Подземелье Кансыз-хана: Легенда о Кровавом Клинке
В сердце гор, где ветер воет волком,
И скалы помнят древние века,
Лежит проклятое подземелье Кансыз-хана,
Где тьма густа, как кровь у палача.
Когда-то Кансыз-хан, властитель грозный,
Свой меч ковал в огне людских сердец.
Он жаждал власти, славы и богатства,
И не щадил ни старцев, ни младенцев.
Собрав сокровища, награбленные в битвах,
Он вглубь земли укрыл их от врагов.
И вход замуровал, проклятием скрепив,
Чтоб ни один живой не вышел из оков.
Легенда гласит, что в лабиринтах мрачных,
Блуждают души тех, кто пал от рук хана.
И каждый шаг там эхом отзывается,
Напоминая о злодействах Кансыз-хана.
Там стражи каменные, оживлённые колдовством,
Хранят покой хозяина и его казну.
И змеи ядовитые, с глазами как рубины,
Плетут свои смертельные узоры в тишину.
Но главное сокровище подземелья –
Не золото, не жемчуг, не алмаз.
А Кровавый Клинок, пропитанный страданием,
Что Кансыз-хан держал в последний час.
Говорят, кто Кровавый Клинок возьмёт,
Тот обретёт немыслимую силу.
Но вместе с ней – проклятие Кансыз-хана,
Что будет гнать до самой могилы.
Искатели приключений, жаждущие наживы,
Не раз пытались в подземелье проникнуть.
Но лишь немногие вернулись, обезумевшие,
Шепча о кошмарах, что им пришлось увидеть.
Так пусть же эта легенда предостережёт,
Тех, кто рискнет потревожить сон хана.
Ведь в подземелье Кансыз-хана нет спасения,
Лишь тьма и смерть, и вечная вина.
Солнечная Пиала
В лазурных высях, где рассвет рождается,
Искрится чаша, светом налитая.
Не злато ковано, не камень самоцветный,
А солнечный огонь, навек запечатлённый.
То Пиала Солнца, дар богов небесных,
Хранит в себе тепло, для душ земных полезных.
Когда зима сковала мир в объятьях льда,
И жизнь застыла, словно в вечной тьме тогда,
Богиня Солнца, в колеснице златокрылой,
Спускается на землю, поступью неслышной, милой.
И Пиалу Солнца, над миром поднимает,
И светом живительным всё сущее питает.
Из чаши льётся свет, как мёд янтарный, густой,
Растапливая лед, даря земле покой.
Пробуждаются цветы, и птицы звонко поют,
И в каждом сердце радость, находит свой приют.
Но лишь достойный зрит сиянье Пиалы,
Чья душа чиста, и помыслы светлы.
Кто в сердце носит веру, надежду и любовь,
Тот ощутит прикосновение богов.
И если в час печали, ты в небо посмотришь,
И в сердце искру веры, ты не похоронишь,
То, может быть, увидишь, в лучах заката дня,
Сияние далекое, Солнечной Пиалы.
И помни, путник, в мире бренном этом,
Что свет всегда сильнее, чем тьма кромешная.
И даже в самой тёмной, безнадежной мгле,
Сияет Пиала Солнца, надежду даря тебе.
Мияс-су, Мать Родниковых Вод
В тени вековых лесов, где шепчутся древние тайны,
В сердце земли, где дремлет вечная прохлада,
Живёт Мияс-су, Мать Родниковых Вод,
Богиня чистых струй, дарующая жизнь и отраду.
Её волосы – нити серебряного дождя,
Сплетаются в косы, что питают реки и озера.
Глаза её – два сапфира, глубокие и ясные,
В них отражается небо, и шёпот горного эха.
Она ходит босая по мхам изумрудным,
И там, где ступает её легкая нога,
Пробиваются ключи, звенящие хрустально,
Наполняя жаждущую землю влагой живой.
Мияс-су – хранительница родников священных,
Она оберегает их от скверны и забвения.
Её дыхание – туман над утренней долиной,
Её голос – журчание ручья, песня вечного движения.
Когда засуха терзает землю иссохшую,
Когда скот умирает от жажды в пыли,
Молитвы возносят к Мияс-су, Матери Вод,
И она, услышав мольбы, проливает слёзы свои.
Слёзы её – дождь благодатный, спасительный,
Оживляют поля, наполняют колодцы до краёв.
