Огненно-рыжая волчица.
По заросшей травой тропинке, петляя, шла молодая девушка лет двадцати. Её огненно-рыжие волосы, ниспадавшие на плечи, были словно пламя, озарявшее её путь. Она не представляла, как такое могло случиться, ведь она знала этот лес с самого детства, но сегодня он словно играл с ней, не позволяя найти верную дорогу к деревне.
Уже в пятый раз она выходила на небольшую полянку, окружённую изогнутыми и закрученными в спираль деревьями. Казалось, что здесь хозяйничал злой дух леса или чёрный колдун, пробуя свои силы, или же пронёсся ужасный ураган, сметая всё на своём пути.
После смерти родителей Марии, так звали эту девушку, остался небольшой домик на краю деревни и скудное хозяйство, которое нужно было содержать. Но она не умела этого делать и, если говорить честно, не хотела. Она предпочитала вольную жизнь, где никто не лез в её душу, и свободу в своих действиях и желаниях.
Мария мечтала, что когда вырастет, выйдет замуж за богатого купца и навсегда покинет эту деревню. Ей всё здесь надоело, и она не хотела никого видеть и ни с кем общаться. Подруг у неё никогда не было, а вместо игр с деревенскими детьми она предпочитала с раннего утра до позднего вечера бегать по лесу или, спрятавшись на сеновале, читать книги, которые отец часто привозил из города.
Годы шли, и чумазая дикарка, вечно перемазанная в земле, с растрёпанными волосами, в которых торчали куриные перья, солома или колючки, превратилась в прекрасную девушку. Деревенские парни начали по очереди наведываться к её родителям и свататься, но она стояла на своём и отвергала их.
Отец с матерью очень любили свою единственную красавицу-дочь и во всём ей потакали, но она, видя это, пользовалась их добротой. Когда родители Марии умерли от чахотки, она замкнулась в себе и перестала общаться с окружающими. Соседи и так не любили этого дикого зверька в юбке, а после этого случая стали называть её рыжей ведьмой и плевать ей вслед, когда она встречалась им по дороге.
Ближе к вечеру, когда надежда на то, что она когда-нибудь выберется из этого леса, окончательно угасла, и её прекрасные ножки были сбиты до крови, Мария увидела небольшую избушку, покосившуюся от старости и ветхости.
В окошке, затянутом кожей, которая стала прозрачной от времени, мерцал тусклый свет от свечи. Собрав последние силы, оставшиеся после блужданий по лесу, Мария подбежала к избушке и постучала в покосившуюся дверь.
— Кто там? — услышала она глухой хрипловатый голос, донёсшийся до неё словно из-под земли.
— Откройте, пожалуйста, я заблудилась и, кажется, сбилась с тропинки, — произнесла Мария дрожащим от страха голосом, вжав голову в плечи.
— Проваливай отсюда, нечистая сила, — прохрипел голос из-за двери. — Я тебя всё равно не впущу, не просись.
— Не бойтесь, я простая деревенская девушка, — Мария снова постучала в дверь. — И ничего вам плохого не сделаю.
— Я же сказала, убирайся прочь, злой дух. Всё равно не открою, как ни умоляй. А будешь ломиться, нашлю на тебя проклятье всех богов.
— Бабушка, дайте, пожалуйста, хоть воды попить и немного передохнуть, а потом я уйду, — взмолилась измождённая девушка.
Дверь заскрипела на несмазанных петлях и медленно открылась, выпуская вонючий затхлый запах из своего тёмного нутра прямо в лицо девушки, которая прильнула к косяку, чтобы не упасть.
Мария вдохнула этот запах, закашлялась и потеряла сознание, рухнув прямо в руки дряхлой старухи, которая появилась словно призрак на пороге.
Сколько времени прошло с тех пор, как девушка потеряла сознание, и что делала с ней старуха, она не знала. Когда девушка очнулась и открыла глаза, она не могла вспомнить ничего. Её память была подобна чистому листу бумаги, словно кто-то стёр все воспоминания. Девушка словно только что появилась на свет, она не могла вспомнить даже своего имени, не говоря уже обо всём остальном.
