Чёрный всадник.
Глава 1
Скрипя по разбитой дороге, по которой и дорогой-то было трудно назвать, а просто две наезженные колеи, двигалась телега. Не подгоняя и не понукая лошадь, на ней сидел старик, держась за вожжи, словно боясь свалиться.
Уже больше трёх часов они тащились по этому странному и причудливому лесу. Прожив не один десяток лет, а кто их считает — идут себе да идут, и, попутешествовав по миру, дед нигде не видел такого леса. Деревья, что вплотную подступали к дороге, выглядели странно. Одни были закручены в спираль, а другие изогнуты так, что на них было больно смотреть. А третьи до самой вершины были без веток, словно их нарочно спилили, оставив только макушку.
«Что за странное место? — думал, крепко держась за вожжи, старик. — И причудливый лес! Такого странного леса я нигде не видел, хоть и побывал всюду. Всю Московию исходил вдоль и поперёк, да и за границу пришлось заглядывать. А такое чудо вижу впервые. Что за чудовище так погнуло их? А может, что-то ужасное произошло здесь, раз так покорежило деревья — надо бы побыстрее проехать это место».
Старик встрепенулся, словно ото сна, и подстегнул лошадь, но та, как тихо брела, опустив морду, так и не прибавила шагу.
— Но, милая, но, — прикрикнул на неё дед. Но всё было напрасно, лошадь словно его не слышала. — Что за чертовщина здесь происходит?
Взмахнув кнутом, он щёлкнул им в воздухе, чтобы расшевелить старую клячу. Но та даже не пошевелила ушами, продолжая медленно переступать ногами. Плюнув на свои попытки, чтобы лошадь прибавила шагу, старик опустил кнут и притих, словно задремал. Но всё время был настороже и поглядывал по сторонам.
Сумерки быстро сгущались, и конца и края этому лесу, казалось, не было. Солнце, и без того скрытое за верхушками деревьев, окончательно скрылось за горизонтом, словно ушло на покой. Луна так и не появилась, хотя небо было безоблачным.
— Что за чудеса сегодня творятся? — произнёс дед, крутя головой в разные стороны. — То лес какой-то странный, по которому я так долго еду, и конца ему не видно, то луна, которая не появляется на небе. Хотя, если подумать, она должна быть. Время безлуния ещё не пришло. Чудеса какие-то происходят, а мне это сейчас ни к чему. Добраться бы поскорее до обитаемых мест, а там хоть что-то пусть творится, лишь бы не здесь.
Но впереди по-прежнему был странный лес и надвигающаяся темнота.
Через две версты лошадь, телегу и крепко вцепившегося в вожжи деда поглотила темнота.
«Что делать? — стал размышлять старик. — Заночевать здесь или ехать дальше? А как ехать, ничего же не видно! Ещё заплутаю да сгину здесь, а дикие звери растащат по всему лесу обглоданные косточки».
Но его размышления прервал страшный пронзительный крик, донёсшийся до ушей деда. Крик был такой громкий и жуткий, что лошадь, испугавшись, понеслась, задрав трубой свой облезлый хвост. Да так быстро, что старик от неожиданности чуть не свалился. Через некоторое время крик вновь повторился, разносясь по всему лесу. Он исходил отовсюду, охватывая всё кругом, словно сам старик его и издавал.
Вытаращенные глаза, помутневшие от прожитых лет, зыркали по сторонам, но кругом была темнота. Зубы от страха стучали так громко, словно волк щёлкал своей пастью перед нападением на добычу, а седые волосы встали дыбом и торчали в разные стороны. Увидев в таком состоянии себя в зеркало, можно от шока лишиться чувств. Но кругом не было никого, так что наблюдать такую картину было некому.
Старая лошадь, не разбирая дороги, неслась, будто подстёгнутая кнутом. Старик, подскакивая на канавах, бухнулся в телегу и вцепился в неё мёртвой хваткой, стараясь не вылететь. Уткнувшееся в сено лицо было белее простыни. Сердце стучало так сильно, что готово было выскочить из его груди. От ужасного крика кровь словно остановилась и застыла, а из штанов повеяло естественным человеческим ароматом.
