным из ее же кармана, заставил высморкаться и, дабы сэкономить время, посадил упитанную пятилетку к себе на плечи.
— Уф… Чем же вас тут кормят, что ты столько весить стала…
Маня вцепилась брату в волосы и горделиво осмотрела свои владения с высоты чуть ли не птичьего полета. Эх, жаль, что никто не видит ее сейчас…
— Запеканкой. Супом вермишелевым. Киселем… — стала она перечислять. — Так, а на ужин мы кушать что будем?.. — Ее явно волновало гастрономическое будущее. — А мама дома? Ты не отвечаешь…
Ванька спустился по обледеневшим ступенькам, крепко сжимая детские лодыжки. Опять придется куртку чистить от грязи с ботинок. Вышли за ограду и тут же оказались с ног до головы облиты водой из лужи. М-да, теперь точно придется чистить всё. Ваня нехорошо высказался по этому поводу, показав водителю семерки неприличный жест. Машка поддакнула, проверещав что-то невразумительное, ибо точно воспроизвести слова брата не могла.
— Мама ушла, есть будем макароны.
— Не хочу макароны! Суп с ними уже был сегодня! — заерзала Манька, натягивая мягкие пряди волос брата, точно вожжи.
— Эй, скальп с меня не снимай! А что ты хочешь?
— Картошку, как на похоронах бабушки Праши.
Бабушкой Прашей являлась та самая Ильинична, а «картошка как на похоронах» была всего-навсего картофельным пюре. Вообще-то его готовили не только по таким печальным датам, но у Мани сие блюдо ассоциировалось именно с поминками. Видимо, их было слишком много в последнее время.
Ванька сначала скривился, мол, возиться надо, а потом согласился. Макароны и ему уже опостылели, пора было переходить на новый уровень.
— Будет тебе пюре. Да оставь ты мои волосы в покое!
— А мультики? Мы будем сегодня смотреть мультики?
— «Спокойной ночи», и хватит с тебя. Нефиг зрение портить, — нравоучительно заявил Иван, сам-то планируя всю ночь рубиться на компе, раз нет мамани. Девочка вздохнула, но истерик закатывать не стала. У нее еще не все наряды для бумажной куклы были вырезаны из «Миши», что следовало срочно исправить.
Грузовика возле дома больше не было, лампочка у входа два раза мигнула и погасла, в самом подъезде царила тьма. Ванька похлопал себя по карманам и с неудовольствием отметил, что мобильник оставил дома.
— Слезай, а то если я навернусь, плохо будет всем…
Кое-как доползли до родного третьего этажа, наощупь Ваня отыскал подходящий ключ и минут пять пытался попасть в замочную скважину.
— …И я ему вмазал! — раздалось из соседской квартиры, той самой, где поселились новенькие. Дверь распахнулась, и ребят ослепил желтый свет. — Ну, Лиль, мы пошли!
— Ага, всего доброго, — распрощалась девушка с мужиками, что затаскивали внутрь квартиры стол. — Ой, как тут темно! Вот, дети тоже никак в дом не попадут…
Ванька насупился и порозовел, что впрочем, было незаметно в этом мраке, а вот Маня заулыбалась, нисколько не смущаясь незнакомцев.
— Ишь какая Аленушка, — заявил один из мужиков, намекая на повязанное на голову подобие платка. — Держи конфету!
— Я Маша! — гордо заявила «не Аленушка», беря «Степ» и приседая в реверансе. Взрослые расхохотались от умиления.
— Сказать-то что надо? — прошипел сквозь зубы Ванька, открыв, наконец, дрожащими пальцами уже обматеренную им не единожды дверь.
— Спасибо! — спохватилась Маня.
— Пожалуйста, юная леди.
Ванька втолкнул Машку внутрь, щелкнул выключателем и выпал в осадок, оценив, насколько же они грязные из-за того мудилы-водилы. Хорошо хоть темно было в коридоре, и Лиля не видела всего ужаса.
Умылись, переоделись, Манька была посажена вырезать юбки и платья, орудуя маникюрными ножничками, а Ваня вытряхнул из пакета в раковину десяток здоровенных картофелин. Так как в силу возраста он еще не оценил всей прелести армейской службы и дежурства на кухне, чистка от кожуры давалась ему не так хорошо, как хотелось бы. Вот в приготовлении тех же макарон он был асом, а с овощами отношения складывались пока так себе.
— Красивая, — заявила вдруг Машка.
— Кто? Кукла? — усомнился Иван, глядя на бесформенную девочку-подростка из картона в синем купальнике. Глазищи у нее были огромные, а нос представлял из себя две крошечные дырочки.
— Не… — покачала головой мелкая. — Девушка!
— Какая девушка?
— Из квартиры бабушки Праши.
