Мне тыща лет,
Романтика подохла,
Но нет, она
Танцует у окна.
Михаил Анчаров
В этом приморском городе я бываю очень редко. С того дня, как я в последний раз погостив у родных, покинул его, прошло ни много, ни мало почти двадцать три года. За это время город сильно изменился, как впрочем и многое в нашей жизни за последние беспокойные годы. Прежним оставался только ни с чем не сравнимый соленый запах моря, приглушенный гул прибоя да веселое южное солнце, теплое даже теперь в конце октября. Трудно сказать почему, но в последние месяцы меня с необъяснимой силой тянуло именно сюда, где раньше бывал лишь наездами, чаще в детстве, когда родители привозили меня к жившей здесь сестре моей мамы, теле Любе, провести лето, купаясь в море, греясь под жарким солнцем и поглощая невероятное количество фруктов. С тех пор утекло немало воды. Где то очень, очень далеко, почти в другой жизни навсегда осталось мое детство, промелькнула юность, незаметно быстро пролетела молодость. Со временем водоворот жизни закружил меня, забросив на другой конец света и я растворился в суете повседневных дел, приятных и вовсе неприятных знакомств, событий и происшествий. Воспоминания минувших лет, прозрачной дымкой нереальности почти полностью растаяли в моей памяти, но что-то непонятное для меня самого настойчиво влекло хоть на день возвратиться в тот маленький городок, где как мне казалось все отчетливее с каждым прожитом годом я оставил что-то очень важное, настолько значимое, без чего жизнь моя теряла свою основу и даже сам смысл...что-то очень важное, но что именно понять я не мог. И вот однажды, бросив все дела, обязательные и как оказалось бесконечные, я сел в самолет и отправился навстречу своему прошлому. По прошествии всего нескольких часов, я уже брел по узким улочкам моего детства, вдыхая неповторимые ароматы моря и запоздалой осени, слушая шуршание желтой пожухлой опалой листвы под ногами, одолеваемый чувством смутного беспокойства, как ребенок с трепетом ожидающий чуда в волшебную рождественскую ночь. Все отличие состояло лишь в том, что я зрелый почти сорокалетний мужчина, волновался, предвкушая встречу с самим собой. Кутаясь в плащ от прохлады и сырости осеннего ветра, я вышел на набережную и почти сразу увидел ЕЁ...В это мгновение я понял ради чего приехал. Она стояла возле края набережной у самых перил, отделяющих бетонную твердь от плещущейся поверхности воды. Белые чайки, оглашая воздух пронзительными криками, суетливо носились вокруг, а она кормила птиц, отламывая от булки кусочки и бросая их в воду. Ветер распахивал полы ее легенького плащика, трепал кудряшки соломенных волос, а она лишь придерживала рукой норовивший слететь с головы алый берет, подставляя лицо распыленным во влажную пыль морским брызгам. Эти глаза и улыбку я узнал бы из миллиона. Так могла смотреть и улыбаться только Таня...моя Таня..
Нам было тогда лет по четырнадцать. Я как обычно приехал на каникулы к теле Любе и сразу стал пропадать в компании своих старых знакомцев. Заводилой в нашей ватаге мальчишек была местная девочка Таня, давно и безоговорочно признанная всеми за капитана. Худенькая и загорелая, всегда в неизменно потертых джинсах и линялой до бесцветности тельняшке, курносая и коротко стриженная под мальчишку, она уверенно водила отцовскую шаланду, покрикивая на нас, свою команду, с командирским удовольствием поглядывая на наши коричневые, лоснившиеся от пота, крепкие мальчишеские тела и хохотала, глядя на помидорно-красные от натуги рожи своих матросов, старательно налегавших на тяжелые весла. Целыми днями мы все вместе до одури купались в море, лазили в горы, играли в футбол и ходили драться с жившими по соседству поселковыми пацанами. Причем в каждой из стычек только Таня решала быть ли потасовке, либо возможно разойтись миром. Что было удивительно, но наши противники также охотно соглашались с вердиктом Тани и послушно расходились, если та заявляла, что драке сегодня не быть. Мне кажется все мои друзья были тайно и безнадежно влюблены в Таню, но каждый из них предпочел бы скорее умереть, чем признаться ей в этом...А я вот не выдержал и признался...Сколько бы лет не прошло с того дня, мне никогда не забыть клубничный вкус Таниных губ и пряный запах ее непослушных волос. Пьяный восторг первого поцелуя врезался в мою мальчишескую память и уже потом, часто вспоминая тот миг, я раз за разом хмелел, почти также как в наш тот первый день. Мы сидели ночью на крыше самого высокого в городе четырехэтажного дома, тесно прижавшись друг к другу, молчали и смотрели на усыпанное светлячками звезд черное небо. Если бы в ту ночь нам довелось умереть, думается мы бы этого просто не заметили.Нам тогда казалось, что это и есть любовь, это и есть оно - счастье. А может быть мы были правы и именно тогда было то главное единственное настоящее...
