Саблист пытается обойти меня справа, я стремительно смещаюсь к нему и от мечника, удар – он вновь закрывается и отпрыгивает. И тогда я бросаюсь на мечника и бью его мощно и размашисто, сверху вниз, вкладывая в удар всю силу руки и весь вес меча. Он закрывается, но я еще до удара хватаюсь за рукоять левой рукой.
Полуторный меч, вопреки расхожему представлению, отличается от обычного не полуторной длиной клинка, а полуторной длиной рукояти, что позволяет держать его двумя руками, со всеми вытекающими отсюда преимуществами. И когда я нанес удар двумя руками, вложив в него весь вес и всю силу, кочевник парировать его не смог. Его собственный меч ударил его по лицу, перечеркнув перекошенную физиономию красной полосой. Мечник взвыл, словно проклятая душа в аду, и упал, выронив оружие и хватившись за рану, а я ударил в другую сторону, отогнав саблиста, и перешел в наступление.
Удар, замах, удар! Я тесню его к краю площади, уже почти прижал к стене дома. Замах и мощный удар сверху вниз! Кочевник видел, что случилось с его товарищем, и урок из этого извлек: держа саблю над головой, он уперся также левой рукой в клинок, благо сабля изнутри не заточена. В этот момент я просто двинул его ногой в грудь и сбил с ног, а когда варвар, лежа, все же исхитрился выставить мне навстречу саблю – взмахнул мечом слева направо и проследил, как туда же, направо, улетает его сабля вместе с сомкнутой на рукоятке кистью.
Кочевник завыл страшным голосом, должно быть, не столько от боли, сколько от понимания, что жить калекой ему предстоит секунды две.
- Сзади! – крикнул чей-то звонкий голос.
Я неспешно обернулся. Неспешно – потому что шаги слышал в десятке метров позади. Как я и думал, мечник, пошатываясь, приближается, одной рукой держась за залитое кровью лицо так, что смотрит только одним глазом, в правой – меч. Понимает гад, что, не убив меня, не выживет. Видя, что я обернулся, бросается вперед с криком то ли ярости, то ли отчаяния.
Выбрасываю ему навстречу меч, клинок входит в глаз и выходит из затылка. Хорошая все-таки в Эйдельгарте сталь. Делаю шаг в сторону, пропуская падающее тело – вот, собственно, и конец боя.
Я перевел взгляд на однорукого, тот, лежа в пыли и сжимая обрубок, начинает завывать, скулить и причитать на своем языке. Подхожу ближе и присаживаюсь на корточки.
- Ты меня понимаешь, шакал?
В ответ – непонятная белиберда, без переводчика не обойтись.
- Тут кто-нибудь может перевести с этого собачьего языка на человеческий?
- Я могу, - вызвался староста, - немного… Ну, их требования, сколько какой рыбы предоставить, по крайней мере, понимаю…
Свои лингвистические способности он крепко приуменьшил: дальнейший допрос кочевника переводил почти без запинки, хотя не очень быстро. И то в кныш.
Десять минут спустя я уже знал если не все, то очень многое: кривоногий ублюдок, надеясь вымолить себе жизнь, выдавал военные тайны с поспешностью Рокфора, поглощающего одноименный сыр.
Орда численностью примерно пятьдесят-шестьдесят тысяч под предводительством «кэг-кагарна» Мадунги – титул вроде верховного хана – вторгся в Долину и захватил ее практически без потерь, лишь сражение с эйдельгартским отрядом отняло около тысячи жизней – втрое больше, чем было эйдельгартцев. Затем Мадунга, как я и предполагал, оставил гарнизоном в Дарбуке примерно триста человек, оставшихся без лошадей – эйдельгартцы перед боем подготовились, выкопав ямки, в которых кони ломали себе ноги – и еще около четырехсот воинов с самыми худшими лошадьми и вооружением, а сам двинулся на Эйдельгарт, который, насколько знал пленник, переживал тяжелое время. Правда, в чем именно заключалась тяжесть, если нашлись силы и деньги на отправку трехсот воинов в Долину, он объяснить не мог.