— Очнулась, моя дорогая красавица? — спросила старуха, склонившись над ней и заглядывая в глаза.
Девушка сжалась от ужаса и не могла вымолвить ни слова, только моргала глазами.
— Вижу, очнулась, — снова произнесла старуха. — Тогда поднимайся, лежебока, хватит лежать и нагонять на всех тоску своим бледным видом. Смотри, как мои пауки и тараканы бегают по тебе, обследуя твоё тело. А ну брысь отсюда, окаянные бездельники, — взмахнула старуха тощей рукой, прогоняя насекомых.
Те, словно почувствовав угрозу, разбежались по сторонам, но не стали прятаться, а шевелили своими длинными усами.
— Бабушка, где я? — спросила девушка, озираясь испуганными глазами. Но при тусклом свете коптящей свечи она ничего не могла разглядеть. От исходившего от неё запаха у девушки защипало в глазах, и выступили слёзы, катившиеся по бледным щекам.
— Как это где? — спросила старуха. — Ты разве ничего не помнишь, внучка?
— Нет, бабушка, — тихо произнесла девушка, всматриваясь в старуху сквозь слёзы. — Я ничего не помню.
Вероятно, лихорадка оказала столь сильное воздействие на тебя, что вся твоя память покинула твою прелестную рыжую головку.
Уже целую неделю я не отхожу от тебя, прикладываю холодные компрессы и изгоняю из твоего хрупкого тела жар и недуг, поразивший тебя сразу после того, как ты пришла ко мне. Я уже думала, что не смогу спасти тебя, моё бедное дитя, и твоих родителей. Горе мне, горе, не смогла я уберечь их от болезни, думала, что и тебя, моя ягодка, не смогу уберечь от старухи-смерти.
Но, кажется, мои примочки и растирания пошли тебе на пользу. Вставай, моё бедное дитя, я приготовила тебе отвар из трав. Выпей его, и ты быстро пойдёшь на поправку. Самое главное, я изгнала жар из твоего тела, и ты наконец-то очнулась и открыла свои прекрасные глаза.
А то ты так исхудала без пищи и свежего воздуха, моя красавица, что на твоих рёбрах можно играть музыку смерти и созывать всю лесную нечисть на танцы, — проговорила старушка, похожая на божий одуванчик.
Отвернувшись от девушки, лежащей на топчане, она медленно заковыляла к печи, прихрамывая на правую ногу. Там у неё кипели и пыхтели какие-то чугунки и кастрюли, выпуская из-под крышек зловонный пар.
Девушка, вытерев слёзы, молча, наблюдала за старушкой, но не поднималась с топчана.
Подхватив один небольшой чугунок, стоявший на плите, старуха поставила его на стол и, открыв крышку, вдохнула травяной запах варева, булькавшего внутри.
Размешав варево деревянным половником, старуха осторожно, чтобы не пролить, налила его в кружку.
Закрыв, она отодвинула её в сторону и обернулась. Увидев, что девушка всё ещё не собирается вставать, она снова заговорила и замахала на неё руками, словно плетьми.
— Тебе особое приглашение нужно, болезная, или ты возомнила себя барыней и все окружающие должны за тобой ухаживать? Нет, не бывать этому, милая, здесь нет для тебя прислуги. Вставай и топай к столу своими ножками. А если не по нраву тебе моё лекарство, то лежи, как куль с мякиной, и дожидайся, когда за тобой придёт старуха с косой и заберёт в своё логово. Там быстро тебя заставят, как слушаться старших и не перечить самому дьяволу. Он быстро тебя поджарит на сковородке и не спросит твоего имени и за какие грехи ты к нему попала. Хотя, если пораскинуть мозгами, ему на всех нас наплевать, как и остальным богам. Они плюют на весь человеческий род, а они, дурни и безмозглые твари, им покланяются. Возвели храмы и молятся им, как на святых. А что они им дали? Болезни, голод и войны — вот и вся их помощь. Крестятся на иконы и свечки ставят, а толку никакого. Лучше бы за ум взялись, больше бы толку было. Так что поднимайся и топай сюда, а не прикидывайся немощной.
