Поворот ключа
– Я лорд Эскан, – верещал звонкий мальчишеский голосок. – Рыцарь лучезарного света, первый паладин Его Величества короля-солнца Ротшильда!
– Родгара, – громким шёпотом подсказывала привязанная к древесному стволу девочка в фиолетовом сарафане. – Вчера играли так.
Натянута верёвка была несильно, кое-как связана хлипким узлом где-то там, на противоположной стороне дерева, так что ребёнка практически не сдавливала и не мешала в движении. Конечно же, девчонка могла бы просто присесть, выскочив прочь или приподнять ту руками, чтобы вылезти. Но правила и сюжет игры требовали изображать беспомощную пленницу.
Оставалось только вздыхать, прислоняясь уймой тонких косичек к старой тёмной коре, и снисходительно взирать, как её «спаситель» не помнит даже, за чью честь сражается и кому из королей, придуманных ими же в таких своих игрищах, как бы прислуживает.
– Короля Родгара! – поправился в своей пафосной речи с её слов светловолосый мальчуган, чуть выпятив нижнюю губу и сдувая лезшую в голубые глаза непослушную чёлку.
Детские ручки в спадавших рукавах крестьянской белой рубахи задирали к небу резной деревянный меч, причём не просто парочку перекрещенных маленьких дощечек, с какими обычно играли деревенские ребятишки, а настоящую резную работу мастера-столяра Войтега, отца мальчика.
– Тебе не пройти мою защиту, – изображал едкий старческий хрип другой мальчуган, сжимая перекошенную извилистую палку с себя ростом, судя по всему, изображающую колдовской могущественный посох.
Ветер забавно поигрывал с длинным хвостиком его каштановых волос, оставленным позади. Хотя в анфас причёска чернобрового паренька казалась бы просто коротким прямым пробором, аккуратно в чёлке расчёсанным на обе стороны. Как мог он изображал пленителя несчастной, которую явились освобождать.
– Мне – нет, – оставив меч только в правой, протянул Эскан левую ладонь вперёд, расставив пальцы, будто бы упираясь в невидимую капсулу плотного барьера, и обречённо опустил голову. – Но вот моему зачарованному в драконьей крови и выкованному из серебра горных эльфов мечу – да! – швырнул он тот, как копьё, угодив не шибко заострённым кончиком в живот по зелёному жилету своего оппонента, чуть выше синего пояска с медной застёдкой.
– А-а-а, нет… как… – скрючивая пальцы, выронив посох, высовывая язык и сгибаясь пополам, хрипел второй мальчишка, изображая гибель своего персонажа.
– О, дочь Редгара! – Подобрав свой деревянный клинок, Эскан намеревался разрубить им «оковы» рыбацкой верёвки, дабы спасти «принцессу».
– Родгара, – снова поправила она его, закатив свои густо-карие глаза к причёске-косичке в виде сплетённого венка, окаймлявшей девичий лоб и обращавшейся сзади во множество более маленьких кос.
– Я погубил это исчадье преисподней и всех его демонов! Теперь ты свободна! – гордо заявлял мальчуган.
– Да, наконец-то! – вылезла из-под верёвки пленница в фиолетовом сарафане с вышивкой цветов на юбке и белыми тонкими узорами традиционных народных орнаментов по краям. – В смысле… Я так рада, сэр Эскан, что вы, наконец-то, прибыли в эту тёмную пещеру из столицы! – изображала она свою роль.
– Да, ха-ха, – гордо улыбнулся тот, выпячивая грудь и запуская пальцы в свои густые светлые волосы, дабы поправить их. – Это было непросто, но…
– Гаргамеш! Домой! Ужинать! – откуда-то снизу холма, с стороны деревни, раздался визгливый и тонкий женский голос.
Тихо шипящий зеленоглазый парнишка, изображавший колдуна, аж вздрогнул, вскочил с земли, спешно отряхиваясь от листьев, веточек, травинок и прочего мусора. Поправил пальцами тёмно-синюю, в тон своего пояса, ленту, стягивающую волосы на затылке в хвост, и промчался мимо остальных двоих своих друзей, быстро топая ножками.