И люди, благодаря Мияс-су за щедрость,
Воспевают её имя в песнях и сказаниях своих.
Так пусть же всегда помнят о Матери Родниковых Вод,
О Мияс-су, дарующей жизнь и процветание.
Пусть берегут её дары, как сокровище бесценное,
Ибо без воды нет жизни, нет будущего, нет надежды.
Песнь о Чуди Подземной
В землях, где солнце лишь краешком светит,
Где корни деревьев сплетаются в сети,
Живёт народ древний, народ позабытый,
Чудь Подземная, тьмой и землей укрытая.
Не люди они, и не звери лесные,
Лица их бледны, как камни сырые.
Глаза их горят, как уголья в печи,
Хранят они тайны, что нам не постичь.
Когда-то ходили они по земле,
Но солнце палило, и стало им скверно.
Ушли под покровы земли и камней,
И стали ковать там судьбу свою в ней.
Куют они золото, что в недрах таится,
И шепчут заклятья, что в эхо струятся.
Их молоты бьют, словно громы вдали,
И искры взлетают, как души земли.
Не трогай их землю, не рой их пещеры,
Иначе накличешь ты гнев их без меры.
Они под землёй, но помнят былое,
И ярость их дремлет, как пламя живое.
И если услышишь ты в полночь глухую,
Стук молота странный, то знай, не балуйся.
То Чудь Подземная куёт свою волю,
И ждёт она часа, чтоб выйти на волю.
Каменный Цветок
В глубинах гор, где сумрак вечный дремлет,
Где самоцветы искрятся в тишине,
Живёт легенда, что сердца волнует,
О мастере, что камень покорил себе.
Данила-мастер, душою чистый, светлый,
Искал он в камне красоту живую,
Мечтал создать цветок, чтоб вечно цвёл он,
И тайны гор в себе навек хранил.
Спустился в недра, к Хозяйке Медной Горы,
Владычице богатств и колдовства,
Она ему открыла двери в царство,
Где камень дышит, словно трава.
Увидел он цветы, что солнцем не согреты,
Из малахита, яшмы, хрусталя,
И понял он, что смертному не ведом,
Тот совершенный мир, где правит красота.
Трудился долго, день и ночь не зная,
Вдыхая жизнь в холодный, мёртвый камень,
Но всё не мог он тайну разгадать,
Как передать души своей пламя.
И вот однажды, в час предрассветный, тихий,
Когда усталость разум застила,
Он увидал, как камень оживает,
И распускается цветок, что он творил.
Но в красоте его таилась сила,
Забыть заставила Данилу мир земной,
И Хозяйка Медной Горы пленила,
Его навек в обители своей.
И говорят, что в глубине пещерной,
Цветёт тот камень, дивный и прекрасный,
Напоминая всем, кто ищет совершенства,
Что красота порой бывает опасна.
И каждый, кто в горах его увидит,
Забудет дом, семью, друзей своих,
И станет вечным стражем Каменного Цветка,
В плену у Хозяйки гор, во власти сил иных.
Агидель, Третья Река: Миф о Рождении
В начале времен, когда мир был юн и дик,
Лишь две реки текли, судьбой храним их лик.
Одна – Урал, могучий, как хребет седой,
Другая – Яик, стремительный, молодой.
Но жажда жизни, что в земле таилась,
Взмолилась к небу, чтобы чудо свершилось.
И боги, вняв мольбам земли родной,
Решили третью реку создать, живой.
Спустилась с неба дева, ликом светла,
Агидель имя ей, что в сердце пролегла.
Она коснулась камня, древнего, седого,
И хлынула вода, чиста, как слово Бога.
Агидель, третья река, рождённая мечтой,
Впитала в себя силу гор и неба синевой.
Она несла прохладу в знойные края,
И жизнь дарила, щедро, не тая.
Её берега стали домом для людей,
Что чтили реку, как завёт от древних дней.
Она поила скот, дарила урожай,
И в песнях славили её, от края и до края.
Но злые духи, тьмы ночной сыны,
Завидовали реке, что светом полна.
Они пытались воду отравить, затмить,
И в сердце Агидели холод поселить.
Но дева-река, сильна и горда,
Сражалась с тьмой, не отступая никуда.
Она призвала на помощь ветер и грозу,
И смыла скверну, словно горькую слезу.
И с тех пор течёт Агидель, чиста и светла,
Напоминая людям, что жизнь всегда права.
Она – символ веры, надежды и любви,
Агидель, третья река, что в сердце ты храни.
