Шырван-кызы: Песнь о Стальной Деве Шырвана
В горах Шырвана, где орлы парят,
Где ветер шепчет сказки древних лет,
Родилась дева, чья судьба – сиять,
Чей меч, как молния, чей дух, как свет.
Шырван-кызы, дитя суровых скал,
Впитала силу гор, их твёрдый нрав.
Она росла, как горный водопад,
Свободной, дерзкой, воле не предав.
Отец её, прославленный батыр,
Учил её владеть клинком и луком,
И видел в ней не нежный, хрупкий мир,
А воина, что станет грозным звуком.
Когда враги, как саранча, пришли,
Огнём и кровью землю оскверняя,
Шырван-кызы свой гнев в кулак сжала,
И клятву дала – родину спасая.
Она надела сталь, что холодна,
Но сердце девы пылало жаром мести.
Её коса, как уголь, что черна,
И взгляд, как лёд, не знает места лести.
Вперёд, Шырван-кызы, на битву в бой!
Твой меч, как серп, врагов безжалостно косит.
Твой крик, как гром, над горною грядой,
И страх в сердцах захватчиков он носит.
Она сражалась, словно дикий зверь,
За каждый камень, за родную землю.
Её отвага – яркий, жгучий свет,
Что тьму развеял, словно злую темень.
И пали враги, сражённые ею,
Перед силой духа, что не сломить вовек.
Шырван-кызы, как солнце, засияла,
И мир вернулся в край родной навек.
Так помнят в Шырване о деве той,
О Стальной Деве, что врагов разбила.
Шырван-кызы – легенда, что живёт,
И в сердце каждого героя поселилась.
И если враг посмеет вновь прийти,
На землю эту с жадностью глядя,
Шырван-кызы восстанет из земли,
И меч её вновь засияет, как заря.
Амаласунта: Песнь о Готике и Скорби
В Равенне, златом сияющей когда-то,
Где готы правили, как львы в своей палате,
Росла Амаласунта, дочь Теодориха,
В ней кровь Амалов текла, как горная река.
Умна, как греческая муза, прекрасна, как заря,
Она читала Платона, забыв про топоры.
Владела латынью, как Цезарь своим войском,
И видела будущее, сквозь времени полоску.
Но судьба, как волк, крадется в ночи,
И горечь ждала её, впереди, вдали.
Отец, великий король, ушёл в мир иной,
Оставив ей трон, и сына, ещё младой.
Регентом стала она, за юного Аталариха,
И правила мудро, избегая лихих.
Но готы, воины, привыкшие к войне,
Не приняли женщину, на троне, в тишине.
Они жаждали битв, и крови, и славы,
А ей хотелось мира, и мудрой управы.
Она звала учителей, из Рима, из Греции,
Чтоб сына учить, и дать ему просвещение.
Но готы роптали: «Зачем ему книги?
Пусть учится биться, и точит клинки!
Зачем ему мудрость, что в книгах сокрыты?
Пусть знает лишь силу, ярость и битвы!»
Аталарих, юный король, поддался соблазну,
Забыл про науку, и предал её разом.
Он пил и гулял, с воинами грубыми,
И мать его сердце терзалось муками.
Увы, недолго правил он, юный и слабый,
Угас, словно пламя, задутое ветром.
И вновь Амаласунта, одна, у руля,
В бушующем море, где тонет земля.
Чтоб укрепить трон, и готам угодить,
Она вышла замуж, за Теодата, чтоб жить.
Но он, коварный змей, в её сердце вонзил,
Кинжал предательства, и жизнь её сгубил.
В темнице, на острове, в озере Больсена,
Она встретила смерть, вдали от Равенны.
Убита по приказу, мужем своим,
Что была мудрее и его не любила.
Амаласунта, королева-мученица,
В её смерти – трагедия, горькая истина.
Она хотела мира, и просвещения,
Но пала жертвой, жестокого времени.
И ветер, над озером Больсена, поёт,
О готике падшей, и о том, что пройдёт.
Имя Амаласунты, в легендах живёт,
Как символ мудрости, что смерть не берёт.
Песнь о Теодорихе, Короле Героев
Слушайте, воины, слушайте, девы!
Песнь о Теодорихе я вам поведаю,
Короле остготов, чья слава гремела,
Чья мощь сокрушала, чья воля горела!