Не поднимая головы и не опуская рук, старик стал креститься, бормотал молитву, прося помощи у всех богов, которых смог вспомнить. Но все нужные слова вылетели из головы, так что старик бормотал то, что приходило ему в голову, повторяясь через каждую секунду.
В третий раз разнёсся по всему лесу жуткий, разрывающий душу крик, словно кого-то убивали или пытали, и вдруг наступила гробовая тишина. Лошадь резко остановилась. Но старик продолжал тихо лежать, распространяя вокруг себя вонь. Не открывая глаз, он, дыша через раз, словно боялся захлебнуться воздухом. Прошла минута, потом ещё пять, а лошадь тихо стояла, не двигаясь с места, словно приросла копытами к земле.
Старик, прислушавшись и не услышав ничего, медленно поднял голову и открыл глаза. Вокруг по-прежнему было темно, хоть глаз выколи.
Полежав несколько минут, он поднялся на ноги и разглядел впереди, на дороге, свет. Лёжа в телеге, он не мог его увидеть из-за спины лошади. Приглядевшись, он заметил в нескольких саженях впереди небольшой домик у дороги, а в крошечном оконце — тусклый свет. В темноте безлунной ночи этот свет был подобен маяку, указывающему морякам путь к суше.
«Куда это меня занесло?» — удивился старик, слезая с телеги. «Но если в домике горит свет, значит, там кто-то есть. А это значит, что меня пустят переночевать, не станут же они выгонять путника в ночь».
Взяв лошадь под уздцы, он подвёл её к небольшому сараю, расположенному рядом с домиком. Сарай, казалось, врос от старости в землю и покосился. Привязав лошадь за торчавшую скобу, и бросив ей охапку сена, он направился к дому.
Постучав в дверь, старик стал ждать ответа. Но на его тихий стук никто не ответил. Тогда он постучал сильнее, да так, что чуть не вышиб дышавшую на ладан дверь.
— Да слышу я, слышу, — раздался из-за перекосившейся двери чей-то голос. Мужской он был или женский, старик разобрать не мог, да и того он был глухим и нечётким, словно доносился из могилы. Старика от этого голоса даже кинуло в дрожь, хоть и был он не робкого десятка.
— Шляются здесь по ночам, к кому ни попадя, беспокоят мою старость.
Дверь со скрипом открылась, резанув старика своим скрежетом по ушам, и в дверном проёме появился сгорбленный силуэт старухи. Теперь-то он понял, чей голос он слышал из-за двери. Длинные седые волосы нечёсаными прядями закрывали пол-лица, но всё равно можно было понять, что перед ним женщина.
«Да какая, к чёрту, женщина?» — пронеслось в голове старика. Дряхлая старуха стояла перед ним на пороге.
— Сам ты старый, трухлявый пень, — словно прочитав его мысли, прошамкала беззубым ртом старуха. — И воняешь, словно провалился в нужник. Проходи, чего застыл, словно увидел смерть свою.
Не съем я тебя, ты, наверно, жёсткий, как седло твоей клячи, что стоит у сарая, и не вкусный, — после секундной паузы добавила старая карга. Старик так и застыл в дверях с выпученными глазами, услышав такое из уст старухи.
Обернувшись столь резко, что с её одежд осыпалась пыль, она заковыляла в дом.
Старик, чихнув от попавшей в нос пыли, пришёл в себя и, не теряя времени, последовал за ней, прикрыв за собой дверь. По спине у деда вновь пробежали мурашки, и волосы на голове зашевелились от пронзительного скрипа.
— Проходи, милок, к свету, — произнесла старуха, не оборачиваясь. — Нечего топтаться на пороге. Перекусить нечем, а вот чайком угощу. Знала бы, что будут гости, приготовила бы ужин, а так не обессудь.