А Мадунга, стало быть, не так уж и прост. Не погнал самых нищих воинов на убой, как сделали бы многие другие завоеватели. Стало быть, он обладает определенным талантом и делает ставку на маневренную подвижную войну и мастерство своих воинов.
В задачи конкретно моего пленника входил сбор провианта для гарнизона, кроме того, маленькие обозы постоянно ходили в Эйдельгарт и обратно, снабжая также и силы вторжения. Командовал гарнизоном кагарн Сайрабаз, очень хороший и грамотный, если верить кочевнику, вождь, чуть ли не один из лучших. Если это правда... Картина получается такая: Мадунга оставляет худших воинов в Дарбуке, потому что лучшие нужны ему в войне и разбрасываться ими он не может, а вот оставить с худшими людьми хорошего командира… Должно быть, Долина является для него стратегически важной территорией как база снабжения и путь к отступлению. Кроме того, городских ремесленников заставили делать стрелы и луки по образцу ханнайских. Ну да, база.
О судьбе князя Дарбука я тоже узнал: когда его замок, защищенный только деревянными стенами в два человеческих роста, обложили враги – он сдался на милость Мадунги, понимая, что со своей маленькой дружиной ничего не сделает. Вопреки моим ожиданиям, князя не казнили, а заставили принять присягу новому владыке, а дружину разоружили и отправили на рудники. Одно из двух: либо однорукий пес врет, либо Мадунга действительно умен. Впрочем, даже мне, совершенно далекому от военных дел человеку, понятно, что иметь проблемы в тылу во время войны с сильным врагом весьма нежелательно, верховный хан ханнайцев тем более это понимает и потому излишне озлоблять против себя покоренный народ ему совершенно не с руки.
- Кстати, - спросил я старосту, - а что за девичий визг я слышал?
- Так вот эти собаки пытались дочку лодочного мастера нашего того, снасильничать, но тут вы появились и им стало уже не до нее… А потом это ж она вам и крикнула, что, значит, сзади к вам подкрадываются… Сэр рыцарь, так а где войско-то?
Я пожал плечами:
- Прямо перед тобой.
- Вы… один?!!
- А что, этого разве мало? Справился же, как видишь.
Он смотрит на меня большими круглыми глазами.
- Так это ж да, но их того… сотни! Семь сотен!
- Уже на двенадцать меньше. Ладно, переводи дальше.
Я повернулся к кочевнику и сказал:
- Значит, слушай сюда. Передай кагарну Сайрабазу, что я приду за ним, и это случится быстрее, чем он думает. Запомнил?
Пленник радостно закивал: до этого момента он не верил, что я его отпущу, ведь он сам бы не отпустил.
- Значит так, - сказал я старосте, - перевяжите ему рану, чтобы не издох, отвезите к Дарбуку и там отпустите.
Он скривился так, словно я предложил ему шелудивую собаку поцеловать:
- Да пусть околеет, удо Нергала, зачем с ним возиться?
- Если он околеет до того, как передаст своему вождю мои слова – ублюдки не будут знать, что это я перебил фуражиров. Они подумают на тебя и твою деревню, понимаешь?
Вот тут до него дошло:
- Понял, понял, сделаю, как вы велите…
Я вернулся в дом и как следует подкрепился, с легким чувством самодовольства наблюдая, как варвара перевязывают и сажают в телегу.
Конечно, я и не собирался переть в город, чтобы не облегчать врагу задачу, но пускай теперь кагарн посушит голову, что к чему. К тому же… Как говаривал один веселый поросенок, хороший понт дороже денег.
Следующие четыре дня мне сильно не везло. Враг тут и там, но я приходил слишком поздно или слишком рано, или же супостатов было чересчур много. Я вполне отдавал себе отчет, что победить двоих сразу еще могу, а вот троих – уже никак. И если попадется мне мастер ближнего боя – то и одному можно проиграть. Правда, пленник говорил, что гарнизон состоит из худших воинов орды, но Мадунга имеет обыкновение оставлять плохих солдат под началом хороших командиров, и кто-то из них может оказаться мне достойным противником. А достойные бои в мои планы не входят: передо мной задача убить побольше уродов, а не воевать с ними. Это немного разные вещи, как мне кажется.
