«Не верю им, разболтают, выдадут!» Однажды Дерген возразил: «Мне же доверилась». Вешка кивнула, а после замолчала, надолго. Лишь утром сказала: «Я знала, не выдашь, потому за тобой и пошла».
Сперва монет хватило лишь на тележку – скрипучую и низкую. В нее грузили шатер, бубен и колдовские побрякушки, впрягались и тащили за собой. Невеселый путь, особо по жаре, мимо брошенных жилищ, мимо полей, заросших сорняком. Но добирались до торгового перекрестка или шумной деревни, а там уж не посидишь без дела. И добрая слава бежала впереди, все чаще люди узнавали их, ждали. К осени удалось купить и лошадку – лохматую и малорослую, под стать тележке. Больше не выматывала дорога.
Уже и подмостки подзабылись, неужели и правда выходил на них когда-то? Теперь Дерген надевал лишь одну личину – жреца-зазывалы. Просители смотрели на него с почтением, кланялись в пояс, порой ждали благословения. Никто не косился подозрительно, не кричал: «Лицедей! Самозванец!» Так, может, и не самозванец? Ведь каждый день разжигает курильницу для Господина Дорог, каждый вечер просит его о милости. Разве это не работа жреца? Спросил Вешку, – та лишь пожала плечами.
А потом появился настоящий слуга духов.
Он не торопился, шел по тропе от деревни и издалека походил на диковинного зверя. Лохматая шкура топорщилась на плечах, лицо казалось черным от разводов сажи. Настырно звякал колокольчик на посохе, даже бубен Дергена не мог его заглушить.
И как удалось тогда не сбиться с ритма? Чудо! Хотелось-то бросить все, метнуться в шатер, вытащить Вешку и бежать с ней, куда глаза глядят. Но Дерген продолжал выстукивать удар за ударом. Обмирал – сейчас этот жрец взглянет на него, назовет самозванцем! – но не переставал выводить строки гимнов.
Жрец не стал обличать и ругаться. Кивнул, будто знакомы с детства, и скрылся в шатре. Тут уж Дерген не выдержал, кинулся следом.
Может, Вешка и испугалась, но вида не подала. Сидела ровно, ждала, пока гость устроится напротив, и подсыпала в чашу пряный порошок. Дым клубился, жег глаза и горло, Дерген едва не закашлялся. А Вешке дурман был нипочем.
Она вытряхнула на ладонь гадальные камни и велела:
– Задавай вопрос.
Жрец усмехнулся.
– Убери игрушки. Судьбу прочитать – несложное дело. Я не за этим лунную ведьму искал.
Вешка застыла. Лишь пальцы дрожали – камешки в горсти стучали друг о друга. Что же делать, подкрасться, ударить со спины? Дерген огляделся, ища что потяжелее.
– Чего затряслась? – спросил жрец. – Несбыточного не попрошу. У меня есть враг, прокляни его.
Вешка уронила руку, потупилась. А когда заговорила, Дерген едва узнал ее голос.
– Не смогу. – Слова чуть слышные, хриплые, будто ей горло сдавили! – Все заветы преступила, к священному озеру мне дороги нет. Луна меня оставила, проклятия пустые будут.
– Ну ты и дуреха. – Жрец усмехнулся, покачал головой. – А я-то думал, нашел разумную ведьму, из тех, что по старым устоям живут, странствуют с детьми Господина Дорог. А ты, никак, полоненная, беглая?
Вешка вскинулась – бесстрашная снова и злая. Камешки прокатились по гадальной доске, посыпались на пол. Дерген подошел, наклонился, будто подбирая, а сам вытянул нож из сапога. Что бы жрец о себе не мнил, а кровь его, верно, красная, как у всех.
– Вот ты в неволе была, – продолжал тот, как ни в чем не бывало. – Не проклинала хозяина своего, врага?
– Проклинала, – ответила Вешка. На Дергена не взглянула, знак не подала. Может, не так и страшен этот жрец. – Проклинала тысячу раз. Без толку.
