Стража замка при виде Альбериха и прочих сенаторов Рима послушно открывала ворота во внутренний двор. К моменту штурма ночная тьма почти полностью легла на улицы Рима и можно было только догадываться о числе наступающих. Судя по всё нарастающему шуму и робким вспышкам редких факелов, толпа возле замка только увеличивалась. Мароция среди общего гвалта уже чётко различала отдельные яростные выкрики толпы:
— Смерть бургундцам, смерть! Смерть врагам Рима!
А за дверью продолжал бесноваться Гуго, не сделавший ровным счётом ничего, чтобы организовать хоть какое-то подобие отпора нападавшим. Его единственной целью, затмившей всё остальное, вдруг стало намерение непременно прорваться в покои своей жены и отомстить лично ей за неслыханное коварство. Он то начинал бешено колотить в дверь и поливать супругу изощрённой руганью, то умоляюще скулил о пощаде и даже призывал Мароцию вспомнить о счастливых фрагментах их встреч.
— Я Альберих, сенатор Рима! Бросьте оружие, и жизнь ваша будет спасена! — Мароция услышала голос своего сына и грустно усмехнулась так поздно разгаданному ею и от того ставшему абсолютно бесполезным пророчеству авгура.
— Открой дверь, умоляю тебя! Да будь ты проклята навеки и проклят род твой!
Дверь для Гуго распахнулась столь неожиданно и резко, что король посунулся вперед и чуть не растянулся на полу спальни.
— Ты обманула меня, и ты умрёшь! — прорычал Гуго и начал наступать на Мароцию с кинжалом в руке. Его атака длилась мгновение, король остановился, увидев, что и в её руке мрачно блестит лезвие кинжала. Недавние любовники и вчерашние союзники стояли друг против друга, испепеляя противника взглядами смертельной ненависти, готовые ринуться в свою последнюю схватку. Чем дольше длилось их противостояние, тем меньше отважной решимости оставалось в сердце короля.
— Ты сколь невыдержан, столь и труслив, Гуго. Ты ничего мне не сделаешь. Я предупреждала тебя, что твоя горячность однажды тебя погубит. Ты сегодня всё потерял, всё, кроме своей шкуры. Беги же и спасай её, иначе великий король и несостоявшийся защитник Святого престола падёт сейчас от руки женщины!
Истошный гвалт толпы, где-то уже совсем близко, пробудил в короле основной инстинкт, свойственный всем живым тварям. Он бросился прочь из спальни жены к лестнице, дёрнулся было вниз, туда, где зловещей музыкой звенели мечи, где в данный час под ударами римских копий погибал его верный и храбрый граф Сансон. Однако, опомнившись и сообразив, что спуск вниз ведёт его к неминуемому плену или гибели, король метнулся вверх на смотровую террасу. Вслед ему дьявольским оглушающим эхом летел истерический смех римской фурии.
Король выскочил на верхнюю террасу башни и начал метаться из угла в угол, как обезумевший кот, застигнутый пожаром на крыше дома. На террасе никого не было, тьма продолжала сгущаться, а грозный шум, доносившийся откуда-то снизу, для короля звучал как зов преисподней, разевающей для него свою пасть.
Гуго обессиленно рухнул на камни и громко разрыдался. Затем, вскочив на колени, он, прожжённый циник и гордец, начал сбивчиво читать молитвы и творить обеты Всевышнему, обещая невероятное перерождение своё, немыслимые дары всем церквям на земле, построенным и не построенным. Снова и снова он повторял «Отче наш», поскольку это было единственной молитвой, которую он полностью знал. Где-то на втором десятке, вконец отчаявшись, он вдруг боковым зрением узрел что-то лежащее в углу. О чудо, это была кем-то заботливо сложенная толстая и добротная верёвка! Он мог поклясться, что мгновением ранее здесь ничего такого не было!