Я подошел к ней со спины и остановился шагах в четырех.
-- Павлова, Таня - тихо позвал я. Она неспешно обернулась и посмотрела на меня с удивлением и любопытством.
--Да... - она выглядела несколько растерянной - а, Вы?
-- Владимир - назвался я, кажется с некоторой неуместной поспешностью. Таня внимательно смотрела на меня, смешно наморщив носик и лоб, отчего вокруг ее больших зеленых глаз во все стороны побежали лучики тоненьких морщинок, силясь вспомнить, где она могла встречать этого человека. Сердце мое стучало часто и гулко, мне казалось еще мгновение и она вспомнит все.Внезапно лицо Тани просияло и она радостно выпалила: -- Я Вас знаю, знаю! Вы тоже моряк, сослуживец мужа, нас кажется Виктор знакомил?
-- Не узнала - подумал я - конечно, четверть века прошло.
-- Верно - я не стал разубеждать ее в обратном. Во всяком случае нашелся вполне обыденный повод завязать беседу: Не холодно стоять здесь на ветру? - спросил я просто оттого, что нужно было что-то спросить.
--Не-а - мотнула она головой, едва поймав ладошкой чуть было не улетевший в сторону берет и засмеялась, обрадовавшись маленькой удаче. Ямочки на ее щеках снова напомнили ту самую мою прежнюю Таню.
-- Море вообще моя слабость, а чайки - они как дети...
-- Да, да - хитро улыбнулся я и подумал - я то помню!
Мы неспеша пошли по набережной, болтая о пустяках, затем свернули на булыжную мостовую одной из улочек и через четверть часа вышли на небольшую площадь с давно высохшем фонтаном в центре. Вечерело. Я предложил Тане зайти в крошечное кафе на углу под яркой вывеской '' Маленькая таверна ''. Мы засиделись дотемна, а потом Таня, будто бы спохватившись, засобиралась, сказав, что ей пора и я вызвался проводить ее до самого дома.От кафе мы шли молча, запас веселых историй из моей жизни, коими я обильно потчевал свою спутницу, неожиданно иссяк. Таня, шумная весь вечер, почему то тоже притихла и лишь изредка поглядывала на высокое небо, весь вечер полное облаков, но теперь словно специально для нас очистившееся и горевшее невероятно яркими для этого времени года звездными россыпями. В душе моей было тихо и покойно. Шагая рядом с Таней, я вновь чувствовал себя влюбленным мальчишкой, провожающим домой девочку, робким и разухабистым одновременно, упиваясь казалось навсегда забытыми ощущениями отрочества. Сами собой припомнились слова старинной песни: На душе, как в синем небе после ливня, чистота! Именно чистота сияла в моей душе, детская и первозданная. Я тайком поглядывал на Таню, надеясь выбрать момент чтобы открыться, волнуясь пожалуй не меньше, чем в день своего первого признания.
--Боже мой - вздохнула вдруг Таня, запрокинув голову и разглядывая ночное небо - сколько звезд и как все они далеко!
Мне показалось, что настал мой час. Все было как тогда, в нашу ночь на крыше.
-- Герой одного фильма как то сказал "" Ни в одном городе мира звезды не светят так, как в городе твоего детства "" - сказал я , переводя взгляд с небес на лицо Тани.
-- Наверное - задумчиво ответила она - Вы много ездили, Вам виднее...Странно, но когда мы с мужем уезжали из Архангельска, Виктор почти слово в слово повторил вашу фразу. Он сказал - Боюсь, Белова, с твоим романтическим характером, не пройдет и года, как ты начнешь ностальгировать, вспоминая родное северное небо! И похоже он оказался прав - она глубоко вздохнула и зажмурилась - Вот мы и пришли. Вон на втором этаже светится мое окошко. Виктор в море, а мама конечно не дождавшись меня, спать не ляжет...
-- Белова?! - опешил я - почему Белова? И при чем здесь Архангельск? - спросил я, глупо улыбаясь.