– Да разве? – Гость вновь ухмыльнулся. – Ты живая, свободная. А враг твой где?
– В могиле, – прошептала Вешка.
Какой же бледной стала! Не лицо – а маска потрясения, и взгляд застыл, глаза почернели от зрачков.
– Поняла теперь? – Жрец подался вперед. – Ну, называй цену. Может помощь тебе нужна или услуга?
Дерген выпрямился, встал рядом с Вешкой. Взглянул на слугу духов и решил: хоть и размалеванный, весь в саже и пепле, хоть и напялил шкуру и амулеты, а такой же проситель, как все. То, за чем пришел – больше нигде не получит, и сам знает про это.
– Зачем нам твои услуги, – сказал Дерген. – Милостей Луны и Господина Дорог нам довольно. Серебром плати!
Жрец захохотал, хлопнул ладонью по столу.
– А муж твой не дурак, ведьма, понимает, как надо! Есть у меня серебро, приберег.
Полез за пазуху, вытащил набитый кошель, высыпал монеты. А затем сказал и имя своего врага.
Это ж всем известно, без имени проклясть нельзя.
Дерген потом спрашивал в округе, но так и не узнал, кто перешел жрецу дорогу. Да и важно ли? Как сошлись в цене, Вешка тут же сплела проклятье. Шептала, сыпала кругами песок, воздух в шатре леденел с каждым мигом.
Жрец остался доволен. Пришел через пять дней – как же Дерген боялся его возвращения, все подбивал Вешку не дожидаться, уехать, – принес остаток платы и сказал:
– Легло на него твое проклятие, ведьма, славно легло. Есть у тебя сила. Живи по прежним устоям, странствуй, как в старину принято было, не пожалеешь.
Дерген думал – Вешка повеселеет теперь. А она совсем покой потеряла и стала молчаливой, слово клещами не вытащишь. И все следила за своей богиней, находила ее и в светлом небе, и в сумерках, и в ночи. Однажды ехали на восток, полная луна поднималась над степью. Дорога вильнула, пошла в обход холма. Так Вешка – не говоря ни слова! – сиганула с телеги, побежала назад, замерла, глядя на желтый кругляш в разрывах облаков. Не повернулась, когда Дерген подоспел, не шелохнулась, когда потряс за плечо.
Тогда он не выдержал, спросил:
– Ты чего такая стала? Думаешь, не слышит она тебя?
– Не знаю, – выдохнула Вешка. Вцепилась в его рукав и стала говорить, говорить, будто запруду прорвало: – Я же смирилась, слабая, преступила все заветы, ничего не надо, только жить одним днем, да и будь, что будет. А он сказал, есть другие устои, раньше было иначе, почему же я не знала? Если он прав, кто я теперь? Не успели меня посвятить, не окунали в священное озеро, никем не стала, пустышка, пыль.
– Так поедем на твое озеро! – Дерген не хотел это говорить, как так вышло? Опасные, безрассудные слова, глупость. – Сама и посвятишься, раз некому.
Думал, изругает его, рассердится, а Вешка кивнула. И согласилась.
Добрались уже по осени. Народ в тех краях жил диковатый и злой, да и Вешка не хотела задерживаться. Потому без остановки миновали деревню, одну, вторую, третью, а дальше на телеге ходу не было. Дерген боялся за пожитки, но Вешка покачала головой:
– Не придет никто, запретные земли.
Может, и так, а поберечься стоит. Дерген припрятал все ценное среди камней, выпряг лошадку, повел на поводу. Та упрямилась, ступала неохотно, – еще бы, всюду рытвины, ямы, ни травы, ни кустов, лишь колючки. За валунами показалась вода. Озеро как озеро, широкая гладь, только ни лодок не видно, ни причалов. Лишь на другом берегу Дерген разглядел нагромождения камней. А еще померещилось – бьется огонек среди развалин.
– Там были наши храмы, – сказала Вешка.
– Костер там, что ли? – Дерген прищурился, но разглядеть не смог. – Вернулся кто из ваших?
Вешка не ответила.