Король схватил верёвку, тотчас забыв отблагодарить Господа за подаренный ему шанс на спасение. Длины верёвки по лихорадочным прикидкам должно было хватить, чтобы достать до земли, но спуск был возможен только в одном месте — там, где башня, в ту пору являвшаяся одной из вершин бастиона крепости, своей стеной выходила непосредственно на берег Тибра. Король закрепил верёвку, сбросил её со стены и начал осторожно спускаться. Никогда до сего дня ему не приходилось лазать по канату, но висящая на волоске жизнь мобилизует все силы и таланты, включая те, о которых ты порой не подозреваешь. Гуго продолжал спуск, замирая и прижимаясь к стене; когда вспышка от чьего-то факела на мгновение освещала башню, его била дрожь от одной мысли, что там внизу его подхватят чьи-то грубые руки и поволокут на суд Альбериха. Он готов был рискнуть и прыгнуть раньше времени, но боялся, что своим приземлением привлечёт внимание нападавших, которые, к слову, к этому моменту уже полностью завладели замком.
Он снова чуть не разрыдался, но на сей раз от счастья, когда нога его коснулась прибрежного камня. Вокруг не было ни души, всё заполонила непроглядная тьма. Король опрометью, пригибаясь к земле, побежал вверх по течению Тибра, к северу от проклятого замка, на который напрасно было потрачено столько времени и сил. Отдалившись немного, он впервые за этот вечер спокойно вздохнул и нашёл в себе мужество оглядеться и вернуть силу мысли, чтобы продумать свои дальнейшие действия.
Возле обоих берегов Тибра с давних времён селились бродяги и добравшиеся до Рима без гроша в кармане пилигримы, рассчитывающие на милость Господа. Гуго, вернув себе самообладание и присмотревшись к темноте, различил неподалёку от себя смутные силуэты людей, которые также, в свою очередь, с любопытством разглядывали его. Он быстренько снял с обеих рук многочисленные перстни, а с шеи цепочки, и постарался придать своей ходьбе шаг спокойный и уверенный, чтобы не привлечь к себе излишнее внимание и не спровоцировать любителей наживы. Его усилия увенчались определённым успехом, по пути к нему даже привязалась видавшая виды продажная девка, уверенно пообещавшая королю блаженство, которое он до сей поры точно не испытывал. Едва отделавшись от неё, он наконец увидел на берегу Тибра то, что искал уже битый час. На песок была вытащена лодка, и, заглянув внутрь, Гуго впору было вновь возблагодарить Небо. Внутри лодки лежали весла, и король вознамерился разучить за эту ночь ещё одно неизвестное ему до сей поры ремесло — гребца.
— Это моя лодка, благородный синьор! — хрипло прозвучало у Гуго за спиной, и он от неожиданности вздрогнул.
Лицо лодочника было тяжёлым и суровым, но под набрякшими от пьянства веками хитро и живо поблёскивали жёлтые глаза.
— Мне нужно срочно покинуть Рим. Сколько ты возьмёшь, чтобы вывезти меня за стены?
Лодочник ответил не сразу.
— В спешке Рим покидают только люди, серьёзно набедокурившие в нём. Ох-ох, благочестивый синьор, но я не спрашиваю вас ни о чём, мой язык онемеет до утра, если вы дадите мне двадцать денариев.
— Я дам вам два солида.
— Однако вы серьёзно нашкодили тогда, смиренный синьор, раз предлагаете мне золотые монеты.
— Вы обещали молчать.
— Да, да, конечно.
Лодочник управился быстро, и вскоре лодка шустро заскользила по вечно бодрящемуся Тибру. Король стремительно приближался к месту, которое он час тому назад бесславно покинул. Он не отрываясь смотрел на Замок Ангела, внутри которого навсегда остались его мечты об императорской короне. На верхнем этаже башни он увидел свет в окне, там навсегда потерянной для него и несломленной им осталась Она.
— Слышали шум, благородный синьор? — Словоохотливый лодочник вновь забыл про свой обет. — Не иначе как горожане всерьёз решили разобраться с этими бургундцами! И то верно, таких жадин и гордецов ещё надо поискать! Если такие у них среди черни, представляете, насколько чванливы их вельможи и сам король.