-- Как почему - засмеялась Таня, снова демонстрируя свои очаровательные ямочки - Это ведь я по мужу Павлова, а в девичевстве Беловой жила в любимом городе Архангельске, сюда то муж всего второй год как назначение получил...Вы ведь знаете. А у нас в Архангельске в октябре уже зима вовсю, снег кругом, белый-белый...
Она говорила еще что-то , смеясь и перебивая саму себя, но я ее уже почти не слышал...Обознался...Не она...Странное дело, но не было во мне ни досады, ни разочарования. На душе было по-прежнему светло и радостно. Для меня стало совсем неважно кем была эта незнакомая мне женщина. Она была и на всю мою оставшуюся жизнь, будет милой моему сердцу Таней...моей Таней...Теперь я твердо знал, что тянуло меня сюда все эти годы и что именно ради этой встречи я приехал в свое прошлое. Немного невежливо оборвав щебетавшую Таню на полуслове, я извинился и попросил разрешения отлучиться на несколько минут, взяв с нее клятвенное слово дождаться моего возвращения. Дойдя до переулка, я помчался в сторону " Маленькой таверны ", где на площади видел небольшой цветочный магазинчик. Купив огромный букет белых роз, я понесся назад, бережно прижимая к груди нежные бутоны. Таня честно ждала на прежнем месте, но увидев меня издали с большим букетом наперевес, сделала серьезное лицо и когда я протянул ей цветы, строго спросила -- Вы это зачем?
-- Видите ли, Таня - ответил я и был откровенен, как никогда - сегодня я уезжаю из этого города очень далеко и теперь уже навсегда. А потому прошу Вас принять этот скромный букет и иногда вспоминать нашу случайную встречу.
Я слегка наклонился и осторожно поцеловал кончики ее пальцев. Я шел прочь, не оборачиваясь, но чувствуя спиной удивленно- грустный взгляд больших зеленых глаз.
Самолет уносил меня в ночь, ровно гудели двигатели. Я спал в кресле, укрытый клетчатым пледом, глубоко и спокойно. Наверное так мне спалось в детстве, уставшему за долгий летний день. И снилась мне блещущая на солнце серебристая рябь моря, парящие над водой чайки и белый парусник со странным названием " Бегущая по волнам ".
Романтика подохла,
Но нет, она
Танцует у окна.
Михаил Анчаров
В этом приморском городе я бываю очень редко. С того дня, как я в последний раз погостив у родных, покинул его, прошло ни много, ни мало почти двадцать три года. За это время город сильно изменился, как впрочем и многое в нашей жизни за последние беспокойные годы. Прежним оставался только ни с чем не сравнимый соленый запах моря, приглушенный гул прибоя да веселое южное солнце, теплое даже теперь в конце октября. Трудно сказать почему, но в последние месяцы меня с необъяснимой силой тянуло именно сюда, где раньше бывал лишь наездами, чаще в детстве, когда родители привозили меня к жившей здесь сестре моей мамы, теле Любе, провести лето, купаясь в море, греясь под жарким солнцем и поглощая невероятное количество фруктов. С тех пор утекло немало воды. Где то очень, очень далеко, почти в другой жизни навсегда осталось мое детство, промелькнула юность, незаметно быстро пролетела молодость. Со временем водоворот жизни закружил меня, забросив на другой конец света и я растворился в суете повседневных дел, приятных и вовсе неприятных знакомств, событий и происшествий. Воспоминания минувших лет, прозрачной дымкой нереальности почти полностью растаяли в моей памяти, но что-то непонятное для меня самого настойчиво влекло хоть на день возвратиться в тот маленький городок, где как мне казалось все отчетливее с каждым прожитом годом я оставил что-то очень важное, настолько значимое, без чего жизнь моя теряла свою основу и даже сам смысл...что-то очень важное, но что именно понять я не мог. И вот однажды, бросив все дела, обязательные и как оказалось бесконечные, я сел в самолет и отправился навстречу своему прошлому. По прошествии всего нескольких часов, я уже брел по узким улочкам моего детства, вдыхая неповторимые ароматы моря и запоздалой осени, слушая шуршание желтой пожухлой опалой листвы под ногами, одолеваемый чувством смутного беспокойства, как ребенок с трепетом ожидающий чуда в волшебную рождественскую ночь. Все отличие состояло лишь в том, что я зрелый почти сорокалетний мужчина, волновался, предвкушая встречу с самим собой. Кутаясь в плащ от прохлады и сырости осеннего ветра, я вышел на набережную и почти сразу увидел ЕЁ...В это мгновение я понял ради чего приехал. Она стояла возле края набережной у самых перил, отделяющих бетонную твердь от плещущейся поверхности воды. Белые чайки, оглашая воздух пронзительными криками, суетливо носились вокруг, а она кормила птиц, отламывая от булки кусочки и бросая их в воду. Ветер распахивал полы ее легенького плащика, трепал кудряшки соломенных волос, а она лишь придерживала рукой норовивший слететь с головы алый берет, подставляя лицо распыленным во влажную пыль морским брызгам. Эти глаза и улыбку я узнал бы из миллиона. Так могла смотреть и улыбаться только Таня...моя Таня..
