Гнев Небес и Пепел Городов
Когда веков завеса тонкой нитью
Сплеталась с волей, что царит над всем,
И смертный дух, гордыней позабытый,
Бросал вызов небесам, как всем
Законам бытия, что им даны,
Тогда и грянул час великой битвы.
Не меч и щит, а мысли, что сильны,
И воля, что не знает страха, скрыты
В сердцах людей, что смели вознести
Свой глас к Олимпу, к тронам вечных сил.
Они искали правды, чтоб найти
Свой путь, свой смысл, что Бог им не явил.
Но боги, в злате вечном утопая,
Смотрели вниз, как на ничтожный прах.
Их гнев, как молния, в сердцах пылая,
Готовил кару, сеяла лишь страх.
И вот, в земле, где грех царил без меры,
Где похоть, злоба, ложь сплелись в клубок,
Два города, как два гнилых примера,
Взметнулись к небу, словно злой пророк.
Содом и Гоморра, их имена
Звучали как проклятье, как позор.
Их нравы, их дела – одна стена,
Что отделила их от вечных гор.
Тогда разверзлись хляби, и с небес
Низвергся огнь, что не щадил ничто.
Земля дрожала, сотрясался лес,
И города в объятьях пламени текло
Расплавленным металлом, камнем, плотью.
Кричали люди, в ужасе бежали,
Но гнев богов, неумолимой мощью,
Их души, тела в пепел обращали.
И только прах, и соль, и горький дым
Остались там, где жизнь кипела прежде.
Напоминанье всем, кто стал другим,
Кто предал свет, кто выбрал путь к надежде
На силу лишь свою, на свой удел,
Забыв, что есть Тот, кто вершит закон.
И в этом гневе, что небес хотел,
Уничтожен был Содом, и Гоморра.
Так битва шла, невидима для глаз,
Но явна в последствиях, в слезах земли.
И каждый смертный, в этот страшный час,
Понял, что боги – это не нули.
Что есть предел, что есть закон и суд,
И что гордыня – путь к погибели.
И в пепле городов, что там живут,
Звучит урок для всех, кто не забыл.
Что даже если смертный дух взметнёт
Свой вызов к звёздам, к вечности, к светилам,
Он лишь песчинка в бездне мирозданья,
И воля высших – вечный, строгий суд.
Не в силе мышц, не в дерзости признанья
Находится спасение и труд.
Но в смиренном принятии судьбы,
В служении тому, что выше нас.
Когда же разум, в собственной гульбе,
Забывает о божественных приказах,
Когда пороки, словно змеи, ползут,
И развращают душу до основ,
Тогда и небеса свой гнев несут,
И кара ждёт, как ждёт её Содом.
И пусть века пройдут, и пыль веков
Покроет землю, где стояли стены,
Но память о великих тех богов,
И о грехах, что вызвали измены
Всему святому, будет жить в веках.
В сказаньях древних, в шёпоте ветров,
В дрожащих от предчувствия сердцах,
В молчании безмолвных островов.
И каждый, кто услышит этот глас,
Кто вглядится в ту бездну, в тот пожар,
Поймёт, что есть предел для всех для нас,
И что гордыня – это вечный дар
Тем силам, что не терпят суеты,
И правят миром, как единый Бог.
И в пепле городов, где нет мечты,
Лишь вечный страх, что в сердце он зажёг.
И пусть же этот пепел станет знаком,
Напоминанием о том, что есть предел.
Что даже самый сильный, самым злым,
Не сможет избежать небесных стрел.
Ведь боги видят всё, и слышат всё,
И знают каждый вздох, и каждый шаг.
И если сердце тьмой поражено,
То не поможет ни богатство, ни кулак.
И пусть легенда эта прорастёт,
В сердцах людей, как семя покаянья.
Чтоб каждый помнил, что его ждёт,
За гордость, злобу, ложь и за терзанья.
Что есть любовь, и милость, и прощенье,
Но есть и гнев, и кара, и возмездье.
И выбор этот – вечное решенье,
Что определит судьбу и место.
И пусть же каждый, кто прочтёт эти слова,
Задумается о жизни, о душе.
Чтоб не постигла участь такова,
Что постигла Содом в кромешной мгле.
Чтоб не гореть в огне, не знать покоя,
Не быть забытым, стёртым навсегда.
А жить в гармонии с самим собою,
И с теми, кто нас окружает всегда.