Гуго молчал, а лодочник продолжал сверлить его по-кошачьи жёлтыми глазками.
— Эх и повезёт тому, кому удастся пленить какого-нибудь бургундского графа! Как жаль, что я не среди них! Ведь за знатного бургундца можно получить отличный выкуп! А если пойти далее и помечтать, что ты берёшь в плен самого короля? Вы любите мечтать, милостивый синьор?
Гуго весь превратился в сгусток нервной энергии. К нему вновь вернулась дрожь, с которой он так мужественно справился на берегу Тибра. Он готов был броситься с кинжалом на лодочника, но боялся, что тот поднимет шум ранее, чем Гуго расправится с ним. Да и лодочник был крепким малым, и победа в схватке королю, сегодня не решившемуся напасть на маленькую женщину, была отнюдь не гарантирована.
— А главное, что для этого ничего не надо делать. Достаточно просто взять и крикнуть «Люди, король здесь!», и не менее пяти солидов ляжет тебе в карман. За один только крик, щедрый синьор!
Гуго достал из притороченного к поясу кошеля пять монет и протянул их ушлому лодочнику. Тот замолчал на добрых четверть часа.
— Скоро будут Портуенские ворота, благородный синьор. За ними ваша свобода и неоскорблённая честь. Но стражники хорошо блюдут это место, будет непросто проплыть незамеченными ими.
— Сколько? — Гуго едва сдерживал раздражение.
— Ещё одну золотую монету, мой драгоценный синьор, и они будут слепы, как еретик Дидим .
Гуго полез к кошелю.
— Я дам тебе ещё две монеты после того, как мы минуем Портуенские ворота.
— Благодарю вас, мой добрый синьор. Осанна тебе, Господи, ты услышал мои молитвы и воздал мне заслуженное! Какая чудесная ночь!
У Гуго на сей счёт было иное мнение. Он завернулся в грязный, вонючий и полный рыбьей чешуи плащ и улёгся на мокрое дно лодки. Через несколько минут король с замирающим сердцем слушал переговоры лодочника со стражей — в который уже раз за эту ночь его судьба шла по лезвию ножа.
— Вставайте, синьор! Вы в безопасности, — лодочник потряс его за плечо.
Южная стена Аврелиана быстро исчезала в темноте. Гуго наконец шумно выдохнул, чем вызвал язвительный смешок у лодочника. Сердито взглянув на него, король увидел грозного вида топор, лежащий у лодочника в ногах.
— Это зачем? — спросил Гуго, тут же решивший, что тревожная ночь для него всё ещё не закончена.
— Затем, чтобы вы не стали дурить, отважный синьор, и пытаться вернуть свои деньги. Кстати, неплохо было бы произвести окончательный расчёт. Да, мой синьор, вам к какой дороге править, в Порто или Остию?
Гуго бросил очередные монеты, а спустя минуту лодка пристала к правому берегу Тибра. Лодочник помог королю выбраться на сушу.
— Чуть далее по течению, мой синьор, вы наткнётесь на таверну, она стоит на дороге в Порто. Там вы найдёте ночлег и крепкую лошадь. Деньги-то у вас ещё остались? Доброго вам пути, благородный синьор, и не возвращайтесь сюда более! Никогда не возвращайтесь туда, где вам изменила удача!
Когда-то, за четыре сотни лет до описываемых событий, Замок Святого Ангела с четырьмя сотнями воинов под управлением гениального Велизария успешно противостоял яростному натиску пятнадцати тысяч готов и забросал последних античными статуями, украшавших мост Элия. Ещё четверть века тому назад сенатор Теофилакт с сотней ланциариев сдержал штурм замка многочисленной дружиной воинственного антипапы Христофора. Минует ещё чуть более полувека после сегодняшней ночи, и внук одного из активных участников сегодняшнего переворота в Риме будет казнён на парапете замка, но прежде покроет себя вечной славой, обороняясь против могущественной армии германского императора, а сама башня многие века будет носить его имя. Но сегодня всё обстояло иначе, сегодня Замок Ангела геройствовать не собирался. Возможно, столь славная история замка и сыграла злую шутку с итальянским королём Гуго Арльским, понадеявшимся на неприступность его стен, хотя едва ли в своём падении высокомерный и вспыльчивый король мог винить кого-то или что-то иное, кроме себя самого.