Рождённый в тени древних лесов,
Вскормлённый молоком диких кобылиц,
Он вырос высоким, как дуб вековой,
И взгляд его был острее стали клинков.
Его меч, Бальмунг, кованный гномами,
В бою сверкал, словно молния в громе.
Щит его, Эгида, хранил от стрел,
И конь его, Фальда, летел, как орёл.
Он правил Равенной, городом мраморным,
Где солнце играло на куполах храмов.
Но мир не давался ему просто так,
И враги восставали, словно сорняк.
Был Одоакр, узурпатор жестокий,
Чья власть над Италией была одинокой.
Теодорих двинулся с войском на юг,
И битва при Изонцо была страшна и жутка.
Три года осаждал он Равенну,
И голод терзал её стены надменно.
Но Теодорих был неумолим, как судьба,
И Одоакр пал, склонив голову раба.
Он правил мудро, он правил справедливо,
Заботился о людях, как добрый родитель.
Но тень проклятья висела над ним,
И зависть богов не давала покоя одним.
Шептали, что он заключил сделку с тьмой,
Что сила его – от сил неземных.
И брат его, Фритила, поверил клевете,
И замыслил злодейство в своей слепоте.
В бою с Фритилой Теодорих пал,
Преданный братом, в землю упал.
Но дух его жив, он витает над нами,
И в час нужды он явится с небесами!
Ибо Теодорих – не просто король,
Он – символ отваги, он – вечная боль.
Он – память о славе, он – зов к победе,
И имя его будет жить в каждом сердце!
Больсена: Зеркало Этрусков, Слёзы Богов
В сердце земли, где Тоскана вздыхает,
Лежит Больсена, озеро-сон.
Вода его тайны веками скрывает,
И шепчет легенды, как древний канон.
Когда-то Вольсинии, город могучий,
Над ним возвышался, гордый и смел.
Этрусков народ, искусный и зрячий,
В его отражении судьбу свою зрел.
Но боги, разгневанные гордыней людской,
Явили свой гнев в пламени и мгле.
Город пал, поглощен бездной морской,
И озеро Больсена возникло на земле.
Говорят, это слёзы богов пролились,
Омывая руины, скорбь утоляя.
И в глубинах его души поселились
Призраки прошлого, тихо рыдая.
Два острова, Мартана и Биссентина,
Как стражи стоят, храня эту боль.
Мартана – где Амалазунта, царица,
Нашла свой конец, приняв смертельный укол.
Биссентина – остров священных рощ,
Где храмы стояли, богам посвященные.
Теперь лишь эхо молитв доносит дождь,
И тайны веков в камнях заключенные.
Когда солнце садится, багряным огнём,
Больсена сверкает, как слеза в ночи.
И кажется, слышишь в шепоте вод о былом,
О славе этрусской, что больше не звучит.
Так спит Больсена, озеро-легенда,
Храня в глубинах память веков.
И каждый, кто смотрит в его воды безбрежные,
Увидит в них отблеск ушедших богов.
Песнь о Фритиле, Воителе Зари
В те времена, когда мир был юн и дик,
Когда боги ходили по земле, как мы сейчас,
Родился Фритил, сын бури и скалы,
Воитель Зари, чья слава не угаснет.
Он был высок, как сосна, что к небу рвётся,
И силен, как медведь, что в берлоге спит.
В глазах его горел огонь рассвета,
А в сердце – жажда подвигов и битв.
Фритил рос, внимая шёпоту ветров,
И учился у волков охотничьей тропе.
Он знал язык зверей и птиц небесных,
И тайны трав, что исцеляют боль.
Однажды, тьма спустилась на земли,
И чудовища из бездны восстали вновь.
Они пожирали скот и жгли селенья,
И сеяли лишь страх, да смерть, да кровь.
Тогда Фритил, презрев опасность смерти,
Взял меч отцов, что был кован из звёзд.
Надел доспехи, выкованные гномами,
И двинулся навстречу полчищам угроз.
Он бился яростно, как вихрь осенний,
И меч его сверкал, как молния в ночи.
Он сокрушал врагов, не зная страха,
И прогонял их прочь, от края до земли.
Он сражался с драконом, что дышал огнём,
И победил его, пронзив сердце копьём.
Он одолел колдуна, что тьму творил,
И вернул свет и радость в мир.
Но слава и победы не вскружили голову,
Фритил остался верен своему народу.