Услышав эти слова, девушка быстро поднялась и, одёрнув рубашку, которая задралась выше колен, оголив её прекрасные ножки, потопала босыми ногами по грязному, словно вечно не мытому полу к столу. Тараканы и пауки брызнули в разные стороны, освобождая ей дорогу. Но девушка не замечала их, а поспешала, чтобы старуха снова не стала кричать и читать мораль.
— Держи кружку и пей, горе ты моё рыжеволосое, только не сразу всё, а помаленьку и небольшими глоточками, чтобы не поперхнуться.
— Что это такое, бабушка? — взяв в руки кружку с жидкостью, поинтересовалась девушка, испуганно поглядывая на то, что было внутри.
— Это целебный травяной отвар для укрепления сил в твоём ослабевшем теле.
— Но почему он так плохо пахнет?
— Ты, голуба моя, не нюхай его, а пей и не морщись, словно тебе подсунули свиную мочу, а то станешь такая сморщенная, как я, — глянула на девушку ведьма и улыбнулась, прищурив один глаз.
Увидев эту картину, девушка едва не разразилась неудержимым смехом, но сдержала свой порыв и промолчала.
Зажав одной рукой нос, чтобы не вдыхать этот приторный аромат, она сделала несколько глотков тягучей, как кисель, жидкости. Боясь выплюнуть её, она отняла кружку от губ и взглянула на старуху.
— Ну что уставилась на меня своими глазищами, продолжай пить, — крикнула ведьма.
Немного подождав, пока отвар достигнет желудка, девушка вновь приложилась к кружке.
— Присядь, — произнесла старуха, пододвигая табурет ногой, когда девушка допила отвар до конца. — Сейчас тебя бросит в жар, а потом отпустит, и вся твоя хворь выйдет наружу. Только не пугайся, так надо для твоего организма.
Не успела старуха договорить, как девушку сильно затрясло, и поднялся такой жар внутри тела, словно кто-то затопил там печь, подбрасывая сухие берёзовые поленья. В желудке забулькало, как в кастрюле у старухи на печи, и всё это стало подниматься кверху, пытаясь сорвать крышку и выплеснуться.
Рыжеволосая быстро опустилась на табуретку, чтобы не упасть, и выронила кружку, зажав рот руками.
— Не дай отвару выйти наружу! — закричала ведьма, увидев лицо девушки, и замахала руками перед ней. — А то всё наше старание пойдёт насмарку!
Минуло мгновение, затем ещё пять, и жар, бушевавший в теле, утих, а с девицы градом полился пот, словно она оказалась под ливнем.
— Превосходно, замечательно, даже изумительно, — проскрипела древняя ведьма, пристально глядя на девушку. — Сейчас тебе станет легче. Только рот держи закрытым, иначе всё вокруг замараешь. Тебе же потом придётся всё это убирать. Не смотри на меня так, не мне же за тобой убирать. А я тебе скажу, что это зрелище не из приятных, хотя кому как. Некоторые любят копаться в грязи и радоваться этому занятию, как малые дети или свиньи. Эти любят в луже с грязью поваляться, хлебом не корми, дай им в лужу с головой окунуться и похрюкать от удовольствия. А детишки, видя всё это безобразие, тоже лезут туда и плюхаются туда же, не хуже первых. Всыпать бы им хорошего ремня, да уши надрать до красноты, чтобы неповадно было, так нет, родители смотрят на их баловство и радуются не хуже детей. А потом, подхватив какую-нибудь заразу или неизлечимую болезнь, жалуются, мол, кто-то сглазил их детей или наслал на них порчу.