– Мне пора… Пока, Эскан, пока, Мирра! – махал он им рукой, спеша на зов матери.
– Блин, если его уже зовут, то мне тоже пора, – томно засопел на выдохе светловласый мальчишка. – Мама сказала, когда Гарг домой, тогда и мне.
– Вот те раз, – расстроилась Мирра. – Я думала, мы ещё поиграем, – взглянула она не на собеседника, а с холма на вид красивого заката над далёким хвойным лесом и рекой, что подходила к их поселению весьма близко.
Зарево было кроваво-алым, стремясь к багровым оттенкам, растворявшимся в фиолетовую окраску вечереющего неба, всё ещё пронизанного последними золотистыми лучами. Ещё немного – и начнёт по-настоящему темнеть. Играть на холме в сумерках было куда интереснее: как ребятишкам всегда казалось, можно было увидеть лесные блуждающие огоньки – вылезших из-под своих укрытий светлячков. Ещё можно было рассказать страшные истории, поиграть в нападение вампира – кто ж будет в такое играть при свете солнца. В конце концов просто посидеть на массивных ветвях многовекового дуба, которому между собой дали прозвище «Старина Джек», как обозначение места для встречи в случае необходимости.
Но сегодня мальчишки уходили пораньше, что не могло не сказаться на настроении Мирры. Без них, совсем одной, играть уже было как-то неинтересно. Но и сделать с этим она ничего не могла. Прошли уже те деньки, когда она была способна уговорить кого-то из них ослушаться старших, нарушить те или иные правила и запреты: отправиться в лес по ту сторону речки или явиться за полночь, загулявшись на улице. Повторять свои полученные за то наказания те теперь не желали и знали, что с такой озорной девчонкой лучше держать ухо востро.
– Не сегодня, – вздохнул Эскан, тоже опустив глаза, но не спеша покидать её общество, словно ему хотелось до последнего мгновения здесь задержаться.
– Тупая традиция, после ужина сразу укладывать спать, – фыркнула девочка на нравы местных взрослых. – Сами ещё сидят за столом, горланят, или во дворе на лавочке, почему мы не можем тоже полночи ещё гулять?
– Да уж, тебя не загоняют, ты у нас та ещё «ночная фурия», – смеялся Эскан.
– Просто уже почти год после переезда, а всё равно не понимаю местные нравы, – вздохнула та.
– Старший брат Гарга гуляет с девицами семьи Мофет после захода солнца, мы тоже сможем, надо только подрасти, – заверял тот.
– Ох, скорее бы! Может, завтра подольше получится, – пожала плечами девочка в фиолетовом сарафане.
– Да! Поиграем в защиту от упырей, наберём осиновых палок, сделаем кресты. Я чеснок стащу, Гарг – ещё что-нибудь, – пообещал Эскан.
– Отлично, можно будет побегать прямо возле кладбища, – улыбнулась Мирра.
– Ой, завтра ж банный день, загонят париться, потом надолго не выпустят, – вспомнил тот. – Может, послезавтра? В поле пособираем маки и медуницу, венок тебе сделаем. Чертополох твой любимый вот-вот зацветёт! И я обязательно выучу имя этого короля, – пообещал он. – Надо ж ещё схватку с драконом сыграть, штурм замка, – глянул Эскан снизу вверх на могучий дуб, которому предстояла роль не то первого, не то второго в этом списке. – Рыцарский турнир или смертельные бои на арене, – перечислял светловолосый мальчуган, задумавшись о планах и фантазиях.
– Может, лучше придумаем королю имя попроще? – усмехнулась девочка.
– Да, можно. Гарг сыграет мага или рыцаря, убившего короля, а я буду наследным новым принцем идти по его следу, – кивнул Эскан.
– А я кем буду? Его помощница? Твоя спутница? Цыганка-гадалка, попавшаяся в пути? – покружилась она в своём сарафанчике, – Может, вообще я убью короля, а не Гаргамеш?
– Точно! Будешь ведьмой ордена Чёрной Розы, повелительницей воронов, с оружием из чистейшего обсидиана! – фантазировал её приятель.
– Лучше ведьмой ордена Чертополоха! Лук свой возьму, – кивнула на это Мирра, вспоминая про игрушечный и где-то висящий в её комнате.