Так пусть же льётся песня над её волной,
О деве-реке, что дарит нам покой.
И пусть хранит Агидель землю свою,
И дарит жизнь, как в самом начале, в раю.
Песнь Лунтхусаптура: Одинокий Гусь
В небесах, где звёзды – пыль богов,
Над миром, спящим в колыбели снов,
Летел Лунтхусаптур, крылатый страж,
Одинокий Гусь, хранитель древних саг.
Не помнил он ни стаи, ни гнезда,
Лишь ветер в перьях, да седая мгла.
Он видел рождение и гибель звёзд,
И слышал шёпот позабытых мест.
Его глаза, как два осколка льда,
Хранили память, что не знает дна.
Он помнил битвы титанов и богов,
И плач земли, скорбящей от оков.
Когда луна багряным светом льёт,
Он песнь печали в небесах поёт.
О времени, что утекло, как дым,
О мире, ставшем чуждым и чужим.
Его перо, упавшее с крыла,
В легенду древнюю навеки проросло.
И тот, кто перышко то подберёт,
Услышит эхо позабытых вод.
Лунтхусаптур, одинокий Гусь,
Летит сквозь вечность, не ведая грусть.
Он символ мудрости, что в тишине,
Хранит секреты в звёздной вышине.
И если ночью, вглядываясь ввысь,
Увидишь тень, что в небесах неслись,
Знай, это он, Лунтхусаптур летит,
Одинокий Гусь, что мир собой хранит.
Легенда о Сулее: Камень, рождённый громом
В седых Уральских горах, где ветер воет дико,
Встаёт Сулея-гора, вершиной в небе ликом.
Не просто камень то, не груда мёртвых скал,
А сердце древнее, что тайны веков впитало.
Когда-то, в дни, когда мир был юн и полон магии,
Боги небесные вели войну, в ярости и брани.
Перун, громовержец, метал стрелы огненные,
И молнии сверкали, землю опаляя мгновенно.
Одна из стрел, что пронзила тьму кромешную,
Упала в землю, расколов её трещиной.
И там, где пламя коснулось горной тверди,
Родился камень, мощный, как гнев небесный.
Сулея-гора, так нарекли её люди,
В ней сила Перуна, в ней отголоски бури.
Говорят, в пещерах её живут духи древние,
Хранители знаний, мудрые и верные.
Когда гроза над Сулеей свирепо разразится,
Камень оживает, силой наполняется.
И слышно эхо битвы богов в раскатах грома,
Напоминая смертным о величии и грозном доме.
Искатели кладов, алчные и дерзкие,
Пытались не раз покорить вершину дерзкую.
Но гора не терпит корысти и обмана,
И тех, кто с дурными мыслями к ней приходит, карает она.
Лишь тем, кто с чистым сердцем и уважением,
Приходит к Сулее, дарует она откровение.
Покажет тропы тайные, откроет клады мудрости,
И наполнит душу силой и благостью.
Так стоит Сулея, свидетельница веков,
Храня в себе легенды, тайны богов.
И шепчет ветер в скалах её древних,
О силе камня, рожденного громом небесным.
Легенда о Шурале, Юрте и Лесных Духах
В дремучих чащах, где сплетаются корни вековые,
Где сумрак вечный правит бал, и шепчут травы сны,
Жил Шурале, лесной злодей, с пальцами длинными,
Что щекотали до смерти, в плен заманив в глуши.
Он был насмешник и обманщик, с рогом костяным,
Что изгибался, словно месяц, в ночи беззвёздной тьмы.
Он путал тропы, заводил в болота, в омут злой,
И хохотал, когда терялся путник, сбитый с толку им.
Но в тех же лесах, средь елей, сосен и берёз,
Стоял Юрт, жилище древнее, что предки возвели.
В нём обитали люди добрые, с сердцами чистыми,
Хранители леса, что с природой в мире жили.
Они знали тайны трав и шёпот ветра в кронах,
Умели слушать лес, как книгу, мудрость в ней храня.
И верили, что кроме Шурале, есть и духи добрые,
Лесные твари, что оберегают лес от зла и огня.
Была среди них Убыр, с ликом бледным, как луна,
Что ночью бродила, защищая спящих от беды.
И Бичура, маленький дух, с глазами озорными,
Что птицам помогал гнезда вить, и ягоды расти.