И действительно, через десять минут спазмы в желудке прекратились, и девушке стало намного легче.
Отняв руки от лица, девушка глубоко вздохнула, втягивая воздух через рот.
— Ну как, полегчало тебе, милая моя девочка? — напомнила о себе старуха, когда девушка открыла глаза и внимательно посмотрела на сидевшую напротив пожилую женщину.
— Да, бабушка, мне сейчас намного лучше. Можно мне немного воды, а то во рту всё ещё стоит горечь от отвара.
— Вон возле печи кадушка с водой, подойди и напейся. Только много не пей, желудок может не принять, и всё лекарство выйдет наружу.
Поднявшись, девушка подошла к кадушке и зачерпнула ковшом воду.
— Сперва прополощи рот и выплюнь всю горечь, а потом уже пей, — крикнула ей вслед ведьма.
Пять лет, проведённые девушкой в лесной избушке у старой ведьмы, пролетели для неё незаметно.
Каждый день старуха заставляла её выполнять множество дел: уборку, мытьё полов, приготовление пищи и сортировку трав, которые она связывала в небольшие пучки. День проходил очень быстро, и не успевала девушка оглянуться или присесть, чтобы перевести дух и немного отдохнуть, как уже сгущались сумерки.
В лесу быстро темнело, потому что лучи солнца с трудом проникали сквозь густые кроны деревьев, нависавших над головой. В отличие от открытого пространства, где ничто не мешало свету, в лесу световой день был короче, и работа по дому или во дворе часто прерывалась наступлением сумерек.
Особенно это было заметно, когда девушка отправлялась в лес за сбором трав и корешков для снадобий и зелий. Ведьма постоянно ворчала, чтобы девушка не жгла свечи по вечерам.
Прошло два года с тех пор, как девушка пришла к старой женщине, и лишь после этого она начала брать её с собой, показывая, когда и где собирать травы, цветы и выкапывать корешки, чтобы готовить из них нужное, как она говорила, лекарство.
В первое время девушка путалась и неправильно делала пропорции и готовила из них. То передержит варево на огне, или оно у неё сбежит, то не додержит до закипания и снимет, то вообще перепутает ингредиенты и всё смешает в одну кучу. Старуха, глядя на всё это, начинала злиться и кричать, мол, глупая неумеха и безрукая курица.
— Только и умеешь любоваться своим отражением в бочке с водой, да всё мне портить, — ворчала ведьма, когда у девушки ничего не получалось, и она уходила в свой угол, где стоял её топчан, и, залезая на него с ногами, начинала плакать. Старуха, видя такую картину, ещё больше начинала шипеть и ворчать, подтрунивая над девчонкой и доводя её до истерики.
Но время шло, и спустя пять лет Огонёк, так старуха прозвала девушку за цвет её волос, которые напоминали пламя, научилась различать среди множества цветов и трав, произрастающих в лесу, то, что ей было нужно, не хуже самой лесной ведьмы. Зрение у неё было лучше, чем у старухи, годы которой брали своё, хотя она и пыталась это скрыть. Со временем Огонёк стала готовить зелья лучше и быстрее, чем старуха. Пока старуха присматривалась, какую травку или корешок взять, или добиралась до нужной баночки с ингредиентами, Огонёк уже была на месте. Девушка была проворной и быстрой, ведь по сравнению со старухой она была ещё совсем юной. Хотя ей было уже двадцать пять лет, она не знала, сколько ей на самом деле лет. Да и к чему они ей здесь, в лесу, ведь кроме ведьмы да лесных зверей здесь никого не было, перед кем можно было бы похвастаться. Она смотрела на своё отражение в бочке с водой или в луже после дождя, пожимала плечами, приглаживала гребнем свои огненно-рыжие волосы, вздыхала полной грудью и снова принималась за свою нудную и трудную работу. Другого занятия здесь не было, да и не умела она больше ничего, а то, что умела, забыла, ведь память, как она ни старалась, так и не вернулась к ней.