– А в конце мы тебя поймаем и сожжём! – с уверенностью заявил Эскан.
– Хей! Что так сразу-то?! – нахмурилась его подруга.
– Ну, не по-настоящему же. А что, ты хочешь, чтобы зло победило? Взялась играть злодейку, изволь корчиться, вон как Гаргамеш, – указан он рукой туда, где недавно тот корчился, изображая предсмертные муки, а сейчас валялась лишь палка, его отброшенный «посох».
– Он вот любит играть злодеев, – подметила девочка. – Всегда соглашается.
– Ну, у него круто выходит, – произнёс Эскан. – Все вот эти голосочки ещё, – попытался он сам изобразить что-то одновременно и старческое, мерзкое и шепелявящее, высунув кончик языка в уголке губ.
Мирра засмеялась. Эскан выглядел глупо, когда пытался так подражать образу типичного сказочного негодяя. У него они никогда не получались. Разве что какой-нибудь грозный командир орков. А так, даже в образе чёрного рыцаря, мальчишка казался ей слишком преисполненным доблести и светлого пафоса, из-за чего атмосфера игры рушилась и ничего толком не получалось.
– Ладно уж, иди давай, пока не наругали, – подметила Мирра, что солнце совсем садится.
– Да, а то ещё меньше шансов будет завтра куда-либо выбраться. Ну, увидимся утром, пока в баню не загонят, а после уж не знаю, обычно никуда не пускают, чтобы не простыл, – морщился тот.
– У меня волосы у самой сохнуть будут долго, на вечернюю прогулку с холодным ветром тоже не выпустят. Послезавтра поиграем во что-нибудь до самой темноты! А завтра утром тогда пособираем цветки чертополоха, – согласилась теперь девочка на его предложение.
– И чем он тебе нравится, колючий весь такой, даже в листьях, – пробубнил тихо Эскан.
– Зато цветёт красиво! Так распушится ярко-розовым с малиновой серединкой и торчащими фиолетовыми «палочками»! – улыбалась та, вспоминая прошлое лето, когда они с семьёй как раз здесь обосновались у старушки Клотильды, приютившей всех троих – Мирру с родителями – в своей просторной избе. – У роз тоже шипы, между прочим, – заодно напомнила она, так как большинство девушек и женщин в деревне особо радовались подаренным именно этим цветам, насколько она подмечала.
– Тогда надеюсь, что завтра уже распустится. Бутоны уже все такие розовые-розовые проглядывают на кончиках «шишечек», видел. Словно вот-вот взорвутся красками. А мама вот из одуванчиков плести венки предпочитает, – рассказывал голубоглазый мальчуган, всё никак не уходя домой.
– Папа бы сказал, что из одуванчиков лучше вино, а не венки, – рассмеялась Мирра.
– А ты сама ещё тут останешься? Домой не пойдёшь? – интересовался он у девочки, явно желая пойти по деревне с ней вместе.
– Ага, посмотрю, как звёзды в речке отражаются, – кивнула та.
– Везёт же! Не гонят домой, приходи, когда хочешь. Повезло с родителями… Ладно, долго не сиди. А то обычно встану, а ты ещё спишь, – насупился Эскан. – Я твоего отца уже достал, наверное, пять раз за утро забегать, звать тебя.
– Он сегодня сети готовил. Откуда, по-твоему, у нас для игры появилась лишняя верёвка?! Так что он с утра пойдёт рыбачить, завтра не сможешь ему надоесть, – сообщила Мирра, посмеиваясь.
– Ну, хорошо! Давай тогда, до завтра, спокойной ночи! – потупив взор, раскачиваясь на своих башмачках взад и вперёд, вставая то на пятки, то на носочки, проговорил мальчишка, лишь мельком поглядывая подруге в глаза и снова отводя взгляд куда-нибудь под ноги, на траву поляны возле дуба и гонимую ветерком старую листву.
– Ага, спокойной ночи, – кивнула девочка. – И приятного аппетита заодно, – припомнила она, что ему сейчас бежать на ужин.