Он правил мудро, справедливо и честно,
И защищал свой край от всякого невзгоды.
И когда пришло его время покинуть мир,
Он ушёл достойно, как и жил всегда.
Он поднялся к звёздам, в Вальхаллу славную,
Где пирует с богами до скончания дня.
Так помните же, люди, о Фритиле,
Воителе Зари, что тьму победил.
Пусть подвиги его, вас вдохновляют,
И смелость в сердце вашем разжигают!
Два Острова: Мартана и Биссентина
В лазурных водах озера Болсена, где дремлет древняя магия,
Лежат два острова, словно два сердца, бьющихся в унисон.
Мартана, остров скорби и тайны, окутанный тенью печали,
И Биссентина, остров надежды, омытый лучами солнца.
Легенда гласит, что когда-то давно, в эпоху богов и героев,
Жила на Мартане прекрасная Марта, чья красота затмевала луну.
В неё влюбился могучий герцог, чьё сердце было чернее ночи,
И заточил её в башне высокой, лишив свободы и света дня.
Марта тосковала по воле, по ветру в волосах и пению птиц,
И слезы её, падая в озеро, превращались в жемчужины скорби.
Но однажды, услышав её мольбы, боги смилостивились над ней,
И послали ей весть через птицу, что надежда ещё жива.
На Биссентине, острове напротив, жил юный рыбак по имени Бисентий,
Чьё сердце было чистым и добрым, а руки сильными и умелыми.
Услышав о горе Марты, он поклялся освободить её из плена,
И каждый день, втайне от герцога, он плыл к Мартане на своей лодке.
Он пел ей песни о свободе, о любви и о надежде,
И голос его, словно луч солнца, проникал сквозь стены башни.
Марта слушала его, и сердце её наполнялось новой силой,
И вместе они плели план побега, втайне от злого герцога.
В ночь, когда луна затмилась, Бисентий приплыл к Мартане,
И помог ей спуститься из башни, используя верёвку из её волос.
Они бежали вместе, под покровом ночи, к Биссентине,
Но герцог, узнав о побеге, послал за ними своих воинов.
Настигли они их на берегу, готовые убить обоих,
Но боги, видя их любовь и отвагу, вмешались в ход событий.
Они подняли волны озера, и потопили воинов герцога,
А Марту и Бисентия превратили в два острова, навеки вместе.
Так и стоят они, по сей день, Мартана и Биссентина,
Напоминая о любви, о надежде и о силе духа.
Мартана, остров скорби, хранит память о заточении Марты,
А Биссентина, остров надежды, дарит веру в светлое будущее.
И если прислушаться к шёпоту ветра над озером Болсена,
Можно услышать их голоса, сливающиеся в единую песнь,
Песнь о любви, победившей зло, о надежде, не знающей границ,
И о двух островах, навеки связанных судьбой и легендой.
Остров Буян: Легенда из глубин
В синем море, в океане ширoком,
Где волны плещут, словно гривы коней,
Лежит остров, тайной дымкой обвит,
Буян зовётся, в сказках древних он сплетен.
Не сыщешь ты его на карте земной,
Лишь в шёпоте ветра, в песнях морских,
Он возникает, словно сон золотой,
В памяти предков, в сказаниях живых.
На острове том, дуб могучий растёт,
До неба ветвями своими достал,
И цепь золотая вокруг обвита,
А кот ученый, сказки там сказывал.
Там ларь хрустальный, в нём утка плывёт,
В той утке яйцо, а в яйце – смерть Кощеева,
Сокрыта сила, что мир бережёт,
От зла и коварства, от тьмы зловещей.
Там камень Алатырь, алтарь древних богов,
На нём исцеление, на нем и прозрение,
Он дарит мудрость, он дарит любовь,
И тайны вселенной открывает мгновенно.
Буян – не просто остров, то сердце земли,
Источник жизни, начало начал,
Он полон чудес, что в сказках нашли,
Своё отражение, свой вечный причал.
И если ты сердцем чист и душой,
То, может быть, в сновидениях явится он,
Остров Буян, в океане большом,
И тайны свои тебе тихо откроет потом.
Садко: Песнь о Морском Царе и Гусляре из Новгорода
В граде славном, в Новгороде вольном,
Жил гусляр Садко, душой исполнен.
Играл он дивно, песни слагал,
Но богатства, увы, не знал.