Глава 1
По заросшей травой тропинке, петляя, шла молодая девушка лет двадцати. Её огненно-рыжие волосы, ниспадавшие на плечи, были словно пламя, озарявшее её путь. Она не представляла, как такое могло случиться, ведь она знала этот лес с самого детства, но сегодня он словно играл с ней, не позволяя найти верную дорогу к деревне.
Уже в пятый раз она выходила на небольшую полянку, окружённую изогнутыми и закрученными в спираль деревьями. Казалось, что здесь хозяйничал злой дух леса или чёрный колдун, пробуя свои силы, или же пронёсся ужасный ураган, сметая всё на своём пути.
После смерти родителей Марии, так звали эту девушку, остался небольшой домик на краю деревни и скудное хозяйство, которое нужно было содержать. Но она не умела этого делать и, если говорить честно, не хотела. Она предпочитала вольную жизнь, где никто не лез в её душу, и свободу в своих действиях и желаниях.
Мария мечтала, что когда вырастет, выйдет замуж за богатого купца и навсегда покинет эту деревню. Ей всё здесь надоело, и она не хотела никого видеть и ни с кем общаться. Подруг у неё никогда не было, а вместо игр с деревенскими детьми она предпочитала с раннего утра до позднего вечера бегать по лесу или, спрятавшись на сеновале, читать книги, которые отец часто привозил из города.
Годы шли, и чумазая дикарка, вечно перемазанная в земле, с растрёпанными волосами, в которых торчали куриные перья, солома или колючки, превратилась в прекрасную девушку. Деревенские парни начали по очереди наведываться к её родителям и свататься, но она стояла на своём и отвергала их.
Отец с матерью очень любили свою единственную красавицу-дочь и во всём ей потакали, но она, видя это, пользовалась их добротой. Когда родители Марии умерли от чахотки, она замкнулась в себе и перестала общаться с окружающими. Соседи и так не любили этого дикого зверька в юбке, а после этого случая стали называть её рыжей ведьмой и плевать ей вслед, когда она встречалась им по дороге.
Ближе к вечеру, когда надежда на то, что она когда-нибудь выберется из этого леса, окончательно угасла, и её прекрасные ножки были сбиты до крови, Мария увидела небольшую избушку, покосившуюся от старости и ветхости.
В окошке, затянутом кожей, которая стала прозрачной от времени, мерцал тусклый свет от свечи. Собрав последние силы, оставшиеся после блужданий по лесу, Мария подбежала к избушке и постучала в покосившуюся дверь.
— Кто там? — услышала она глухой хрипловатый голос, донёсшийся до неё словно из-под земли.
— Откройте, пожалуйста, я заблудилась и, кажется, сбилась с тропинки, — произнесла Мария дрожащим от страха голосом, вжав голову в плечи.
— Проваливай отсюда, нечистая сила, — прохрипел голос из-за двери. — Я тебя всё равно не впущу, не просись.
— Не бойтесь, я простая деревенская девушка, — Мария снова постучала в дверь. — И ничего вам плохого не сделаю.
— Я же сказала, убирайся прочь, злой дух. Всё равно не открою, как ни умоляй. А будешь ломиться, нашлю на тебя проклятье всех богов.
— Бабушка, дайте, пожалуйста, хоть воды попить и немного передохнуть, а потом я уйду, — взмолилась измождённая девушка.
Дверь заскрипела на несмазанных петлях и медленно открылась, выпуская вонючий затхлый запах из своего тёмного нутра прямо в лицо девушки, которая прильнула к косяку, чтобы не упасть.
Мария вдохнула этот запах, закашлялась и потеряла сознание, рухнув прямо в руки дряхлой старухи, которая появилась словно призрак на пороге.
Сколько времени прошло с тех пор, как девушка потеряла сознание, и что делала с ней старуха, она не знала. Когда девушка очнулась и открыла глаза, она не могла вспомнить ничего. Её память была подобна чистому листу бумаги, словно кто-то стёр все воспоминания. Девушка словно только что появилась на свет, она не могла вспомнить даже своего имени, не говоря уже обо всём остальном.