И пусть же боги, в вышине небесной,
Смягчат свой гнев, и милость проявят.
И даруют надежду, свет чудесный,
Тем, кто раскаялся, кто правду славят.
Ведь даже в пепле, в самой чёрной тьме,
Может пробиться росток новой жизни.
И в каждом сердце, в каждой голове,
Есть шанс исправить все свои корысти.
И пусть же эта битва, эта боль,
Станет уроком для грядущих поколений.
Чтоб каждый помнил, что он – лишь роль,
В великой драме вечных откровений.
Что есть Творец, и есть его законы,
И что их нужно чтить, и уважать.
Иначе – пепел, слёзы, стоны,
И вечный мрак, что нечем освещать.
И пусть же эта песнь, как эхо, длится,
В веках, в сердцах, в легендах и сказаньях.
Чтоб каждый помнил, что нельзя гордиться,
И что гордыня – путь к самоистязанью.
Что есть любовь, и вера, и надежда,
И что они сильнее всякой злобы.
И что лишь в них – спасение невежды,
И путь к свободе, к свету, к Богу.
Гнев Небес. Потоп
Когда вечный спор, что тлел в сердцах,
Разжёгся пламенем, и гнев небес
Низвергся с высот, в смертных глазах
Зажёгся страх, предвестье грозных мест.
Боги, чьи лики в молниях сверкали,
И люди, чьи души горели в борьбе,
Сошлись в битве, что мир расколола,
И каждый искал свою правду в судьбе.
Но гнев их был слишком велик,
И небеса разверзлись, как рана,
Потоп хлынул, мир смывая,
И лишь немногие спаслись от бед.
Вода поднялась, поглощая города,
Смывая следы былой гордыни,
И в этой буре, в этой воде,
Боги и люди познали свой конец.
Но даже в хаосе, в этой бездне,
Осталась надежда, искра жизни,
И из пепла, из вод, возродится
Новый мир, новая жизнь, новая вера.
Владыка Морей, Посейдон, вздымал валы,
Стихия бушевала, сметая всё на пути,
А Зевс, с Олимпа, метал громы и стрелы,
Карая смертных, что дерзнули восстать.
Люди же, в отчаянье, взывали к богам,
Моля о пощаде, о милости в гневе,
Но эхо лишь вторил их стонам,
И волны смывали их жалкие требы.
Герои сражались, мечами сверкая,
Пытаясь сдержать натиск небес,
Но мощь богов была непреодолима,
И смерть косила их, как спелый лес.
Афина, со щитом, защищала избранных,
Пытаясь спасти хоть крупицу добра,
Но даже богиня, в борьбе изгнанная,
Не могла остановить потопа, что пришёл.
И в этой пучине, где тонули надежды,
Где рушились храмы, где гибли миры,
Лишь Ной, по велению, строил ковчег,
Спасая семя, для новой поры.
Когда же вода отступила, утихла буря,
И солнце робко взглянуло с небес,
На руины, на пепел, на мёртвые судьбы,
Тогда лишь поняли, что гнев был не бес.
Что в этой трагедии, в этой печали,
Сокрыт был урок, для людей и богов,
Что гордыня и зло, что сердца терзали,
Должны уступить место миру, любви.
И радуга вспыхнула в небе, как знамя,
Залогом надежды, залогом весны,
Что новый мир, из руин восстанет,
Где люди и боги, друг другу верны.
И Ной, ступив на землю, дрожащую, сырую,
Взглянул на мир, что был рождён заново,
И понял, что бремя, что нёс он, святое,
Теперь ему предстоит нести постоянно.
Он выпустил птиц, чтоб весть разнесли,
О том, что потоп отступил, что жизнь вернулась,
И звери, робко, из ковчега вышли,
В мир, где тишина, как в саван окунулась.
Но боги, с Олимпа, смотрели с тревогой,
На дело рук своих, на разрушенье,
И в их сердцах, где гнев бушевал когда-то,
Зародилось сомненье, сожаленье.
Зевс, громовержец, склонил свою голову,
Увидев, что мир, им созданный, сломан,
И понял, что власть, что дарована свыше,
Не должна быть орудием гнева, а добрым законом.
Афина, мудрая, спустилась на землю,
И Ною сказала: «Учись на ошибках,
И помни, что мир, что тебе доверен,
Хрупок, как лёд, и требует гибкости, силы».