Однажды ночью, в тиши Ильмень-озера,
Услышал Садко голос, словно эхо ветра:
«Садко, гусляр, не печалься, не горюй,
В озеро выйди, сеть свою разверни!»
Послушался Садко, в лодку сел,
И в озеро тёмное сеть закинул смело.
И вытащил он рыбу – золотые перья,
Богатство неслыханное, невиданное доселе.
Разбогател Садко, купцом стал знатным,
Но сердце его тосковало необъятно.
Задумал он пир устроить невиданный,
Чтоб слава о Новгороде летела по миру.
Но пир не кончался, день и ночь гуляли,
И море взволновалось, штормы восстали.
Велел Морской Царь жертву ему принести,
Того, кто всех милее, кто всех дороже найти.
Жребий пал на Садко, гусляра славного,
И бросили его в море, в пучину темную.
Очутился Садко во дворце подводном,
Перед Царем Морским, грозным и холодным.
Велел Царь Садко играть на гуслях звонких,
И музыка полилась, как реки шёлковые.
Заплясал Царь Морской, затряслась пучина,
И корабли стали тонуть, погибель неминуема.
Вдруг явился Никола-Угодник, святой,
И шепнул Садко: «Струны порви, герой!
Иначе весь мир поглотит пучина,
Останови пляску Царя, злого владыки».
Садко послушался, струны оборвал,
И пляска Царя Морского прервалась, утихла.
Предложил Царь Садко выбрать себе невесту,
Из трехсот девиц, прекрасных и прелестных.
Но Никола-Угодник снова подсказал:
«Выбери Чернавушку, ту, что всех печальней».
Выбрал Садко Чернавушку, скромную девицу,
И заснул с ней сном глубоким, словно в забытьи.
Проснулся Садко на берегу Ильмень-озера,
Рядом с ним Чернавушка, река прозрачная.
Понял Садко, что богатство – не главное,
А любовь и верность – сокровище бесценное.
Вернулся Садко в Новгород, к жене любимой,
И больше не искал богатства мнимого.
А гусли свои повесил в церкви святой,
В память о чуде, что случилось с ним под водой.
Так песня о Садко, гусляре славном,
Живёт в веках, как сказ о чуде дивном.
О силе музыки, о мудрости сердца,
И о том, что любовь – дороже наследства.
Илья Муромец: Былина о Силе и Чести
В селе Карачарове, тихом и сонном,
Лежал Илья, недвижим, словно камень.
Тридцать лет протекли, как вода под мостом,
А он всё лежал, скованный недугом.
Но час пробил, и странники святые,
В избу вошли, свет лицами даря.
«Илья Муромец, встань, богатырь России!
Настало время подвигов, пора».
Илья, услышав голос, встрепенулся,
Впервые силу в теле ощутил.
Водой святой он жадно прикоснулся,
И немощь тридцати лет как дым уплыла.
Вскочил Илья, плечи расправил могучие,
Земля под ним затрепетала слегка.
Почувствовал силу, не знавшую случая,
И понял, что ждёт его дальняя дорога.
Отец и мать со слезами благословили,
На подвиги ратные, на защиту земли.
Илья коня богатырского оседлал,
И в Киев град путь свой направил он.
В лесах дремучих, разбойники свирепые,
На путников нападали, грабя и губя.
Но Илья Муромец, с булавой своей крепкой,
Разбойников тех быстро усмирил.
Соловья Разбойника, что свистом своим,
Деревья гнул и путников пугал,
Илья Муромец стрелой сразил одним,
И землю русскую от зла избавлял.
В Киеве граде, князь Владимир пировал,
Илья Муромец к нему на поклон пришёл.
За землю русскую, за народ страдал,
И в битвах славных себя он нашёл.
Сражался с Тугарином Змеевичем лютым,
С Идолищем Поганым, что землю топтал.
Илья Муромец, богатырь непобедимый,
Русь от врагов всегда защищал.
Так жил Илья, сильный и справедливый,
Защитник слабых, гроза для врагов.
Имя его в веках прославлено дивно,
И в былинах живёт, как символ основ.
И помнят люди подвиги Ильюши,
О силе духа, о чести и долге.
И верят, что если придёт беда в души,
Вновь встанёт Илья, на страже, надолго!