Гарнизон замка пришёл в полную боевую готовность при появлении толпы римлян на мосту Элия, тревожные рожки звучали по всему периметру замка, ворота закрылись, а все воины были призваны на парапет внешних стен. Однако, узрев впереди толпы группу римских сенаторов в их пурпурно-белых тогах и, главное, сына хозяйки замка, потрясающего манускриптом о возвращении ему полномочий главы городской милиции, гарнизон, ни секунды не колеблясь, поднял вверх решётку входных ворот. В этот момент первые крики ужаса и отчаяния раздались среди бургундских гостей, осознавших всю обречённость своего положения. Вопли атакующих замок не оставляли ни тени сомнений, кто именно является главной целью разгневанных римлян.
— Смерть бургундцам! — неслось со всех сторон, и к воплям нападавших немедленно присоединилась и римская обслуга замка.
Альберих и Кресченций въехали во двор. К ним тут же бросились декархи стражи замка, спеша заверить сенаторов, что никто из их подчинения не осмелился обнажить против них свой меч. Кресченций прервал их покаянные исповеди и указал на закрывающиеся двери самой башни.
— Не дайте им закрыть дверь! Римляне, вот ваши враги!
Его зов был услышан несколькими десятками римлян, которые стремительным натиском отбросили бургундцев от двери башни, лишив тех последнего призрачного шанса спастись. Завязалась яростная схватка, тесный входной коридор замка позволил королевским слугам достаточно долго обороняться от напора горожан. Сами того не подозревая, своим отчаянным сопротивлением они действительно оказали последнюю услугу своему королю, нашедшему путь к спасению. Пока король метался на верхней террасе башни и истово молил Господа сжалиться над ним, граф Сансон и дюжина рыцарей, преимущественно из Бургундии, с отвагой приговорённых крушили наседавших римлян. Не знавший, по мнению многих его современников, ни совести, ни чести граф Сансон оказался одним из немногих вассалов, до своего последнего вздоха преданных королю. Всякий раз, когда его меч поражал кого-то из римлян, граф дворца, когда-то поставивший на поток торговлю святыми и мнимыми реликвиями, с восторгом восклицал:
— Слава королю! Non аliud!
Его крик повторился целых восемь раз. В девятом случае он произнёс эту фразу, ставшую впоследствии девизом бургундских правителей, посеревшими, еле шевелящимися губами, с которых уже навсегда отлетала жизнь, пробитая сразу несколькими римскими копьями. Вслед за графом достойную мужественную смерть приняли и прочие королевские слуги. Как жаль, что их последний подвиг не нашлось кому оценить. Бой был окончен, римская милиция вязала королевскую челядь, разбежавшуюся по двору, и отгоняла плебс, чтобы пресечь самосуд и мародёрство. Приказом Альбериха ворота замка были вновь опущены, необходимо было восстановить порядок, но прежде всего — найти короля.
На нижних этажах башни Гуго не обнаружили. Во дворе замка везде была выставлена охрана, включая подземный ход к папской резиденции, эту возможную лазейку Альберих распорядился перекрыть с началом штурма замка. Оставался верхний этаж, куда Альберих и Кресченций решили идти вдвоём, без посторонних свидетелей. На лестницах замка была также выставлена охрана с приказом наверх никого не пропускать.
Первым делом два друга, обнажив мечи и проявляя предельную осторожность, проникли в королевские покои. Короля здесь не оказалось, от извлечённого из-под кровати Гуго трясущегося кубикулария толку никакого не было, беднягу трясло и от страха позорным образом опорожняло. В соседних комнатах было совсем пусто, но в помещении, предназначенном для работы королевской канцелярии, сенаторы обнаружили пять боязливо прижимающихся друг к другу женщин.