На вторую ночь я даже повстречался с самым натуральным саблезубым тигром. Я как раз пробирался к одной деревушке, надеясь, что застану там ночующих ханнайцев. Темень, конечно, так что идти приходилось по дороге: над ней полоса чистого неба, а в небе – луна, чуток побольше земной, и раза в полтора ярче.
Ну и вылез он из кустов, здоровый и с хвостом. Строго говоря, название «саблезубый тигр» некорректно, так как саблезубые кошки с тиграми в родстве не состояли, но прямо передо мною стояла зверюга, против которой самый большой из земных саблезубых, смилодон – котенок. Если смилодон доставал головой человеку до пояса, то сей монстр преспокойно смотрел мне в глаза почти как равный равному: его голова была примерно вровень с моим подбородком. Если вдуматься, против него и лев с тигром – мелковаты.
Перетрухнул я, мягко говоря, основательно, чуть кирпичей не наложил: сработал инстинктивный страх перед хищником. Однако все началось и закончилось не так, как я думал: саблезубый вышел на тропу, на самом деле, не мне наперехват, а просто ее пересекал курсом, перпендикулярным моему, и наша встреча для него тоже оказалась неожиданной. Мы смотрели друг на друга с десяти метров секунд пять, затем здоровенный кот отвернулся и быстрым шагом скрылся в кустах на другой стороне. Судя по всему, этот хищник людей избегает, потому как моряне никаких мер по защите от него не принимают, если божка перед деревней не считать. Это тигры в Индии в былые времена могли спокойно в деревни забредать, тут, видимо, у зверей свои правила приличия.
Я проводил его взглядом и перевел дыхание. Фух! Вот против него мне рожон бы не помог, это точно. И вывод из этой встречи я для себя сделал однозначный: моряне правы, лес надо уважать, нефиг по нему ночью шастать.
Врагов в деревне я не нашел, но узнал от жителей, что они не видели кочевников уже дней шесть, и решил подождать их тут. К тому же староста рассказал мне последние новости: в лесной деревне неподалеку глашатай объявил награду за разбойника, выдающего себя за эйдельгартского рыцаря, жители той деревни, где жил Зекхан, переселились на остров, и в тот же день деревню сожгли дотла. А во второй деревне, к счастью, никаких карательных мер не последовало, хотя отряд человек на двадцать туда приезжал и их командир допрашивал старосту.
- Это только в одной деревне глашатай объявился? – уточнил я.
- Я об одной знаю, мы туда вчерась возили рыбу менять. Но в других, надо думать, тоже, - ответил староста.
- Это уже хуже.
- Пф-ф-ф-ф… Да кто ж поверит собакам? Чтобы выдать себя за рыцаря, надобно иметь лицо рыцаря, а Ярин мудрый, людям лица себе по желанию выбирать не дал.
Похоже, тут ситуация сложилась благоприятно: хоть в Долине и наблюдается слегка отдающая нацизмом тенденция делить людей на «арийцев»-дворян и мужиков-«унтерменшей», сейчас это играет на меня, поскольку бандитов с благородной родословной тут отродясь не видали, равно как и рыцарей-мужиков. Так что глашатаям Сайрабаза местные жители вряд ли поверят, а когда до них дойдут вести о моих реальных делах – предательства тем более не стоит опасаться. Хотя… Люди несовершенны и порочны по своей природе, потому, хоть моряне и ненавидят захватчиков всеми фибрами души, я все же буду начеку.
- Кстати, старик, а ты знаешь про здоровенного зверя с вот такенными клыками, который тут по лесу ночью бродит? – спросил я невзначай и описал ему саблезуба.
У старосты глаза стали большими и круглыми.