Тугарин Змеевич: Песнь о Силе и Погибели
В степях широких, где ветер гуляет,
Где солнце палит, а пыль летает,
В горах Шырвана, где орлы парят,
Где ветер шепчет сказки древних лет,
Родилась дева, чья судьба – сиять,
Чей меч, как молния, чей дух, как свет.
Шырван-кызы, дитя суровых скал,
Впитала силу гор, их твёрдый нрав.
Она росла, как горный водопад,
Свободной, дерзкой, воле не предав.
Отец её, прославленный батыр,
Учил её владеть клинком и луком,
И видел в ней не нежный, хрупкий мир,
А воина, что станет грозным звуком.
Когда враги, как саранча, пришли,
Огнём и кровью землю оскверняя,
Шырван-кызы свой гнев в кулак сжала,
И клятву дала – родину спасая.
Она надела сталь, что холодна,
Но сердце девы пылало жаром мести.
Её коса, как уголь, что черна,
И взгляд, как лёд, не знает места лести.
Вперёд, Шырван-кызы, на битву в бой!
Твой меч, как серп, врагов безжалостно косит.
Твой крик, как гром, над горною грядой,
И страх в сердцах захватчиков он носит.
Она сражалась, словно дикий зверь,
За каждый камень, за родную землю.
Её отвага – яркий, жгучий свет,
Что тьму развеял, словно злую темень.
И пали враги, сражённые ею,
Перед силой духа, что не сломить вовек.
Шырван-кызы, как солнце, засияла,
И мир вернулся в край родной навек.
Так помнят в Шырване о деве той,
О Стальной Деве, что врагов разбила.
Шырван-кызы – легенда, что живёт,
И в сердце каждого героя поселилась.
И если враг посмеет вновь прийти,
На землю эту с жадностью глядя,
Шырван-кызы восстанет из земли,
И меч её вновь засияет, как заря.
***
Амаласунта: Песнь о Готике и Скорби
В Равенне, златом сияющей когда-то,
Где готы правили, как львы в своей палате,
Росла Амаласунта, дочь Теодориха,
В ней кровь Амалов текла, как горная река.
Умна, как греческая муза, прекрасна, как заря,
Она читала Платона, забыв про топоры.
Владела латынью, как Цезарь своим войском,
И видела будущее, сквозь времени полоску.
Но судьба, как волк, крадется в ночи,
И горечь ждала её, впереди, вдали.
Отец, великий король, ушёл в мир иной,
Оставив ей трон, и сына, ещё младой.
Регентом стала она, за юного Аталариха,
И правила мудро, избегая лихих.
Но готы, воины, привыкшие к войне,
Не приняли женщину, на троне, в тишине.
Они жаждали битв, и крови, и славы,
А ей хотелось мира, и мудрой управы.
Она звала учителей, из Рима, из Греции,
Чтоб сына учить, и дать ему просвещение.
Но готы роптали: «Зачем ему книги?
Пусть учится биться, и точит клинки!
Зачем ему мудрость, что в книгах сокрыты?
Пусть знает лишь силу, ярость и битвы!»
Аталарих, юный король, поддался соблазну,
Забыл про науку, и предал её разом.
Он пил и гулял, с воинами грубыми,
И мать его сердце терзалось муками.
Увы, недолго правил он, юный и слабый,
Угас, словно пламя, задутое ветром.
И вновь Амаласунта, одна, у руля,
В бушующем море, где тонет земля.
Чтоб укрепить трон, и готам угодить,
Она вышла замуж, за Теодата, чтоб жить.
Но он, коварный змей, в её сердце вонзил,
Кинжал предательства, и жизнь её сгубил.
В темнице, на острове, в озере Больсена,
Она встретила смерть, вдали от Равенны.
Убита по приказу, мужем своим,
Что была мудрее и его не любила.
Амаласунта, королева-мученица,
В её смерти – трагедия, горькая истина.
Она хотела мира, и просвещения,
Но пала жертвой, жестокого времени.
И ветер, над озером Больсена, поёт,
О готике падшей, и о том, что пройдёт.
Имя Амаласунты, в легендах живёт,
Как символ мудрости, что смерть не берёт.
***
Песнь о Теодорихе, Короле Героев
Слушайте, воины, слушайте, девы!
Песнь о Теодорихе я вам поведаю,
Короле остготов, чья слава гремела,
Чья мощь сокрушала, чья воля горела!
Рождённый в тени древних лесов,
Вскормлённый молоком диких кобылиц,
Он вырос высоким, как дуб вековой,
И взгляд его был острее стали клинков.