— Смерть бургундцам, смерть! Смерть врагам Рима!
А за дверью продолжал бесноваться Гуго, не сделавший ровным счётом ничего, чтобы организовать хоть какое-то подобие отпора нападавшим. Его единственной целью, затмившей всё остальное, вдруг стало намерение непременно прорваться в покои своей жены и отомстить лично ей за неслыханное коварство. Он то начинал бешено колотить в дверь и поливать супругу изощрённой руганью, то умоляюще скулил о пощаде и даже призывал Мароцию вспомнить о счастливых фрагментах их встреч.
— Я Альберих, сенатор Рима! Бросьте оружие, и жизнь ваша будет спасена! — Мароция услышала голос своего сына и грустно усмехнулась так поздно разгаданному ею и от того ставшему абсолютно бесполезным пророчеству авгура.
— Открой дверь, умоляю тебя! Да будь ты проклята навеки и проклят род твой!
Дверь для Гуго распахнулась столь неожиданно и резко, что король посунулся вперед и чуть не растянулся на полу спальни.
— Ты обманула меня, и ты умрёшь! — прорычал Гуго и начал наступать на Мароцию с кинжалом в руке. Его атака длилась мгновение, король остановился, увидев, что и в её руке мрачно блестит лезвие кинжала. Недавние любовники и вчерашние союзники стояли друг против друга, испепеляя противника взглядами смертельной ненависти, готовые ринуться в свою последнюю схватку. Чем дольше длилось их противостояние, тем меньше отважной решимости оставалось в сердце короля.
— Ты сколь невыдержан, столь и труслив, Гуго. Ты ничего мне не сделаешь. Я предупреждала тебя, что твоя горячность однажды тебя погубит. Ты сегодня всё потерял, всё, кроме своей шкуры. Беги же и спасай её, иначе великий король и несостоявшийся защитник Святого престола падёт сейчас от руки женщины!
Истошный гвалт толпы, где-то уже совсем близко, пробудил в короле основной инстинкт, свойственный всем живым тварям. Он бросился прочь из спальни жены к лестнице, дёрнулся было вниз, туда, где зловещей музыкой звенели мечи, где в данный час под ударами римских копий погибал его верный и храбрый граф Сансон. Однако, опомнившись и сообразив, что спуск вниз ведёт его к неминуемому плену или гибели, король метнулся вверх на смотровую террасу. Вслед ему дьявольским оглушающим эхом летел истерический смех римской фурии.
Король выскочил на верхнюю террасу башни и начал метаться из угла в угол, как обезумевший кот, застигнутый пожаром на крыше дома. На террасе никого не было, тьма продолжала сгущаться, а грозный шум, доносившийся откуда-то снизу, для короля звучал как зов преисподней, разевающей для него свою пасть.
Гуго обессиленно рухнул на камни и громко разрыдался. Затем, вскочив на колени, он, прожжённый циник и гордец, начал сбивчиво читать молитвы и творить обеты Всевышнему, обещая невероятное перерождение своё, немыслимые дары всем церквям на земле, построенным и не построенным. Снова и снова он повторял «Отче наш», поскольку это было единственной молитвой, которую он полностью знал. Где-то на втором десятке, вконец отчаявшись, он вдруг боковым зрением узрел что-то лежащее в углу. О чудо, это была кем-то заботливо сложенная толстая и добротная верёвка! Он мог поклясться, что мгновением ранее здесь ничего такого не было!