- О, господин рыцарь, вы повстречались с Гарамом?! Эта честь редко кому выпадает… - внезапно на его лице промелькнула тень мрачной догадки: - вы ведь поклонились ему до земли?
Вот теперь уже у меня глаза полезли на лоб:
- А этот гарам… Ему что, кланяться надо?
- Конечно! – горестно всплеснул руками старик, - как же не поклониться богу в его-то владениях?! При встрече надобно в пояс Гараму поклониться, а если ночью повстречать – то на колени опуститься и поклониться до земли, потому как ночью он к тем путникам приходит, за кем по пятам Осквернитель идет. Ежели б не Гарам – сцапал бы вас Осквернитель, и поминай, как звали!
Мне стало ясно, что я крепко накосячил, хотя знать наперед, что саблезуба тут чтут как бога, не мог никак. Нет, серьезно, кланяться здоровенному хищнику – идея так себе, с другой стороны, будь этом Гарам кровожаден – его вряд ли чтили бы как божество, здешние боги, верховный Ярин и хозяин моря Невил – строгие, но добрые, требующие, как я успел понять, только уважения и почитания. Ну да ладно, надо как-то исправлять ситуацию, разыграю карту чужака, пожалуй.
- Так вот кто это был! – протянул я, призвав на помощь все свое актерское мастерство. – Мы в Эйдельгарте его имени не произносим, дабы не поминать всуе, а просто зовем Лесным Владыкой. А я-то его раньше никогда не видел, вот и не признал… Ну да ничего, ведь Владыка на меня не разгневался за мою ошибку, знает, что я его чту и весь мой род тоже.
- Хорошо если так, а то если обидится – у лесных деревень урожая не будет, а нам в море месяц не выйти, беда-беда!
Воистину, некоторые ошибки не так ужасны, как последующие попытки все исправить. Мне стоило просто заткнуться и проехать тему, так нет же, забыл наставления поэта, что молчанье – щит от многих бед, а болтовня всегда во вред.
- А при чем тут море? – удивился я, - Владыка – он же лесной хозяин, а в море – Невил…
- Так-то оно так, да только и Невил будет серчать, ежели брата его младшего не уважить!
Ну да, как же я не сообразил, что у местных богов семейный подряд.
- А этот… Осквернитель. Я никогда о нем не слышал, кто он?
- Оно ж и понятно, вы из Эйдельгарта, а он за пределы леса выйти не может. Является только ночью, чтобы с Гарамом сквитаться, или же путника ночного утащить. Вот от него-то Гарам нас и защищает.
Я провел в этой деревне еще два дня на правах дорогого гостя: о том, что я пришел защищать их от налетчиков, сражался в безнадежном бою с ордой, выжил по воле Ярина и отомстил за убитых девушек, Зекхана и его сына, тут все знали. Так что отнеслись ко мне крестьяне очень почтительно и гостеприимно, разве что своих дочерей не предложили, чему я, к слову, был скорее рад: что-то не возбуждают меня неухоженные девушки с обветренной кожей и огрубевшими от ежедневного труда руками с неровно обстриженными ногтями, да и не то воспитание, чтобы правом первой ночи пользоваться.
Враг все не появлялся, но в конце концов мое ожидание дало свои результаты: на дороге увидели четверых кочевников при трех телегах, уже частично нагруженных награбленным в других селениях добром.
- Дайте им все, что потребуют, - велел я старосте и крестьянам, - и ведите себя, как обычно, а я тихо выйду за крайними домами и кустами доберусь до леса. И когда они будут возвращаться – повстречаю на лесной тропинке.
- Так мы и сделаем, - согласился староста, - пусть вас боги берегут, сэр рыцарь!
Я выбрался из деревни незамеченным и быстро облюбовал место для засады: густой кустарник и двойное дерево достаточно толщины, чтобы за ним спрятаться. И надо будет озаботиться, чтобы один кривоногий варвар остался в живых: отпустить его меньшее зло, а иначе пострадают мирные крестьяне. Благо, проблем возникнуть не должно: их только четверо.