Его меч, Бальмунг, кованный гномами,
В бою сверкал, словно молния в громе.
Щит его, Эгида, хранил от стрел,
И конь его, Фальда, летел, как орёл.
Он правил Равенной, городом мраморным,
Где солнце играло на куполах храмов.
Но мир не давался ему просто так,
И враги восставали, словно сорняк.
Был Одоакр, узурпатор жестокий,
Чья власть над Италией была одинокой.
Теодорих двинулся с войском на юг,
И битва при Изонцо была страшна и жутка.
Три года осаждал он Равенну,
И голод терзал её стены надменно.
Но Теодорих был неумолим, как судьба,
И Одоакр пал, склонив голову раба.
Он правил мудро, он правил справедливо,
Заботился о людях, как добрый родитель.
Но тень проклятья висела над ним,
И зависть богов не давала покоя одним.
Шептали, что он заключил сделку с тьмой,
Что сила его – от сил неземных.
И брат его, Фритила, поверил клевете,
И замыслил злодейство в своей слепоте.
В бою с Фритилой Теодорих пал,
Преданный братом, в землю упал.
Но дух его жив, он витает над нами,
И в час нужды он явится с небесами!
Ибо Теодорих – не просто король,
Он – символ отваги, он – вечная боль.
Он – память о славе, он – зов к победе,
И имя его будет жить в каждом сердце!
***
Больсена: Зеркало Этрусков, Слёзы Богов
В сердце земли, где Тоскана вздыхает,
Лежит Больсена, озеро-сон.
Вода его тайны веками скрывает,
И шепчет легенды, как древний канон.
Когда-то Вольсинии, город могучий,
Над ним возвышался, гордый и смел.
Этрусков народ, искусный и зрячий,
В его отражении судьбу свою зрел.
Но боги, разгневанные гордыней людской,
Явили свой гнев в пламени и мгле.
Город пал, поглощен бездной морской,
И озеро Больсена возникло на земле.
Говорят, это слёзы богов пролились,
Омывая руины, скорбь утоляя.
И в глубинах его души поселились
Призраки прошлого, тихо рыдая.
Два острова, Мартана и Биссентина,
Как стражи стоят, храня эту боль.
Мартана – где Амалазунта, царица,
Нашла свой конец, приняв смертельный укол.
Биссентина – остров священных рощ,
Где храмы стояли, богам посвященные.
Теперь лишь эхо молитв доносит дождь,
И тайны веков в камнях заключенные.
Когда солнце садится, багряным огнём,
Больсена сверкает, как слеза в ночи.
И кажется, слышишь в шепоте вод о былом,
О славе этрусской, что больше не звучит.
Так спит Больсена, озеро-легенда,
Храня в глубинах память веков.
И каждый, кто смотрит в его воды безбрежные,
Увидит в них отблеск ушедших богов.
***
Песнь о Фритиле, Воителе Зари
В те времена, когда мир был юн и дик,
Когда боги ходили по земле, как мы сейчас,
Родился Фритил, сын бури и скалы,
Воитель Зари, чья слава не угаснет.
Он был высок, как сосна, что к небу рвётся,
И силен, как медведь, что в берлоге спит.
В глазах его горел огонь рассвета,
А в сердце – жажда подвигов и битв.
Фритил рос, внимая шёпоту ветров,
И учился у волков охотничьей тропе.
Он знал язык зверей и птиц небесных,
И тайны трав, что исцеляют боль.
Однажды, тьма спустилась на земли,
И чудовища из бездны восстали вновь.
Они пожирали скот и жгли селенья,
И сеяли лишь страх, да смерть, да кровь.
Тогда Фритил, презрев опасность смерти,
Взял меч отцов, что был кован из звёзд.
Надел доспехи, выкованные гномами,
И двинулся навстречу полчищам угроз.
Он бился яростно, как вихрь осенний,
И меч его сверкал, как молния в ночи.
Он сокрушал врагов, не зная страха,
И прогонял их прочь, от края до земли.
Он сражался с драконом, что дышал огнём,
И победил его, пронзив сердце копьём.
Он одолел колдуна, что тьму творил,
И вернул свет и радость в мир.
Но слава и победы не вскружили голову,
Фритил остался верен своему народу.
Он правил мудро, справедливо и честно,
И защищал свой край от всякого невзгоды.