Король схватил верёвку, тотчас забыв отблагодарить Господа за подаренный ему шанс на спасение. Длины верёвки по лихорадочным прикидкам должно было хватить, чтобы достать до земли, но спуск был возможен только в одном месте — там, где башня, в ту пору являвшаяся одной из вершин бастиона крепости, своей стеной выходила непосредственно на берег Тибра. Король закрепил верёвку, сбросил её со стены и начал осторожно спускаться. Никогда до сего дня ему не приходилось лазать по канату, но висящая на волоске жизнь мобилизует все силы и таланты, включая те, о которых ты порой не подозреваешь. Гуго продолжал спуск, замирая и прижимаясь к стене; когда вспышка от чьего-то факела на мгновение освещала башню, его била дрожь от одной мысли, что там внизу его подхватят чьи-то грубые руки и поволокут на суд Альбериха. Он готов был рискнуть и прыгнуть раньше времени, но боялся, что своим приземлением привлечёт внимание нападавших, которые, к слову, к этому моменту уже полностью завладели замком.
Он снова чуть не разрыдался, но на сей раз от счастья, когда нога его коснулась прибрежного камня. Вокруг не было ни души, всё заполонила непроглядная тьма. Король опрометью, пригибаясь к земле, побежал вверх по течению Тибра, к северу от проклятого замка, на который напрасно было потрачено столько времени и сил. Отдалившись немного, он впервые за этот вечер спокойно вздохнул и нашёл в себе мужество оглядеться и вернуть силу мысли, чтобы продумать свои дальнейшие действия.
Возле обоих берегов Тибра с давних времён селились бродяги и добравшиеся до Рима без гроша в кармане пилигримы, рассчитывающие на милость Господа. Гуго, вернув себе самообладание и присмотревшись к темноте, различил неподалёку от себя смутные силуэты людей, которые также, в свою очередь, с любопытством разглядывали его. Он быстренько снял с обеих рук многочисленные перстни, а с шеи цепочки, и постарался придать своей ходьбе шаг спокойный и уверенный, чтобы не привлечь к себе излишнее внимание и не спровоцировать любителей наживы. Его усилия увенчались определённым успехом, по пути к нему даже привязалась видавшая виды продажная девка, уверенно пообещавшая королю блаженство, которое он до сей поры точно не испытывал. Едва отделавшись от неё, он наконец увидел на берегу Тибра то, что искал уже битый час. На песок была вытащена лодка, и, заглянув внутрь, Гуго впору было вновь возблагодарить Небо. Внутри лодки лежали весла, и король вознамерился разучить за эту ночь ещё одно неизвестное ему до сей поры ремесло — гребца.
— Это моя лодка, благородный синьор! — хрипло прозвучало у Гуго за спиной, и он от неожиданности вздрогнул.
Лицо лодочника было тяжёлым и суровым, но под набрякшими от пьянства веками хитро и живо поблёскивали жёлтые глаза.
— Мне нужно срочно покинуть Рим. Сколько ты возьмёшь, чтобы вывезти меня за стены?
Лодочник ответил не сразу.
— В спешке Рим покидают только люди, серьёзно набедокурившие в нём. Ох-ох, благочестивый синьор, но я не спрашиваю вас ни о чём, мой язык онемеет до утра, если вы дадите мне двадцать денариев.
— Я дам вам два солида.
— Однако вы серьёзно нашкодили тогда, смиренный синьор, раз предлагаете мне золотые монеты.
— Вы обещали молчать.
— Да, да, конечно.
Лодочник управился быстро, и вскоре лодка шустро заскользила по вечно бодрящемуся Тибру. Король стремительно приближался к месту, которое он час тому назад бесславно покинул. Он не отрываясь смотрел на Замок Ангела, внутри которого навсегда остались его мечты об императорской короне. На верхнем этаже башни он увидел свет в окне, там навсегда потерянной для него и несломленной им осталась Она.
— Слышали шум, благородный синьор? — Словоохотливый лодочник вновь забыл про свой обет. — Не иначе как горожане всерьёз решили разобраться с этими бургундцами! И то верно, таких жадин и гордецов ещё надо поискать! Если такие у них среди черни, представляете, насколько чванливы их вельможи и сам король.
Гуго молчал, а лодочник продолжал сверлить его по-кошачьи жёлтыми глазками.