Однажды Шурале задумал Юрт разрушить, сжечь дотла,
И изгнать людей из леса, чтобы править в нём один.
Он подговорил леших злых, и кикимор болотных,
И двинулся войной на Юрт, в ночи, когда все спят.
Но лесные твари встали на защиту Юрта,
Убыр своим дыханием тушила искры злые,
Бичура запутал тропы, леших с кикиморами,
И Шурале, в ярости слепой, попал в свою же сеть.
Тогда люди Юрта вышли, с факелами в руках,
И прогнали Шурале вглубь, где вечный мрак царит.
С тех пор Шурале боится света, и людей избегает,
А Юрт стоит, как символ жизни, в сердце леса, невредим.
И помнят люди, что в лесу живут не только злые духи,
Но и добрые, что помогают, если сердце чисто.
И шепчут травы эту сказку, из уст в уста передавая,
О Шурале, Юрте и лесных тварях, что лес хранят всегда.
Турват: Уральский Лох-Несс
В объятьях гор, где Урал дремлет вечно,
Лежит Турват, зеркало небес.
Вода его темна, как ночь предвечная,
Хранит в глубинах тайны и чудес.
Не шепчут ветры сказки о русалках,
Не плещутся здесь рыбки в лунном свете.
Лишь тишина, что душу обжигает,
И страх, что в сердце медленно трепещет.
Преданья говорят о чудище могучем,
О змее огромном, что в озере живёт.
Турватский зверь, с чешуей блестящей,
Он дремлет в иле, время своё ждёт.
Когда туман над гладью поднимается,
И лунный диск пронзает тьму ночную,
Тогда из вод чудовище является,
И вскидывает голову большую.
Глаза его, как уголья, пылают,
И пасть зияет, полная клыков.
Волна от тела мощного вздымает,
И эхом раздаётся жуткий зов.
Не смеет путник близко приближаться,
К проклятым берегам Турвата-озера.
Иначе зверь из глубины поднимется,
И утащит в бездну, словно в чёрную дыру.
Но есть и те, кто верят в благосклонность,
Турватского хранителя глубин.
Кто с чистым сердцем, с верой и любовью,
Приносит дары к озеру один.
И говорят, что зверь тогда покажется,
И взглядом мудрым одарит смельчака.
Но тайна Турвата не разгадается,
Пока жива эта легенда великая.
Так пусть же дремлет чудище в покое,
В глубинах тёмных, где царит покой.
И пусть Турват, как зеркало большое,
Хранит легенду, вечную, как Урал седой.
Великан Ермак и Духи Воды
В седых Уральских горах, где камень помнит древность,
Жил исполин Ермак, могучий, словно крепость.
Не ведал страха он, ни боли, ни сомнений,
Лишь воля к жизни в нём пылала, как горенье.
Но не в сраженьях славу он себе ковал,
А в дружбе с реками, что край тот омывал.
Он слышал шёпот их, журчанье и бурленье,
И понимал язык стихии, без сомненья.
Однажды, в час, когда луна взошла над лесом,
Ермак услышал плач, пронзительный и пресный.
То духи вод, ручьев, озер и рек стонали,
И от беды великой помощи взывали.
«О, богатырь Ермак, защитник наш могучий!
Злодей явился к нам, коварный и живучий.
Он воду отравил, лишил нас сил и света,
И смерть несёт с собой по водам до рассвета!»
Ермак, услышав стон, вскипел от гнева праведного,
И меч свой поднял ввысь, сверкающий и славный.
«Я отомщу за вас, за каждую слезинку!
И злодея найду, и превращу в пылинку!»
Он шёл вдоль берегов, где травы пожухли,
Где рыбы мёртвые на дно реки уснули.
И вскоре увидал, средь мрака и тумана,
Злодея колдовство, зловещее и странное.
То был колдун седой, с глазами ледяными,
Он воду отравлял заклятьями своими.
Ермак набросился на злодея, словно буря,
И меч его рассек колдовские фигуры.
Вступили в бой они, великан против мага,
И дрогнула земля от яростного шага.
Ермак был силой гор, а колдун – тьмой бездонной,
Но правда победила, силой непреклонной.
Колдун был повержен, заклятья рухнули в прах,
И чистая вода вернулась в русла рек.
Духи вод ликовали, благодаря Ермака,
И славили его подвиг в веки веков.
С тех пор Ермак – герой, защитник вод Урала,
И имя его эхом в горах тех прозвучало.