Ванька ничего не ответил, что показалось хитрющей Машке подозрительным. Она хоть и была маленькой, но все-таки женщиной. Как истинная мартышка-кривляка она уставилась исподлобья на брата, мол, чего молчишь, и тому пришлось спешно искать слова.
— Обычная. Коса только длиннющая…
— Коса?! — взвыла вечно стриженная матерью почти под мальчика Машка. Она косы не видела, потому что Лиля спиной не поворачивалась, но зависть уже взыграла в малявке. Впрочем, она тут же и остыла: взрослые — каста особая. Ими можно восхищаться как принцессами из мультика и мечтать о таких куклах, а сравнивать себя нужно с ровесниками. Философия детсадовцев — кладезь мудрости.
Парень ополоснул очищенные картофелины и, будучи самоуверенным в таких делах, как нарезка ножом, стал в воздухе пилить их на здоровенные половины.
— Ну, скоро? — заныла Маня.
— Да… Твою ж!..
Первые три картофелины уже были готовы к варке, а вот на четвертой нож прошел не только через сырой овощ, но и пальцы. Конкретно так, с хорошо приложенной силой. Кровь закапала на пол, мальчик заметался в поисках какой-нибудь салфетки, но как назло ничего не попадалось. Даже чертово кухонное полотенце куда-то делось.
Ванька сунул руку под ледяную струю воды, чувствуя, как онемело все ниже пореза. Маня вовсю уже ревела, ибо в кино после таких вещей герои либо умирали, либо страдали неимоверно.
— Машка, тащи вату и… — но Машка рыдала и рыдала, икала и вздрагивала, подходя к скорби со всей серьезностью, — Машка!
Толку от сестры было ноль. Пришлось самому прыгать и искать по шкафам все необходимое, и почему-то это необходимое отсутствовало. Ни ваты, ни перекиси, ни бинтов. Зажатая в кулаке бумажка пропиталась кровью, испуганная Машка выла, и нужно было что-то срочно делать.
Ванька влетел в тапки и выскочил на лестничную площадку. Поколебавшись, нажал сначала на кнопку звонка Рабченко, которых никогда дома не было, а потом стал стучаться к новеньким.
— Иду-иду!
Сердце в груди бесилось, кровь уже просто стекала с руки струйками, прошиб пот. Не то чтобы Ванька боялся вида собственной крови, но приятного было мало. Открыла Лиля, вся запыхавшаяся, взмыленная, явно что-то переставлявшая в квартире, что ей по весовой категории переставлять не следовало бы.
— Извините, не могли бы вы?.. — Ванька демонстративно поднял руку, и личико соседки, и без того слегка удлиненное, вытянулось. — Я тут порезался чуток, а дома и перевязать некому…
Девушка быстро кивнула и шире распахнула дверь, впуская мальчика.
— И как звать тебя, сокол мой подбитый? — спросила Лиля, когда уже аккуратно обрабатывала рану. Она не морщилась, вопреки Ванькиным ожиданиям, движения ее были уверенными, а руки — теплыми.
— Иван, — представился пацан, с любопытством оглядывая преобразившуюся квартиру Ильиничны. Никаких ковров на стенах, никаких пахнущих сыростью и старостью плетеных половиков, никаких икон по углам. Если уж на то пошло, то кроме коробок, стульев, стола и надувного синего матраца в комнате, где они сидели, ничего там и не было. – А вы — Лилия?
— Лилия Никол… Да, можно Лиля, — улыбнулась девушка. Ее разлохматившаяся двойная коса, перекинутая через плечо, чем-то напомнила Ваньке канат, по которому они лазили на физкультуре, и ему вдруг захотелось потрогать ее, сравнить жесткость. Конечно, волосы куда мягче… — Поваром хочешь быть?
— Не-е-ет… Мне нравится химия с биологией. И «Доктор Хаус» нравится. И «Клиника»…
Лиля положила свою аптечку на одну из многочисленных коробок, имитирующих пирамиду Хеопса, и устало опустилась на стул. Она была вся в испарине, словно до Ванькиного прихода носилась по квартире как угорелая и, по всей видимости, так оно и было.
В углу стояла швабра и ведро, у двери — здоровенные пакеты с мусором. Переезд всегда занятие хлопотное и грязное, тут уж ничего не сделаешь.
— Тебе нравится «Клиника»? Старенький-то уже сериал. Да и про Хауса такой же «древний». Странно, я думала, нынешние дети кроме ТНТ ничего не смотрят…
— Дети — да, но я-то… — насупился Ванька. Она издевается?! Между прочим, он ее на полторы головы выше…
— Действительно, ты взрослый парень, способный выбрать что-то более интеллектуальное… Мне импонируют твои вкусы, — одобрила Лиля. — Что насчет «Во все тяжкие»?
— Смотрел, понравилось. «Спартак»?
— О, да! Люблю вообще историческую тематику. После сериала «Рим» долго отходила… Ну, а «Игра Престолов»?