Скинула плащ, теплое платье, башмаки, осталась в нижней рубахе. И не полезла в мешок за благовониями, не стала молиться или петь гимны. Взобралась на скалу, взглянула – и кинулась вниз.
Дерген подбежал к краю, перевесился. Какая же черная вода, смоляная ночь! Круги расходились, гасли. Где же Вешка? Сейчас вынырнет, уже должна бы! А она не появлялась. Только белый блик дрожал, откуда? Дерген запрокинул голову, увидел тонкий месяц в темнеющем небе.
И прыгнул.
Вода ошпарила зимней стужей. Сердце ухнуло, сапоги отяжелели, одежда потянула на дно. Так глубоко, так темно, а Вешка, куда подевалась, как найти? Дерген забился, попытался плыть, и вдруг вынырнул. Рядом хохотала Вешка, обнимала его, кожа ее мерцала, как серебро, и воздух светился.
Потом, когда вернулись к повозке, разожгли костер и сели, закутавшись в одеяло, все будто стало прежним. Обычная ночь на бездорожье, так ведь? А вот и не так.
– Выходит, ты теперь жрица? – спросил Дерген. – Получилось все, Вешка?
Она кивнула, протянула руки огню, к трещащим искрам. И сказала:
– Что ты все эту кличку повторяешь. Нимрана я.
Настоящее имя!
Дерген всмотрелся словно в первый раз, жадно. Не соврала ведь, правдиво назвалась, а он и не спрашивал! Все было в этом имени, раскосые глаза, изгибы скул, цепкие сильные пальцы, дыхание, страсть и боль. Всю себя доверила, не скрыла.
Нимрана взглянула на него и добавила:
– Проболтаешься – прокляну.
– Так ведь, чтобы проклясть, имя нужно. – Он обнял ее, притянул к себе. – Меня Дерген зовут.
А она вдруг разрыдалась, уткнулась ему в плечо.
– Ну чего ты, – сказал Дерген. – Боги с нами, не дадут пропасть.
Нимрана всхлипнула, а потом выпрямилась. Улыбнулась в ответ и вытерла слезы.
И правда, что грустить, если душа вольная и дороги ей все открыты?
Сперва монет хватило лишь на тележку – скрипучую и низкую. В нее грузили шатер, бубен и колдовские побрякушки, впрягались и тащили за собой. Невеселый путь, особо по жаре, мимо брошенных жилищ, мимо полей, заросших сорняком. Но добирались до торгового перекрестка или шумной деревни, а там уж не посидишь без дела. И добрая слава бежала впереди, все чаще люди узнавали их, ждали. К осени удалось купить и лошадку – лохматую и малорослую, под стать тележке. Больше не выматывала дорога.
Уже и подмостки подзабылись, неужели и правда выходил на них когда-то? Теперь Дерген надевал лишь одну личину – жреца-зазывалы. Просители смотрели на него с почтением, кланялись в пояс, порой ждали благословения. Никто не косился подозрительно, не кричал: «Лицедей! Самозванец!» Так, может, и не самозванец? Ведь каждый день разжигает курильницу для Господина Дорог, каждый вечер просит его о милости. Разве это не работа жреца? Спросил Вешку, – та лишь пожала плечами.
А потом появился настоящий слуга духов.
Он не торопился, шел по тропе от деревни и издалека походил на диковинного зверя. Лохматая шкура топорщилась на плечах, лицо казалось черным от разводов сажи. Настырно звякал колокольчик на посохе, даже бубен Дергена не мог его заглушить.
И как удалось тогда не сбиться с ритма? Чудо! Хотелось-то бросить все, метнуться в шатер, вытащить Вешку и бежать с ней, куда глаза глядят. Но Дерген продолжал выстукивать удар за ударом. Обмирал – сейчас этот жрец взглянет на него, назовет самозванцем! – но не переставал выводить строки гимнов.
Жрец не стал обличать и ругаться. Кивнул, будто знакомы с детства, и скрылся в шатре. Тут уж Дерген не выдержал, кинулся следом.