И помнят реки те, как великан могучий,
В сердце гор, где ветер воет волком,
И скалы помнят древние века,
Лежит проклятое подземелье Кансыз-хана,
Где тьма густа, как кровь у палача.
Когда-то Кансыз-хан, властитель грозный,
Свой меч ковал в огне людских сердец.
Он жаждал власти, славы и богатства,
И не щадил ни старцев, ни младенцев.
Собрав сокровища, награбленные в битвах,
Он вглубь земли укрыл их от врагов.
И вход замуровал, проклятием скрепив,
Чтоб ни один живой не вышел из оков.
Легенда гласит, что в лабиринтах мрачных,
Блуждают души тех, кто пал от рук хана.
И каждый шаг там эхом отзывается,
Напоминая о злодействах Кансыз-хана.
Там стражи каменные, оживлённые колдовством,
Хранят покой хозяина и его казну.
И змеи ядовитые, с глазами как рубины,
Плетут свои смертельные узоры в тишину.
Но главное сокровище подземелья –
Не золото, не жемчуг, не алмаз.
А Кровавый Клинок, пропитанный страданием,
Что Кансыз-хан держал в последний час.
Говорят, кто Кровавый Клинок возьмёт,
Тот обретёт немыслимую силу.
Но вместе с ней – проклятие Кансыз-хана,
Что будет гнать до самой могилы.
Искатели приключений, жаждущие наживы,
Не раз пытались в подземелье проникнуть.
Но лишь немногие вернулись, обезумевшие,
Шепча о кошмарах, что им пришлось увидеть.
Так пусть же эта легенда предостережёт,
Тех, кто рискнет потревожить сон хана.
Ведь в подземелье Кансыз-хана нет спасения,
Лишь тьма и смерть, и вечная вина.
***
Солнечная Пиала
В лазурных высях, где рассвет рождается,
Искрится чаша, светом налитая.
Не злато ковано, не камень самоцветный,
А солнечный огонь, навек запечатлённый.
То Пиала Солнца, дар богов небесных,
Хранит в себе тепло, для душ земных полезных.
Когда зима сковала мир в объятьях льда,
И жизнь застыла, словно в вечной тьме тогда,
Богиня Солнца, в колеснице златокрылой,
Спускается на землю, поступью неслышной, милой.
И Пиалу Солнца, над миром поднимает,
И светом живительным всё сущее питает.
Из чаши льётся свет, как мёд янтарный, густой,
Растапливая лед, даря земле покой.
Пробуждаются цветы, и птицы звонко поют,
И в каждом сердце радость, находит свой приют.
Но лишь достойный зрит сиянье Пиалы,
Чья душа чиста, и помыслы светлы.
Кто в сердце носит веру, надежду и любовь,
Тот ощутит прикосновение богов.
И если в час печали, ты в небо посмотришь,
И в сердце искру веры, ты не похоронишь,
То, может быть, увидишь, в лучах заката дня,
Сияние далекое, Солнечной Пиалы.
И помни, путник, в мире бренном этом,
Что свет всегда сильнее, чем тьма кромешная.
И даже в самой тёмной, безнадежной мгле,
Сияет Пиала Солнца, надежду даря тебе.
***
Мияс-су, Мать Родниковых Вод
В тени вековых лесов, где шепчутся древние тайны,
В сердце земли, где дремлет вечная прохлада,
Живёт Мияс-су, Мать Родниковых Вод,
Богиня чистых струй, дарующая жизнь и отраду.
Её волосы – нити серебряного дождя,
Сплетаются в косы, что питают реки и озера.
Глаза её – два сапфира, глубокие и ясные,
В них отражается небо, и шёпот горного эха.
Она ходит босая по мхам изумрудным,
И там, где ступает её легкая нога,
Пробиваются ключи, звенящие хрустально,
Наполняя жаждущую землю влагой живой.
Мияс-су – хранительница родников священных,
Она оберегает их от скверны и забвения.
Её дыхание – туман над утренней долиной,
Её голос – журчание ручья, песня вечного движения.
Когда засуха терзает землю иссохшую,
Когда скот умирает от жажды в пыли,
Молитвы возносят к Мияс-су, Матери Вод,
И она, услышав мольбы, проливает слёзы свои.
Слёзы её – дождь благодатный, спасительный,
Оживляют поля, наполняют колодцы до краёв.
И люди, благодаря Мияс-су за щедрость,
Воспевают её имя в песнях и сказаниях своих.