— Очнулась, моя дорогая красавица? — спросила старуха, склонившись над ней и заглядывая в глаза.
Девушка сжалась от ужаса и не могла вымолвить ни слова, только моргала глазами.
— Вижу, очнулась, — снова произнесла старуха. — Тогда поднимайся, лежебока, хватит лежать и нагонять на всех тоску своим бледным видом. Смотри, как мои пауки и тараканы бегают по тебе, обследуя твоё тело. А ну брысь отсюда, окаянные бездельники, — взмахнула старуха тощей рукой, прогоняя насекомых.
Те, словно почувствовав угрозу, разбежались по сторонам, но не стали прятаться, а шевелили своими длинными усами.
— Бабушка, где я? — спросила девушка, озираясь испуганными глазами. Но при тусклом свете коптящей свечи она ничего не могла разглядеть. От исходившего от неё запаха у девушки защипало в глазах, и выступили слёзы, катившиеся по бледным щекам.
— Как это где? — спросила старуха. — Ты разве ничего не помнишь, внучка?
— Нет, бабушка, — тихо произнесла девушка, всматриваясь в старуху сквозь слёзы. — Я ничего не помню.
Вероятно, лихорадка оказала столь сильное воздействие на тебя, что вся твоя память покинула твою прелестную рыжую головку.
Уже целую неделю я не отхожу от тебя, прикладываю холодные компрессы и изгоняю из твоего хрупкого тела жар и недуг, поразивший тебя сразу после того, как ты пришла ко мне. Я уже думала, что не смогу спасти тебя, моё бедное дитя, и твоих родителей. Горе мне, горе, не смогла я уберечь их от болезни, думала, что и тебя, моя ягодка, не смогу уберечь от старухи-смерти.
Но, кажется, мои примочки и растирания пошли тебе на пользу. Вставай, моё бедное дитя, я приготовила тебе отвар из трав. Выпей его, и ты быстро пойдёшь на поправку. Самое главное, я изгнала жар из твоего тела, и ты наконец-то очнулась и открыла свои прекрасные глаза.
А то ты так исхудала без пищи и свежего воздуха, моя красавица, что на твоих рёбрах можно играть музыку смерти и созывать всю лесную нечисть на танцы, — проговорила старушка, похожая на божий одуванчик.
Отвернувшись от девушки, лежащей на топчане, она медленно заковыляла к печи, прихрамывая на правую ногу. Там у неё кипели и пыхтели какие-то чугунки и кастрюли, выпуская из-под крышек зловонный пар.
Девушка, вытерев слёзы, молча, наблюдала за старушкой, но не поднималась с топчана.
Подхватив один небольшой чугунок, стоявший на плите, старуха поставила его на стол и, открыв крышку, вдохнула травяной запах варева, булькавшего внутри.
Размешав варево деревянным половником, старуха осторожно, чтобы не пролить, налила его в кружку.
Закрыв, она отодвинула её в сторону и обернулась. Увидев, что девушка всё ещё не собирается вставать, она снова заговорила и замахала на неё руками, словно плетьми.
— Тебе особое приглашение нужно, болезная, или ты возомнила себя барыней и все окружающие должны за тобой ухаживать? Нет, не бывать этому, милая, здесь нет для тебя прислуги. Вставай и топай к столу своими ножками. А если не по нраву тебе моё лекарство, то лежи, как куль с мякиной, и дожидайся, когда за тобой придёт старуха с косой и заберёт в своё логово. Там быстро тебя заставят, как слушаться старших и не перечить самому дьяволу. Он быстро тебя поджарит на сковородке и не спросит твоего имени и за какие грехи ты к нему попала. Хотя, если пораскинуть мозгами, ему на всех нас наплевать, как и остальным богам. Они плюют на весь человеческий род, а они, дурни и безмозглые твари, им покланяются. Возвели храмы и молятся им, как на святых. А что они им дали? Болезни, голод и войны — вот и вся их помощь. Крестятся на иконы и свечки ставят, а толку никакого. Лучше бы за ум взялись, больше бы толку было. Так что поднимайся и топай сюда, а не прикидывайся немощной.