План боя я в общих чертах продумал: скрываюсь за кустами, пропускаю их мимо себя, стреляю из лука в того, который сидит на самой первой телеге, и незамедлительно набрасываюсь на обоз с хвоста, так сказать.
Полуторный меч, вопреки расхожему представлению, отличается от обычного не полуторной длиной клинка, а полуторной длиной рукояти, что позволяет держать его двумя руками, со всеми вытекающими отсюда преимуществами. И когда я нанес удар двумя руками, вложив в него весь вес и всю силу, кочевник парировать его не смог. Его собственный меч ударил его по лицу, перечеркнув перекошенную физиономию красной полосой. Мечник взвыл, словно проклятая душа в аду, и упал, выронив оружие и хватившись за рану, а я ударил в другую сторону, отогнав саблиста, и перешел в наступление.
Удар, замах, удар! Я тесню его к краю площади, уже почти прижал к стене дома. Замах и мощный удар сверху вниз! Кочевник видел, что случилось с его товарищем, и урок из этого извлек: держа саблю над головой, он уперся также левой рукой в клинок, благо сабля изнутри не заточена. В этот момент я просто двинул его ногой в грудь и сбил с ног, а когда варвар, лежа, все же исхитрился выставить мне навстречу саблю – взмахнул мечом слева направо и проследил, как туда же, направо, улетает его сабля вместе с сомкнутой на рукоятке кистью.
Кочевник завыл страшным голосом, должно быть, не столько от боли, сколько от понимания, что жить калекой ему предстоит секунды две.
- Сзади! – крикнул чей-то звонкий голос.
Я неспешно обернулся. Неспешно – потому что шаги слышал в десятке метров позади. Как я и думал, мечник, пошатываясь, приближается, одной рукой держась за залитое кровью лицо так, что смотрит только одним глазом, в правой – меч. Понимает гад, что, не убив меня, не выживет. Видя, что я обернулся, бросается вперед с криком то ли ярости, то ли отчаяния.
Выбрасываю ему навстречу меч, клинок входит в глаз и выходит из затылка. Хорошая все-таки в Эйдельгарте сталь. Делаю шаг в сторону, пропуская падающее тело – вот, собственно, и конец боя.
Я перевел взгляд на однорукого, тот, лежа в пыли и сжимая обрубок, начинает завывать, скулить и причитать на своем языке. Подхожу ближе и присаживаюсь на корточки.
- Ты меня понимаешь, шакал?
В ответ – непонятная белиберда, без переводчика не обойтись.
- Тут кто-нибудь может перевести с этого собачьего языка на человеческий?
- Я могу, - вызвался староста, - немного… Ну, их требования, сколько какой рыбы предоставить, по крайней мере, понимаю…
Свои лингвистические способности он крепко приуменьшил: дальнейший допрос кочевника переводил почти без запинки, хотя не очень быстро. И то в кныш.
Десять минут спустя я уже знал если не все, то очень многое: кривоногий ублюдок, надеясь вымолить себе жизнь, выдавал военные тайны с поспешностью Рокфора, поглощающего одноименный сыр.
Орда численностью примерно пятьдесят-шестьдесят тысяч под предводительством «кэг-кагарна» Мадунги – титул вроде верховного хана – вторгся в Долину и захватил ее практически без потерь, лишь сражение с эйдельгартским отрядом отняло около тысячи жизней – втрое больше, чем было эйдельгартцев. Затем Мадунга, как я и предполагал, оставил гарнизоном в Дарбуке примерно триста человек, оставшихся без лошадей – эйдельгартцы перед боем подготовились, выкопав ямки, в которых кони ломали себе ноги – и еще около четырехсот воинов с самыми худшими лошадьми и вооружением, а сам двинулся на Эйдельгарт, который, насколько знал пленник, переживал тяжелое время. Правда, в чем именно заключалась тяжесть, если нашлись силы и деньги на отправку трехсот воинов в Долину, он объяснить не мог.
А Мадунга, стало быть, не так уж и прост. Не погнал самых нищих воинов на убой, как сделали бы многие другие завоеватели. Стало быть, он обладает определенным талантом и делает ставку на маневренную подвижную войну и мастерство своих воинов.