Так пусть же всегда помнят о Матери Родниковых Вод,
О Мияс-су, дарующей жизнь и процветание.
Пусть берегут её дары, как сокровище бесценное,
Ибо без воды нет жизни, нет будущего, нет надежды.
***
Песнь о Чуди Подземной
В землях, где солнце лишь краешком светит,
Где корни деревьев сплетаются в сети,
Живёт народ древний, народ позабытый,
Чудь Подземная, тьмой и землей укрытая.
Не люди они, и не звери лесные,
Лица их бледны, как камни сырые.
Глаза их горят, как уголья в печи,
Хранят они тайны, что нам не постичь.
Когда-то ходили они по земле,
Но солнце палило, и стало им скверно.
Ушли под покровы земли и камней,
И стали ковать там судьбу свою в ней.
Куют они золото, что в недрах таится,
И шепчут заклятья, что в эхо струятся.
Их молоты бьют, словно громы вдали,
И искры взлетают, как души земли.
Не трогай их землю, не рой их пещеры,
Иначе накличешь ты гнев их без меры.
Они под землёй, но помнят былое,
И ярость их дремлет, как пламя живое.
И если услышишь ты в полночь глухую,
Стук молота странный, то знай, не балуйся.
То Чудь Подземная куёт свою волю,
И ждёт она часа, чтоб выйти на волю.
***
Каменный Цветок
В глубинах гор, где сумрак вечный дремлет,
Где самоцветы искрятся в тишине,
Живёт легенда, что сердца волнует,
О мастере, что камень покорил себе.
Данила-мастер, душою чистый, светлый,
Искал он в камне красоту живую,
Мечтал создать цветок, чтоб вечно цвёл он,
И тайны гор в себе навек хранил.
Спустился в недра, к Хозяйке Медной Горы,
Владычице богатств и колдовства,
Она ему открыла двери в царство,
Где камень дышит, словно трава.
Увидел он цветы, что солнцем не согреты,
Из малахита, яшмы, хрусталя,
И понял он, что смертному не ведом,
Тот совершенный мир, где правит красота.
Трудился долго, день и ночь не зная,
Вдыхая жизнь в холодный, мёртвый камень,
Но всё не мог он тайну разгадать,
Как передать души своей пламя.
И вот однажды, в час предрассветный, тихий,
Когда усталость разум застила,
Он увидал, как камень оживает,
И распускается цветок, что он творил.
Но в красоте его таилась сила,
Забыть заставила Данилу мир земной,
И Хозяйка Медной Горы пленила,
Его навек в обители своей.
И говорят, что в глубине пещерной,
Цветёт тот камень, дивный и прекрасный,
Напоминая всем, кто ищет совершенства,
Что красота порой бывает опасна.
И каждый, кто в горах его увидит,
Забудет дом, семью, друзей своих,
И станет вечным стражем Каменного Цветка,
В плену у Хозяйки гор, во власти сил иных.
***
Агидель, Третья Река: Миф о Рождении
В начале времен, когда мир был юн и дик,
Лишь две реки текли, судьбой храним их лик.
Одна – Урал, могучий, как хребет седой,
Другая – Яик, стремительный, молодой.
Но жажда жизни, что в земле таилась,
Взмолилась к небу, чтобы чудо свершилось.
И боги, вняв мольбам земли родной,
Решили третью реку создать, живой.
Спустилась с неба дева, ликом светла,
Агидель имя ей, что в сердце пролегла.
Она коснулась камня, древнего, седого,
И хлынула вода, чиста, как слово Бога.
Агидель, третья река, рождённая мечтой,
Впитала в себя силу гор и неба синевой.
Она несла прохладу в знойные края,
И жизнь дарила, щедро, не тая.
Её берега стали домом для людей,
Что чтили реку, как завёт от древних дней.
Она поила скот, дарила урожай,
И в песнях славили её, от края и до края.
Но злые духи, тьмы ночной сыны,
Завидовали реке, что светом полна.
Они пытались воду отравить, затмить,
И в сердце Агидели холод поселить.
Но дева-река, сильна и горда,
Сражалась с тьмой, не отступая никуда.
Она призвала на помощь ветер и грозу,
И смыла скверну, словно горькую слезу.
И с тех пор течёт Агидель, чиста и светла,
Напоминая людям, что жизнь всегда права.
Она – символ веры, надежды и любви,
Агидель, третья река, что в сердце ты храни.