Нам было тогда лет по четырнадцать. Я как обычно приехал на каникулы к теле Любе и сразу стал пропадать в компании своих старых знакомцев. Заводилой в нашей ватаге мальчишек была местная девочка Таня, давно и безоговорочно признанная всеми за капитана. Худенькая и загорелая, всегда в неизменно потертых джинсах и линялой до бесцветности тельняшке, курносая и коротко стриженная под мальчишку, она уверенно водила отцовскую шаланду, покрикивая на нас, свою команду, с командирским удовольствием поглядывая на наши коричневые, лоснившиеся от пота, крепкие мальчишеские тела и хохотала, глядя на помидорно-красные от натуги рожи своих матросов, старательно налегавших на тяжелые весла. Целыми днями мы все вместе до одури купались в море, лазили в горы, играли в футбол и ходили драться с жившими по соседству поселковыми пацанами. Причем в каждой из стычек только Таня решала быть ли потасовке, либо возможно разойтись миром. Что было удивительно, но наши противники также охотно соглашались с вердиктом Тани и послушно расходились, если та заявляла, что драке сегодня не быть. Мне кажется все мои друзья были тайно и безнадежно влюблены в Таню, но каждый из них предпочел бы скорее умереть, чем признаться ей в этом...А я вот не выдержал и признался...Сколько бы лет не прошло с того дня, мне никогда не забыть клубничный вкус Таниных губ и пряный запах ее непослушных волос. Пьяный восторг первого поцелуя врезался в мою мальчишескую память и уже потом, часто вспоминая тот миг, я раз за разом хмелел, почти также как в наш тот первый день. Мы сидели ночью на крыше самого высокого в городе четырехэтажного дома, тесно прижавшись друг к другу, молчали и смотрели на усыпанное светлячками звезд черное небо. Если бы в ту ночь нам довелось умереть, думается мы бы этого просто не заметили.Нам тогда казалось, что это и есть любовь, это и есть оно - счастье. А может быть мы были правы и именно тогда было то главное единственное настоящее...
Я подошел к ней со спины и остановился шагах в четырех.
-- Павлова, Таня - тихо позвал я. Она неспешно обернулась и посмотрела на меня с удивлением и любопытством.
--Да... - она выглядела несколько растерянной - а, Вы?
-- Владимир - назвался я, кажется с некоторой неуместной поспешностью. Таня внимательно смотрела на меня, смешно наморщив носик и лоб, отчего вокруг ее больших зеленых глаз во все стороны побежали лучики тоненьких морщинок, силясь вспомнить, где она могла встречать этого человека. Сердце мое стучало часто и гулко, мне казалось еще мгновение и она вспомнит все.Внезапно лицо Тани просияло и она радостно выпалила: -- Я Вас знаю, знаю! Вы тоже моряк, сослуживец мужа, нас кажется Виктор знакомил?
-- Не узнала - подумал я - конечно, четверть века прошло.
-- Верно - я не стал разубеждать ее в обратном. Во всяком случае нашелся вполне обыденный повод завязать беседу: Не холодно стоять здесь на ветру? - спросил я просто оттого, что нужно было что-то спросить.
--Не-а - мотнула она головой, едва поймав ладошкой чуть было не улетевший в сторону берет и засмеялась, обрадовавшись маленькой удаче. Ямочки на ее щеках снова напомнили ту самую мою прежнюю Таню.
-- Море вообще моя слабость, а чайки - они как дети...
-- Да, да - хитро улыбнулся я и подумал - я то помню!