И люди, потомки Ноя, расселились по миру,
Строя города, возделывая землю,
Но в памяти хранили потоп, как урок,
О том, что гордыня ведёт к паденью.
Они воздвигли храмы, не в честь богов,
А в память о тех, кто погиб в потопе,
И в каждом камне, в каждой молитве,
Звучала надежда, что гнев не повторится.
Но боги, хоть и смягчили свой нрав,
Не забыли о силе, что им дана,
И наблюдали за смертными, издалека,
Готовые вмешаться, если придёт беда.
И так, мир восстал из пепла и грязи,
С новым знанием, с новой надеждой,
Но память о потопе, о гневе небес,
Осталась навечно, как предостережение.
И в каждом шторме, в каждой грозе,
Люди слышали эхо той страшной битвы,
И молились, чтоб боги их пощадили,
И чтоб мир и гармония царили в мире.
Ведь даже после гнева, после потопа,
Остается надежда, остается вера,
Что любовь и прощение сильнее ненависти,
И что мир, в конце концов, будет спасён.
Но время текло, как вода сквозь пальцы,
И память о буре тускнела в веках,
И люди, забыв уроки небес,
Вновь возносились в гордыне своей.
Они строили башни до самых звёзд,
И думали, что власть их безгранична,
Что боги забыли, что гнев их угас,
И что мир теперь в их руках, навечно.
Но боги, с Олимпа, смотрели с печалью,
На новый виток человеческой гордыни,
И в их сердцах, где когда-то бушевал гнев,
Зародилось вновь желание наказать.
Зевс, громовержец, поднял свою руку,
И молния сверкнула в небесах,
А Посейдон, владыка морей,
Вновь вздымал валы, готовясь к новой битве.
Но в этот раз, люди были готовы,
Они помнили уроки прошлого,
И в их сердцах, вместо страха и отчаяния,
Загорелась решимость бороться.
Они собрали свои силы, свои знания,
И встали против гнева небес,
И в этой битве, где столкнулись боги и люди,
Рождалась новая легенда, новый миф.
И в этой битве, где каждый искал свою правду,
Где каждый боролся за своё право на жизнь,
Боги и люди познали друг друга,
И поняли, что сила не в гневе, а в единстве.
И когда буря утихла, когда гнев угас,
Боги и люди заключили мир,
И в их сердцах, где когда-то бушевал гнев,
Зародилась новая надежда, новая вера.
И мир, рождённый из пепла и грязи,
Стал миром, где боги и люди живут в гармонии,
Где каждый уважает другого,
И где каждый знает, что сила не в гневе, а в любви.
Резня в Сихеме. Честь и Кровь
В Сихеме, где солнце лизало камни,
Где древние дубы шептали тайны,
Разверзлась бездна, полная страданий,
И кровь смешалась с прахом, как в тумане.
Дина, дочь Иакова, в плену у страсти,
Позор несла, как тяжкое проклятье.
И сын её, Сихем, в порыве власти,
За честь семьи готов был на распятье.
Но не один он, гнев его был общим,
Братья, как львы, рычали в унисон.
И меч их, закалённый в битвах прочных,
Не знал пощады, не щадил закон.
Боги смотрели с высоты Олимпа,
Или с гор Синая, где их трон стоял.
Их воля – рок, их суд – неумолимый,
Но в этой бойне кто же побеждал?
Люди, в ярости, как буря, шли вперёд,
За честь свою, за кровь, за боль утраты.
Их крики рвали воздух, как полёт
Орлов, несущих смерть в своих когтях крылатых.
Боги, возможно, в тишине молчали,
Или шёпот их звучал в раскатах грома.
Но в Сихеме люди сами решали,
Чья честь важнее, чья судьба – знакома.
И резня свершилась, кровавый след
Оставив в памяти, как вечный шрам.
Где честь и насилие сплелись в ответ,
И боги, может, плакали там.
Так в Сихеме, под взглядом вечных звёзд,
Люди сражались, не щадя себя.
И в этой бойне, где царил погост,
Честь стала мечом, что резал, не любя.
Но эхо битвы, словно стон земли,
Неслось сквозь века, в сердцах живя.
И каждый раз, когда враги пришли,
Вновь пробуждалась ярость, не тая.
Не божий гнев, но человечий пыл,
Что жаждет мести, словно вечный зов.
И в этом пламени, что мир спалил,
Рождалась новая легенда снов.
О том, как хрупка грань меж правдой, ложью,
Когда за честь готовы кровь пролить.