Услышав эти слова, девушка быстро поднялась и, одёрнув рубашку, которая задралась выше колен, оголив её прекрасные ножки, потопала босыми ногами по грязному, словно вечно не мытому полу к столу. Тараканы и пауки брызнули в разные стороны, освобождая ей дорогу. Но девушка не замечала их, а поспешала, чтобы старуха снова не стала кричать и читать мораль.
— Держи кружку и пей, горе ты моё рыжеволосое, только не сразу всё, а помаленьку и небольшими глоточками, чтобы не поперхнуться.
— Что это такое, бабушка? — взяв в руки кружку с жидкостью, поинтересовалась девушка, испуганно поглядывая на то, что было внутри.
— Это целебный травяной отвар для укрепления сил в твоём ослабевшем теле.
— Но почему он так плохо пахнет?
— Ты, голуба моя, не нюхай его, а пей и не морщись, словно тебе подсунули свиную мочу, а то станешь такая сморщенная, как я, — глянула на девушку ведьма и улыбнулась, прищурив один глаз.
Увидев эту картину, девушка едва не разразилась неудержимым смехом, но сдержала свой порыв и промолчала.
Зажав одной рукой нос, чтобы не вдыхать этот приторный аромат, она сделала несколько глотков тягучей, как кисель, жидкости. Боясь выплюнуть её, она отняла кружку от губ и взглянула на старуху.
— Ну что уставилась на меня своими глазищами, продолжай пить, — крикнула ведьма.
Немного подождав, пока отвар достигнет желудка, девушка вновь приложилась к кружке.
— Присядь, — произнесла старуха, пододвигая табурет ногой, когда девушка допила отвар до конца. — Сейчас тебя бросит в жар, а потом отпустит, и вся твоя хворь выйдет наружу. Только не пугайся, так надо для твоего организма.
Не успела старуха договорить, как девушку сильно затрясло, и поднялся такой жар внутри тела, словно кто-то затопил там печь, подбрасывая сухие берёзовые поленья. В желудке забулькало, как в кастрюле у старухи на печи, и всё это стало подниматься кверху, пытаясь сорвать крышку и выплеснуться.
Рыжеволосая быстро опустилась на табуретку, чтобы не упасть, и выронила кружку, зажав рот руками.
— Не дай отвару выйти наружу! — закричала ведьма, увидев лицо девушки, и замахала руками перед ней. — А то всё наше старание пойдёт насмарку!
Минуло мгновение, затем ещё пять, и жар, бушевавший в теле, утих, а с девицы градом полился пот, словно она оказалась под ливнем.
— Превосходно, замечательно, даже изумительно, — проскрипела древняя ведьма, пристально глядя на девушку. — Сейчас тебе станет легче. Только рот держи закрытым, иначе всё вокруг замараешь. Тебе же потом придётся всё это убирать. Не смотри на меня так, не мне же за тобой убирать. А я тебе скажу, что это зрелище не из приятных, хотя кому как. Некоторые любят копаться в грязи и радоваться этому занятию, как малые дети или свиньи. Эти любят в луже с грязью поваляться, хлебом не корми, дай им в лужу с головой окунуться и похрюкать от удовольствия. А детишки, видя всё это безобразие, тоже лезут туда и плюхаются туда же, не хуже первых. Всыпать бы им хорошего ремня, да уши надрать до красноты, чтобы неповадно было, так нет, родители смотрят на их баловство и радуются не хуже детей. А потом, подхватив какую-нибудь заразу или неизлечимую болезнь, жалуются, мол, кто-то сглазил их детей или наслал на них порчу.