Так пусть же льётся песня над её волной,
О деве-реке, что дарит нам покой.
И пусть хранит Агидель землю свою,
И дарит жизнь, как в самом начале, в раю.
***
Песнь Лунтхусаптура: Одинокий Гусь
В небесах, где звёзды – пыль богов,
Над миром, спящим в колыбели снов,
Летел Лунтхусаптур, крылатый страж,
Одинокий Гусь, хранитель древних саг.
Не помнил он ни стаи, ни гнезда,
Лишь ветер в перьях, да седая мгла.
Он видел рождение и гибель звёзд,
И слышал шёпот позабытых мест.
Его глаза, как два осколка льда,
Хранили память, что не знает дна.
Он помнил битвы титанов и богов,
И плач земли, скорбящей от оков.
Когда луна багряным светом льёт,
Он песнь печали в небесах поёт.
О времени, что утекло, как дым,
О мире, ставшем чуждым и чужим.
Его перо, упавшее с крыла,
В легенду древнюю навеки проросло.
И тот, кто перышко то подберёт,
Услышит эхо позабытых вод.
Лунтхусаптур, одинокий Гусь,
Летит сквозь вечность, не ведая грусть.
Он символ мудрости, что в тишине,
Хранит секреты в звёздной вышине.
И если ночью, вглядываясь ввысь,
Увидишь тень, что в небесах неслись,
Знай, это он, Лунтхусаптур летит,
Одинокий Гусь, что мир собой хранит.
***
Легенда о Сулее: Камень, рождённый громом
В седых Уральских горах, где ветер воет дико,
Встаёт Сулея-гора, вершиной в небе ликом.
Не просто камень то, не груда мёртвых скал,
А сердце древнее, что тайны веков впитало.
Когда-то, в дни, когда мир был юн и полон магии,
Боги небесные вели войну, в ярости и брани.
Перун, громовержец, метал стрелы огненные,
И молнии сверкали, землю опаляя мгновенно.
Одна из стрел, что пронзила тьму кромешную,
Упала в землю, расколов её трещиной.
И там, где пламя коснулось горной тверди,
Родился камень, мощный, как гнев небесный.
Сулея-гора, так нарекли её люди,
В ней сила Перуна, в ней отголоски бури.
Говорят, в пещерах её живут духи древние,
Хранители знаний, мудрые и верные.
Когда гроза над Сулеей свирепо разразится,
Камень оживает, силой наполняется.
И слышно эхо битвы богов в раскатах грома,
Напоминая смертным о величии и грозном доме.
Искатели кладов, алчные и дерзкие,
Пытались не раз покорить вершину дерзкую.
Но гора не терпит корысти и обмана,
И тех, кто с дурными мыслями к ней приходит, карает она.
Лишь тем, кто с чистым сердцем и уважением,
Приходит к Сулее, дарует она откровение.
Покажет тропы тайные, откроет клады мудрости,
И наполнит душу силой и благостью.
Так стоит Сулея, свидетельница веков,
Храня в себе легенды, тайны богов.
И шепчет ветер в скалах её древних,
О силе камня, рожденного громом небесным.
***
Легенда о Шурале, Юрте и Лесных Духах
В дремучих чащах, где сплетаются корни вековые,
Где сумрак вечный правит бал, и шепчут травы сны,
Жил Шурале, лесной злодей, с пальцами длинными,
Что щекотали до смерти, в плен заманив в глуши.
Он был насмешник и обманщик, с рогом костяным,
Что изгибался, словно месяц, в ночи беззвёздной тьмы.
Он путал тропы, заводил в болота, в омут злой,
И хохотал, когда терялся путник, сбитый с толку им.
Но в тех же лесах, средь елей, сосен и берёз,
Стоял Юрт, жилище древнее, что предки возвели.
В нём обитали люди добрые, с сердцами чистыми,
Хранители леса, что с природой в мире жили.
Они знали тайны трав и шёпот ветра в кронах,
Умели слушать лес, как книгу, мудрость в ней храня.
И верили, что кроме Шурале, есть и духи добрые,
Лесные твари, что оберегают лес от зла и огня.
Была среди них Убыр, с ликом бледным, как луна,
Что ночью бродила, защищая спящих от беды.
И Бичура, маленький дух, с глазами озорными,
Что птицам помогал гнезда вить, и ягоды расти.
Однажды Шурале задумал Юрт разрушить, сжечь дотла,
И изгнать людей из леса, чтобы править в нём один.