И когда пришло его время покинуть мир,
Он ушёл достойно, как и жил всегда.
Он поднялся к звёздам, в Вальхаллу славную,
Где пирует с богами до скончания дня.
Так помните же, люди, о Фритиле,
Воителе Зари, что тьму победил.
Пусть подвиги его, вас вдохновляют,
И смелость в сердце вашем разжигают!
***
Два Острова: Мартана и Биссентина
В лазурных водах озера Болсена, где дремлет древняя магия,
Лежат два острова, словно два сердца, бьющихся в унисон.
Мартана, остров скорби и тайны, окутанный тенью печали,
И Биссентина, остров надежды, омытый лучами солнца.
Легенда гласит, что когда-то давно, в эпоху богов и героев,
Жила на Мартане прекрасная Марта, чья красота затмевала луну.
В неё влюбился могучий герцог, чьё сердце было чернее ночи,
И заточил её в башне высокой, лишив свободы и света дня.
Марта тосковала по воле, по ветру в волосах и пению птиц,
И слезы её, падая в озеро, превращались в жемчужины скорби.
Но однажды, услышав её мольбы, боги смилостивились над ней,
И послали ей весть через птицу, что надежда ещё жива.
На Биссентине, острове напротив, жил юный рыбак по имени Бисентий,
Чьё сердце было чистым и добрым, а руки сильными и умелыми.
Услышав о горе Марты, он поклялся освободить её из плена,
И каждый день, втайне от герцога, он плыл к Мартане на своей лодке.
Он пел ей песни о свободе, о любви и о надежде,
И голос его, словно луч солнца, проникал сквозь стены башни.
Марта слушала его, и сердце её наполнялось новой силой,
И вместе они плели план побега, втайне от злого герцога.
В ночь, когда луна затмилась, Бисентий приплыл к Мартане,
И помог ей спуститься из башни, используя верёвку из её волос.
Они бежали вместе, под покровом ночи, к Биссентине,
Но герцог, узнав о побеге, послал за ними своих воинов.
Настигли они их на берегу, готовые убить обоих,
Но боги, видя их любовь и отвагу, вмешались в ход событий.
Они подняли волны озера, и потопили воинов герцога,
А Марту и Бисентия превратили в два острова, навеки вместе.
Так и стоят они, по сей день, Мартана и Биссентина,
Напоминая о любви, о надежде и о силе духа.
Мартана, остров скорби, хранит память о заточении Марты,
А Биссентина, остров надежды, дарит веру в светлое будущее.
И если прислушаться к шёпоту ветра над озером Болсена,
Можно услышать их голоса, сливающиеся в единую песнь,
Песнь о любви, победившей зло, о надежде, не знающей границ,
И о двух островах, навеки связанных судьбой и легендой.
***
Остров Буян: Легенда из глубин
В синем море, в океане ширoком,
Где волны плещут, словно гривы коней,
Лежит остров, тайной дымкой обвит,
Буян зовётся, в сказках древних он сплетен.
Не сыщешь ты его на карте земной,
Лишь в шёпоте ветра, в песнях морских,
Он возникает, словно сон золотой,
В памяти предков, в сказаниях живых.
На острове том, дуб могучий растёт,
До неба ветвями своими достал,
И цепь золотая вокруг обвита,
А кот ученый, сказки там сказывал.
Там ларь хрустальный, в нём утка плывёт,
В той утке яйцо, а в яйце – смерть Кощеева,
Сокрыта сила, что мир бережёт,
От зла и коварства, от тьмы зловещей.
Там камень Алатырь, алтарь древних богов,
На нём исцеление, на нем и прозрение,
Он дарит мудрость, он дарит любовь,
И тайны вселенной открывает мгновенно.
Буян – не просто остров, то сердце земли,
Источник жизни, начало начал,
Он полон чудес, что в сказках нашли,
Своё отражение, свой вечный причал.
И если ты сердцем чист и душой,
То, может быть, в сновидениях явится он,
Остров Буян, в океане большом,
И тайны свои тебе тихо откроет потом.
***
Садко: Песнь о Морском Царе и Гусляре из Новгорода
В граде славном, в Новгороде вольном,
Жил гусляр Садко, душой исполнен.
Играл он дивно, песни слагал,
Но богатства, увы, не знал.