Тот благодарно кивнул, порозовев щеками. Прощаться у него никогда не получалось, особенно если приходилось вот так наедине, а не просто помахать рукой и бежать на зов родных, как сегодня их приятель. Хотелось-то вообще обняться или даже получить поцелуй от девчонки в щёку, но на подобное с Миррой рассчитывать не приходилось.
Тем не менее, понимая, что и так уже изрядно задержался на закате, Эскан, сжимая игрушечный меч в правой руке, понёсся вниз с холма к бревенчатым домикам деревни, где справа у ближайшего паслись привязанные белые козы, а через дорогу напротив в наплывающих сумерках ещё внятно виднелись грядки с зелёной ботвой крупной свёклы.
Мирра осталась одна, неспешно в своих бурых сандалиях обходя дуб и развязывая слабый узел на папиной верёвке, чтобы ту не забыть вернуть домой. Оставь они её здесь, наверное бы, ничего не случилось и никто не забрал, но всякое же возможно. Мало ли кому понадобится вдруг ничейная, плотно связанная в переплетённую косичку из трёх более тонких частей верёвка.
Пробыть в одиночестве долго она не планировала. Голод уже тоже давал о себе знать, неплохо было бы и домой наведаться. От деревни ввысь холма поднимались ароматы супов и жареной крольчатины, иногда можно было особо хорошо учуять морковное рагу, пропаренную репу или же перебивающий многие другие запах сельдерея, который ей, в отличие от друзей-мальчишек, как раз очень нравился и не казался противным. А вот цветную капусту она не любила, но и насильно есть её девочку никто благо не заставлял.
Свет не горел только в доме музыканта Стефана, молодого одиночки, пока так и нашедшего себе пару ни здесь, ни среди девок на выданье из соседних деревень. Он уже отужинал, а потому бренчал и настраивал свою лютню, пока вокруг никто не спал и не жаловался на его музыку. И звуки его мелодий тихо-тихо доносились даже до холма со старым разросшимся дубом.
Когда девочка обошла дерево, сматывая верёвку в свисающее с руки кольцо, и вернулась примерно на то самое место, где прощалась с приятелями, то спешащий к себе домой по дорожке силуэт Эскана уже не было видно. Теперь уж точно одна. Все по домам, в окошках повсеместно горели свечи, слышался гул голосов с вечерних застолий, в котором даже можно было с огромным трудом выловить знакомые тембры, но невозможно было конкретно разобрать слова.
Пальцы свободной руки, закончив с верёвкой, коснулись сплетённых тёмных волос над лбом. Мирра мечтала, чтобы завтра в этом полукруге косички оказались пышные цветы яркого чертополоха. Её карие глаза взирали на потемневшее небо, где загоралось бесчисленное количество огоньков, и на то, как оно отображается в извилистой, уходящей к дальнему сосновому бору речушке, близ которой завтра будет рыбачить сетью её отец.
Тело вздрогнуло, вытянувшись стрункой и ощутив холодок пробежавших мурашек буквально повсюду – по шее, спине, всем конечностям, вмиг потеряв даже аппетит, когда маленькие детские ноздри среди идущих с деревни ароматов сготовленных к ужину блюд ощутили доносящийся сзади мерзостный запах тлена и гниющей плоти.
Не оглядываясь, доверяя собственному слуху, она услышала мягкий шелест листьев под бледными когтистыми лапами, аккуратно ступавшими по ту сторону холма и взбиравшимися вверх, уже практически приблизившимися к дереву. Хруст тоненьких веточек по разные стороны от ствола выдавал, что тварь была не одна.
Если б это были не упыри, наверняка можно было сориентироваться ещё по отзвукам тихого дыхания. Однако эти бледно-серые, со сросшейся на месте глаз кожей, существа были представителями мира мёртвого, чужеродного и потустороннего. И хотя у них имелся человеческий торс, а также по две руки и ноги, в облике этих созданий, привыкших передвигаться уже исключительно на четвереньках, не осталось практически ни следа от того, что они когда-то тоже были людьми.
Обращённые силами тёмного колдовства после смерти в обезумевших от голода пожирателей плоти, они постепенно меняли свой облик год от года, пока не превращались вот в таких ползучих белёсых ищеек, верных спутников некромантов и других чёрных чародеев, что способны призвать таких к себе на службу.