В задачи конкретно моего пленника входил сбор провианта для гарнизона, кроме того, маленькие обозы постоянно ходили в Эйдельгарт и обратно, снабжая также и силы вторжения. Командовал гарнизоном кагарн Сайрабаз, очень хороший и грамотный, если верить кочевнику, вождь, чуть ли не один из лучших. Если это правда... Картина получается такая: Мадунга оставляет худших воинов в Дарбуке, потому что лучшие нужны ему в войне и разбрасываться ими он не может, а вот оставить с худшими людьми хорошего командира… Должно быть, Долина является для него стратегически важной территорией как база снабжения и путь к отступлению. Кроме того, городских ремесленников заставили делать стрелы и луки по образцу ханнайских. Ну да, база.
О судьбе князя Дарбука я тоже узнал: когда его замок, защищенный только деревянными стенами в два человеческих роста, обложили враги – он сдался на милость Мадунги, понимая, что со своей маленькой дружиной ничего не сделает. Вопреки моим ожиданиям, князя не казнили, а заставили принять присягу новому владыке, а дружину разоружили и отправили на рудники. Одно из двух: либо однорукий пес врет, либо Мадунга действительно умен. Впрочем, даже мне, совершенно далекому от военных дел человеку, понятно, что иметь проблемы в тылу во время войны с сильным врагом весьма нежелательно, верховный хан ханнайцев тем более это понимает и потому излишне озлоблять против себя покоренный народ ему совершенно не с руки.
- Кстати, - спросил я старосту, - а что за девичий визг я слышал?
- Так вот эти собаки пытались дочку лодочного мастера нашего того, снасильничать, но тут вы появились и им стало уже не до нее… А потом это ж она вам и крикнула, что, значит, сзади к вам подкрадываются… Сэр рыцарь, так а где войско-то?
Я пожал плечами:
- Прямо перед тобой.
- Вы… один?!!
- А что, этого разве мало? Справился же, как видишь.
Он смотрит на меня большими круглыми глазами.
- Так это ж да, но их того… сотни! Семь сотен!
- Уже на двенадцать меньше. Ладно, переводи дальше.
Я повернулся к кочевнику и сказал:
- Значит, слушай сюда. Передай кагарну Сайрабазу, что я приду за ним, и это случится быстрее, чем он думает. Запомнил?
Пленник радостно закивал: до этого момента он не верил, что я его отпущу, ведь он сам бы не отпустил.
- Значит так, - сказал я старосте, - перевяжите ему рану, чтобы не издох, отвезите к Дарбуку и там отпустите.
Он скривился так, словно я предложил ему шелудивую собаку поцеловать:
- Да пусть околеет, удо Нергала, зачем с ним возиться?
- Если он околеет до того, как передаст своему вождю мои слова – ублюдки не будут знать, что это я перебил фуражиров. Они подумают на тебя и твою деревню, понимаешь?
Вот тут до него дошло:
- Понял, понял, сделаю, как вы велите…
Я вернулся в дом и как следует подкрепился, с легким чувством самодовольства наблюдая, как варвара перевязывают и сажают в телегу.
Конечно, я и не собирался переть в город, чтобы не облегчать врагу задачу, но пускай теперь кагарн посушит голову, что к чему. К тому же… Как говаривал один веселый поросенок, хороший понт дороже денег.
глава 5. боги и демоны.
Следующие четыре дня мне сильно не везло. Враг тут и там, но я приходил слишком поздно или слишком рано, или же супостатов было чересчур много. Я вполне отдавал себе отчет, что победить двоих сразу еще могу, а вот троих – уже никак. И если попадется мне мастер ближнего боя – то и одному можно проиграть. Правда, пленник говорил, что гарнизон состоит из худших воинов орды, но Мадунга имеет обыкновение оставлять плохих солдат под началом хороших командиров, и кто-то из них может оказаться мне достойным противником. А достойные бои в мои планы не входят: передо мной задача убить побольше уродов, а не воевать с ними. Это немного разные вещи, как мне кажется.