И как порой, в безумстве, в дрожи,
Боги лишь смотрят, не в силах остановить.
Их взгляд скользит по пепелищу битвы,
Где стонут раны, где рыдает мать.
Их вечный спор, их древние молитвы,
Не могут боль людскую унять.
Ведь честь – понятие, что в сердце зреет,
Не божий дар, но плод земных страстей.
И тот, кто за неё в бою немеет,
Становится орудием теней.
И тени эти, сотканные болью,
Сплетают нити будущих врагов.
И вновь Сихем, омытый новой кровью,
Становится предвестником оков.
Оков, что люди сами на себя
Наденут в пылу праведных обид.
И вновь богам придётся, не любя,
Смотреть, как человек себя губит.
Так в Сихеме, где прах смешался с потом,
Где честь и месть сплелись в один узор,
Рождался миф, что вечным будет эхом,
О том, как человек – свой главный спор.
И в каждом крике, в каждом вздохе боли,
В каждом ударе, что несёт врагу,
Звучит отзвук той битвы, что на воле
Свободу дал, но приковал к бегу.
Бегу по кругу, где месть порождает
Лишь новую месть, и нет конца цепи.
И боги смотрят, как земля страдает,
И как в сердцах людских пылают скрепы.
Скрепы обиды, скрепы гордости слепой,
Что превращают братьев в лютых псов.
И Сихем – вечный памятник, немой,
О том, как хрупок мир людских основ.
Но даже в пепле, где царит забвенье,
Где кровь впиталась в растрескавшийся грунт,
Живёт зерно, что ждет своё рожденье,
И новый гнев, что вырвется из пут.
Не божий суд, но человечий гнев,
Что жаждет воздаянья, словно зверь.
И в этом пламени, что мир развеял,
Рождается легенда, что поверь,
Несёт в себе отчаянье и боль,
И жажду мести, что не знает сна.
И вновь Сихем, как вечная юдоль,
Напомнит, что цена за честь – страшна.
И боги смотрят, с высоты своей,
На этот вечный цикл людских страстей.
Их взгляд скользит по пепелищу дней,
Где честь и месть сплетаются в цепи.
И в каждом сердце, что хранит обиду,
В каждом кулаке, что сжат в борьбе,
Живёт тот дух, что в Сихеме увидел
Лишь путь к разрухе, к вечной скорби.
Огненный Суд на Кармиле
Слушайте, дети земли, и внемлите, небеса,
Как гром гремел, как молнии неслись,
Когда на Кармиле, средь пыли и росы,
Бог истинный с ложью вступил в бой.
Четыре сотни жрецов, в одеяниях золотых,
Вопили к Ваалу, к идолу пустому.
Кровью своей чертили знаки на камнях,
Моля об огне, о знаке роковом.
Но Ваал спал, глухой к их мольбам и стонам,
Лишь ветер свистел, да вороны кружили.
А Илия, пророк, стоял один, как воин,
С мечом в руке, и верой, что не сломят.
Он воззвал к Господу, к Богу Авраама,
К Богу Исаака, к Богу Израиля.
И с неба сорвался поток пламени прямо,
Пожирая жертву, и жрецов, и их дела.
Огонь очистил землю, и души, и сердца,
Оставив лишь пепел, и прах, и тишину.
И понял народ, что Бог один, Творец,
И нет ему равных, ни в жизни, ни в войну.
Так Илия, пророк, принёс победу кровавую,
Не мечом своим, а словом и верой живой.
И засиял свет истины, яркий, лучезарный,
Над Кармилом, над землёй, над всей судьбой.
Пусть помнят потомки этот день великий,
Когда Бог явился, и ложь была повержена.
И пусть вера в сердце горит, как пламя,
Чтоб в час испытаний душа была сбережена.
Ибо в тот день, когда небеса разверзлись огнём,
И Ваал, бог лжи, был низвергнут в прах,
Не только жрецы познали гнев Божий,
Но и сердца людей, что в заблуждении блуждали.
Илия, как молния, пронзил тьму неверия,
Его голос, как гром, расколол завесу обмана.
Он не меч поднял, но слово, что сильнее стали,
И вера, что горы сдвигает, не зная преград.
И народ, что стоял, застыв в немом ужасе,
Увидел истину, что ярче солнца сияла.
Они узрели мощь, что не подвластна смертным,
И поняли, что лишь в одном Боге спасение.