— Да ничего, бабушка, я привычный, — брякнул дед, не зная, что сказать.
— Да какая я тебе бабушка, когда ты сам, поди, мне ровесник, — прокаркала старуха и улыбнулась беззубым ртом. — Но за бабушку спасибо. Никто меня так ласково, милок, уже давно не называл. То каргой кличут, то старой ведьмой, а нет бы уважить старушку, язык не поворачивается. Да я и не обижаюсь, лишь бы не трогали и не плевали в душу, а называть — это их дело. Вот доживут до моих лет, погляжу я на них.
— Давно — это сколько? — решил поинтересоваться старик.
— Давно, милок, давно. Я уже и счёт своим годам потеряла. Не стой столбом, проходи к столу, — перескочила старуха с одной темы на другую. — Сейчас будем пить чай, он у меня из особой травки, усталость как рукой снимет. А потом я тебе покажу, где лечь на ночь.
По прошествии получаса, после того как они выпили по кружке горячего травяного чая, старик прилёг на топчан, служивший единственным местом для отдыха в доме (по всей видимости, на нём спала и старуха), а старуха, кряхтя и охая, взобралась на печь.
— Погаси свечу, — проговорила она, — их у меня осталось немного, нужно беречь. Сам видишь, как далеко я живу от цивилизации, а проезжих здесь бывает мало. Все предпочитают объезжать леса стороной, видимо, боятся дикого зверя. А тут из диких зверей только я да зайцы с белками.
Старику пришлось вновь подняться и подойти к столу, где стояла свеча. Погасив её, он на ощупь направился к месту, которое указала ему старуха. Хорошо, что мебели было немного, иначе он мог бы споткнуться и упасть.
Пролежав некоторое время с открытыми глазами, обдумывая события прошедшего дня, он начал дремать. За день, проведённый в телеге, его кости болели так, будто по ним кто-то колотил колотушкой. Не успел старик закрыть глаза, как погрузился в глубокий сон без сновидений.
В ночной тиши что-то разбудило старика. Он открыл глаза и скорее почувствовал, нежели увидел, что рядом с ним кто-то стоит и дышит.
— Кто здесь? — спросил он, ещё ничего не понимая. Но голос его затерялся в пустоте, а до него доносились лишь обрывки звуков, из которых нельзя было ничего разобрать. В ответ было лишь сопение.
— Кто здесь? — вновь закричал старик.
Но ответа не последовало. Чья-то рука опустилась на его лицо и зажала рот. В тот же миг на старика кто-то запрыгнул и уселся на его груди, придавив к земле. От этого у него перехватило дух, и он не мог ни вздохнуть, ни выдохнуть. Да и пошевелиться он не мог, словно его тело и конечности парализовало.
Убрав руку, старая ведьма (когда она склонилась над его лицом, старик разглядел её) прильнула своим беззубым ртом к его открытому в крике рту и стала высасывать из него воздух вместе с душой.
Старик продолжал лежать, хлопая глазами, пока не отдал Богу душу. Скорее всего, не Богу, а дьяволу в обличии старухи. Этого старик уже никогда не узнает.
Через пару минут с мёртвого старика спрыгнула не старая сгорбленная старуха с седыми растрёпанными волосами, а молодая девица с роскошной рыжей шевелюрой. Выпив жизнь старика до дна, старая ведьма превратилась в красивую девушку. Но в душе она по-прежнему оставалась старой, с чёрным, злобным сердцем, старухой. Вместе с приобретённой красотой преобразился и её покосившийся домик. Теперь вместо развалюхи рядом с лесной дорогой стоял большой новый дом.
Взмахнув роскошными рыжими волосами, ведьма засмеялась и пустилась в пляс. На её громкий смех из леса донёсся жуткий, душераздирающий вой оборотня.
— Я иду к тебе, милый, — произнесла девица и выскочила в ночь.