Мы неспеша пошли по набережной, болтая о пустяках, затем свернули на булыжную мостовую одной из улочек и через четверть часа вышли на небольшую площадь с давно высохшем фонтаном в центре. Вечерело. Я предложил Тане зайти в крошечное кафе на углу под яркой вывеской '' Маленькая таверна ''. Мы засиделись дотемна, а потом Таня, будто бы спохватившись, засобиралась, сказав, что ей пора и я вызвался проводить ее до самого дома.От кафе мы шли молча, запас веселых историй из моей жизни, коими я обильно потчевал свою спутницу, неожиданно иссяк. Таня, шумная весь вечер, почему то тоже притихла и лишь изредка поглядывала на высокое небо, весь вечер полное облаков, но теперь словно специально для нас очистившееся и горевшее невероятно яркими для этого времени года звездными россыпями. В душе моей было тихо и покойно. Шагая рядом с Таней, я вновь чувствовал себя влюбленным мальчишкой, провожающим домой девочку, робким и разухабистым одновременно, упиваясь казалось навсегда забытыми ощущениями отрочества. Сами собой припомнились слова старинной песни: На душе, как в синем небе после ливня, чистота! Именно чистота сияла в моей душе, детская и первозданная. Я тайком поглядывал на Таню, надеясь выбрать момент чтобы открыться, волнуясь пожалуй не меньше, чем в день своего первого признания.
--Боже мой - вздохнула вдруг Таня, запрокинув голову и разглядывая ночное небо - сколько звезд и как все они далеко!
Мне показалось, что настал мой час. Все было как тогда, в нашу ночь на крыше.
-- Герой одного фильма как то сказал "" Ни в одном городе мира звезды не светят так, как в городе твоего детства "" - сказал я , переводя взгляд с небес на лицо Тани.
-- Наверное - задумчиво ответила она - Вы много ездили, Вам виднее...Странно, но когда мы с мужем уезжали из Архангельска, Виктор почти слово в слово повторил вашу фразу. Он сказал - Боюсь, Белова, с твоим романтическим характером, не пройдет и года, как ты начнешь ностальгировать, вспоминая родное северное небо! И похоже он оказался прав - она глубоко вздохнула и зажмурилась - Вот мы и пришли. Вон на втором этаже светится мое окошко. Виктор в море, а мама конечно не дождавшись меня, спать не ляжет...
-- Белова?! - опешил я - почему Белова? И при чем здесь Архангельск? - спросил я, глупо улыбаясь.
-- Как почему - засмеялась Таня, снова демонстрируя свои очаровательные ямочки - Это ведь я по мужу Павлова, а в девичевстве Беловой жила в любимом городе Архангельске, сюда то муж всего второй год как назначение получил...Вы ведь знаете. А у нас в Архангельске в октябре уже зима вовсю, снег кругом, белый-белый...
Она говорила еще что-то , смеясь и перебивая саму себя, но я ее уже почти не слышал...Обознался...Не она...Странное дело, но не было во мне ни досады, ни разочарования. На душе было по-прежнему светло и радостно. Для меня стало совсем неважно кем была эта незнакомая мне женщина. Она была и на всю мою оставшуюся жизнь, будет милой моему сердцу Таней...моей Таней...Теперь я твердо знал, что тянуло меня сюда все эти годы и что именно ради этой встречи я приехал в свое прошлое. Немного невежливо оборвав щебетавшую Таню на полуслове, я извинился и попросил разрешения отлучиться на несколько минут, взяв с нее клятвенное слово дождаться моего возвращения. Дойдя до переулка, я помчался в сторону " Маленькой таверны ", где на площади видел небольшой цветочный магазинчик. Купив огромный букет белых роз, я понесся назад, бережно прижимая к груди нежные бутоны. Таня честно ждала на прежнем месте, но увидев меня издали с большим букетом наперевес, сделала серьезное лицо и когда я протянул ей цветы, строго спросила -- Вы это зачем?
-- Видите ли, Таня - ответил я и был откровенен, как никогда - сегодня я уезжаю из этого города очень далеко и теперь уже навсегда. А потому прошу Вас принять этот скромный букет и иногда вспоминать нашу случайную встречу.
Я слегка наклонился и осторожно поцеловал кончики ее пальцев. Я шел прочь, не оборачиваясь, но чувствуя спиной удивленно- грустный взгляд больших зеленых глаз.
Самолет уносил меня в ночь, ровно гудели двигатели. Я спал в кресле, укрытый клетчатым пледом, глубоко и спокойно. Наверное так мне спалось в детстве, уставшему за долгий летний день. И снилась мне блещущая на солнце серебристая рябь моря, парящие над водой чайки и белый парусник со странным названием " Бегущая по волнам ".