— Эх и повезёт тому, кому удастся пленить какого-нибудь бургундского графа! Как жаль, что я не среди них! Ведь за знатного бургундца можно получить отличный выкуп! А если пойти далее и помечтать, что ты берёшь в плен самого короля? Вы любите мечтать, милостивый синьор?
Гуго весь превратился в сгусток нервной энергии. К нему вновь вернулась дрожь, с которой он так мужественно справился на берегу Тибра. Он готов был броситься с кинжалом на лодочника, но боялся, что тот поднимет шум ранее, чем Гуго расправится с ним. Да и лодочник был крепким малым, и победа в схватке королю, сегодня не решившемуся напасть на маленькую женщину, была отнюдь не гарантирована.
— А главное, что для этого ничего не надо делать. Достаточно просто взять и крикнуть «Люди, король здесь!», и не менее пяти солидов ляжет тебе в карман. За один только крик, щедрый синьор!
Гуго достал из притороченного к поясу кошеля пять монет и протянул их ушлому лодочнику. Тот замолчал на добрых четверть часа.
— Скоро будут Портуенские ворота, благородный синьор. За ними ваша свобода и неоскорблённая честь. Но стражники хорошо блюдут это место, будет непросто проплыть незамеченными ими.
— Сколько? — Гуго едва сдерживал раздражение.
— Ещё одну золотую монету, мой драгоценный синьор, и они будут слепы, как еретик Дидим .
Гуго полез к кошелю.
— Я дам тебе ещё две монеты после того, как мы минуем Портуенские ворота.
— Благодарю вас, мой добрый синьор. Осанна тебе, Господи, ты услышал мои молитвы и воздал мне заслуженное! Какая чудесная ночь!
У Гуго на сей счёт было иное мнение. Он завернулся в грязный, вонючий и полный рыбьей чешуи плащ и улёгся на мокрое дно лодки. Через несколько минут король с замирающим сердцем слушал переговоры лодочника со стражей — в который уже раз за эту ночь его судьба шла по лезвию ножа.
— Вставайте, синьор! Вы в безопасности, — лодочник потряс его за плечо.
Южная стена Аврелиана быстро исчезала в темноте. Гуго наконец шумно выдохнул, чем вызвал язвительный смешок у лодочника. Сердито взглянув на него, король увидел грозного вида топор, лежащий у лодочника в ногах.
— Это зачем? — спросил Гуго, тут же решивший, что тревожная ночь для него всё ещё не закончена.
— Затем, чтобы вы не стали дурить, отважный синьор, и пытаться вернуть свои деньги. Кстати, неплохо было бы произвести окончательный расчёт. Да, мой синьор, вам к какой дороге править, в Порто или Остию?
Гуго бросил очередные монеты, а спустя минуту лодка пристала к правому берегу Тибра. Лодочник помог королю выбраться на сушу.
— Чуть далее по течению, мой синьор, вы наткнётесь на таверну, она стоит на дороге в Порто. Там вы найдёте ночлег и крепкую лошадь. Деньги-то у вас ещё остались? Доброго вам пути, благородный синьор, и не возвращайтесь сюда более! Никогда не возвращайтесь туда, где вам изменила удача!
Глава 48 - Эпизод 48. 1686-й год с даты основания Рима, 12-й год правления базилевса Романа Лакапина (1–2 декабря 932 года от Рождества Христова).
Когда-то, за четыре сотни лет до описываемых событий, Замок Святого Ангела с четырьмя сотнями воинов под управлением гениального Велизария успешно противостоял яростному натиску пятнадцати тысяч готов и забросал последних античными статуями, украшавших мост Элия. Ещё четверть века тому назад сенатор Теофилакт с сотней ланциариев сдержал штурм замка многочисленной дружиной воинственного антипапы Христофора. Минует ещё чуть более полувека после сегодняшней ночи, и внук одного из активных участников сегодняшнего переворота в Риме будет казнён на парапете замка, но прежде покроет себя вечной славой, обороняясь против могущественной армии германского императора, а сама башня многие века будет носить его имя. Но сегодня всё обстояло иначе, сегодня Замок Ангела геройствовать не собирался. Возможно, столь славная история замка и сыграла злую шутку с итальянским королём Гуго Арльским, понадеявшимся на неприступность его стен, хотя едва ли в своём падении высокомерный и вспыльчивый король мог винить кого-то или что-то иное, кроме себя самого.