Может, Вешка и испугалась, но вида не подала. Сидела ровно, ждала, пока гость устроится напротив, и подсыпала в чашу пряный порошок. Дым клубился, жег глаза и горло, Дерген едва не закашлялся. А Вешке дурман был нипочем.
Она вытряхнула на ладонь гадальные камни и велела:
– Задавай вопрос.
Жрец усмехнулся.
– Убери игрушки. Судьбу прочитать – несложное дело. Я не за этим лунную ведьму искал.
Вешка застыла. Лишь пальцы дрожали – камешки в горсти стучали друг о друга. Что же делать, подкрасться, ударить со спины? Дерген огляделся, ища что потяжелее.
– Чего затряслась? – спросил жрец. – Несбыточного не попрошу. У меня есть враг, прокляни его.
Вешка уронила руку, потупилась. А когда заговорила, Дерген едва узнал ее голос.
– Не смогу. – Слова чуть слышные, хриплые, будто ей горло сдавили! – Все заветы преступила, к священному озеру мне дороги нет. Луна меня оставила, проклятия пустые будут.
– Ну ты и дуреха. – Жрец усмехнулся, покачал головой. – А я-то думал, нашел разумную ведьму, из тех, что по старым устоям живут, странствуют с детьми Господина Дорог. А ты, никак, полоненная, беглая?
Вешка вскинулась – бесстрашная снова и злая. Камешки прокатились по гадальной доске, посыпались на пол. Дерген подошел, наклонился, будто подбирая, а сам вытянул нож из сапога. Что бы жрец о себе не мнил, а кровь его, верно, красная, как у всех.
– Вот ты в неволе была, – продолжал тот, как ни в чем не бывало. – Не проклинала хозяина своего, врага?
– Проклинала, – ответила Вешка. На Дергена не взглянула, знак не подала. Может, не так и страшен этот жрец. – Проклинала тысячу раз. Без толку.
– Да разве? – Гость вновь ухмыльнулся. – Ты живая, свободная. А враг твой где?
– В могиле, – прошептала Вешка.
Какой же бледной стала! Не лицо – а маска потрясения, и взгляд застыл, глаза почернели от зрачков.
– Поняла теперь? – Жрец подался вперед. – Ну, называй цену. Может помощь тебе нужна или услуга?
Дерген выпрямился, встал рядом с Вешкой. Взглянул на слугу духов и решил: хоть и размалеванный, весь в саже и пепле, хоть и напялил шкуру и амулеты, а такой же проситель, как все. То, за чем пришел – больше нигде не получит, и сам знает про это.
– Зачем нам твои услуги, – сказал Дерген. – Милостей Луны и Господина Дорог нам довольно. Серебром плати!
Жрец захохотал, хлопнул ладонью по столу.
– А муж твой не дурак, ведьма, понимает, как надо! Есть у меня серебро, приберег.
Полез за пазуху, вытащил набитый кошель, высыпал монеты. А затем сказал и имя своего врага.
Это ж всем известно, без имени проклясть нельзя.
Дерген потом спрашивал в округе, но так и не узнал, кто перешел жрецу дорогу. Да и важно ли? Как сошлись в цене, Вешка тут же сплела проклятье. Шептала, сыпала кругами песок, воздух в шатре леденел с каждым мигом.
Жрец остался доволен. Пришел через пять дней – как же Дерген боялся его возвращения, все подбивал Вешку не дожидаться, уехать, – принес остаток платы и сказал:
– Легло на него твое проклятие, ведьма, славно легло. Есть у тебя сила. Живи по прежним устоям, странствуй, как в старину принято было, не пожалеешь.
Дерген думал – Вешка повеселеет теперь. А она совсем покой потеряла и стала молчаливой, слово клещами не вытащишь. И все следила за своей богиней, находила ее и в светлом небе, и в сумерках, и в ночи. Однажды ехали на восток, полная луна поднималась над степью. Дорога вильнула, пошла в обход холма. Так Вешка – не говоря ни слова! – сиганула с телеги, побежала назад, замерла, глядя на желтый кругляш в разрывах облаков. Не повернулась, когда Дерген подоспел, не шелохнулась, когда потряс за плечо.