– Я лорд Эскан, – верещал звонкий мальчишеский голосок. – Рыцарь лучезарного света, первый паладин Его Величества короля-солнца Ротшильда!
– Родгара, – громким шёпотом подсказывала привязанная к древесному стволу девочка в фиолетовом сарафане. – Вчера играли так.
Натянута верёвка была несильно, кое-как связана хлипким узлом где-то там, на противоположной стороне дерева, так что ребёнка практически не сдавливала и не мешала в движении. Конечно же, девчонка могла бы просто присесть, выскочив прочь или приподнять ту руками, чтобы вылезти. Но правила и сюжет игры требовали изображать беспомощную пленницу.
Оставалось только вздыхать, прислоняясь уймой тонких косичек к старой тёмной коре, и снисходительно взирать, как её «спаситель» не помнит даже, за чью честь сражается и кому из королей, придуманных ими же в таких своих игрищах, как бы прислуживает.
– Короля Родгара! – поправился в своей пафосной речи с её слов светловолосый мальчуган, чуть выпятив нижнюю губу и сдувая лезшую в голубые глаза непослушную чёлку.
Детские ручки в спадавших рукавах крестьянской белой рубахи задирали к небу резной деревянный меч, причём не просто парочку перекрещенных маленьких дощечек, с какими обычно играли деревенские ребятишки, а настоящую резную работу мастера-столяра Войтега, отца мальчика.
– Тебе не пройти мою защиту, – изображал едкий старческий хрип другой мальчуган, сжимая перекошенную извилистую палку с себя ростом, судя по всему, изображающую колдовской могущественный посох.
Ветер забавно поигрывал с длинным хвостиком его каштановых волос, оставленным позади. Хотя в анфас причёска чернобрового паренька казалась бы просто коротким прямым пробором, аккуратно в чёлке расчёсанным на обе стороны. Как мог он изображал пленителя несчастной, которую явились освобождать.
– Мне – нет, – оставив меч только в правой, протянул Эскан левую ладонь вперёд, расставив пальцы, будто бы упираясь в невидимую капсулу плотного барьера, и обречённо опустил голову. – Но вот моему зачарованному в драконьей крови и выкованному из серебра горных эльфов мечу – да! – швырнул он тот, как копьё, угодив не шибко заострённым кончиком в живот по зелёному жилету своего оппонента, чуть выше синего пояска с медной застёдкой.
– А-а-а, нет… как… – скрючивая пальцы, выронив посох, высовывая язык и сгибаясь пополам, хрипел второй мальчишка, изображая гибель своего персонажа.
– О, дочь Редгара! – Подобрав свой деревянный клинок, Эскан намеревался разрубить им «оковы» рыбацкой верёвки, дабы спасти «принцессу».
– Родгара, – снова поправила она его, закатив свои густо-карие глаза к причёске-косичке в виде сплетённого венка, окаймлявшей девичий лоб и обращавшейся сзади во множество более маленьких кос.
– Я погубил это исчадье преисподней и всех его демонов! Теперь ты свободна! – гордо заявлял мальчуган.
– Да, наконец-то! – вылезла из-под верёвки пленница в фиолетовом сарафане с вышивкой цветов на юбке и белыми тонкими узорами традиционных народных орнаментов по краям. – В смысле… Я так рада, сэр Эскан, что вы, наконец-то, прибыли в эту тёмную пещеру из столицы! – изображала она свою роль.
– Да, ха-ха, – гордо улыбнулся тот, выпячивая грудь и запуская пальцы в свои густые светлые волосы, дабы поправить их. – Это было непросто, но…
– Гаргамеш! Домой! Ужинать! – откуда-то снизу холма, с стороны деревни, раздался визгливый и тонкий женский голос.
Тихо шипящий зеленоглазый парнишка, изображавший колдуна, аж вздрогнул, вскочил с земли, спешно отряхиваясь от листьев, веточек, травинок и прочего мусора. Поправил пальцами тёмно-синюю, в тон своего пояса, ленту, стягивающую волосы на затылке в хвост, и промчался мимо остальных двоих своих друзей, быстро топая ножками.
– Мне пора… Пока, Эскан, пока, Мирра! – махал он им рукой, спеша на зов матери.