Гарнизон замка пришёл в полную боевую готовность при появлении толпы римлян на мосту Элия, тревожные рожки звучали по всему периметру замка, ворота закрылись, а все воины были призваны на парапет внешних стен. Однако, узрев впереди толпы группу римских сенаторов в их пурпурно-белых тогах и, главное, сына хозяйки замка, потрясающего манускриптом о возвращении ему полномочий главы городской милиции, гарнизон, ни секунды не колеблясь, поднял вверх решётку входных ворот. В этот момент первые крики ужаса и отчаяния раздались среди бургундских гостей, осознавших всю обречённость своего положения. Вопли атакующих замок не оставляли ни тени сомнений, кто именно является главной целью разгневанных римлян.
— Смерть бургундцам! — неслось со всех сторон, и к воплям нападавших немедленно присоединилась и римская обслуга замка.
Альберих и Кресченций въехали во двор. К ним тут же бросились декархи стражи замка, спеша заверить сенаторов, что никто из их подчинения не осмелился обнажить против них свой меч. Кресченций прервал их покаянные исповеди и указал на закрывающиеся двери самой башни.
— Не дайте им закрыть дверь! Римляне, вот ваши враги!
Его зов был услышан несколькими десятками римлян, которые стремительным натиском отбросили бургундцев от двери башни, лишив тех последнего призрачного шанса спастись. Завязалась яростная схватка, тесный входной коридор замка позволил королевским слугам достаточно долго обороняться от напора горожан. Сами того не подозревая, своим отчаянным сопротивлением они действительно оказали последнюю услугу своему королю, нашедшему путь к спасению. Пока король метался на верхней террасе башни и истово молил Господа сжалиться над ним, граф Сансон и дюжина рыцарей, преимущественно из Бургундии, с отвагой приговорённых крушили наседавших римлян. Не знавший, по мнению многих его современников, ни совести, ни чести граф Сансон оказался одним из немногих вассалов, до своего последнего вздоха преданных королю. Всякий раз, когда его меч поражал кого-то из римлян, граф дворца, когда-то поставивший на поток торговлю святыми и мнимыми реликвиями, с восторгом восклицал:
— Слава королю! Non аliud!
Его крик повторился целых восемь раз. В девятом случае он произнёс эту фразу, ставшую впоследствии девизом бургундских правителей, посеревшими, еле шевелящимися губами, с которых уже навсегда отлетала жизнь, пробитая сразу несколькими римскими копьями. Вслед за графом достойную мужественную смерть приняли и прочие королевские слуги. Как жаль, что их последний подвиг не нашлось кому оценить. Бой был окончен, римская милиция вязала королевскую челядь, разбежавшуюся по двору, и отгоняла плебс, чтобы пресечь самосуд и мародёрство. Приказом Альбериха ворота замка были вновь опущены, необходимо было восстановить порядок, но прежде всего — найти короля.
На нижних этажах башни Гуго не обнаружили. Во дворе замка везде была выставлена охрана, включая подземный ход к папской резиденции, эту возможную лазейку Альберих распорядился перекрыть с началом штурма замка. Оставался верхний этаж, куда Альберих и Кресченций решили идти вдвоём, без посторонних свидетелей. На лестницах замка была также выставлена охрана с приказом наверх никого не пропускать.
Первым делом два друга, обнажив мечи и проявляя предельную осторожность, проникли в королевские покои. Короля здесь не оказалось, от извлечённого из-под кровати Гуго трясущегося кубикулария толку никакого не было, беднягу трясло и от страха позорным образом опорожняло. В соседних комнатах было совсем пусто, но в помещении, предназначенном для работы королевской канцелярии, сенаторы обнаружили пять боязливо прижимающихся друг к другу женщин.