Однажды ночью, в тиши Ильмень-озера,
Услышал Садко голос, словно эхо ветра:
«Садко, гусляр, не печалься, не горюй,
В озеро выйди, сеть свою разверни!»
Послушался Садко, в лодку сел,
И в озеро тёмное сеть закинул смело.
И вытащил он рыбу – золотые перья,
Богатство неслыханное, невиданное доселе.
Разбогател Садко, купцом стал знатным,
Но сердце его тосковало необъятно.
Задумал он пир устроить невиданный,
Чтоб слава о Новгороде летела по миру.
Но пир не кончался, день и ночь гуляли,
И море взволновалось, штормы восстали.
Велел Морской Царь жертву ему принести,
Того, кто всех милее, кто всех дороже найти.
Жребий пал на Садко, гусляра славного,
И бросили его в море, в пучину темную.
Очутился Садко во дворце подводном,
Перед Царем Морским, грозным и холодным.
Велел Царь Садко играть на гуслях звонких,
И музыка полилась, как реки шёлковые.
Заплясал Царь Морской, затряслась пучина,
И корабли стали тонуть, погибель неминуема.
Вдруг явился Никола-Угодник, святой,
И шепнул Садко: «Струны порви, герой!
Иначе весь мир поглотит пучина,
Останови пляску Царя, злого владыки».
Садко послушался, струны оборвал,
И пляска Царя Морского прервалась, утихла.
Предложил Царь Садко выбрать себе невесту,
Из трехсот девиц, прекрасных и прелестных.
Но Никола-Угодник снова подсказал:
«Выбери Чернавушку, ту, что всех печальней».
Выбрал Садко Чернавушку, скромную девицу,
И заснул с ней сном глубоким, словно в забытьи.
Проснулся Садко на берегу Ильмень-озера,
Рядом с ним Чернавушка, река прозрачная.
Понял Садко, что богатство – не главное,
А любовь и верность – сокровище бесценное.
Вернулся Садко в Новгород, к жене любимой,
И больше не искал богатства мнимого.
А гусли свои повесил в церкви святой,
В память о чуде, что случилось с ним под водой.
Так песня о Садко, гусляре славном,
Живёт в веках, как сказ о чуде дивном.
О силе музыки, о мудрости сердца,
И о том, что любовь – дороже наследства.
***
Илья Муромец: Былина о Силе и Чести
В селе Карачарове, тихом и сонном,
Лежал Илья, недвижим, словно камень.
Тридцать лет протекли, как вода под мостом,
А он всё лежал, скованный недугом.
Но час пробил, и странники святые,
В избу вошли, свет лицами даря.
«Илья Муромец, встань, богатырь России!
Настало время подвигов, пора».
Илья, услышав голос, встрепенулся,
Впервые силу в теле ощутил.
Водой святой он жадно прикоснулся,
И немощь тридцати лет как дым уплыла.
Вскочил Илья, плечи расправил могучие,
Земля под ним затрепетала слегка.
Почувствовал силу, не знавшую случая,
И понял, что ждёт его дальняя дорога.
Отец и мать со слезами благословили,
На подвиги ратные, на защиту земли.
Илья коня богатырского оседлал,
И в Киев град путь свой направил он.
В лесах дремучих, разбойники свирепые,
На путников нападали, грабя и губя.
Но Илья Муромец, с булавой своей крепкой,
Разбойников тех быстро усмирил.
Соловья Разбойника, что свистом своим,
Деревья гнул и путников пугал,
Илья Муромец стрелой сразил одним,
И землю русскую от зла избавлял.
В Киеве граде, князь Владимир пировал,
Илья Муромец к нему на поклон пришёл.
За землю русскую, за народ страдал,
И в битвах славных себя он нашёл.
Сражался с Тугарином Змеевичем лютым,
С Идолищем Поганым, что землю топтал.
Илья Муромец, богатырь непобедимый,
Русь от врагов всегда защищал.
Так жил Илья, сильный и справедливый,
Защитник слабых, гроза для врагов.
Имя его в веках прославлено дивно,
И в былинах живёт, как символ основ.
И помнят люди подвиги Ильюши,
О силе духа, о чести и долге.
И верят, что если придёт беда в души,
Вновь встанёт Илья, на страже, надолго!
***
Тугарин Змеевич: Песнь о Силе и Погибели
В степях широких, где ветер гуляет,
Где солнце палит, а пыль летает,