– Блин, если его уже зовут, то мне тоже пора, – томно засопел на выдохе светловласый мальчишка. – Мама сказала, когда Гарг домой, тогда и мне.
– Вот те раз, – расстроилась Мирра. – Я думала, мы ещё поиграем, – взглянула она не на собеседника, а с холма на вид красивого заката над далёким хвойным лесом и рекой, что подходила к их поселению весьма близко.
Зарево было кроваво-алым, стремясь к багровым оттенкам, растворявшимся в фиолетовую окраску вечереющего неба, всё ещё пронизанного последними золотистыми лучами. Ещё немного – и начнёт по-настоящему темнеть. Играть на холме в сумерках было куда интереснее: как ребятишкам всегда казалось, можно было увидеть лесные блуждающие огоньки – вылезших из-под своих укрытий светлячков. Ещё можно было рассказать страшные истории, поиграть в нападение вампира – кто ж будет в такое играть при свете солнца. В конце концов просто посидеть на массивных ветвях многовекового дуба, которому между собой дали прозвище «Старина Джек», как обозначение места для встречи в случае необходимости.
Но сегодня мальчишки уходили пораньше, что не могло не сказаться на настроении Мирры. Без них, совсем одной, играть уже было как-то неинтересно. Но и сделать с этим она ничего не могла. Прошли уже те деньки, когда она была способна уговорить кого-то из них ослушаться старших, нарушить те или иные правила и запреты: отправиться в лес по ту сторону речки или явиться за полночь, загулявшись на улице. Повторять свои полученные за то наказания те теперь не желали и знали, что с такой озорной девчонкой лучше держать ухо востро.
– Не сегодня, – вздохнул Эскан, тоже опустив глаза, но не спеша покидать её общество, словно ему хотелось до последнего мгновения здесь задержаться.
– Тупая традиция, после ужина сразу укладывать спать, – фыркнула девочка на нравы местных взрослых. – Сами ещё сидят за столом, горланят, или во дворе на лавочке, почему мы не можем тоже полночи ещё гулять?
– Да уж, тебя не загоняют, ты у нас та ещё «ночная фурия», – смеялся Эскан.
– Просто уже почти год после переезда, а всё равно не понимаю местные нравы, – вздохнула та.
– Старший брат Гарга гуляет с девицами семьи Мофет после захода солнца, мы тоже сможем, надо только подрасти, – заверял тот.
– Ох, скорее бы! Может, завтра подольше получится, – пожала плечами девочка в фиолетовом сарафане.
– Да! Поиграем в защиту от упырей, наберём осиновых палок, сделаем кресты. Я чеснок стащу, Гарг – ещё что-нибудь, – пообещал Эскан.
– Отлично, можно будет побегать прямо возле кладбища, – улыбнулась Мирра.
– Ой, завтра ж банный день, загонят париться, потом надолго не выпустят, – вспомнил тот. – Может, послезавтра? В поле пособираем маки и медуницу, венок тебе сделаем. Чертополох твой любимый вот-вот зацветёт! И я обязательно выучу имя этого короля, – пообещал он. – Надо ж ещё схватку с драконом сыграть, штурм замка, – глянул Эскан снизу вверх на могучий дуб, которому предстояла роль не то первого, не то второго в этом списке. – Рыцарский турнир или смертельные бои на арене, – перечислял светловолосый мальчуган, задумавшись о планах и фантазиях.
– Может, лучше придумаем королю имя попроще? – усмехнулась девочка.
– Да, можно. Гарг сыграет мага или рыцаря, убившего короля, а я буду наследным новым принцем идти по его следу, – кивнул Эскан.
– А я кем буду? Его помощница? Твоя спутница? Цыганка-гадалка, попавшаяся в пути? – покружилась она в своём сарафанчике, – Может, вообще я убью короля, а не Гаргамеш?
– Точно! Будешь ведьмой ордена Чёрной Розы, повелительницей воронов, с оружием из чистейшего обсидиана! – фантазировал её приятель.
– Лучше ведьмой ордена Чертополоха! Лук свой возьму, – кивнула на это Мирра, вспоминая про игрушечный и где-то висящий в её комнате.