На вторую ночь я даже повстречался с самым натуральным саблезубым тигром. Я как раз пробирался к одной деревушке, надеясь, что застану там ночующих ханнайцев. Темень, конечно, так что идти приходилось по дороге: над ней полоса чистого неба, а в небе – луна, чуток побольше земной, и раза в полтора ярче.
Ну и вылез он из кустов, здоровый и с хвостом. Строго говоря, название «саблезубый тигр» некорректно, так как саблезубые кошки с тиграми в родстве не состояли, но прямо передо мною стояла зверюга, против которой самый большой из земных саблезубых, смилодон – котенок. Если смилодон доставал головой человеку до пояса, то сей монстр преспокойно смотрел мне в глаза почти как равный равному: его голова была примерно вровень с моим подбородком. Если вдуматься, против него и лев с тигром – мелковаты.
Перетрухнул я, мягко говоря, основательно, чуть кирпичей не наложил: сработал инстинктивный страх перед хищником. Однако все началось и закончилось не так, как я думал: саблезубый вышел на тропу, на самом деле, не мне наперехват, а просто ее пересекал курсом, перпендикулярным моему, и наша встреча для него тоже оказалась неожиданной. Мы смотрели друг на друга с десяти метров секунд пять, затем здоровенный кот отвернулся и быстрым шагом скрылся в кустах на другой стороне. Судя по всему, этот хищник людей избегает, потому как моряне никаких мер по защите от него не принимают, если божка перед деревней не считать. Это тигры в Индии в былые времена могли спокойно в деревни забредать, тут, видимо, у зверей свои правила приличия.
Я проводил его взглядом и перевел дыхание. Фух! Вот против него мне рожон бы не помог, это точно. И вывод из этой встречи я для себя сделал однозначный: моряне правы, лес надо уважать, нефиг по нему ночью шастать.
Врагов в деревне я не нашел, но узнал от жителей, что они не видели кочевников уже дней шесть, и решил подождать их тут. К тому же староста рассказал мне последние новости: в лесной деревне неподалеку глашатай объявил награду за разбойника, выдающего себя за эйдельгартского рыцаря, жители той деревни, где жил Зекхан, переселились на остров, и в тот же день деревню сожгли дотла. А во второй деревне, к счастью, никаких карательных мер не последовало, хотя отряд человек на двадцать туда приезжал и их командир допрашивал старосту.
- Это только в одной деревне глашатай объявился? – уточнил я.
- Я об одной знаю, мы туда вчерась возили рыбу менять. Но в других, надо думать, тоже, - ответил староста.
- Это уже хуже.
- Пф-ф-ф-ф… Да кто ж поверит собакам? Чтобы выдать себя за рыцаря, надобно иметь лицо рыцаря, а Ярин мудрый, людям лица себе по желанию выбирать не дал.
Похоже, тут ситуация сложилась благоприятно: хоть в Долине и наблюдается слегка отдающая нацизмом тенденция делить людей на «арийцев»-дворян и мужиков-«унтерменшей», сейчас это играет на меня, поскольку бандитов с благородной родословной тут отродясь не видали, равно как и рыцарей-мужиков. Так что глашатаям Сайрабаза местные жители вряд ли поверят, а когда до них дойдут вести о моих реальных делах – предательства тем более не стоит опасаться. Хотя… Люди несовершенны и порочны по своей природе, потому, хоть моряне и ненавидят захватчиков всеми фибрами души, я все же буду начеку.
- Кстати, старик, а ты знаешь про здоровенного зверя с вот такенными клыками, который тут по лесу ночью бродит? – спросил я невзначай и описал ему саблезуба.
У старосты глаза стали большими и круглыми.
- О, господин рыцарь, вы повстречались с Гарамом?! Эта честь редко кому выпадает… - внезапно на его лице промелькнула тень мрачной догадки: - вы ведь поклонились ему до земли?