С тех пор Кармил стал местом священным,
Когда веков завеса тонкой нитью
Сплеталась с волей, что царит над всем,
И смертный дух, гордыней позабытый,
Бросал вызов небесам, как всем
Законам бытия, что им даны,
Тогда и грянул час великой битвы.
Не меч и щит, а мысли, что сильны,
И воля, что не знает страха, скрыты
В сердцах людей, что смели вознести
Свой глас к Олимпу, к тронам вечных сил.
Они искали правды, чтоб найти
Свой путь, свой смысл, что Бог им не явил.
Но боги, в злате вечном утопая,
Смотрели вниз, как на ничтожный прах.
Их гнев, как молния, в сердцах пылая,
Готовил кару, сеяла лишь страх.
И вот, в земле, где грех царил без меры,
Где похоть, злоба, ложь сплелись в клубок,
Два города, как два гнилых примера,
Взметнулись к небу, словно злой пророк.
Содом и Гоморра, их имена
Звучали как проклятье, как позор.
Их нравы, их дела – одна стена,
Что отделила их от вечных гор.
Тогда разверзлись хляби, и с небес
Низвергся огнь, что не щадил ничто.
Земля дрожала, сотрясался лес,
И города в объятьях пламени текло
Расплавленным металлом, камнем, плотью.
Кричали люди, в ужасе бежали,
Но гнев богов, неумолимой мощью,
Их души, тела в пепел обращали.
И только прах, и соль, и горький дым
Остались там, где жизнь кипела прежде.
Напоминанье всем, кто стал другим,
Кто предал свет, кто выбрал путь к надежде
На силу лишь свою, на свой удел,
Забыв, что есть Тот, кто вершит закон.
И в этом гневе, что небес хотел,
Уничтожен был Содом, и Гоморра.
Так битва шла, невидима для глаз,
Но явна в последствиях, в слезах земли.
И каждый смертный, в этот страшный час,
Понял, что боги – это не нули.
Что есть предел, что есть закон и суд,
И что гордыня – путь к погибели.
И в пепле городов, что там живут,
Звучит урок для всех, кто не забыл.
Что даже если смертный дух взметнёт
Свой вызов к звёздам, к вечности, к светилам,
Он лишь песчинка в бездне мирозданья,
И воля высших – вечный, строгий суд.
Не в силе мышц, не в дерзости признанья
Находится спасение и труд.
Но в смиренном принятии судьбы,
В служении тому, что выше нас.
Когда же разум, в собственной гульбе,
Забывает о божественных приказах,
Когда пороки, словно змеи, ползут,
И развращают душу до основ,
Тогда и небеса свой гнев несут,
И кара ждёт, как ждёт её Содом.
И пусть века пройдут, и пыль веков
Покроет землю, где стояли стены,
Но память о великих тех богов,
И о грехах, что вызвали измены
Всему святому, будет жить в веках.
В сказаньях древних, в шёпоте ветров,
В дрожащих от предчувствия сердцах,
В молчании безмолвных островов.
И каждый, кто услышит этот глас,
Кто вглядится в ту бездну, в тот пожар,
Поймёт, что есть предел для всех для нас,
И что гордыня – это вечный дар
Тем силам, что не терпят суеты,
И правят миром, как единый Бог.
И в пепле городов, где нет мечты,
Лишь вечный страх, что в сердце он зажёг.
И пусть же этот пепел станет знаком,
Напоминанием о том, что есть предел.
Что даже самый сильный, самым злым,
Не сможет избежать небесных стрел.
Ведь боги видят всё, и слышат всё,
И знают каждый вздох, и каждый шаг.
И если сердце тьмой поражено,
То не поможет ни богатство, ни кулак.
И пусть легенда эта прорастёт,
В сердцах людей, как семя покаянья.
Чтоб каждый помнил, что его ждёт,
За гордость, злобу, ложь и за терзанья.
Что есть любовь, и милость, и прощенье,
Но есть и гнев, и кара, и возмездье.
И выбор этот – вечное решенье,
Что определит судьбу и место.
И пусть же каждый, кто прочтёт эти слова,
Задумается о жизни, о душе.
Чтоб не постигла участь такова,
Что постигла Содом в кромешной мгле.
Чтоб не гореть в огне, не знать покоя,
Не быть забытым, стёртым навсегда.
А жить в гармонии с самим собою,
И с теми, кто нас окружает всегда.
И пусть же боги, в вышине небесной,
Смягчат свой гнев, и милость проявят.