– А в конце мы тебя поймаем и сожжём! – с уверенностью заявил Эскан.
– Хей! Что так сразу-то?! – нахмурилась его подруга.
– Ну, не по-настоящему же. А что, ты хочешь, чтобы зло победило? Взялась играть злодейку, изволь корчиться, вон как Гаргамеш, – указан он рукой туда, где недавно тот корчился, изображая предсмертные муки, а сейчас валялась лишь палка, его отброшенный «посох».
– Он вот любит играть злодеев, – подметила девочка. – Всегда соглашается.
– Ну, у него круто выходит, – произнёс Эскан. – Все вот эти голосочки ещё, – попытался он сам изобразить что-то одновременно и старческое, мерзкое и шепелявящее, высунув кончик языка в уголке губ.
Мирра засмеялась. Эскан выглядел глупо, когда пытался так подражать образу типичного сказочного негодяя. У него они никогда не получались. Разве что какой-нибудь грозный командир орков. А так, даже в образе чёрного рыцаря, мальчишка казался ей слишком преисполненным доблести и светлого пафоса, из-за чего атмосфера игры рушилась и ничего толком не получалось.
– Ладно уж, иди давай, пока не наругали, – подметила Мирра, что солнце совсем садится.
– Да, а то ещё меньше шансов будет завтра куда-либо выбраться. Ну, увидимся утром, пока в баню не загонят, а после уж не знаю, обычно никуда не пускают, чтобы не простыл, – морщился тот.
– У меня волосы у самой сохнуть будут долго, на вечернюю прогулку с холодным ветром тоже не выпустят. Послезавтра поиграем во что-нибудь до самой темноты! А завтра утром тогда пособираем цветки чертополоха, – согласилась теперь девочка на его предложение.
– И чем он тебе нравится, колючий весь такой, даже в листьях, – пробубнил тихо Эскан.
– Зато цветёт красиво! Так распушится ярко-розовым с малиновой серединкой и торчащими фиолетовыми «палочками»! – улыбалась та, вспоминая прошлое лето, когда они с семьёй как раз здесь обосновались у старушки Клотильды, приютившей всех троих – Мирру с родителями – в своей просторной избе. – У роз тоже шипы, между прочим, – заодно напомнила она, так как большинство девушек и женщин в деревне особо радовались подаренным именно этим цветам, насколько она подмечала.
– Тогда надеюсь, что завтра уже распустится. Бутоны уже все такие розовые-розовые проглядывают на кончиках «шишечек», видел. Словно вот-вот взорвутся красками. А мама вот из одуванчиков плести венки предпочитает, – рассказывал голубоглазый мальчуган, всё никак не уходя домой.
– Папа бы сказал, что из одуванчиков лучше вино, а не венки, – рассмеялась Мирра.
– А ты сама ещё тут останешься? Домой не пойдёшь? – интересовался он у девочки, явно желая пойти по деревне с ней вместе.
– Ага, посмотрю, как звёзды в речке отражаются, – кивнула та.
– Везёт же! Не гонят домой, приходи, когда хочешь. Повезло с родителями… Ладно, долго не сиди. А то обычно встану, а ты ещё спишь, – насупился Эскан. – Я твоего отца уже достал, наверное, пять раз за утро забегать, звать тебя.
– Он сегодня сети готовил. Откуда, по-твоему, у нас для игры появилась лишняя верёвка?! Так что он с утра пойдёт рыбачить, завтра не сможешь ему надоесть, – сообщила Мирра, посмеиваясь.
– Ну, хорошо! Давай тогда, до завтра, спокойной ночи! – потупив взор, раскачиваясь на своих башмачках взад и вперёд, вставая то на пятки, то на носочки, проговорил мальчишка, лишь мельком поглядывая подруге в глаза и снова отводя взгляд куда-нибудь под ноги, на траву поляны возле дуба и гонимую ветерком старую листву.
– Ага, спокойной ночи, – кивнула девочка. – И приятного аппетита заодно, – припомнила она, что ему сейчас бежать на ужин.