Тогда он не выдержал, спросил:
– Ты чего такая стала? Думаешь, не слышит она тебя?
– Не знаю, – выдохнула Вешка. Вцепилась в его рукав и стала говорить, говорить, будто запруду прорвало: – Я же смирилась, слабая, преступила все заветы, ничего не надо, только жить одним днем, да и будь, что будет. А он сказал, есть другие устои, раньше было иначе, почему же я не знала? Если он прав, кто я теперь? Не успели меня посвятить, не окунали в священное озеро, никем не стала, пустышка, пыль.
– Так поедем на твое озеро! – Дерген не хотел это говорить, как так вышло? Опасные, безрассудные слова, глупость. – Сама и посвятишься, раз некому.
Думал, изругает его, рассердится, а Вешка кивнула. И согласилась.
Добрались уже по осени. Народ в тех краях жил диковатый и злой, да и Вешка не хотела задерживаться. Потому без остановки миновали деревню, одну, вторую, третью, а дальше на телеге ходу не было. Дерген боялся за пожитки, но Вешка покачала головой:
– Не придет никто, запретные земли.
Может, и так, а поберечься стоит. Дерген припрятал все ценное среди камней, выпряг лошадку, повел на поводу. Та упрямилась, ступала неохотно, – еще бы, всюду рытвины, ямы, ни травы, ни кустов, лишь колючки. За валунами показалась вода. Озеро как озеро, широкая гладь, только ни лодок не видно, ни причалов. Лишь на другом берегу Дерген разглядел нагромождения камней. А еще померещилось – бьется огонек среди развалин.
– Там были наши храмы, – сказала Вешка.
– Костер там, что ли? – Дерген прищурился, но разглядеть не смог. – Вернулся кто из ваших?
Вешка не ответила.
Скинула плащ, теплое платье, башмаки, осталась в нижней рубахе. И не полезла в мешок за благовониями, не стала молиться или петь гимны. Взобралась на скалу, взглянула – и кинулась вниз.
Дерген подбежал к краю, перевесился. Какая же черная вода, смоляная ночь! Круги расходились, гасли. Где же Вешка? Сейчас вынырнет, уже должна бы! А она не появлялась. Только белый блик дрожал, откуда? Дерген запрокинул голову, увидел тонкий месяц в темнеющем небе.
И прыгнул.
Вода ошпарила зимней стужей. Сердце ухнуло, сапоги отяжелели, одежда потянула на дно. Так глубоко, так темно, а Вешка, куда подевалась, как найти? Дерген забился, попытался плыть, и вдруг вынырнул. Рядом хохотала Вешка, обнимала его, кожа ее мерцала, как серебро, и воздух светился.
Потом, когда вернулись к повозке, разожгли костер и сели, закутавшись в одеяло, все будто стало прежним. Обычная ночь на бездорожье, так ведь? А вот и не так.
– Выходит, ты теперь жрица? – спросил Дерген. – Получилось все, Вешка?
Она кивнула, протянула руки огню, к трещащим искрам. И сказала:
– Что ты все эту кличку повторяешь. Нимрана я.
Настоящее имя!
Дерген всмотрелся словно в первый раз, жадно. Не соврала ведь, правдиво назвалась, а он и не спрашивал! Все было в этом имени, раскосые глаза, изгибы скул, цепкие сильные пальцы, дыхание, страсть и боль. Всю себя доверила, не скрыла.
Нимрана взглянула на него и добавила:
– Проболтаешься – прокляну.
– Так ведь, чтобы проклясть, имя нужно. – Он обнял ее, притянул к себе. – Меня Дерген зовут.
А она вдруг разрыдалась, уткнулась ему в плечо.
– Ну чего ты, – сказал Дерген. – Боги с нами, не дадут пропасть.
Нимрана всхлипнула, а потом выпрямилась. Улыбнулась в ответ и вытерла слезы.
И правда, что грустить, если душа вольная и дороги ей все открыты?