И даруют надежду, свет чудесный,
Тем, кто раскаялся, кто правду славят.
Ведь даже в пепле, в самой чёрной тьме,
Может пробиться росток новой жизни.
И в каждом сердце, в каждой голове,
Есть шанс исправить все свои корысти.
И пусть же эта битва, эта боль,
Станет уроком для грядущих поколений.
Чтоб каждый помнил, что он – лишь роль,
В великой драме вечных откровений.
Что есть Творец, и есть его законы,
И что их нужно чтить, и уважать.
Иначе – пепел, слёзы, стоны,
И вечный мрак, что нечем освещать.
И пусть же эта песнь, как эхо, длится,
В веках, в сердцах, в легендах и сказаньях.
Чтоб каждый помнил, что нельзя гордиться,
И что гордыня – путь к самоистязанью.
Что есть любовь, и вера, и надежда,
И что они сильнее всякой злобы.
И что лишь в них – спасение невежды,
И путь к свободе, к свету, к Богу.
***
Гнев Небес. Потоп
Когда вечный спор, что тлел в сердцах,
Разжёгся пламенем, и гнев небес
Низвергся с высот, в смертных глазах
Зажёгся страх, предвестье грозных мест.
Боги, чьи лики в молниях сверкали,
И люди, чьи души горели в борьбе,
Сошлись в битве, что мир расколола,
И каждый искал свою правду в судьбе.
Но гнев их был слишком велик,
И небеса разверзлись, как рана,
Потоп хлынул, мир смывая,
И лишь немногие спаслись от бед.
Вода поднялась, поглощая города,
Смывая следы былой гордыни,
И в этой буре, в этой воде,
Боги и люди познали свой конец.
Но даже в хаосе, в этой бездне,
Осталась надежда, искра жизни,
И из пепла, из вод, возродится
Новый мир, новая жизнь, новая вера.
Владыка Морей, Посейдон, вздымал валы,
Стихия бушевала, сметая всё на пути,
А Зевс, с Олимпа, метал громы и стрелы,
Карая смертных, что дерзнули восстать.
Люди же, в отчаянье, взывали к богам,
Моля о пощаде, о милости в гневе,
Но эхо лишь вторил их стонам,
И волны смывали их жалкие требы.
Герои сражались, мечами сверкая,
Пытаясь сдержать натиск небес,
Но мощь богов была непреодолима,
И смерть косила их, как спелый лес.
Афина, со щитом, защищала избранных,
Пытаясь спасти хоть крупицу добра,
Но даже богиня, в борьбе изгнанная,
Не могла остановить потопа, что пришёл.
И в этой пучине, где тонули надежды,
Где рушились храмы, где гибли миры,
Лишь Ной, по велению, строил ковчег,
Спасая семя, для новой поры.
Когда же вода отступила, утихла буря,
И солнце робко взглянуло с небес,
На руины, на пепел, на мёртвые судьбы,
Тогда лишь поняли, что гнев был не бес.
Что в этой трагедии, в этой печали,
Сокрыт был урок, для людей и богов,
Что гордыня и зло, что сердца терзали,
Должны уступить место миру, любви.
И радуга вспыхнула в небе, как знамя,
Залогом надежды, залогом весны,
Что новый мир, из руин восстанет,
Где люди и боги, друг другу верны.
И Ной, ступив на землю, дрожащую, сырую,
Взглянул на мир, что был рождён заново,
И понял, что бремя, что нёс он, святое,
Теперь ему предстоит нести постоянно.
Он выпустил птиц, чтоб весть разнесли,
О том, что потоп отступил, что жизнь вернулась,
И звери, робко, из ковчега вышли,
В мир, где тишина, как в саван окунулась.
Но боги, с Олимпа, смотрели с тревогой,
На дело рук своих, на разрушенье,
И в их сердцах, где гнев бушевал когда-то,
Зародилось сомненье, сожаленье.
Зевс, громовержец, склонил свою голову,
Увидев, что мир, им созданный, сломан,
И понял, что власть, что дарована свыше,
Не должна быть орудием гнева, а добрым законом.
Афина, мудрая, спустилась на землю,
И Ною сказала: «Учись на ошибках,
И помни, что мир, что тебе доверен,
Хрупок, как лёд, и требует гибкости, силы».
И люди, потомки Ноя, расселились по миру,
Строя города, возделывая землю,
Но в памяти хранили потоп, как урок,
О том, что гордыня ведёт к паденью.