И действительно, через десять минут спазмы в желудке прекратились, и девушке стало намного легче.
Отняв руки от лица, девушка глубоко вздохнула, втягивая воздух через рот.
— Ну как, полегчало тебе, милая моя девочка? — напомнила о себе старуха, когда девушка открыла глаза и внимательно посмотрела на сидевшую напротив пожилую женщину.
— Да, бабушка, мне сейчас намного лучше. Можно мне немного воды, а то во рту всё ещё стоит горечь от отвара.
— Вон возле печи кадушка с водой, подойди и напейся. Только много не пей, желудок может не принять, и всё лекарство выйдет наружу.
Поднявшись, девушка подошла к кадушке и зачерпнула ковшом воду.
— Сперва прополощи рот и выплюнь всю горечь, а потом уже пей, — крикнула ей вслед ведьма.
Глава 2
Пять лет, проведённые девушкой в лесной избушке у старой ведьмы, пролетели для неё незаметно.
Каждый день старуха заставляла её выполнять множество дел: уборку, мытьё полов, приготовление пищи и сортировку трав, которые она связывала в небольшие пучки. День проходил очень быстро, и не успевала девушка оглянуться или присесть, чтобы перевести дух и немного отдохнуть, как уже сгущались сумерки.
В лесу быстро темнело, потому что лучи солнца с трудом проникали сквозь густые кроны деревьев, нависавших над головой. В отличие от открытого пространства, где ничто не мешало свету, в лесу световой день был короче, и работа по дому или во дворе часто прерывалась наступлением сумерек.
Особенно это было заметно, когда девушка отправлялась в лес за сбором трав и корешков для снадобий и зелий. Ведьма постоянно ворчала, чтобы девушка не жгла свечи по вечерам.
Прошло два года с тех пор, как девушка пришла к старой женщине, и лишь после этого она начала брать её с собой, показывая, когда и где собирать травы, цветы и выкапывать корешки, чтобы готовить из них нужное, как она говорила, лекарство.
В первое время девушка путалась и неправильно делала пропорции и готовила из них. То передержит варево на огне, или оно у неё сбежит, то не додержит до закипания и снимет, то вообще перепутает ингредиенты и всё смешает в одну кучу. Старуха, глядя на всё это, начинала злиться и кричать, мол, глупая неумеха и безрукая курица.
— Только и умеешь любоваться своим отражением в бочке с водой, да всё мне портить, — ворчала ведьма, когда у девушки ничего не получалось, и она уходила в свой угол, где стоял её топчан, и, залезая на него с ногами, начинала плакать. Старуха, видя такую картину, ещё больше начинала шипеть и ворчать, подтрунивая над девчонкой и доводя её до истерики.
Но время шло, и спустя пять лет Огонёк, так старуха прозвала девушку за цвет её волос, которые напоминали пламя, научилась различать среди множества цветов и трав, произрастающих в лесу, то, что ей было нужно, не хуже самой лесной ведьмы. Зрение у неё было лучше, чем у старухи, годы которой брали своё, хотя она и пыталась это скрыть. Со временем Огонёк стала готовить зелья лучше и быстрее, чем старуха. Пока старуха присматривалась, какую травку или корешок взять, или добиралась до нужной баночки с ингредиентами, Огонёк уже была на месте. Девушка была проворной и быстрой, ведь по сравнению со старухой она была ещё совсем юной. Хотя ей было уже двадцать пять лет, она не знала, сколько ей на самом деле лет. Да и к чему они ей здесь, в лесу, ведь кроме ведьмы да лесных зверей здесь никого не было, перед кем можно было бы похвастаться. Она смотрела на своё отражение в бочке с водой или в луже после дождя, пожимала плечами, приглаживала гребнем свои огненно-рыжие волосы, вздыхала полной грудью и снова принималась за свою нудную и трудную работу. Другого занятия здесь не было, да и не умела она больше ничего, а то, что умела, забыла, ведь память, как она ни старалась, так и не вернулась к ней.