Он подговорил леших злых, и кикимор болотных,
И двинулся войной на Юрт, в ночи, когда все спят.
Но лесные твари встали на защиту Юрта,
Убыр своим дыханием тушила искры злые,
Бичура запутал тропы, леших с кикиморами,
И Шурале, в ярости слепой, попал в свою же сеть.
Тогда люди Юрта вышли, с факелами в руках,
И прогнали Шурале вглубь, где вечный мрак царит.
С тех пор Шурале боится света, и людей избегает,
А Юрт стоит, как символ жизни, в сердце леса, невредим.
И помнят люди, что в лесу живут не только злые духи,
Но и добрые, что помогают, если сердце чисто.
И шепчут травы эту сказку, из уст в уста передавая,
О Шурале, Юрте и лесных тварях, что лес хранят всегда.
***
Турват: Уральский Лох-Несс
В объятьях гор, где Урал дремлет вечно,
Лежит Турват, зеркало небес.
Вода его темна, как ночь предвечная,
Хранит в глубинах тайны и чудес.
Не шепчут ветры сказки о русалках,
Не плещутся здесь рыбки в лунном свете.
Лишь тишина, что душу обжигает,
И страх, что в сердце медленно трепещет.
Преданья говорят о чудище могучем,
О змее огромном, что в озере живёт.
Турватский зверь, с чешуей блестящей,
Он дремлет в иле, время своё ждёт.
Когда туман над гладью поднимается,
И лунный диск пронзает тьму ночную,
Тогда из вод чудовище является,
И вскидывает голову большую.
Глаза его, как уголья, пылают,
И пасть зияет, полная клыков.
Волна от тела мощного вздымает,
И эхом раздаётся жуткий зов.
Не смеет путник близко приближаться,
К проклятым берегам Турвата-озера.
Иначе зверь из глубины поднимется,
И утащит в бездну, словно в чёрную дыру.
Но есть и те, кто верят в благосклонность,
Турватского хранителя глубин.
Кто с чистым сердцем, с верой и любовью,
Приносит дары к озеру один.
И говорят, что зверь тогда покажется,
И взглядом мудрым одарит смельчака.
Но тайна Турвата не разгадается,
Пока жива эта легенда великая.
Так пусть же дремлет чудище в покое,
В глубинах тёмных, где царит покой.
И пусть Турват, как зеркало большое,
Хранит легенду, вечную, как Урал седой.
***
Великан Ермак и Духи Воды
В седых Уральских горах, где камень помнит древность,
Жил исполин Ермак, могучий, словно крепость.
Не ведал страха он, ни боли, ни сомнений,
Лишь воля к жизни в нём пылала, как горенье.
Но не в сраженьях славу он себе ковал,
А в дружбе с реками, что край тот омывал.
Он слышал шёпот их, журчанье и бурленье,
И понимал язык стихии, без сомненья.
Однажды, в час, когда луна взошла над лесом,
Ермак услышал плач, пронзительный и пресный.
То духи вод, ручьев, озер и рек стонали,
И от беды великой помощи взывали.
«О, богатырь Ермак, защитник наш могучий!
Злодей явился к нам, коварный и живучий.
Он воду отравил, лишил нас сил и света,
И смерть несёт с собой по водам до рассвета!»
Ермак, услышав стон, вскипел от гнева праведного,
И меч свой поднял ввысь, сверкающий и славный.
«Я отомщу за вас, за каждую слезинку!
И злодея найду, и превращу в пылинку!»
Он шёл вдоль берегов, где травы пожухли,
Где рыбы мёртвые на дно реки уснули.
И вскоре увидал, средь мрака и тумана,
Злодея колдовство, зловещее и странное.
То был колдун седой, с глазами ледяными,
Он воду отравлял заклятьями своими.
Ермак набросился на злодея, словно буря,
И меч его рассек колдовские фигуры.
Вступили в бой они, великан против мага,
И дрогнула земля от яростного шага.
Ермак был силой гор, а колдун – тьмой бездонной,
Но правда победила, силой непреклонной.
Колдун был повержен, заклятья рухнули в прах,
И чистая вода вернулась в русла рек.
Духи вод ликовали, благодаря Ермака,
И славили его подвиг в веки веков.
С тех пор Ермак – герой, защитник вод Урала,
И имя его эхом в горах тех прозвучало.
И помнят реки те, как великан могучий,