Они воздвигли храмы, не в честь богов,
А в память о тех, кто погиб в потопе,
И в каждом камне, в каждой молитве,
Звучала надежда, что гнев не повторится.
Но боги, хоть и смягчили свой нрав,
Не забыли о силе, что им дана,
И наблюдали за смертными, издалека,
Готовые вмешаться, если придёт беда.
И так, мир восстал из пепла и грязи,
С новым знанием, с новой надеждой,
Но память о потопе, о гневе небес,
Осталась навечно, как предостережение.
И в каждом шторме, в каждой грозе,
Люди слышали эхо той страшной битвы,
И молились, чтоб боги их пощадили,
И чтоб мир и гармония царили в мире.
Ведь даже после гнева, после потопа,
Остается надежда, остается вера,
Что любовь и прощение сильнее ненависти,
И что мир, в конце концов, будет спасён.
Но время текло, как вода сквозь пальцы,
И память о буре тускнела в веках,
И люди, забыв уроки небес,
Вновь возносились в гордыне своей.
Они строили башни до самых звёзд,
И думали, что власть их безгранична,
Что боги забыли, что гнев их угас,
И что мир теперь в их руках, навечно.
Но боги, с Олимпа, смотрели с печалью,
На новый виток человеческой гордыни,
И в их сердцах, где когда-то бушевал гнев,
Зародилось вновь желание наказать.
Зевс, громовержец, поднял свою руку,
И молния сверкнула в небесах,
А Посейдон, владыка морей,
Вновь вздымал валы, готовясь к новой битве.
Но в этот раз, люди были готовы,
Они помнили уроки прошлого,
И в их сердцах, вместо страха и отчаяния,
Загорелась решимость бороться.
Они собрали свои силы, свои знания,
И встали против гнева небес,
И в этой битве, где столкнулись боги и люди,
Рождалась новая легенда, новый миф.
И в этой битве, где каждый искал свою правду,
Где каждый боролся за своё право на жизнь,
Боги и люди познали друг друга,
И поняли, что сила не в гневе, а в единстве.
И когда буря утихла, когда гнев угас,
Боги и люди заключили мир,
И в их сердцах, где когда-то бушевал гнев,
Зародилась новая надежда, новая вера.
И мир, рождённый из пепла и грязи,
Стал миром, где боги и люди живут в гармонии,
Где каждый уважает другого,
И где каждый знает, что сила не в гневе, а в любви.
***
Резня в Сихеме. Честь и Кровь
В Сихеме, где солнце лизало камни,
Где древние дубы шептали тайны,
Разверзлась бездна, полная страданий,
И кровь смешалась с прахом, как в тумане.
Дина, дочь Иакова, в плену у страсти,
Позор несла, как тяжкое проклятье.
И сын её, Сихем, в порыве власти,
За честь семьи готов был на распятье.
Но не один он, гнев его был общим,
Братья, как львы, рычали в унисон.
И меч их, закалённый в битвах прочных,
Не знал пощады, не щадил закон.
Боги смотрели с высоты Олимпа,
Или с гор Синая, где их трон стоял.
Их воля – рок, их суд – неумолимый,
Но в этой бойне кто же побеждал?
Люди, в ярости, как буря, шли вперёд,
За честь свою, за кровь, за боль утраты.
Их крики рвали воздух, как полёт
Орлов, несущих смерть в своих когтях крылатых.
Боги, возможно, в тишине молчали,
Или шёпот их звучал в раскатах грома.
Но в Сихеме люди сами решали,
Чья честь важнее, чья судьба – знакома.
И резня свершилась, кровавый след
Оставив в памяти, как вечный шрам.
Где честь и насилие сплелись в ответ,
И боги, может, плакали там.
Так в Сихеме, под взглядом вечных звёзд,
Люди сражались, не щадя себя.
И в этой бойне, где царил погост,
Честь стала мечом, что резал, не любя.
Но эхо битвы, словно стон земли,
Неслось сквозь века, в сердцах живя.
И каждый раз, когда враги пришли,
Вновь пробуждалась ярость, не тая.
Не божий гнев, но человечий пыл,
Что жаждет мести, словно вечный зов.
И в этом пламени, что мир спалил,
Рождалась новая легенда снов.
О том, как хрупка грань меж правдой, ложью,
Когда за честь готовы кровь пролить.