Вот теперь уже у меня глаза полезли на лоб:
- А этот гарам… Ему что, кланяться надо?
- Конечно! – горестно всплеснул руками старик, - как же не поклониться богу в его-то владениях?! При встрече надобно в пояс Гараму поклониться, а если ночью повстречать – то на колени опуститься и поклониться до земли, потому как ночью он к тем путникам приходит, за кем по пятам Осквернитель идет. Ежели б не Гарам – сцапал бы вас Осквернитель, и поминай, как звали!
Мне стало ясно, что я крепко накосячил, хотя знать наперед, что саблезуба тут чтут как бога, не мог никак. Нет, серьезно, кланяться здоровенному хищнику – идея так себе, с другой стороны, будь этом Гарам кровожаден – его вряд ли чтили бы как божество, здешние боги, верховный Ярин и хозяин моря Невил – строгие, но добрые, требующие, как я успел понять, только уважения и почитания. Ну да ладно, надо как-то исправлять ситуацию, разыграю карту чужака, пожалуй.
- Так вот кто это был! – протянул я, призвав на помощь все свое актерское мастерство. – Мы в Эйдельгарте его имени не произносим, дабы не поминать всуе, а просто зовем Лесным Владыкой. А я-то его раньше никогда не видел, вот и не признал… Ну да ничего, ведь Владыка на меня не разгневался за мою ошибку, знает, что я его чту и весь мой род тоже.
- Хорошо если так, а то если обидится – у лесных деревень урожая не будет, а нам в море месяц не выйти, беда-беда!
Воистину, некоторые ошибки не так ужасны, как последующие попытки все исправить. Мне стоило просто заткнуться и проехать тему, так нет же, забыл наставления поэта, что молчанье – щит от многих бед, а болтовня всегда во вред.
- А при чем тут море? – удивился я, - Владыка – он же лесной хозяин, а в море – Невил…
- Так-то оно так, да только и Невил будет серчать, ежели брата его младшего не уважить!
Ну да, как же я не сообразил, что у местных богов семейный подряд.
- А этот… Осквернитель. Я никогда о нем не слышал, кто он?
- Оно ж и понятно, вы из Эйдельгарта, а он за пределы леса выйти не может. Является только ночью, чтобы с Гарамом сквитаться, или же путника ночного утащить. Вот от него-то Гарам нас и защищает.
Я провел в этой деревне еще два дня на правах дорогого гостя: о том, что я пришел защищать их от налетчиков, сражался в безнадежном бою с ордой, выжил по воле Ярина и отомстил за убитых девушек, Зекхана и его сына, тут все знали. Так что отнеслись ко мне крестьяне очень почтительно и гостеприимно, разве что своих дочерей не предложили, чему я, к слову, был скорее рад: что-то не возбуждают меня неухоженные девушки с обветренной кожей и огрубевшими от ежедневного труда руками с неровно обстриженными ногтями, да и не то воспитание, чтобы правом первой ночи пользоваться.
Враг все не появлялся, но в конце концов мое ожидание дало свои результаты: на дороге увидели четверых кочевников при трех телегах, уже частично нагруженных награбленным в других селениях добром.
- Дайте им все, что потребуют, - велел я старосте и крестьянам, - и ведите себя, как обычно, а я тихо выйду за крайними домами и кустами доберусь до леса. И когда они будут возвращаться – повстречаю на лесной тропинке.
- Так мы и сделаем, - согласился староста, - пусть вас боги берегут, сэр рыцарь!
Я выбрался из деревни незамеченным и быстро облюбовал место для засады: густой кустарник и двойное дерево достаточно толщины, чтобы за ним спрятаться. И надо будет озаботиться, чтобы один кривоногий варвар остался в живых: отпустить его меньшее зло, а иначе пострадают мирные крестьяне. Благо, проблем возникнуть не должно: их только четверо.
План боя я в общих чертах продумал: скрываюсь за кустами, пропускаю их мимо себя, стреляю из лука в того, который сидит на самой первой телеге, и незамедлительно набрасываюсь на обоз с хвоста, так сказать.