Глава 2
Более ста лет тому назад в Чёртовом лесу, который местные жители прозвали так из-за его загадочных свойств, произошло странное происшествие.
Однажды, когда один старик решил сократить путь и проехать напрямик через лес, он бесследно исчез. Жители окрестных деревень и охотники более года искали его, но не смогли найти ни его, ни его коня, ни даже телеги. Казалось, будто они провалились сквозь землю или были унесены чёртом. Недаром этот лес и получил своё прозвище.
Местные жители, отправляясь в лес за ягодами, грибами или заготавливая дрова на зиму, часто терялись в нём и не могли найти дорогу домой. Некоторые возвращались из леса в состоянии безумия, ничего не помня и не в силах дать вразумительные объяснения. Их память словно отшибало. Они помнили, как входили в лес, но потом наступал провал, и они не могли вспомнить ничего. Сколько ни пытались их разговорить, это не помогало — их мозг словно отключался, и они впадали в беспамятство. Люди стали бояться заходить в этот лес и старались обходить его стороной.
«Лучше сделать крюк в три раза длиннее, чем идти напрямую и сгинуть в этом проклятом лесу, — говорили те, кто побывал в нём и вышел невредимым. — В нём даже деревья не похожи сами на себя», — добавляли они».
Однако с течением времени жизнь претерпевала изменения, сменялись поколения, и люди постепенно утрачивали воспоминания о загадочных событиях, происходивших в Чёртовом лесу.
Уже никто не помнил, почему это место получило такое название, и какие обстоятельства этому предшествовали. Старики, которые могли что-то знать об этом или слышать от своих предков, ушли из жизни, а молодёжь не верила в старые легенды и слухи. Да и не было необходимости посещать лес, ведь всё можно было приобрести на рынках и в магазинах.
***
Возвращаясь из города в родное село, кузнец решил сократить свой путь и проехать через Чёртов лес. Ведь окольный путь был в три раза длиннее, чем прямая дорога. Чего ему было бояться? Он был крепким и здоровым мужиком сорока лет, способным кулаком убить годовалого бычка. В лесу ему бояться было некого, медведей здесь никогда не водилось, а мелкое зверьё не представляло угрозы. Неужели он испугался бы зайца или белку, а уж тем более медведя? Кузнец был уверен в себе.
Дорога через лес была заросшей травой. Сколько он себя помнил, эта дорога никогда не зарастала молодыми побегами, словно была заколдована. Трава росла на ней невысокая, по колено, не выше, а вот деревья не росли. Никто из местных не знал, почему так происходило. А кто и знал этот секрет, давно уже умер.
«Не растут на ней деревья, — говорили мужики из окрестных деревень, — значит, так надо. А почему — неизвестно, видно, сам чёрт так повелел. Недаром этот лес называют Чёртовым. А кто его так прозвал и почему, никто не помнит. Да и какая разница, лес и есть лес, как его ни назови. А что в нём люди пропадают, так это и в другом лесу можно заблудиться, не только в нашем. Вот и гадай, что лучше: напрямик ехать или круг в несколько вёрст давать?»
Наш кузнец, по имени Микола, не стал долго раздумывать и решил отправиться в путь. Он взял с собой бутыль самогона, немного еды и отправился через лес. Запряг свою лошадь в телегу и ранним утром выехал из деревни. Дорога предстояла долгая, и нужно было успеть миновать лес до наступления ночи. Если ехать в объезд, то дорога заняла бы два дня, а так, к утру, он уже был бы на другой стороне. А если повезёт, то и ближе к ночи можно было бы успеть.
Микола выпил стакан самогона, закусил куском ржаного хлеба и, перекрестившись, отправился в путь, напевая весёлую песенку. Он не унывал, жизнь продолжалась, хоть и была не сахарная.
«Но мы привычные, — говорил кузнец. — На молоке с хлебом проживём, и ноги не протянем. А богатство — плюнь и разотри! Вот и весь мой сказ».