Тот благодарно кивнул, порозовев щеками. Прощаться у него никогда не получалось, особенно если приходилось вот так наедине, а не просто помахать рукой и бежать на зов родных, как сегодня их приятель. Хотелось-то вообще обняться или даже получить поцелуй от девчонки в щёку, но на подобное с Миррой рассчитывать не приходилось.
Тем не менее, понимая, что и так уже изрядно задержался на закате, Эскан, сжимая игрушечный меч в правой руке, понёсся вниз с холма к бревенчатым домикам деревни, где справа у ближайшего паслись привязанные белые козы, а через дорогу напротив в наплывающих сумерках ещё внятно виднелись грядки с зелёной ботвой крупной свёклы.
Мирра осталась одна, неспешно в своих бурых сандалиях обходя дуб и развязывая слабый узел на папиной верёвке, чтобы ту не забыть вернуть домой. Оставь они её здесь, наверное бы, ничего не случилось и никто не забрал, но всякое же возможно. Мало ли кому понадобится вдруг ничейная, плотно связанная в переплетённую косичку из трёх более тонких частей верёвка.
Пробыть в одиночестве долго она не планировала. Голод уже тоже давал о себе знать, неплохо было бы и домой наведаться. От деревни ввысь холма поднимались ароматы супов и жареной крольчатины, иногда можно было особо хорошо учуять морковное рагу, пропаренную репу или же перебивающий многие другие запах сельдерея, который ей, в отличие от друзей-мальчишек, как раз очень нравился и не казался противным. А вот цветную капусту она не любила, но и насильно есть её девочку никто благо не заставлял.
Свет не горел только в доме музыканта Стефана, молодого одиночки, пока так и нашедшего себе пару ни здесь, ни среди девок на выданье из соседних деревень. Он уже отужинал, а потому бренчал и настраивал свою лютню, пока вокруг никто не спал и не жаловался на его музыку. И звуки его мелодий тихо-тихо доносились даже до холма со старым разросшимся дубом.
Когда девочка обошла дерево, сматывая верёвку в свисающее с руки кольцо, и вернулась примерно на то самое место, где прощалась с приятелями, то спешащий к себе домой по дорожке силуэт Эскана уже не было видно. Теперь уж точно одна. Все по домам, в окошках повсеместно горели свечи, слышался гул голосов с вечерних застолий, в котором даже можно было с огромным трудом выловить знакомые тембры, но невозможно было конкретно разобрать слова.
Пальцы свободной руки, закончив с верёвкой, коснулись сплетённых тёмных волос над лбом. Мирра мечтала, чтобы завтра в этом полукруге косички оказались пышные цветы яркого чертополоха. Её карие глаза взирали на потемневшее небо, где загоралось бесчисленное количество огоньков, и на то, как оно отображается в извилистой, уходящей к дальнему сосновому бору речушке, близ которой завтра будет рыбачить сетью её отец.
Тело вздрогнуло, вытянувшись стрункой и ощутив холодок пробежавших мурашек буквально повсюду – по шее, спине, всем конечностям, вмиг потеряв даже аппетит, когда маленькие детские ноздри среди идущих с деревни ароматов сготовленных к ужину блюд ощутили доносящийся сзади мерзостный запах тлена и гниющей плоти.
Не оглядываясь, доверяя собственному слуху, она услышала мягкий шелест листьев под бледными когтистыми лапами, аккуратно ступавшими по ту сторону холма и взбиравшимися вверх, уже практически приблизившимися к дереву. Хруст тоненьких веточек по разные стороны от ствола выдавал, что тварь была не одна.
Если б это были не упыри, наверняка можно было сориентироваться ещё по отзвукам тихого дыхания. Однако эти бледно-серые, со сросшейся на месте глаз кожей, существа были представителями мира мёртвого, чужеродного и потустороннего. И хотя у них имелся человеческий торс, а также по две руки и ноги, в облике этих созданий, привыкших передвигаться уже исключительно на четвереньках, не осталось практически ни следа от того, что они когда-то тоже были людьми.
Обращённые силами тёмного колдовства после смерти в обезумевших от голода пожирателей плоти, они постепенно меняли свой облик год от года, пока не превращались вот в таких ползучих белёсых ищеек, верных спутников некромантов и других чёрных чародеев, что способны призвать таких к себе на службу.