И как порой, в безумстве, в дрожи,
Боги лишь смотрят, не в силах остановить.
Их взгляд скользит по пепелищу битвы,
Где стонут раны, где рыдает мать.
Их вечный спор, их древние молитвы,
Не могут боль людскую унять.
Ведь честь – понятие, что в сердце зреет,
Не божий дар, но плод земных страстей.
И тот, кто за неё в бою немеет,
Становится орудием теней.
И тени эти, сотканные болью,
Сплетают нити будущих врагов.
И вновь Сихем, омытый новой кровью,
Становится предвестником оков.
Оков, что люди сами на себя
Наденут в пылу праведных обид.
И вновь богам придётся, не любя,
Смотреть, как человек себя губит.
Так в Сихеме, где прах смешался с потом,
Где честь и месть сплелись в один узор,
Рождался миф, что вечным будет эхом,
О том, как человек – свой главный спор.
И в каждом крике, в каждом вздохе боли,
В каждом ударе, что несёт врагу,
Звучит отзвук той битвы, что на воле
Свободу дал, но приковал к бегу.
Бегу по кругу, где месть порождает
Лишь новую месть, и нет конца цепи.
И боги смотрят, как земля страдает,
И как в сердцах людских пылают скрепы.
Скрепы обиды, скрепы гордости слепой,
Что превращают братьев в лютых псов.
И Сихем – вечный памятник, немой,
О том, как хрупок мир людских основ.
Но даже в пепле, где царит забвенье,
Где кровь впиталась в растрескавшийся грунт,
Живёт зерно, что ждет своё рожденье,
И новый гнев, что вырвется из пут.
Не божий суд, но человечий гнев,
Что жаждет воздаянья, словно зверь.
И в этом пламени, что мир развеял,
Рождается легенда, что поверь,
Несёт в себе отчаянье и боль,
И жажду мести, что не знает сна.
И вновь Сихем, как вечная юдоль,
Напомнит, что цена за честь – страшна.
И боги смотрят, с высоты своей,
На этот вечный цикл людских страстей.
Их взгляд скользит по пепелищу дней,
Где честь и месть сплетаются в цепи.
И в каждом сердце, что хранит обиду,
В каждом кулаке, что сжат в борьбе,
Живёт тот дух, что в Сихеме увидел
Лишь путь к разрухе, к вечной скорби.
***
Огненный Суд на Кармиле
Слушайте, дети земли, и внемлите, небеса,
Как гром гремел, как молнии неслись,
Когда на Кармиле, средь пыли и росы,
Бог истинный с ложью вступил в бой.
Четыре сотни жрецов, в одеяниях золотых,
Вопили к Ваалу, к идолу пустому.
Кровью своей чертили знаки на камнях,
Моля об огне, о знаке роковом.
Но Ваал спал, глухой к их мольбам и стонам,
Лишь ветер свистел, да вороны кружили.
А Илия, пророк, стоял один, как воин,
С мечом в руке, и верой, что не сломят.
Он воззвал к Господу, к Богу Авраама,
К Богу Исаака, к Богу Израиля.
И с неба сорвался поток пламени прямо,
Пожирая жертву, и жрецов, и их дела.
Огонь очистил землю, и души, и сердца,
Оставив лишь пепел, и прах, и тишину.
И понял народ, что Бог один, Творец,
И нет ему равных, ни в жизни, ни в войну.
Так Илия, пророк, принёс победу кровавую,
Не мечом своим, а словом и верой живой.
И засиял свет истины, яркий, лучезарный,
Над Кармилом, над землёй, над всей судьбой.
Пусть помнят потомки этот день великий,
Когда Бог явился, и ложь была повержена.
И пусть вера в сердце горит, как пламя,
Чтоб в час испытаний душа была сбережена.
Ибо в тот день, когда небеса разверзлись огнём,
И Ваал, бог лжи, был низвергнут в прах,
Не только жрецы познали гнев Божий,
Но и сердца людей, что в заблуждении блуждали.
Илия, как молния, пронзил тьму неверия,
Его голос, как гром, расколол завесу обмана.
Он не меч поднял, но слово, что сильнее стали,
И вера, что горы сдвигает, не зная преград.
И народ, что стоял, застыв в немом ужасе,
Увидел истину, что ярче солнца сияла.
Они узрели мощь, что не подвластна смертным,
И поняли, что лишь в одном Боге спасение.
С тех пор Кармил стал местом священным,
